сь  после  морозной  ночи,  а  когда
непокорная русская деревушка скрылась позади  за  поворотом  реки,  даже
приободрились.
   Пройдя около пятнадцати миль  по  извилистому  речному  руслу,  и  не
дожидаясь сумерек, командующий скомандовал привал - кавалер  Иван  хотел
дать возможность воинам заготовить достаточно  дров  для  костров.  Увы,
утром еще  один  кнехт  так  и  не  проснулся,  а  еще  двое  обморозили
конечности. Несмотря на разрешение пить вино и  увеличенные  чуть  не  в
полтора раза порции мяса,  настроение  среди  угнанных  в  поход  сервов
стремительно падало, и они еле передвигали ноги.
   До полудня воинская колонна преодолела еще десять миль.
   - Смотрите! - барон  де  Толли  указал  на  поднимающийся  над  левым
берегом густой сизый дым.
   - Проверьте его, барон, - распорядился командующий.
   Ливонский рыцарь пустил коня в неспешный  галоп,  легко  поднялся  на
пологий берег. Там, на нешироком лугу догорала, опадая внутрь самой себя
и поблескивая красными искорками,  копна  сена,  от  которой  уходили  в
сторону леса две пробитые в снегу полосы.
   - Никого, господин рыцарь. Сбежал.
   - Кто-то получил о нас  предупреждение...  -  вопросительно  повернул
голову к епископу кавалер Иван.
   - Здесь людей нет, - безразлично пожал плечами священник. - Пустошь.
   - Но ведь кто-то разжег сигнальный костер!
   - И тем не менее, здесь жизни нет.
   Однако вскоре выяснилось, что дерптский  епископ  ошибся:  описав  по
реке широкую дугу, ливонская армия через три часа вернулась почти к тому
же месту, разве на пару миль  восточное,  и  обнаружила  на  берегу  три
больших дома, напоминающих те, что стояли в рыбацкой деревушке.  Правда,
здесь царило полное запустение: во дворах не имелось ни телег, ни саней,
загоны для скота стояли пустые, из уличных  амбаров  исчезло  почти  все
зерно, нигде не попадалось на глаза ни одной  металлической  или  просто
мало-мальски ценной вещи. Только теплые печи, да уходящая в сторону леса
натоптанная тропа свидетельствовали о том,  что  всего  несколько  часов
назад здесь жили люди.
   - Прикажете взять сотню кнехтов  и  нагнать  язычников?  -  предложил
дерптский рыцарь Ханган.
   - Ни  к  чему,  -  покачал  головой  сын  Кетлера.  -  Они  наверняка
хорошенько запутали следы и приготовили для нас несколько ловушек. Пусть
сами в лесу вымерзают.
   Командующий армией подъехал к священнику и твердо сказал:
   - Я намерен дать войскам два дня отдыха, господин  епископ.  Солдатам
нужно высушиться и отогреться.
 
*** 
 
   - Ну, ты  красавец,  Станислав,  -  рассмеялся  Росин,  здороваясь  с
въехавшим во  двор  всадником  в  нарядном  синем  зипуне,  с  прошитыми
ярко-желтым шнуром швами. - А бронежилет где?
   - Зови уж меня Ниславом, я привык, - бывший милиционер положил бердыш
поперек седла. - Зипун я еще летом с татя  снял,  что  к  жене  моей  за
халявными харчами повадился. Поначалу брезговал, а как холодно  стало  -
дай, думаю, хоть в наряд надену. Хорошая вещь пропадает. И броник  снизу
хорошо помещается, лишних вопросов по его поводу не задают.
   - Понятно, - кивнул Костя. - Ну, как живешь?
   - Как всегда, - пожал плечами Нислав.
   - В каком смысле?
   - Да в том самом.  Какой  сейчас  год,  говоришь?  Тыщ-ща  пятьсот  с
половиной? Так вот ничего за пятьсот не изменилось. Просто  раньше  я  в
наряды с сержантом на машине ездил, а сейчас с боярином на конях. Раньше
с пистолетом - сейчас с пищалью, да бердышом. Вот и все разница.  А  что
телевизора или электричества нет - так у  нас  в  Невдубстрое  последнее
время его тоже всего два раза в неделю включали. И  с  деньгами  так  же
хреново, и кормиться со своего огорода приходится. Даже  командировка  в
Чечню, похоже наклевывается в те же самые сроки.
   - Это как? - не понял Росин.
   - Ну, не совсем ехать, - поправился  милиционер,  -  и  не  совсем  в
Чечню. Просто шеф сказал, что прибалты, по слухам, к  Гдову  подступили.
Нужно сходить, хвоста им накрутить. Так  что,  мужики,  командировка  на
войну получается. Опричник с вас тридцать человек требует, в  ополчение.
К нему в усадьбу подходите завтра, Юшкин знает куда.
   К разговаривающим мужчинам подошли коловшие  дрова  Юра  Симоненко  и
Сергей Малохин.
   - Как это на войну? - расслышал последние фразы Сергей. - Почему?
   - А ведь изменилось кое-что, - усмехнулся гость. - Раньше, пока я  по
подвалам за шпаной гонялся или улицы ночью  патрулировал,  вы  телевизор
смотрели или дрыхли без задних ног. Когда я на блок-посту  мерз,  вы  по
дискотекам гуляли. Здесь это фокус не пройдет. Шкурой рисковать придется
всем. Да вы не дрейфьте! Я, как первый раз к чехам ехал, тоже боялся.  А
оказалось - жизнь как жизнь. Ладно, бывайте. Мне еще в  Поги  за  Осипом
заскочить нужно.
   Служивый человек Зализы совсем не по "джигитски" похлопал  лошадь  по
шее и сказал:
   - Поехали.
   Коняга развернулась и протрусила дальше по Кауштинулугу.
   - Ну, - развернулся Росин к Малохину. -  Кто  тут  хотел  в  наемники
податься?
   - Не я, - покачал головой Сергей. - Что делать будем?
   - А что тут можно сделать? Нужно тридцать  человек.  Нас,  не  считая
женщин, сорок два носа. Сашу Качина оставим, ему  тут  мельницу  ставить
надо, а остальных спросим, кто сильнее боится? Оставим ему в помощь  еще
одиннадцать. Опять же, и по  хозяйству  кому-то  заниматься  нужно.  Вот
только за день не дойдем, тут километров шестьдесят.  Придется  сегодня,
после обеда выходить. Надеюсь, палатки народ еще не повыбрасывал?
 
*** 
 
   Зимний  день  короток,  зато  ночь  светла  -  свет   редких   звезд,
пробившейся сквозь легкую пелену перистых облаков, да  яркий  полумесяц,
помноженные  на  белый,  наст,  укрытые  инеем  лиственные   деревья   и
серебрящиеся снежком ели давали достаточно света,  чтобы  хорошо  видеть
дорогу. Тем  более,  что  тридцать  один  человек,  большинство  которых
принадлежали клубу "Черный шатун", не ехали на скоростном автомобиле,  а
шли пешком.
   - Первое, что  нужно  будет  сделать,  как  вернемся,  так  это  лыжи
изготовить, -  поклялся  себе  Росин,  незадолго  до  полуночи  объявляя
привал. - По уму, шестьдесят километров - часов пять хода, не  более.  А
зимы в наших местах длинные...
   Больше всего он опасался того, что уехавшие на фестиваль  в  середине
лета, а потому не взявшие зимнего снаряжения люди ночью просто вымерзнут
все, как мамонты. Однако капрон и здесь показал себя  лучшим  материалом
для всего на свете - поставленные  на  лапник  легкие  цветные  палатки,
после того, как в них кинули на пол овчинные тулупы, а потом набились по
три-четыре человека оказались настолько теплыми, что в  них  можно  было
спать даже без верхней одежды - просто укрывшись сверху точно такими  же
тулупами.
   Утром тот же лапник собрали  в  кучу  и  подожгли,  растопив  на  нем
котелок снега на всех, заели горячую  воду  оставшейся  с  лета  соленой
рыбой и двинулись дальше. К двенадцати  часам  четырнадцати  минутам  по
командирским часам Росина ополченцы новорожденного поселка Каушта  вошли
в ворота боярской усадьбы.
   Насколько понял глава клуба,  основной  лагерь  ополчения  раскинулся
снаружи, на чистой широкой  полосе  вокруг  частокола.  Там  уже  стояли
небрежно сметанные и  еще  не  засыпанные  снегом  стожки  сена,  белело
несколько шатров, всхрапывали  кони  с  огромными  -  с  торс  взрослого
человека - головами и  ногами  толщиной  в  человеческую.  Однако  Росин
втайне рассчитывал, что их все-таки впустят в дом.
   Но в  дом  ополченцев  не  пустили.  Опричник  вышел  на  крыльцо,  в
накинутой поверх юшмана черной шубе, приложил руку к груди:
   - Здрав будь боярин! Пришел согласно сотной грамоте?
   - Тридцать человек привел, - сообщил Костя, - при трех  пищалях.  Как
договаривались.
   - А девки пошто с вами?
   Непростой вопрос! Инга  увязалась  с  отрядом  потому,  что  наотрез,
вплоть до истерики отказалась оставаться в Кауште без своего дядюшки - а
Игорь Картышев, как настоящий офицер, пусть  и  бывший,  отсиживаться  в
поселке не захотел. Что касается  Юли  -  так  в  клубе  все  уже  давно
привыкли, что она не женщина, а лучница.
   - Девки? - хмыкнула поджарая, как гончий пес, спортсменка, скинула на
землю рюкзак и расчехлила лук. Поискала глазами цель. - Березу одиночную
у дорожки видишь?
   - Ну, вижу, - заинтересованно кивнул опричник.
   Юля  наложила  на  тетиву  длинную  стрелу  с   легким   пергаментным
оперением, подняла лук перед собой.  Пошевелила  пальцами  правой  руки,
проверяя, насколько хорошо  села  по  руке  перчатка,  и  потом  быстрым
движением оттянула тетиву к себе.
   Динь-нь... - далекая березка  жалобно  дрогнула  от  тугого  удара  и
уронила иней с тонких ветвей.
   Во дворе усадьбы повисла мертвая тишина. Все отлично  знали,  что  на
таком расстоянии не то что в цель попасть - на такое  расстояние  стрела
вообще не летает!
   Юля же бережно спрятала свой углепластиковый лук стоимостью в  тысячу
восемьсот пятнадцать долларов в чехол и капризно надула губы:
   - Мне что теперь, самой за стрелой бежать?
   Испуганно заржал конь, и какой-то паренек  в  колонтаре  стегнул  его
плетью по крупу, разгоняя в сторону березы.  Следом  помчался  еще  один
всадник.
   - Захар, -  распорядился  Зализа,  в  полной  мере  осознавший  смысл
ответа. - Полть убоины ополченцам, и гречи им отсыпь.
   - А тулупов старых нет? - поинтересовался Росин. - Холодновато  зимой
в палатках...
   - Захар, помоги гостям. - Опричник выпрямился, собираясь уйти в  дом,
но внезапно остановился:
   - Боярин Константин, ты же без коней?!
   - Ну, да, - кивнул Росин.
   Опричник запнулся. Он знал, что  никаких  лошадей  в  Кауште  нет,  и
никогда не было. И что денег на такую покупку у иноземцев нет.
   - Нислав! Нислав, где тебя опять носит?!
   - Здесь  я,  Семен  Прокофьевич,  -  поднялся  бывший  милиционер  на
крыльцо.
   - Поезжай в Замежье. Там у смердов  во  всех  дворах  по  четыре-пять
лошадей. Оставь по паре, остальных гони сюда. Скажешь,  после  похода  я
или верну, или заплачу за них. Зимой больше двух на  хозяйство  и  не  к
чему.
   - Да не надо, - попытался отказаться Росин. - Мы пешком пойдем.
   - Какой "пешком"? - поморщился Зализа. - А всей рати вас  ждать?  Где
это видано, чтобы  на  войне  служилый  человек  пешком  ходил?  Нислав!
Выступаем через два дня. Чтобы  через  два  дня  иноземцы  из  седла  не
падали! Головой отвечаешь!
   Станислав  недовольно  поморщился,  но  его   новый   начальник   уже
развернулся и ушел в дом.
   В горнице опричника дожидались боярский  сын  Ероша  со  всеми  тремя
сыновьями. Зализа, на минуту задумавшись, продолжил  излагать  ему  свой
приказ:
   - Сейчас ты, боярин, пройдешь по зимнику отсюда до Луги,  по  ней  до
Раглицы и дальше, к Череменецкому озеру, к Бору. Если ливонцев там  нет,
пошлешь мне гонца, а сам через озера и реку Погубу спустишься  к  Плюсе.
Не встретишь ливонцев - шли оттуда гонца. Потом по  Плюсе  доскачешь  до
Чернево. Будет все хорошо, шли вестника, а сам иди кТдо-ву. От  крепости
вернешься сам.  Я  рать  следом  поведу.  Исполченные  бояре,  думаю,  к
завтрашнему дню все соберутся. Еще через день мы выступим. Пока до Гдова
дойдем, отставать от тебя будем дня на четыре. Так  и  рассчитывай.  Ну,
отправляйся, с Богом.
   Боярский  сын  Ероша  поднялся  с  лавки,  коротко,   с   соблюдением
достоинства, поклонился и вышел, сопровождаемый сыновьями.
   Зализа с облегчением вздохнул: еще один крамольник выдернут из дома и
отправлен в заснеженные  леса.  Спустя  два  дня  он  поведет  следом  и
остальных. К тому времени, когда боярин Ероша  узнает,  что  ливонцев  у
Гдова нет и поскачет  назад,  они  дойдут  как  раз  куда-то  до  Лядов.
Примерно неделю он продержит ополчение там, потом двинет его ко  Пскову.
Этак пройдет недели три. Можно проволынить бояр с месяц.
   Если за это время тревожных вестей не придет - стало быть,  обошлось,
беспокоиться не о чем, и ополчение можно распускать.
   Зализа с надеждой перекрестился. Он не знал, что в эти  самые  минуты
кнехты Ливонского Ордена сушат свои штаны  на  печах  тех  самых  изб  в
Лядах, где он собирался остановиться лагерем.
   Утром третьего дня отогревшиеся, отдохнувшие и  заметно  повеселевшие
кнехты спустились от изб к реке  и  бодро  зашагали  по  льду  вверх  по
течению. Всего пары дней покойной, сытой  и  теплой  жизни  им  хватило,
чтобы позабыть недавний позор, холод и горечь поражения.
   Жечь избы сын великого магистра не стал - они еще  могли  пригодиться
либо в случае отступления, либо для идущих следом обозов с провиантом  и
огненными припасами.
 
*** 
 
   К  вечеру  боярский  разъезд  пересек  Лугу,  углубился  в   лес   на
противоположном берегу и остановился у двух пристроившихся рядом с общим
овином изб. В урочище Лучищи бояринского сына Ерошу  знали.  И  хотя  на
этот раз он приехал не с бояриным Николаевым, ушедшим в засеку, его  все
равно напоили, накормили и уложили с сыновьями спать на широких полатях.
Покормили их и утром, пока смерды седлали отдохнувших коней, а потому  с
первыми лучами солнца разъезд выехал на звонкий лужский  лед  и  широким
наметом помчался посередь реки.
   Огородившиеся высокими земляными стенами  Раглицы  они  миновали  уже
через час,  и  теперь  под  копыта  ложилась  не  нетронутая  целина,  а
многократно истоптанный  и  наезженный  снег.  Торговый  люд  уже  успел
проторить новый путь. Один раз им встретился даже обоз из десятка саней.
При виде четырех  закованных  в  железо  всадников,  мчащихся  с  высоко
поднятыми рогатинами, торговцы начали торопливо составлять сани в круг -
но служилые  люди  пронеслись  мимо,  не  тратя  время  на  остановки  и
объяснения.
   Временами они переходили на шаг,  давая  роздых  коням,  а  когда  те
начинали дышать ровно, перекидывали седла  на  заводных,  и  разгонялись
снова. Вскоре после полудня, во время точно такой же остановки,  они  не
стали снимать седла, а отпустили подпруги и повесили на морды полотняные
торбы. Люди в это время развели огонь, порезали крупными  ломтями  хлеб,
положили поверх его вареную убоину, запили согретым  на  груди  хмельным
медом. Полчаса - и разъезд помчался дальше, кроша кованными копытами лед
и заставляя виться за спиной вихри снега.
   Ближе к сумеркам боярин, уводя за собой сыновей, свернул  с  Луги  на
узкую неприметную речушку, проехал по ней немногим дольше версты,  после
чего Ероша повернул в сторону берега, выбрался  на  широкое  заснеженное
поле, раскинувшееся от самой  реки  и  до  высоких  земляных  стен,  над
которыми поднималась в небо луковка с позолоченным крестом.
   И здесь боярина в богатом доме рядом с храмом не  оказалось  -  но  и
здесь воинов все равно встретили, вдосталь накормили  и  отвели  широкую
светелку для ночлега.
   - Ну что, новику - поприветствовал утром младшего сына Ероша. -  Пора
тебе первое в жизни воинское поручение исполнять. Мчись сейчас назад,  к
Замежью. Как встретишь в пути ополчение,  передай  Семену  Прокофьевичу,
что в Бору на Луге все спокойно, и никаких ливонцев нет.
   - Да, отец, - с  готовностью  вскочил  мальчонка.  -  Все  исполню  в
точности!
   Уменьшившийся на двух коней и одного воина разъезд поутру выехал не в
восточные, а в западные ворота Бора, легко преодолел полторы  версты  по
ведущей к озеру утоптанной дороге и перешел на рысь,  пересекая  широкий
водоем. Прямо напротив селения  начиналась  река  Быстрица,  соединяющая
Черемецкое озеро с. озером Врево. По льду скакать казалось очень  просто
- слои снега еще не доходил и до колена, и лошади раскидывали его просто
и легко.
   Выбравшись на соседнее озеро, разъезд повернул направо, так же  легко
и просто преодолел еще две версты, после чего врезался в высокие заросли
камыша и перешел на неспешный шаг.
   - Это надолго, - предупредил детей боярин, раздвигая  камыши  широкой
грудью коня. - Здесь обычно ни зимой, ни  летом  хода  нет.  Летом  топи
открываются чуть не до самой  Пагубы,  зимой  снег  по  грудь  наметает.
Только сейчас пройти и можно.
   Так они  пробивались  чуть  не  весь  остаток  дня.  Временами  камыш
расступался, но в ровных овальных проплешинах угадывалась  не  земля,  а
окна озер и бездонных омутов.  Камышовые  заросли  оборвались  только  к
сумеркам, когда бояре выбрались на берег  реки  Ширенки,  вдоль  которой
вековые сосны  встречались  уже  куда  чаще,  чем  коричневые  метелочки
камыша.
   Покормив коней, воины срубили две сухие ели,  развели  два  костра  и
легли спать между ними, согреваемые теплом сразу с двух сторон. Время от
времени, когда пламя начинало затухать,  кто-нибудь  из  служилых  людей
поднимался и проталкивал толстые бревна дальше в огонь, заставляя костры
разгораться снова.
 
*** 
 
   В это самое время  ливонская  армия  тоже  располагалась  на  ночлег.
Кнехты, пытаясь согреться, старались развести костры как  можно  выше  и
жарче,  и   возле   каждого   из   них   сажали   дежурного,   постоянно
подбрасывающего дрова. Утром все  те  же  дежурные  поставили  на  огонь
котлы, в которые сперва накидали снега, потом  пшеничной  крупы,  а  уже
потом - настрогали нежные свиные окорока. Запах по округе растекся такой
вкусный - что аж волки в лесах завыли.
   На подъем и завтрак армия потратила немногим  более  получаса,  после
чего снова втянулась в движение, повернув с широкой Плесы на вдвое более
узкую Пагубу.
   -  Сколько  нам  еще  на  снегу   ночевать,   господин   епископ?   -
поинтересовался  барон  фон  Кетсенворд,  которому  взамен  погибшего  у
Чернево боевого коня пришлось довольствоваться трофейной лошадью, хотя и
достаточно крепкой. - Вы ведь у нас вместо проводника.
   - До Луги осталось пройти еще около пятидесяти  миль,  -  откликнулся
священник. - Вдоль нее у русских стоит много поселений, и далеко не  все
обнесены стенами.
   - Да-а, пятьдесят миль, - вздохнул  крестоносец.  -  Значит,  еще  не
меньше двух ночей в снег заворачиваться придется.  Надеюсь,  хоть  после
этого Господь смилуется над нами и пошлет...
   Впереди, на расстоянии  нескольких  полетов  стрелы,  вывернул  из-за
излучины отряд из трех всадников с заводными конями, и остановился, явно
изумившись  зрелищу  наступающей  армии.  Спустя   несколько   мгновений
удивление улетучилось, и они начали лихорадочно разворачивать жеребцов.
   - Останови их! - во весь голос закричал дерптский епископ.
   - Как? - развел руками барон.
   Но демон Тьмы прекрасно понимал, к кому обращается священник  -  и  в
тот же миг боярин подумал, что убегать от врага: это  стыд  и  позор!  С
врагом нужно сражаться. Боярский сын Ероша развернул  коня,  и  помчался
прямо на медленно наступающие по русской реке ордынские сотни.  Рогатина
в его руке медленно опустилась, выбирая цель.
   - Он мой! - радостно завопил  фон  Регенбох,  вонзая  длинные  острые
шпоры в бока более ненужной кобылки. Впереди маячил отличный боевой конь
- оставалось лишь выбить из седла владельца.  Крестоносец  опустил  свой
лэнс и нацелил его язычнику точно в подбородок.
   Всадники сближались, дробя копытами растекающийся по поверхности реки
снежок. Какое зрелище! Такого не сможет заменить никакая вечность...
   - Давай, давай, - боярин уже и сам верил, что  это  именно  он  решил
немного встряхнуть ордынцев, прежде чем вернуться к государеву  человеку
с важной вестью. Один хороший удар рогатины в щель остроклювого шлема  -
и можно уходить. - Давай!
   Но когда двух воинов разделяли уже считанные шаги,  обычная  рыбацкая
лошадка, привыкшая таскать только тяжелые телеги и мокрые сети, внезапно
испугалась предстоящего столкновения и, не слушаясь поводов,  попыталась
повернуть. Кони столкнулись,  одновременно  рухнув  на  снег,  а  с  них
кубарем полетели на землю и оба рыцаря, рухнув на  спины  всего  в  паре
шагов друг от друга.
   И вот тут барон фон Кетсенворд впервые узнал, чем отличается  русский
пластинчатый доспех