Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
ор нет. Если она не
появится до завтрашнего вечера, то послезавтра палач снова начнет
спрашивать тебя про Мадук. Я лишусь одного удовольствия, зато получу
другое. Подумай об этом. Возможно, тебя посетят мудрые мысли...
Правитель приозерных земель снова стукнул кулаком по нюренбергской
деве и стремительно поднялся этажом выше, в выстеленный шкурами и
коврами зал. Инга сидела в кресле у окна, обнимая обеими руками кубок с
вином.
- Что грустишь, прекраснейшая? - хозяин положил руку ей на плечо, а
потом, словно невзначай, скользнул ею под вырез камизы, на упругую
грудь.
- А что вы все о смерти, да о смерти? - недовольно буркнула девушка.
- Потому, что о ней забывать нельзя, Инга, - епископ опустил в вырез
вторую руку. - Потому, что она подстерегает тебя зачастую в самый
неожиданный момент. Она может оказаться стрелой врага, ядом в бокале, ты
можешь подвернуть ногу и удариться головой о камень, под тобой может
взбеситься слон, или ужалить ядовитая змея... Подумай, к тебе вдруг
прикоснется ее обсидиановый жезл и ты окажешься перед лицом Создателя. И
что ты ему скажешь о последних мгновениях своей жизни? Что ты скучала?
В дверь залы оглушительно забарабанили. Епископ от неожиданности
отдернул руки, выпрямился и громко разрешил:
- Входи, Флор!
- Простите, господин епископ, - ворвался начальник охраны и с трудом
остановился перед густым персидским ковром с витиеватым
черно-бежево-красным узором. - Русские напали на Кодавер!
- Ну и что? - безразлично пожал плечами хозяин замка.
- Вы не понимаете, господин епископ, - загорячился Флор. - Это не
просто набег, как всегда. Гонец из Пярсикиви сказывал, слышно, как из
пушек палили. Судов разных полсотни видели. Стало быть, не просто набег.
Стало быть, воевать пришли.
- Воевать, это плохо... - поморщился хозяин замка. - Смерть, кровь,
голод, страдания. Я не хочу этого переживать.
- Да, господин епископ, - согласно кивнул начальник охраны. - Я уже
послал гонцов в окрестные монастыри и вассальным рыцарям. Сегодня к
вечеру они соберутся в Дерпте, завтра утром мы двинемся к Кодаверу и уже
к вечеру с Божьей помощью скинем язычников назад в озеро.
- Что ж, - кивнул правитель, - это правильное решение.
- Разрешите, я сам поведу рать, - приободрившись, спросил Флор. - Я
стану присылать гонцов, как только обнаружу ворога, и когда начнется
сеча. И, Бог даст, с вестью о победе.
- Хорошо, - кивнул епископ.
- При замке я оставлю Кирилла, Касьяна и Анисима. Они воины опытные,
покой ваш оберегут. Привратник еще останется и молодой Антоний на
страже.
- Хорошо, - кивнул хозяин.
- Благодарю вас, мой господин, - низко поклонился воин и умчался
отдавать насущные распоряжения.
- Вот так, - повернулся правитель приозерных земель к Инге. - Зови
смерть, не зови, а она так и норовит до левого плеча дотянуться.
***
По селению временами еще проносился изредка отчаянный человеческий
вопль, но теперь в большинстве непонимающе хрюкали свиньи, блеяли овцы,
мекали козы. Довольные удачным наскоком охотники то и дело пробегали в
сторону озера с добычей.
Еще бы! Действуй они как всегда - караульщики из засеки, заметив
чужие лодки, успели бы поднять тревогу. Жители, похватав самое ценное и
отогнав скотину, скрылись бы за стенами монастыря. И достались бы
участникам набега только дурные куры, которых вечно не согнать, да гуси,
неизменно улепетывающие к воде, а не наоборот. Ну, прихватили бы что из
брошенной хозяевами утвари, зацепили пару неудачников, прозевавших
тревогу или на успевших к поселковой цитадели. Вот и все. Да еще и
стража монастырская задержаться не дала б. А сейчас... Да: проводник, да
хорошая прикидка будущего боя - это самая важная воинская справа, ее ужо
ничто не заменит. В кои веки в руках лихих охотников оказалась деревня
со всеми жителями до единого, со всеми их припасами и схронами, и не
взять этого - ну просто грех!
Зализа, держа на всякий случай руку на рукояти сабли, прошел по
единственной улице Кодавера к берегу. Местных баб победители сгоняли
сюда - частью в одних рубахах, а то и вовсе голышом. Полонянки скулили в
полный голос, но опричник прекрасно знал, что никого из них никто не
тронул. Ну, разве помяли чуток, потискали, тряпье оборвали - разве есть
для любого мужика большее удовольствие, нежели девку оголить, да по
белым телесам пятерней съездить? Но на большее времени у грабителей не
имелось - во первую очередь любой воин золотишко в захваченном селении
смотрит. Во вторую - серебро. В третью - еще чего хорошего из барахла.
От полонянок тоже никто не откажется - но это потом, когда добыча
выбрана и поделена, когда на больших кострах зажаривается несчастная
скотина и льется без счета дармовое вино. Вот тогда и бабенку можно у
огня разложить, с полонянкой сладкой побаловаться. А коли с этого
начинать станешь - без добычи вернешься, всю без тебя выберут.
Так что бабы скулили больше со страху, да со стыда - голые и
простоволосые. Присматривали за ними трое мужиков из баженовской судовой
рати. Им, в отличии от рыбаков-охотников, лопаты, кадушки да сундуки
были ни к чему - на ладью лишнего барахла не сложишь, чтобы потом до
дома месяц везти. Морские воины ждали более удобной добычи - поменее
размером, да дороже в цене. Они знали, что добыча такая появится - план
набега Зализа с Ильей Анисимовичем обговаривал в мелочах.
- Почто девок на борт не отправите? - кивнул на полон опричник.
- Не на чем, Семен Прокофьевич, - развел руками один из ратников. -
Рыбаки прям ополоумели все, до поселка дорвавшись. Не слышат ничего.
Своего баркаса у Ильи Анисимовича нет, а ладью к берегу не подвести.
Мелко.
- Мелко, мелко... - поморщился Зализа, и неожиданно громко заорал:
- Мелкошин, подь сюда! Мелкошин, воевода тебя зовет!
- Да оглохли они все, Семен Прокофьевич, - усмехнулся ратник. - Как
тетерева на току.
Зализа сплюнул, спустился к воде, прошелся вдоль покачивающихся на
мелководье лодок. Чего на них только не лежало! Горшки, корыта, лавки,
вилы... Хотя, с другой стороны - зачем сколачивать лавку самому, коли
можно взять готовую?
Солнце уже поднималось над ровной линией горизонта, и от него под
ноги государева человека тянулась яркая слепящая лента. День разгорается
- время уходит. Зализа недовольно выдернул саблю из ножен, немного
поиграл ею на свету, спрятал обратно: где там этот Прослав?! Без
проводника в чужих землях - сгинешь могом, и отчего не поймешь.
- Звал, Семен Прокофьевич?
Опричник не без удивления повернулся, и обнаружил деда Мелкошина,
прибежавшего-таки на зов.
- Звал, - кивнул Зализа. - Собери своих сельчан, да перевези
полонянок на ладью, пока дело не началось.
- Дык, Семен Прокофьевич... - жалобно оглянулся охотник на разоряемый
поселок.
- Ты не туда смотри, а меня слушай, - наставительно посоветовал
Зализа. - Больше проку будет.
- Ага, - мгновенно понял намек дед. - Счас, соберу.
Он умчался бодрой трусцой, а опричник поднялся к полонянкам.
- Значит, ратники, - поднял он баженовских воинов. - Всех баб нам не
взять, так что давайте так. Отводите в сторонку вот эту, эту, эту...
Не обращая внимания на поднявшийся крик - женщины всегда кричат и
плачут, хоть замуж, хоть в рабство, хоть в монастырь - Зализа выбрал из
полона самых молодых и красивых с виду девок, каковых получилось всего
десятка два, а остальных приказал привязать к деревьям: пусть мужики
повеселятся, когда разорение закончат. Как раз подошли стрекотовские
охотники, которые, плохо скрывая раздражение погнали выбранных пленниц к
воде.
- Эй, Мелкошин! - окликнул деда Зализа. - Как с полоном закончите,
сосну потолще срубите. Так, чтобы два десятка ратников поднять смогли.
- Сделаем, Семен Прокофьевич! - весело откликнулся тот.
Опричник вышел на один из причалов, выходящих далеко в озеро, присел
на выпирающую сваю, с нетерпением вглядываясь вдоль берега, и временами
поднимая голову к небу. Долгожданные паруса появились, только когда
время стало приближаться к полудню.
- Ну, Прослав, выпороть бы тебя, - с явным облегчением поднялся
Зализа. - Ладно! Стало быть, пора. Думаю, таран Мелкошины ужо вырубили,
а у судовой рати мечи с самого вечера чешутся. Пора.
***
- Как думаешь, Сергей, - повернул голову Росин. - Про наш набег в
летописях написано?
- Отчего не написано? Раз набежали, то должно быть написано. -
Малохин от волнения втягивал щеки, отчего казался еще худощавее. -
Напишут, коли не написано. Нужное дело, коли написано.
- Да нет, ты не понял, - поморщился Костя. - Понимаешь, во многих
справочниках указано, что на Котлине в начале шестнадцатого века стояла
шведская застава. А когда Петр Первый основывал Кронштадт, то жилья там
не было. Получается, что это именно мы шведов в прошлом году выбили? И
крепость после этого существовать перестала. Значит, наше существование
здесь, наш провал в прошлое уже отражены в учебниках по истории?
- Учебники нам нужны, - согласно кивнул Малохин. - Учебники читать
нужно. Всегда пригодится. Никогда не знаешь, когда пригодится. Но
пригодится всегда. Поэтому нужно читать. Заранее.
- Понятно...
С подобными вопросами Росин обычно обращался к задумчивому Игорю
Картышеву и находил если не ответ, то хотя бы взаимопонимание. Но после
того, как дерптский епископ похитил у него племянницу, Игорь как-то
потемнел лицом и почти совершенно перестал разговаривать. А Малохин,
хотя парень обычно толковый, перед схваткой всегда начинал нервничать и
совершенно дурел. В двадцатом веке дурел перед соревнованиями или
игровыми поединками, в шестнадцатом - перед схватками. Сам Серега
называл это "боевым безумием". Возможно, он и прав - во всяком случае,
проигрывал он куда реже, чем выигрывал, а после провала в прошлое все
еще жив, но факт остается фактом: в предчувствии стычки разговаривать с
ним совершенно невозможно.
- Миша, Архин, а ты как думаешь? - повернулся к другому соседу Росин.
- Я так думаю, историю следовало учить, - хмыкнул упитанными щеками
Миша, поднял руку, чтобы поправить волосы, но наткнулся на шлем. -
Учить, и поподробнее. Знал бы, что в следующем году случится, пошел бы в
оракулы работать. А так, кроме того, что смута в конце века случится,
ничего не помню...
- Боярин Константин!
Росин не без облегчения понял, что долгое ожидание закончилось. На
ведущую к воротам монастыря тропинку тяжело вышли кряжистые, в толстых
кожаных куртках моряки с ладьи купца Баженова и несколько охотников,
несущие на толстых жердях неошкуренный сосновый ствол в два обхвата
толщиной.
- Подъем, мужики! Запаливай фитили! - председатель клуба первым
раздул потухший было в замке льняной фитиль. - Смотреть по окнам
монастыря! Где шевеление заметите, стреляйте не раздумывая, после чего
мушкетоны пулями заряжайте. Все готовы?
Ратники Баженова, впрочем, на его слова особого внимания не обращали,
занося хвост бревна поперек ворот и метясь комлем в самую середку. Росин
с минуту наблюдал за их стараниями, потом спохватился и принялся шарить
стволом по окнам. От тяжести левая рука быстро устала, Костя опустился
на колено, поставив левую руку на колено другой ноги. Стало заметно
легче. Он смотрел по окнам справа налево, потом назад, по крыше, на
колокольню, снова по окнам... Лучник!
Палец руки успел отреагировать даже прежде, чем мозг, мушкетон
оглушительно грохнул, и Росин увидел, как справа и слева от окна, в
котором померещилось шевеление, жребий выбил из стены каменную пыль.
Потом вырвавшееся из ствола облако распухло перед глазами и он принялся
перезаряжать ствол, закатив на этот раз в него почти пятидесятиграммовую
пулю. Послышалось еще несколько выстрелов, гулкий удар. Сквозь
рассеявшийся пороховой дым стали видны ратники, отступающие для нового
таранного разбега, совершенно невредимые ворота и одинокий охотник,
скрючившийся на ковре из подорожников со стрелой в животе.
Сбоку грохнул мушкетон, еще один. Послышались радостные крики.
Ратники снова побежали вперед, комель сосны гулко врезался в ворота:
бум-м! Но створки даже не дрогнули.
- Юля, ты где?! - закричал Росин, крутя головой, и увидел, как возле
кустарника с другой стороны площади ему помахали рукой. - Ты с
Варламом?! Прикройте! По окнам смотрите.
Костя, передернув плечами, вышел вперед, оглянулся на своих:
- Мужики, у кого пули в стволах?! За мной! - Росин, настороженно
поглядывая на окна, двинулся вперед. Следом потянулось еще десяток
одноклубников. - Слушай сюда! Засов примерно посередине ворот. Лупим
залпом в самый центр. Хоть половина пуль, но наверняка в него попадет.
Разлохматим засов, ворота вылетят, как картонные.
Он еще раз окинул взглядом окна, но лучников в них более не
появлялось.
Костя опустился на одно колено, удобно перехватил мушкетон:
- Целься! Пли!
Залп грохнул довольно дружно, и прежде, чем ворота заволокло дымом,
Росин увидел, как из створок вылетают крупные щепки.
- А-а-а! - начали новый разбег ратники.
Комель сосны коснулся ворот, послышался легкий, какой-то
ненатуральный треск: и бревно полетело дальше, во двор или молитвенный
зал - что там у них внутри?
- Ур-ра-а-а! - ринулись вперед мужики, обнажая мечи.
Монастырь - это вам не мужицкая изба. В монастыре есть оклады, кубки,
кресты, ризы, парча, подсвечники серебряные, а то и золотые. Там есть за
что посражаться, проливая свою и чужую кровь.
- Жребием заряжаем! - скомандовал Росин, затушивая пальцами фитиль в
замке. - Пригодится...
- Константин Алексеевич! Боярин Росин!
Костя, по инерции хорошенько прибив заряд, поднял глаза и увидел
Зализу с сумкой через плечо, Юлю с Варламом и остальных бояр рядом с
ним, одноклубников, подтягивающихся к общему отряду.
- Извини, Семен Прокофьевич, оглох я совершенно с этой стрельбой, -
порох в запальное отверстие Росин все-таки засыпал, после чего повесил
мушкетон на широкий ремень себе на шею, привычно, как на автомат положил
на него руки. - Вот зараза какая, "Калашников" раза в четыре легче
будет.
- Уходим, боярин, - кивнул Зализа. - Прослав ужо вернулся.
- Понял, уходим, - Костя кинул на монастырь прощальный взгляд и
присоединился к отряду.
Из распахнутых ворот за его спиной слышался громкий металлический
звон - но не шум схватки, а звуки сваливаемой в общую кучу посуды.
Судовой рати и охотникам с восточного берега озера еще хватит веселья в
захваченном Кодавере на остаток дня, и на всю ночь, и даже на утро. А
отряд из государева человека, бояр рода Батовых, пятнадцати членов
военно-реконструкторского клуба "Черный шатун" и одного бывшего
патрульного милиционера, ныне бредущего с пищалью на плече и бердышем за
спиной, уходил по дороге в сторону древнего русского голода Юрьева,
ведомый бывшим сервом Прославом, родившимся и выросшем в здешних краях.
Пройдя по дороге примерно полторы версты, проводник свернул на узкую
неприметную тропинку, и следом на ним весь отряд растворился в темных
лесных зарослях.
Глава 4
Инга
Добраться до города Юрьева, который пришельцы с запада упрямо
называют Дерптом, можно двумя путями. Либо по хорошей дороге через
Аовере, Сааре, Борвики, и далее - прямо к озеру, на монастырь; либо
через Рилку, Ачутку, Метсакиви и Коосу, через незагаченные болота,
узкими извилистыми тропами. Если вокруг, то путь получается, почитай, в
пятьдесят полновестных верст. Через болота - на треть короче. Но конному
по короткому пути дороги нет, а уж тем более серву с телегой или купцу с
товаром, а потому кратким путем никто из местных и приезжих господ не
пользовался, да и сервы в большинстве туда не совались. Потому, как коли
в Юрьев и ехать, так товар везти надо - холсты домотканные, рыбку
копченую, свинину, гусей пожирнее. Да и назад нужные в хозяйстве покупки
на спине не унесешь - на повозке везти надобно. Вот потому-то и
забывался потихоньку короткий путь, по которому легконогие предки
хаживали в княжескую столицу в те далекие времена, когда железо было в
диковинку, а костяные остроги и каменные топоры вольные русичи делали из
подручных материалов; когда хозяйство горожанина мало отличалось от
деревенского двора, и главной его задачей было поднять и укрепить стены,
за которыми в лихую годину сможет отсидеться весь род.
Однако, что забывается одними, быстро становится оружием других - а
потому к тому моменту, когда Дерпт закрыл на ночь ворота, приняв в себя
последних рыцарей епископа, собравшихся, согласно вассальной присяге, на
зов своего господина, Прослав уже подводил русских воинов к Гадючьим
болотам.
- Вот, боярин, - повернулся он все-таки не к опричнику, а к своему
барину, Евдокиму Батову. - За этим бором топь начнется. По ней еще верст
пять, и Кауда будет. А от нее до Юрьева всего верст пятнадцать станется,
если через Лобицкую вязь идти.
- А если не через вязь? - поинтересовался, тяжело дыша, Зализа.
- Нет другого пути, Семен Прокофьевич, - развел руками Прослав. -
Разве только назад и округ, через Путаливу.
- Что же ты нам тогда... - не договорив, опричник махнул рукой. -
Ладно. Пять верст через болото до темноты пройти не успеем. Привал.
Бояре без сил попадали на землю, одноклубники тоже устало опустили
тяжеленные мушкетоны и скинули рюкзаки. Росин вместе со всеми растянулся
на траве, отлежался минут пять, потом поднялся:
- Архин и Малохин: в дозор. Остальные: хворост собирать. Игорь, с
тебя костер. Эй, Прослав, здесь воду набрать можно? Хоть чайку
брусничного заварить.
- У болота несколько ручьев, - поднялся проводник. - Я покажу.
Они с Костей взяли вытряхнутые из рюкзаков котелки и отправились к
топи. Поскольку и хвороста, и воды, и времени до темноты хватало,
путники решили не жевать сушеное мясо всухомятку, а сварить из него
похлебку с грибами, в избытке растущими в приболотном осиннике.
- Однако, крепкие у тебя воины, Константин Алексеевич, - признал
Зализа, когда Росин позвал его к котлу с готовыми щами. - А меня ноги не
держат.
- Это потому, Семен Прокофьевич, - отказался от похвалы Костя, - что
ты всю жизнь лошадиными ногами пользуешься. Вот и задохнулся с
непривычки. А мы в большинстве пехом бегаем. И по горам с амуницией за
тридцать кило скакать приходилось, и через леса с рюкзаками пробиваться.
Прогресс, елы-палы, называется...
Опричник, как это не раз случалось в разговорах с осевшими на его
земле иноземцами, половины произнесенных боярином слов не понял, но
переспрашивать не стал, вытянув из-за голенища тряпицу с ложкой,
развернул главную драгоценность любого русского человека и потянулся ею
к соблазнительно пахнущему вареву.
- Вы как замок епископа брать собираетесь?
Опричник и Костя вздрогнули.
- А это ты, Игорь, - кивнул Росин. - Заговорил... Ничего, еще пару
дней, и выдернем мы твою племянницу из замка.
- Как? - жутковато отливая молодой кожей в вечерних лучах, Картышев
опустился рядом и тоже потянулся к котлу.
- Так же, как в Кодавере, боярин, - не поленился в подробностях
пересказать Зализа. - Про то, что мы побережье пощипать пришли в Юрьеве
уже знают. Наверняка ополчение поднимут, ратников соберут, помчатся нас
выбивать. В замках ливонских и так гарнизоны больше двадцати латников не
стоя