был, и  людей  своих  в
целости на Москву привел, страхом рассказов сих оправдать ужо нельзя.  .
- Вот, значит, как,  -  задумчиво  почесал  в  затылке  Костя.  Ко  всем
проявлениям сверхъестественного он относился с большой  долей  скепсиса,
однако даже самые  твердые  убеждения  человека,  сперва  провалившегося
вместе со многими друзьями в шестнадцатый век, затем познакомившегося  с
призраком в доме одного из  своих  друзей,  потом  побывавшего  в  лапах
лесной нечисти, способны рано или поздно дать трещину. - Но как они  это
делают?
   - То нам, Константин Алексеевич,  неведомо.  Но  понятно,  что  не  с
Божией помощью.
   - Хорошо, - Росин  поднялся,  подошел  к  открытому  окну,  посмотрел
сверху вниз на своих холопов, поящих коней теплой водой из  стоящего  во
дворе корыта:
   - Меня это каким боком касается, боярин?
   - Подл ты, Константин Алексеевич, и  хитер,  -  прямо  заявил  хозяин
дома, - а потому именно тебе я хочу поручение одно дать.
   Росин хмыкнул, повернулся к опричнику лицом.
   -  Проведав  про  колдовство  басурманское,  государь   повелел   мне
колдунов, знахарей и ведуний по Руси нашей собрать, дабы  своими  чарами
татарской магии они противостоять могли.
   - Ну?
   -  Прослышав  про  желание  сие,  про   награды   обещанные,   многие
чернокнижники в Москву явились. А еще больше - бояре местные, да воеводы
и старосты земские привезли.
   - Так ведь много - не мало, боярин Андрей. Что тебя смущает?
   - Мыслю я, хороших колдунов, настоящих, басурман способных остановить
среди них может  не  оказаться.  Как  отличить,  как  узнать?  Боюсь  я,
потратим мы золото и время свое, но пользы от этого не станет.
   - Согласен, - кивнул Росин.
   - А коли согласен, - поднялся из кресла опричник, - так  различи  мне
чернокнижников истинных, и тех, что корысти ради таковыми  притворяются.
Ибо иерархи церковные на вопросы сии крестятся и проклятия шлют, а самих
чародеев просить средь себя различия провести я не могу. Мыслю, как  раз
корыстные обманщики промеж  собой  сговорятся,  и  истинных  ведунов  за
несмышленышей выдадут.
   - Тоже правильно, - хмыкнул Костя. - Честному человеку промеж жуликов
никогда не выиграть.
   - Вот и разреши вопрос сей,  Константин  Алексеевич,  -  подвел  итог
опричник. - Мыслишь ты всегда как-то... -  Толбузин  изобразил  пальцами
рук нечто вроде бегущей многоножки. - Вот и  придумай  способ  зерна  от
плевел отделить.
   - Эта процедура называется продуванием, - негромко ответил  Росин.  -
Много их?
   - Сотни две, коли еще кого не подвезли.
   - Ладно, чего-нибудь  придумаем.  Здесь  проверку  проводить  станем?
Тогда, боярин Андрей, выдели мне  две  комнаты  больших,  куда  колдунов
после проверки отводить станем. А  то  как  бы  не  перепутать  потом...
Пожалуй, завтра и начнем?
 
*** 
 
   Устроившийся в углу на табурете Андрей Толбузин откинулся  спиной  на
стену и молча наблюдал за жестами одетого в лапти и потрескавшийся кожух
старика с совершенно седой спутавшейся бородой.
   - Ты лети слово быстрое, над ветрами над болотами,  над  чащами,  над
полями... обернись вокруг света белого, обернись вокруг  света  черного,
ты вернись ко мне слово твердое, ты вернись ко  мне  словом  истинным...
Да, - старик выпрямился во весь рост и отер пот  со  лба.  -  Тяжкую  ты
задачу задал мне, барин. Но на то и судьбинушка мне такая выпала,  чтобы
людям Божьим помогать, беду отводить, да уперед жизни смотреть.  И  вижу
я, что родится у тебя сын - красно солнышко, вырастет  буйным  молодцем,
народит тебе детей правнуков.
   - Ну и хорошо, - кивнул Росин. - Антип, отведи старца в трапезную.
   Холоп, вежливо кланяясь, прихватил  широко  перекрестившегося  божьим
словом целителя под локоток, а спустя несколько минут завел  скрученную,
кривоглазую, патлатую бабку, изо рта которой торчали вперед  два  желтых
длинных зуба.
   Опричник у  окна  торопливым  движением  перекрестился  и  озабоченно
покосился в сторону  задернутой  ситцевыми  занавесочками  иконы,  перед
которой тлела малым огоньком лампада.
   -  Что  позвал,  мил  человек?  -  прохрипела  старуха,  опираясь  на
скрюченную, сделанную из соснового корня клюку. - Чего тебе надобно?
   - Вопрос у меня важный есть, бабушка, - Росин прокашлялся в  кулак  и
указал на кресло, где под легкой, но  непрозрачной  накидкой  угадывался
человеческий силуэт. - Боярыня у меня знакомая на сносях. А посему важно
мне крайне знать, кого  родить  собирается,  девочку  или  мальчика?  Но
только кто она такая, ведать тебе не надобно, и лица или тела ее я  тебе
не покажу.
   - А и не надо, мил человек, - с готовностью  согласилась  старуха.  -
Пусть она монетку золотую возьмет,  плюнет  на  нее  трижды,  а  ты  мне
принеси. Я над ней заговор сочту, в пламени жарком сожгу, тут же и ответ
точный дам.
   - Понял, сделаю, - зевнул Росин. - Антип!
   Проводи гостью в трапезную. Ох, жрать-то как охота.
   Ну, ладно, еще пару чародеев проверим, и перерыв  сделаем.  Ну,  кого
там еще Бог послал?
   Следующим  в  комнату  вошел  узкоглазый,   смуглолицый   безусый   и
безбородый,  коротковолосый  мужчина  в  очень  свободном   светло-синем
балахоне, на плечах которого были пришиты полоски белого заячьего  меха.
На шее непривычно чистого и пахнущего свежестью колдуна висело несколько
тонких ремешков с привязанными к ним  длинным  черным  когтем,  идеально
белым клыком, пучком рыжей шерсти и небольшим мешочком.
   - Никак, татарин? - встрепенулся у стены боярин Толбузин.
   - Сам, - кратко ответил гость.
   - Что "сам"? - не понял Толбузин.
   - Я сам, - повторил чародей.
   - Саам, что ли? - сообразил Росин.
   - Сам, - кивнул колдун.
   - Самоед? Оттуда, с севера? - начал понимать гостя опричник.
   - Сам, - опять кивнул гость.
   - Чукчи-эскимосы, тунгусы-якуты, - рассмеялся Костя. - Неужто  и  там
про наше дело прознали?
   И где твой бубен?
   - Бубен, то брать нельзя. Он сильный. Он род хранит.  Я  сам  пришел.
Царь русский пришел. Москва. Помочь пришел. Сказать слово хочу.
   - Ну и как же ты государю помочь сможешь, - опять  откровенно  зевнул
Росин, - коли бубен свой сильный и колдовской с собой не взял?
   - Бубен род хранит. Бубен  уносить  нельзя,  -  обеспокоено  повторил
саам. - Бубен, колотушка, кость на земле жить должен. Беда иначе придет.
Сам можешь, бубен не трожь!  Сам  мать  хранит,  сам  мать  знает.  Царь
сказать пришел.
   - Ты чего-нибудь понимаешь, Константин Алексеевич? -  поинтересовался
опричник.
   - Только общую канву, боярин. Этот самоед не взял свой родовой  бубен
потому, что бубен штука сакральная и важная, и должна  всегда  храниться
на земле предков, чтобы охранять род от  всяких  напастей.  Я  правильно
излагаю? - обернулся Росин на северного колдуна. Тот кивнул.
   - А пришел он сюда, чтобы предупредить о чем-то московского царя.
   - Беда идет. Погибель царству. Мрак ползет весь. Мир большой, мрак на
Москву.
   - Когда?! - вскочил со своей  табуретки  понявший  все  без  перевода
опричник. - Откуда? Где крамола зреет?
   - То не зреет, - покачал головой  саам,  и  взмахнул  руками,  словно
сгребал в охапку сноп соломы. То идет. Мрак. Весь мрак сюда.
   - Когда?
   - Как помру, год пройдет. Год пройдет, боль придет. Страх придет.
   -  Я  чего  это  ты  вдруг  помочь  решил  государю  московскому?   -
скептически поинтересовался Росин.
   - Новгород сам бил. Серебро брал, девок  брал,  тюлень  брал.  Москва
Новгород побил, сам не бил. Девки дома, тюленя едим. Зуб купцам даем.
   - Понятно. История угнетения малой народности в двух словах, - развел
руками Костя. - То есть, мотив для доброго дела в  наличии  имеется.  За
последние сотню лет московские цари крепко накрутили хвоста новгородской
вольнице, заметно поумерив их аппетиты в  разграблении  соседей.  Ну,  а
налог саамы платить согласны. Особенно, если их на растерзание  северной
демократии больше не отдадут. Я правильно понял?
   Саам кивнул.
   - Так скажи, самоед, - повернул колдуна к  себе  Толбузин.  -  Откуда
беда придет? Когда ждать?
   - Скоро помру, - вздохнул  саам.  -  Как  помру,  год  пройдет,  беда
придет. Сила кончится.
   - Ты его понимаешь, Константин Алексеевич?
   - Еще как, боярин Андрей, - разочарованно покачал  головой  Росин.  -
Есть такая мулька: решил один король колдуна казнить.  Просто  так,  для
баловства. Позвал он чародея к себе, и спрашивает:  а  скажи,  когда  ты
помрешь? А сам думает: скажет, что потом, а я ему и отвечу - нет, сейчас
помрешь. Скажет, что  сейчас,  а  я  ему  -  ну,  так  тому  и  быть.  А
чернокнижник тамошний возьми и заяви: а помру я за день до гибели вашего
величества. Струхнул король, да и отпустил его обратно домой. Да  еще  и
стражу приставил, чтобы беды какой случайно не случилось.
   - Ну и что?
   - А то, что этот самоед под ту же байку косит.  Дескать,  спустя  год
после его смерти на Русь беда страшная обрушится, силы зла со всего мира
сюда придут и сотрут в порошок все, до последнего  таракана.  А  значит,
гостя нашего, получается, нужно беречь, холить и лелеять.
   - Так и казнить его не за  что,  -  мысль  опричника  вильнула  неким
странным  зигзагом.  -  Не  тать,  на  разбое  не  пойман,  крамолу   не
злоумышлял. Может, в поруб посадить? Чародей, все-таки. А ну, не врет?
   - Ну, прежде чем про судьбу Руси вещать,  -  повернул  Костя  лицо  к
внимательно слушавшему разговор сааму, - ты  сперва  на  вопрос  попроще
ответь. Мальчик, скажи, или девочка у  боярыни  родится,  что  в  кресле
сидит. Только, чур, руками ее не тронь! Чарами своими определи...
   Узкоглазый маг склонил голову набок,  полуприкрыл  глаза  и  принялся
торопливо перебирать висящие на груди  побрякушки:  коготь,  зуб,  пучок
шерсти; коготь, зуб, пучок шерсти. Потом резко вскинул подбородок.
   - То мальчик-девочка не получишь,  то  молодой  боярыня  быть,  -  он
решительно подошел к креслу и сдернул  покрывало.  Под  ним  обнаружился
замотанный в убрус  замужней  женщины  росинский  холоп  -  голубоглазый
Семен.
   - Что это? - недоуменно вперился в него боярский сын.
   - А ты как думаешь, боярин Андрей?
   - Но ведь ты же говорил, Константин Алексеевич, что здесь сидит...
   - Вот-вот, говорил, - согласился Росин. - Вопросы всякие  задавал.  И
из сорока колдунов и знахарок, что с утра тут побывали, ни одна тварь не
смогла понять, что под покрывалом вместо женщины парень сидит. Ясновидцы
хреновы. Вот он, - Костя кивну на саама, - первый.
   Опричник переваривал услышанное не меньше минуты. Потом прикрыл  лицо
руками и захохотал, свалившись обратно на табуретку:
   - Ну... Ну, Константин Алексеевич... Ну, уморил... А  эти-то,  эти...
Молодец красный... Девица  ночной  поры...  Ну,  Константин  Алексеевич,
порадовал... Ох, Господь, вседержитель наш,  воистину  нет  силы,  кроме
тебя... - усилием воли подавив смех, хозяин выглянул  в  окно  и  громко
позвал своего ярыгу. Тот торопливо прибежал  в  покои,  и  боярский  сын
Толбузин распорядился:
   - Всех, кто в трапезной сидит,  на  конюшню  вывести,  и  каждому  по
десять плетей. И чтобы от души! Дабы год про лихоимство свое вспоминали.
Вот этого колдуна под замок  возьмите.  Постель  дайте  мягкую,  кормить
хорошо и сытно, вина давать, меду. Коли попросит,  баню  стопите,  девку
допустите... Но глаз с него  не  спускать!  А  с  тобой  мы,  Константин
Алексеевич, давай отобедаем.  Не  могу  более  зла  на  тебя  держать...
Уморил...
 
*** 
 
   - Собирайся, боярин, в Кремль едем, - без стука  войдя  в  отведенные
Росину гостевые покои, сообщил боярский сын Толбузин.
   - А что так? - зевнул растянувшийся на пуховике Костя.
   На  то,  чтобы  рассортировать  московских  чародеев  на  "зерна"   и
"плевела" ему понадобилось целых десять дней, и теперь он мечтал  только
о двух вещах - выспаться, и поехать домой,  к  жене,  на  теплые  берега
Осетра. Вопреки его стараниям, из почти трехсот претендентов  на  звание
царского мага  четверым  удалось-таки  просочиться  через  ловушки  трех
степеней  сложности.  Пятнадцать  соискателей  определили  под  накидкой
холопа вместо женщины, пятеро - дубовый чурбак в соседней комнаты вместо
обещанной "живой твари", четверо правильно  ответили  на  вопрос,  когда
умрет последний помазанный на царствование царь. Ошибся, как ни странно,
саам. Точнее, не ошибся, а кратко сообщил, что: "Помру я. Все равно".
   Но Росин самоеда не прогнал - узкоглазый чем-то ему понравился,  стал
симпатичен. Одним больше, одним меньше - это ведь не триста дармоедов!
   - Рассказал я государю про  уловку  твою,  Константин  Алексеевич,  -
хмыкнул в бороду опричник. - Смеялся  Иван  Васильевич  долго,  а  потом
велел посмотреть привезти, с самоедом вместе. Сбирайся.
   На этот раз к дворцовым палатам их отвезла тяжелая карета  -  похоже,
купленная где-то в Европе. Правда, хотя  остановились  они  у  парадного
входа, но гостей опричник опять повел внутрь какими-то узкими дверьми  и
низкими коридорами. Однако в конце пути они  оказались  перед  парадными
дверьми, охраняемыми двумя рындами, одетыми в длинные  белые  кафтаны  и
перепоясанные золотыми цепями.
   - Лекарь у государя, - увидев  опричника,  сообщил  один  из  них,  и
неопределенно  качнул  короткой,  украшенной  позолотой  и   самоцветами
секирой.
   - Нам можно, - отмахнулся боярский сын и толкнул створки.
   Царь, по-прежнему высокий и широкоплечий,  но  с  потухшими  глазами,
сидел на троне с накинутой на плечи шубой, а рядом, на  низкой  лавочке,
примостился лекарь, с непривычно бритым  лицом  и  в  странной  короткой
курточке - брасьере. Лекарь мягкими движениями втирал  царю  в  запястье
коричневую, дурно пахнущую мазь.
   - А, Константин Алексеевич, - поморщился государь,  подняв  глаза  на
гостей. - Рад видеть. А это...
   Саамский колдун упал на колени и раболепно ткнулся лбом в пол:
   - Вижу тебя, московский царь!
   - И я тебя вижу, - кивнул Иван Васильевич.
   - Слово слушай, московский царь! Умру, год спустя беда придет,  кровь
придет, смерть придет. Злой дух слетит, на Москву тьмой пойдет. Погибель
настанет.
   - Так живи долго и счастливо, самоед, - скривился государь. -  Скажи,
я разрешаю.
   - Не могу, московский царь. Смерть вижу. Помру скоро.
   - Отчего же помрешь? На немощного ты не похож.
   - Убьют меня. Зарежут. Здесь.
   - Так... Не дайся, коли видишь-то смерть свою!
   - Коли вижу - зарежут. Тьма придет. Москву  спаси,  московский  царь.
Москва падет, Новгород поднимется. Сам бить станет. Тюленя брать,  девок
брать, рыбу брать. Плохо здесь. Бойся, московский царь. Твою смерть чую.
Убить хотят. Близко ходят.
   - Нашел чем удивить, - пошевелил пальцами царь.  -  Да  здесь  каждый
второй смерти мне хочет. Да вот... - он  вперился  глазами  в  боярского
сына Толбузина, подумал, мотнул головой:
   - Нет, Андрей меня убить не хочет. Верю. И Константин  Алексеевич  не
хочет. Груб больно. А убийцы царские завсегда тихие  такие,  ласковые...
Вот как лекарь немецкий.
   Немец хорошо заметно вздрогнул. Иван Васильевич рассмеялся:
   - Да  ты  мажь,  мажь,  не  бойся.  Руки  у  меня  болят,  Константин
Алексеевич, мочи нет. И локти, и колени. И спина. Что делать, не знаю...
   - Горячая баня, чай с медом, бег, фехтование по часу в день, - кратко
перечислил Росин. - Не пройдет, но отступит.
   - То нельзя! - испуганно вскинулся лекарь. - Медицинкай наука,  изуча
болезнь, рекомендует покой!
   - А ты заткнись, немецкая морда, -  посоветовал  Росин.  -  Только  и
умеете, что кровь пускать.
   - Мы есть сливай-ем дурной кровь, скопившейся в организм...
   - Заткнись, говорю, не кровь дурную спущу...  Костя  Росин  не  очень
доверял врачам и в родном, двадцатом веке, а  уж  тут,  в  шестнадцатом,
воспринимал истинными душегубами. Тут было  куда  безопаснее  попасть  в
руки необразованной знахарки, что рану чистой тряпицей  укроет,  отваром
горячим напоит, куриным мясом подкормит, да  и  оставит  выздоравливать,
чем оказаться в лапах  дипломированных  медиков,  которые  сперва  кровь
пустят, потом рану иссекут и порохом выжгут, потом получившуюся  коросту
станут ржавым скальпелем  долго  выгребать,  а  уж  потом  заметят,  что
пациент давно не дышит.
   - Царский  лекарь,  Константин  Алексеевич,  -  негромко,  но  весомо
напомнил Андрей Толбузин.
   - Отвар дам,  московский  царь,  -  в  наступившей  тишине  предложил
самоед. - Два дня варить надо. Два дня сварю, дам. Кость крепкой станет,
болеть нет.
   Почка олененка нужна.  Новорожденной.  Родился,  варить  надо.  Потом
поздно. Как молоко глотнул, поздно.
   - Почка олененка... - царь медленно сжал и разжал пальцы. - Андрей?
   - Я найду, государь. На Соловец колдуна отвезу.
   За две недели обернемся.
   - Верю, самоед. Верю, и ты не хочешь мне  смерти,  -  царь  забрал  у
лекаря одну руку и протянул ему другую. - Диво-то какое... Три гостя,  и
ни один мне погибели не желает...
   - Как же ты живешь с такими мыслями государь? - не выдержал Росин.  -
Как жить, коли убийцу в каждом прохожем видеть?
   - А я так с семи лет расту, Константин  Алексеевич.  Привык,  -  царь
откинул голову на  спинку  кресла,  шумно  втянул  воздух.  Видимо,  ему
действительно было сейчас очень больно. - С семи лет каждый, кто  близко
подходил, смерти мне желал. Придушить хотел каждый, но не торопился. Как
маму бояре убили... Больше никто хорошего  мне  не  желал.  Мама  только
любила... Да Тепилеев, родной ее... Обоих и убили... Что  думал  о  деле
моем?! - громко скрипнув зубами, неожиданно спросил царь.
   -  Думаю,  крепость  нужно  построить  в  лесах  у  Белоозера.  Чтобы
спрятаться куда было, коли османы с крымскими татарами Москву  захватят.
В Архангельске корабль большой снарядить, чтобы постоянно  в  готовности
стоял,  коли  бежать  из  страны  придется.  Письма   отписать   королям
испанскому, французскому, королеве английской, и укрытия  запросить,  на
случай начала войны большой с крымским ханом.  Отписать  письма  к  хану
крымскому и султану османскому с просьбами нижайшими о мире, бить  челом
раболепно, и послам наказать, чтобы обиды им чинимые  всячески  терпели.
Полоняных турок, что дьяк Адашев  сцапал,  тоже  в  Стамбул  отослать  с
уверениями о дружбе и миролюбии...
   - Уйди с глаз моих, Константин Алексеевич! Стой! Хочу  тебе  сказать,
Константин Алексеевич, что гнева на тебя не держу, и  старание  твое  на
пользу государево понимаю, но... Но видеть тебя не могу! В поместье свое
отъезжай сегодня же. Ступай...
 
*** 
 
   Кароки-мурза долго бродил по  разгромленному  дворцу,  совершенно  не
понимая, что теперь делать и за что браться.  По  счастью,  татары  рода
Кара, тоже изрядно проголодавшиеся за время  перехода,  нашли  кое-какие
припасы - сушеные фрукты, соленую  селедку  и  лосося,  которыми  иногда
кормили невольников  для  сохранения  сил.  Казаки  больше  раскидали  и
попортили припасов, нежели съели или забрали с собой. За полдня  нукерам
удалось собрать достаточно ячменя и ржи, чтобы накормить коней, и  рыбы,
чтобы поесть самим. Сена, правда,  не  осталось  -  разбойники  пытались
поджечь дом, и спалили всю кипу сушеной травы.  По  счастью,  побеленные
оштукатуренные стены не занялись,  и  все  обошлось  только  закопченным
углом двора и сожженным навесом.
   Зато дорогие ковры  русские  собрали  все  до  единого,  и  теперь  в
комнатах белели голые полы.
   Переночевав во дворе на  затоптанных  клумбах,  поутру  Кара-мурза  с
двумя воинами отправился в город, собираясь  купить  господину  хотя  бы
самое необходимое - но торговля умерла. Зияли выломанными окнами  лавки,
валялись изуродованные лотки, и только темные пятна на месте впитавшейся
в дорожную пыль крови позволяли догадаться, что случилось  с  товаром  и
его владельцами. Невероятно, но на рынке, всегда  заваленном  устрицами,
мидиями,  крабами,  камбалой-калканом  и  глоссой,  кефалью,  катранами,
белугой, осётром, морскими лисицами, сельдью, шпротами, хамс