етили творящуюся на стенах суету и от души  развеселились.
Они привыкли к такой реакции обреченных в Греции  и  Сербии,  Венгрии  и
Молдавии, Чехии и Силезии, Австрии и Хорватии. Когда осажденные смотрели
со стен на устанавливаемые на недоступном для них  расстоянии  бомбарды,
они все понимали - но сделать ничего не могли.
   Сделав наклонную яму со склоном, чуть более  коротким,  нежели  длина
ствола, пушкари принялись  разгружать  бомбарды.  Тяжеленные  -  по  два
десятка пудов каждая, они поддавались только общим усилиям сразу  многих
людей, да и то нередко вырывались из рук, ломая ноги и дробя ступни.  Но
на этот раз, хвала Аллаху,  великому  и  всемогущему,  обошлось.  Каждый
ствол был уложен в шаге друг от друга, уперт казенником в отвесный склон
ямы,  направлен  в  сторону  русской  крепости  и  подбит  по   сторонам
деревянными клинышками,  чтобы  не  катался.  Теперь  оставалось  только
навести бомбарды на цель, но прежде чем заняться этим кропотливым делом,
потратившие  уже  почти  полдня  янычары  решили  хорошенько  припугнуть
русских, и забили ядра во все десять пушек. А затем  поднесли  факела  к
запальным отверстиям.
   Берег Оскола содрогнулся от оглушительного грохота - горсть  чугунных
шариков каждый весом в пуд чиркнули в воздухе по направлению к усадьбе -
один врезался в  тын,  легко  срезав  сразу  два  толстых  кола  и  убив
стоявшего за ними воина - только руки  разметались,  одно  проскользнуло
выше и попало куда-то во двор, три  вошли  в  стены,  и  остальные  пять
взрыли траву перед крепостью, не долетев до цели.
   В ответ из усадьбы полетели стрелы - но тамошним стрелкам не  хватало
сил, чтобы добросить вестницу смерти до янычар.
   Девлет-Гирей, Менги-нукер и Кароки-мурза наблюдали за всем этим  сидя
на ковре вокруг медного округлого  чайника  с  длинным  тонким  носиком.
Точнее, кофейника, поскольку в небольшие пиалы они наливали себе  именно
кофе.
   - Когда же ты собираешься оживлять  глиняных  людей,  Менги-нукер?  -
поинтересовался наместник, наблюдая за скачкой очередного лихого  воина,
мчащегося в опасной близости от русских стен.
   - Сейчас, сейчас пойду, - огрызнулся Тирц.  -  Два  голема,  это  две
пиалы крови. Думаете приятно, когда потом на ноги встать  не  можешь,  и
несколько дней круги перед глазами плавают?
   - Я прикажу специально для тебя сварить  самого  жирного  барашка,  -
пообещал Гирей-бей. - И слить его кровь в большую  чашу,  чтобы  ты  мог
выпить ее для поддержки сил.
   - Интересно, - поднялся на ноги  физик,  -  почему  у  вас  все  едят
баранину, но никто не делает шашлыки?
   - Что не делают? - не понял бей, и Тирц подтверждающе кивнул:
   - Вот именно, что ничего. Ладно, ведьма уже там... Пойду.
   После  его  ухода  мурза  снова  наполнил  чашки  горячим   ароматным
напитком, выпил пиалу воды и задумчиво посмотрел в сторону крепости:
   - Не повоевать ли и мне,  коли  я  сюда  добрался?  Давно  я  уже  не
испытывал своих сил в настоящем бою.
   - Зачем, уважаемый Кароки-мурза? - забеспокоился  Девлет-Гирей.  -  У
нас сорок тысяч простых нукеров под рукой собралось. Зачем самому делать
то, что с радостью совершат для вас безродные степняки?
   - Нет, Девлет, - с покровительственной улыбкой покачал головой мурза.
- Очень многого они не смогут  сделать  вместо  меня,  даже  если  очень
захотят. Эй,  десятник,  -  подозвал  он  охраняющего  покой  правителей
нукера. - Пойди ко мне в шатер и принеси лук  и  колчан,  что  висят  на
дальней от входа стене.
   Когда воин вернулся и протянул саадак - полный набор  из  колчана  со
стрелами, налуча и чехла, Кароки-мурза кивнул,  забрал  у  него  оружие,
после чего самолично вынул лук  и  благоговейно  его  поцеловал.  Выбрав
стрелу, он наложил ее на тетиву и с кряхтением поднялся на колено:
   - Ты посмотри на них, Девлет. Они спокойно глазеют  из-за  частокола,
никак не веря, что карающая рука  Аллаха  сможет  достать  их  на  таком
расстоянии. Теперь посмотри, и скажи, кто  из  них  кажется  тебе  самым
глупым и нечестивым?
   - Кто? - Гирей-бей заинтересованно осмотрел тянущийся по верху  стены
частокол, за которым маячили русские ратники. - А вон  тот,  рыжий,  что
вовсе без всякого шлема или шапки бродит?
   - Хорошо, - глубоко вдохнул Кароки-мурза,  задержал  дыхание,  поднял
лук, на мгновение замер. Потом, крякнув  от  натуги,  слитным  движением
выпрямил левую руку, одновременно правой натягивая тетиву и почти  сразу
выстрелил.
   Рыжий мальчишка, дернув головой, начал падать набок. Из левого  глаза
его выросла стрела.
   - А теперь тот, что над ним, к нам спиной стоит.
   - Хорошо, - тихо пропел Кароки-мурза, накладывая новую стрелу.
   Щелкнула по браслету отпущенная тетива, еле заметный штрих чиркнул  в
просвет между верхом частокола и навесом, и  отец  мальчишки,  удивленно
охнув, упал на своего сына со стрелой между лопаток.
   - Вот так, - опустившись на подушки, мурза отложил лук и сделал  пару
глотков кофе. - Совсем остыл. Нужно подогреть кофейник. Так вот, Девлет.
Война с язычниками похожа на охоту на глупых голубей. Они много  хлопают
крыльями и иногда норовят уклюнуть, но все равно не способны отбиться от
быстрого кречета. Как крыльями не хлопай, а все равно будешь  схвачен  и
отнесен в гнездо... Гумер, прикажи, чтобы нам сварили еще кофе!
   Кароки-мурза снова поднялся на колено и поднял лук:
   - А теперь уделим немного времени войне...
   Он улыбнулся, обнаружив, что русские больше не держат свои головы над
частоколом, как невольник - соленый арбуз, но все равно  наложил  стрелу
на тетиву. Повел острием из стороны в сторону, всматриваясь в  крепость.
Они не могут спрятаться все! Кто-то  должен  приглядывать  за  татарским
лагерем? Ага, вот, вроде, какое-то движение...
   Затаив дыхание, Кароки-мурза натянул лук и выпустил стрелу. И  тотчас
просвет между кольями возле ворот из  темного  стал  светлым.  Наместник
тихо, довольно засмеялся. И тут  прямо  у  его  ног  в  ковер  вонзилась
стрела. Потом еще и еще - в сам ковер и  рядом  с  ним.  Девлет-Гирей  и
османский наместник мгновенно вскочили  на  ноги  и  торопливо  отбежали
вверх по склону холма.  Остановились,  тяжело  дыша.  -  Оказывается,  у
русских есть луки, - опять рассмеялся мурза, но на  этот  раз  громко  и
хрипло. Хорошо только, что у них нет стрелков.
   Он наложил новую стрелу, вглядываясь в крепость, но на  этот  раз  не
заметил вовсе никакого движения - неверные попрятались, как  суслики  по
норкам.
   - Ладно, - решил наместник. - Тогда ищи себе добычу сама...
   Он нацелил стрелу в небо, изо всех сил натянул тетиву и выстрелил.
   Снаряд длиной в сажень и весом в пятьдесят золотников,  собранный  из
узкого стального наконечника, ровного  яблоневого  древка  и  украшенный
тремя орлиными перьями, расколотыми вдоль и приклеенными у самого комля,
стремительно взвился  вверх.  Промчавшись  расстояние  около  полутысячи
шагов, он почти потерял силу  первоначального  толчка,  некоторое  время
мчался вперед, а потом,  клюнув  наконечником  вниз,  начал  разгоняться
снова. Опустившись с  высоты  сотни  саженей,  он  разогнался  почти  до
первоначальной скорости, а потому, попав в парализованную  бабку  Дарью,
лежащую на телеге  под  открытым  небом,  пробил  ее  насквозь,  глубоко
вонзившись  в  струганные  доски,  составлявшие  дно  повозки.   Женщина
захрипела, выпучив от боли глаза, а  потом  сделала  последний  в  своей
жизни выдох. Никто из окружающих крепостных,  тревожно  поглядывающих  в
сторону татарского холма, откуда недавно прилетело  ядро,  убившее  двух
коров, этого даже не заметил.
   Смерды, ждавшие на стене татарского штурма, ныне  сидели,  прижавшись
спиной к частоколу, и потели от  страха.  Деревянная  стена  спасала  от
стрел страшного басурманского лучника, но не могла защитить от ядер -  и
пробоина в тыне, за которой осталось широкое кровавое пятно,  оставалось
тому жутковатым подтверждением.
   Спокойно, в полный рост, разгуливал только одетый в  бахтерец  Варлам
Батов со своим верным луком в руках. Звание боярина не позволяло ему  не
только высказывать страха, но и вовсе  допускать  его  к  себе  в  душу.
Впрочем, то, что в своем обходе укрепления он не  останавливался  ни  на
мгновение, показывало, что бывалый воин все-таки сохраняет осторожность.
   Толстопузый нехристь с невероятно тугим луком, стоящий почти на самой
вершине татарского холма, попытался спуститься назад к ковру, и  Варлам,
вскинув оружие, выпустил в его сторону одну за другой сразу три  стрелы.
Басурманин шарахнулся в сторону. Нет, правильно все-таки пятнадцать  лет
назад он отдал  за  этот  лук  купленного  в  Новагороде  туркестанского
жеребца! Конь оказался неожиданно злобный,  и  обламывать  его  характер
пришлось бы долго и не обязательно успешно. А лук...  Правда,  тогда  он
долго мучился, не зная, что предпочесть - новый  панцирь  с  зерцалом  и
суздальской саблей, или один лук, обтянутый тонкой  лайкой.  И  все-таки
решился взять его, тугого красавца, сразу легшего в руку и, по  уверению
хозяина, выдержанного без тетивы в теплой и темной кладовой пять  долгих
лет.
   - Ну, и как вы тут? - поднялась на стену жена.
   - К стене! - Варлам метнулся к ней и оттолкнул к стене, едва не  сбив
с ног.
   - Что такое? - потерла Юля ушибленную голову. - Больно же!
   - Лучник есть у татар.  Зело  умелый.  Антипку  Лукина  застрелил  из
Ольховатки, и отца его тоже. Издалека стреляет,  из-за  пушек.  Я  стрел
десять потратил. Докинуть - докинул, но не попал.
   - Хочешь, я попробую? Тут метров семьсот всего, В голову, может, и не
попаду, но в тело должна.
   - Боязно мне за тебя, любая. Да и прячется он ныне...
   Кароки-мурза, поглядывая на истыканный  двуперыми  русскими  стрелами
ковер, из-за шатра выходить  не  торопился,  выглядывая  вдоль  округлой
стены краем глаза. По спине ползли холодные щекочущие мурашки, и он пока
сам не понимал - от страха, или от азарта охотника.
   - Пойду, посмотрю, что русский делает, - сообщил из-за его спины бей.
   - Иди, Девлет, - не оглядываясь, разрешил Кароки-мурза. - Нам ныне на
ковер до темноты возвращаться не след...
   На  стене  крепости  опять  проявилось  тихое  шевеление.   Наместник
улыбнулся и вытянул из колчана стрелу.
   Пушкарь Бехчет - загорелый, блестящий от пота, одетый только в  синие
шаровары и широкий кушак, из-под которого выглядывали  ножны  ятагана  и
молоток  на  длинной  ручке,  взял  у  помощника  факел,  поднес  его  к
запальному отверстию первой бомбарды. Грохнул выстрел - и  фонтан  земли
взметнулся в саженях пятнадцати перед стеной. Бехчет кивнул, подобрал  с
земли один из сваленных высокой кучей клинышков, положил его спереди под
ствол, забил несколькими ударами молотка, потом поправил боковые клинья,
задающие направление стрельбы и шагнул к следующей бомбарде.
   Опять над лагерем пронесся выстрел - шарахнулись  еще  непривычные  к
пушечной стрельбе кони,  вздрогнули,  пригибаясь,  татары.  Кое-кто,  от
греха, поднялся и пошел подальше.  Ядро,  с  шипением  прорезав  воздух,
опять впилось в землю далеко от стен.
   - Варлам, прикажи смердам стены дома, навес и крышу водой  полить,  -
выглядывая через узенькую щель между покосившимися кольями, сказала Юля.
- Они ведь могут и раскаленными ядрами стрелять. Хотя, нет.  Бесполезно.
И стену, и крышу продырявит, как бумагу. Лучше ведра да кадушки с  водой
по всему дому, на первых этажах, и возле сараев поставить.
   Неожиданно послышался гулкий удар и, расщепив древесину,  через  край
щели выглянуло внутрь острое жало стрелы.
   Юля испуганно отпрянула, облегченно перевела дух:
   - Вот гад! Точно бьет.
   - Шла бы ты домой, любимая, - попросил Варлам. - Не дай Бог, случится
что.
   - Уже случилось. Татары пришли. Коли в  усадьбу  ворвутся,  о  прочих
бедах заботиться станет не нужно.
   Опять грохотнула пушка, и чугунное  ядро,  промелькнув  над  навесом,
врезалось в толпу смердов, сгрудившихся во дворе. Крепостные  прянули  в
стороны, оставив на земле одно изломанное тело и какого-то  несчастного,
с  воем  ползающего  по  кругу.  Спохватившись,  люди  вернулись  назад,
подхватили на руки, потащили к повозкам.
   - Сюда! - отступив на край стены, замахала руками Юля.  -  Сюда,  под
стену переходите! Тут мертвая зона, безопасно!
   - Да ты чего?! - подскочил к ней муж - тут же прозвучал гулкий  удар,
и он, споткнувшись, полетел со стены вниз.
   - Варлам!!!
   Кароки-мурза довольно засмеялся - метился в татарку, попал в воина. К
тому же, судя по доспеху, воеводу или знатного боярина. Пожалуй,  теперь
можно спокойно посидеть в безопасном месте  и  выпить  чашечку  крепкого
аравийского кофе.
   - Варла-ам!!! - Юля спрыгнула вниз, упала рядом с  мужем  на  колени,
подняла его голову, склонилась над ней:
   - Варлам, Варламушка  мой.  Милый  мой,  хороший,  очнись...  Очнись,
пожалуйста...
   Она утерла навернувшиеся на глаза слезы, расстегнула мужу  шелом.  На
железе, в том месте, куда попала стрела, осталась глубокая  вмятина,  но
крови, вроде, ни откуда не текло. Женщина запустила руку под  шелестящую
кольчужную  бармицу,  нащупала  пульс  -  стучит.  Подняла   голову   на
сгрудившихся смердов:
   - Что смотрите? Поднимайте барина, в дом несите...
   Крепостные, осторожно отодвинув боярыню,  в  несколько  рук  оторвали
Батова от земли, понесли к крыльцу дома, в прихожую, оттуда  в  горницу,
опустили на сдвинутые рядом две лавки. Класть мужа  на  постель  Юля  не
разрешила - на втором этаже, выглядывающем над стеной, место  далеко  не
самое безопасное.
   - Мелитиния! - привычно позвала Юля,  и  тут  же  спохватилась  -  ее
служанка-подруга сейчас как раз приглядывала за детьми, и  отвлекать  ее
не стоило, Поэтому  барыня  просто  ткнула  пальцем  незнакомой  молодой
девице в грудь:
   - Поднимись наверх, перину с кровати сними и сюда принеси.
   А сама принялась торопливо расстегивать крючки доспеха.
   С помощью смердов удалось быстро снять и бахтерец, и толстый  кожаный
поддоспешник, после чего  боярина  переложили  на  постеленную  на  полу
перину.  Варлам,  дышал  без  болезненных  хрипов;  переломов  во  время
падения, похоже, тоже не получил.
   - Ладно, милый, отдыхай, - поднялась Юля, зло прищурилась:
   - Убью суку!
   Она поднялась в покои, взяла свой черный углепластиковый лук, колчан,
натянула стрелковую двупалую перчатку. Потом торопливо сбежала во  двор,
поднялась на стену и прижалась к стене, осторожно, только краешком глаза
выглядывая через сделанный татарским ядром пролом.
   Вражеского лучника видно нигде не было. Татары, спокойно развалившись
возле вяло  тлеющих  костерков  или  просто  на  подстилках,  наблюдали,
покусывая травинки за крепостью и стараниями турецких  пушкарей.  Бехчет
как раз закончил наводку всех бомбард на цель, и  дал  команду  заряжать
стволы.
   На этот раз они опять жахнули единым залпом - и почти все ядра попали
в цель. Четыре ударили в частокол, пробив в нем несколько прорех, отчего
тын начал напоминать  челюсть  с  гнилыми  зубами,  еще  шесть  вошли  в
земляной вал, не причинив видимого ущерба. Татары разразились радостными
криками, а Бехчет озабоченно зачесал в голове.  На  Балканах  он  привык
иметь дело с каменными замками, стены которых от ударов чугунных пудовых
шариков  разлетались  множеством  острых  каменных  осколков,  и  каждое
попадание оставляло оспины по два-три локтя  глубиной.  Полсотни  точных
выстрелов - и в стене образовывался пролом. А здесь - ядро  просто  ушло
куда-то в мягкую землю, оставив на поверхности маленькую дырочку, и все.
   - Ладно, попробуем еще, - решил он, и кивнул пушкарям:
   - Заряжай.
   Янычары принялись пробанивать стволы от несгоревшей  сажи  и  клочков
мелкого мусора, понесли порох.
   На стене крепости холопы склонились над раненым Петром -  и  внезапно
болезненно вскрикнул и отвалился  на  спину  выхрастый  Аким.  На  губах
паренька появилась кровавая пена, и из бока, прямо  под  рукой,  торчало
оперение стрелы.
   - Ах ты, с-сука... -  Юля  торопливо  переметнулась  мимо  прорехи  в
частоколе на другую  сторону,  внимательно  осмотрела  склон  татарского
холма, но лучник опять успел  спрятаться.  Она  повернулась  к  мужниным
холопам и зло зашипела:
   - Почему без тегиляев? Жарко вам, засранцы? Ефрем, где твоя кольчуга?
Шапка железная где?
   - Так тяжело, барыня... - семнадцатилетнему мальчишке тяжесть доспеха
или летняя жара казались куда  более  весомым  аргументом,  нежели  риск
попасть под шальную татарскую стрелу. Одно слово - дети. Привыкли, что в
усадьбе, да за стенами, да с разумным боярином во главе  опасности  нет,
вот и кичатся дурной смелостью.
   - Татры уйдут, по десять плетей каждому выпишу! А ну, быстро к чулану
пошли! Чтобы без доспехов не появлялись!
   - Сама-то в одной рубахе бегает, - тихо, но вполне различимо  буркнул
Беляй.
   - Ты сперва повоюй с мое, -  осадила  его  Юля.  -  А  уже  потом  на
ловкость и умение вместо железа надейся.
   Она снова выглянула из-за частокола, бросила на холм короткий взгляд,
и тут же вернулась под защиту гладко отесанных толстых бревен.  Нет,  не
видать стрелка татарского.
   Немного выждав, женщина осторожно выглянула снова - и увидела, как по
гребню татарского холма  несут  носилки.  От  шатра  к  ним  устремились
несколько татар, среди которых  один  оказался  с  луком.  Неужели  этот
жирный коротышка и есть тот самый ловкий стрелок?!
   Юля схватилась было за колчан, но тут же опустила руки - нет, далеко.
Туда  стрелу  не  добросить.  Словно   услышав   ее   мысли,   басурмане
остановились,  расстелили  ковер,  поставили  носилки  рядом  и  помогли
раненому перебраться с них на ярко расшитые подушки.
   - У тебя получилось, Менги-нукер? - спросил подошедший Кароки-мурза.
   - Да, получилось, - русский был бледен и говорил тихо, еле слышно.  -
Колдунья двоих оживила.
   - Так где они?
   - Лежат... - выдохнул русский. - Лежат, ничего с ними  до  завтра  не
сделается. Вечер скоро. Высплюсь, оклемаюсь немного,  завтра  и  начнем.
Как  я  командовать  стану,  если  мне  головы  не  поднять?  Глаза  уже
слипаются.
   Тем временем нукеры из сотни Алги-мурзы расстелили  для  Менги-нукера
ковер, положили тряпичные подушки, начали разводить рядом  костер.  Пока
русский перебирался на приготовленное ложе, из обоза привели  обещанного
Гирей-беем барана, за рога повалили набок.  Глава  рода  Алги  самолично
прочитал короткую молитву, после чего барану быстро перерезали горло,  и
один из нукеров подставил под парную струю деревянную миску.  Когда  она
наполнилась, миску передали шаманке, а уже колдунья  отнесла  ее  своему
господину.
   - Вот ифрит, выпей.
   Тирц, помогая себе  руками,  сел,  принял  миску,  принялся  большими
глотками  пить  чуть  солоноватую,  теплую,  пахнущую  влагой  жидкость.
Желудок быстро откликнулся приятным ощущением сытости, а  перед  глазами
поплыли круги.
   Дружным залпом грохнули пушки, выбив еще  несколько  кольев  из  тына
усадьбы и заставив содрогнуться стену. Тирц недовольно поморщился:
   - Ничего сами не могут сделать! Не в стену, по угловой площадке  бить
надо. Туда, где пищали стоят.
   - Почему? - не понял Кароки-мурза. - Пушкари снесут ядрами  частокол,
и нукерам будет легче забраться на стену.  И  русским  на  ней  укрыться
окажется негде. Стрелами всех посечем.
   - Толку-то? Пока на угловых площадках стоят пищали, они все равно  не
подпустят никого к стене. Снесут фланговым огнем к ядреной фене, и все.
   - Куда снесут? - переспросил султанский  наместник,  но  Тирц  только
отмахнулся:
   - Просто не подпустят, и все. Извини мурза, я сейчас,  наверное,  или
усну, или сознание потеряю. Давай завтра...
 
*** 
 
   Когда первые утренние лучи осветили крепость, татары увидели, что  за
ночь осажденные успели заделать все прорехи.  Часть  пробоин  загородили
уложенными поперек бревнами, часть завалили повернутыми набок  телегами,
подпертыми