ой анчоусом,
лососем, шемаей, сарганом, лобаном, сингилью, ставридой, тяжелыми тушами
белобочек, афалин и тюленей, ныне не имелось даже барабульки или тюльки.
   Город  казался  наполнен  печалью  и  могильным  покоем.  Не  бродили
водоносы, не разгружались корабли, никто не  убирал  улиц  и  не  стучал
молотком. Только кое-где прямо на порогах неподвижно сидели на корточках
темные фигуры.
   В  конце  концов  Кара-мурза  приказал  забрать  с  собой   несколько
разгромленных лотков. Во дворе дворца,  среди  обломков  фонтана,  воины
развели костер, на котором и зажарили длинные ломти мяса зарезанного тут
же, рядом, коня.  Из  поевших  нукеров  четыре  десятка  мурза  отправил
обратно к кочевью - чтобы узнать,  насколько  пострадал  род,  а  заодно
избавиться от лишних ртов.
   На следующий день, оставив  десяток  нукеров  рядом  с  убитым  горем
султанским наместником, он вместе с остальными  отправился  в  окрестные
горы, надеясь раздобыть там хоть что-нибудь съестное.
   Открывшаяся картина тоже вызывала удручение. Сады замерли  в  мертвой
тишине. Никто не подрезал сухих веток, не убирал подгнившие плоды  и  не
собирал созревшие; на грядках не  встречались  овощеводы,  прореживающие
или окучивающие растения, никто не отводил  для  полива  обширных  полей
воду из текущих с гор ручьев.
   У Кара-мурзы появилось  жгучее  желание  развернуть  коня,  дать  ему
хороших шпор и умчаться в степь - туда, где все зависело только от него,
где для жизни хватало только зеленой травы, шатра и пары  чересседельных
сумок. Где он мог при нужде поохотится на диких зайцев, убить  змею  или
просто  зарезать  жирного  барашка,  где  можно  жить  без  денег,   без
невольников и даже ханов - просто сиди в седле,  напевай  себе  под  нос
спокойную песенку, да следи, чтобы  волк  или  коршун  не  подкрались  к
медленно бредущей к далекому горизонту отаре.
   Но его господину требовалась забота - а  потому  в  одной  из  горных
хижин он смог за тройную цену купить у старого караима заготовленный для
кого-то походный припас - высушенное на огне пшено,  шмат  копченого,  и
связку полос из вяленного конского мяса, и головку  кобыльего  сыра.  Не
самое вкусное угощение - но  оно  хотя  бы  не  тухнет  и  не  гниет,  и
Кароки-мурзе может хватить его на несколько дней. К этому времени нукеры
должны пригнать какую-нибудь скотину из кочевья - если  после  казацкого
набега хоть что-нибудь осталось.
   К четвертому дню над  Балк-Каем  начал  витать  ясно  ощутимый  запах
гниющей плоти. Хотя  погибших  единоверцев  горожане,  согласно  обычаю,
похоронили еще до заката солнца - после ухода русских, разумеется, -  но
после  разгрома  осталось  еще  много  разлагающегося   мусора,   убитых
животных, раскиданной возле рынка рыбы.
   Янычары заперлись в крепости, в дверях дворца  наместника  Кара-мурза
тоже поставил стражу, желая  сохранить  от  невесть  откуда  появившихся
странных дервишей хотя бы то, что осталось от прежнего грабежа.  Степняк
уже начал всерьез подумывать о  том,  чтобы  собрать  остатки  имущества
своего обезумевшего от горя  господина,  одним  махом  потерявшего  всех
детей, жен и наложниц, дом, казну, а может быть - и пост  наместника,  и
увезти все вместе с самим мурзой к себе, в спокойные просторы Кара-Сова.
Еще неизвестно, как во дворце султана  воспримут  сдачу  города  донским
разбойникам. Очень может статься,  что  господина  наместника  пригласят
самого подняться на выстеленный бархатом помост и осторожно усесться  на
остро отточенный кол. Случалось на его памяти и такое.
   Нет, бывает время, когда широкая степь становится куда более милым  и
безопасным домом, нежели любые дворцы за самыми высокими стенами!
   Однако к полудню пятого дня по улицам застучали подковы,  и  у  ворот
дворца остановилась пятерка всадников.
   - Гумер? - удивился Кара-мурза, узнав одного  из  опытных  десятников
Алги-мурзы. - Откуда?
   - Девлет-Гирей и Менги-нукер возвращаются из набега, -  тяжело  дыша,
ответил нукер. - Они прослышаны про дикий  разбой  язычников  и  послали
меня узнать, цел ли султанский наместник, наш любимый мурза.
   - Он цел, но он в горе, - печально склонил голову глава рода Кара.  -
Он потерял...
   - Дайте мне попить и свежих коней, - потребовал десятник. - Гирей-бей
в одном дне пути отсюда. Я должен сообщить ему радостную весть.
   Кара-мурза  наконец-то  перевел  дух  -  это  означало,   что   жизнь
продолжается.
   И  действительно,  стоило  тысячам  Гирей-бея   разбить   лагерь   на
крепостной горе, как город наполнился движением. Под присмотром  нукеров
и янычар приведенные невольники вычистили  улицы  от  гнили  и  обломков
лавок, вытащили на  берег  и  разбили  корпуса  нескольких  сгоревших  у
причала кораблей. Русские плотники починили двери во дворце  наместника,
поправили   полы   и   подняли   обвалившиеся   балконы,    восстановили
провалившуюся крышу и сгоревший навес для сена.
   Разумеется, Девлет-Гирей проявил такое  великодушие  не  просто  так.
Направив невольников на восстановление города, он  одновременно  помогал
своему покровителю и тянул время. Опытный в торговле рабами,  бей  давал
возможность разойтись как можно дальше слухам о пригнанном  из  Московии
полоне, чтобы  в  Балык-Кае  собралось  как  можно  больше  покупателей.
Сейчас, когда  неверные  опустошили  полуостров  и  увели  с  него  всех
работников, цены на невольников вырастут в несколько  раз.  Этот  зимний
набег, начавшийся так неудачно, обогатит не  только  его  самого,  но  и
порадует верных ему нукеров - хоть по паре золотых монет получит  каждый
воин! И пусть потом ногайцы разъезжаются  по  своим  кочевьям  и  хвалят
храбрость, удачливость и щедрость своего бея.
   Единственное,  что  Девлет  сделал  бескорыстно  -  так   это   отдал
Кароки-мурзе несколько своих ковров, чтобы застелить пол хотя бы в  паре
комнат дворца.
   Впрочем, султанский наместник, кажется, даже не заметил  подарка.  Он
ел, пил, спал - а все остальное время сидел, уставившись на  разрушенный
фонтан, и ни о чем  не  говорил,  и  ничего  не  делал.  Девлету  начало
казаться, что старик потерял  разум  и  все  старания  напрасны  -  пора
продавать полон и думать над тем, как найти к Великолепной Порте  другие
подходы.
 
*** 
 
   В  деревянную  калитку,  поставленную  взамен   выломанной   казаками
железной решетки, постучали незадолго до сумерек. Нукеры,  скучающие  во
дворе поднялись, отодвинули засов - им, опытным воинам, ни к  чему  было
бояться, что снаружи окажется тать или прокравшийся в город враг.  Но  в
проеме стояла девушка - грязная, босая, укрывающаяся от прохлады  драной
рогожей.
   - Чего тебе надо, попрошайка?
   - Здесь ли господин мой,  наместник  Сулеймана  Великолепного  и  бей
Кара-Сова великий Кароки-мурза?
   Поскольку никто из нукеров не смог бы даже выговорить столь длинный и
сложный титул своего господина, они только посторонились,  признавая  за
незнакомкой право войти в дом.
   Девушка осторожно ступила на каменную  дорожку,  ведущую  к  фонтану,
дошла до сидящего нам османа и остановилась перед ним.
   - Это вы, мой господин?
   - Фейха? - Превратившийся в глубокого старика мурза поднялся на ноги,
широко раскрыв глаза и не веря им:
   - Ты вернулась, Фейха?
   - Мой господин, - персиянка кинулась вперед и упала ему на грудь.  Из
глаз покатились крупные слезы:
   - Это было так ужасно,  мой  господин.  Это  было  так  страшно,  так
страшно...
   - Моя Фейха... Ты вернулась...
   - Мой господин... Они убили всех. Они убили Зухру, Алию,  Лейлу.  Они
забили привратника. Они схватили детей... -  внезапно  девушка  уперлась
обеими руками в грудь мурзы, отталкиваясь от него изо всех сил. -  Я  же
не сказала, мой господин. Я ведь спрятала от неверных вашу казну.
   - Фейха... Что?!
   - Казну... - девушка судорожно сглотнула.  -  Когда  все  началось...
Когда пришли русские, когда стали носиться  по  улицам  и  убивать  всех
прохожих, я поняла, что... Что они ворвутся... Что решетка на  двери  не
спасет.
   - Этого не может быть! - невпопад удивился мурза.
   - Я взяла старого садовника, Захара. Я пообещала ему свободу и  много
золота. Мы вместе перенесли его из верхней  комнаты  в  подвал  у  печи.
Захар вырыл яму, мы высыпали его туда, и закопали.  Я  оставила  немного
денег наверху. Ес-сли бы они не нашли в сундуках ничего, то  все  поняли
бы... Начали искать. Я оставила им, чтобы подумали, что это все  золото,
какое есть.
   - Ты умница, Фейха...
   - Я знала, что Захар выдаст. Что он обманет. Я его заколола  сразу...
Он еще копал, когда я его заколола. Потом я забрала его крест,  закидала
яму, и разделась.  Я  одела  старое,  которое  мы  выбрасывали  туда  за
ветхостью.
   - Неужели ты сделала это, Фейха?..
   - Когда я поднялась, они уже сломали дверь. Они были  в  гареме,  мой
господин. Там все кричали. Там кричали  и  дети  и...  И  все.  Они  так
кричали, что мне пришлось зажать уши и  закрыть  глаза.  Они  меня  тоже
схватили,  мой  господин.  Начали  рвать  одежду,  но  увидели  крест  и
отпустили. Они сказали, что я могу идти домой. Что я пойду с  ними...  -
персиянка опять прижалась к  груди  своего  господина.  Она  говорила  и
говорила,  вновь  испытывая  ужас  от  воспоминаний,  но  не   в   силах
остановиться. - Я сразу побежала из дома. Я боялась,  что  меня  заметят
наши невольники, и скажут кто я такая. Меня ловили на улице  много  раз,
но крест оставался со мной, и меня отпускали. Я говорила, что я черкеска
и хочу домой. Они сказали, что все пойдут вместе, и мы пошли.  Это  было
так страшно, мой господин... Они убивали всех, кого встречали  на  пути.
Они насиловали маленьких девочек и перерезали горло  уставшим  женщинам.
Они смотрели на меня, и я боялась, что меня  тоже  схватят...  Что  меня
тоже... Что... Что... Но я уберегла себя для вас,  мой  господин...  Она
сбилась и снова заплакала.
   - Моя родная Фейха... - крепко обнял ее мурза.
   - Идемте, мой господин, - внезапно спохватилась девушка. - Идемте, мы
должны проверить.
   Схватив наместника за руку, она потащила его к стене  двора  напротив
гарема - там,  в  небольшом  подвальчике,  образовавшемся  из-за  изгиба
горного склона, обычно хранился запас дров для печи. Невольница кинулась
в выбитую дверь. Боязливо посмотрела направо - но начавший смердеть труп
раба уже успели унести. Тогда Фейха метнулась к другому краю  помещения,
разметала невысокую поленницу, отшвырнула  грязную,  изломанную  рогожу,
копнула под ней  прямо  руками  и  протянула  мурзе  сразу  два  тяжелых
матерчатых мешочка:
   - Оно здесь! Его не нашли!
   - Фейха... - только и смог качнуть головой Кароки-мурза.
   Позвав нукеров, они быстро перенесли золото обратно в сундуки верхней
комнаты,  после  чего  изможденную   наложницу   наконец-то   догадались
прокормить  холодной  кониной  и  сытным  инжиром.   Потом   она   пошла
отмываться. Когда Кароки-мурза уже расположился в своих любимых  угловых
покоях на отдых, свежеотремонтированный балкон заскрипел  от  осторожных
шагов, и в комнату вошла невольница - ее широкие бедра на фоне  светлого
проема двери невозможно спутать ни с чьими другими.
   - Вы здесь, мой господин? - осторожно поинтересовалась она.
   - Да, Фейха...
   - Сегодня я назначила себя к вам в сладости.
   - Ты всегда была прекрасной и распорядительной ключницей, Фейха.
   Девушка тихонько засмеялась в темноте и вскоре скользнула к нему  под
одеяло. Мурза сразу ощутил на груди горячие поцелуи.
   - Моя девочка... Как же тебе удалось сбежать?
   - Они считали меня убежавшей из рабства полонянкой, мой  господин,  -
прошептала в ответ персиянка. - Нас почти не охраняли. Однажды  ночью  я
отошла в горы и спряталась там. Подождала несколько дней, а потом  стала
пробираться назад. К вам, мой господин...
   Мужчина опять ощутил на себе ее горячие поцелуи. От подзабытой  ласки
плоть  стала  быстро  напрягаться.  Персиянка  заметила  это,  удивленно
охнула, забралась сверху, и  Кароки-мурза  с  наслаждением  ощутил,  как
проникает в пышущие жаром раскаленные врата. Тело метнулось вверх, еще и
еще, выгнулось крутой дугой, словно сведенное судорогой.
   - Мой господин... - сладостно застонала девушка.
   Наместник испытывал некоторое  разочарование  -  все  закончилось  до
обидного быстро. Но что еще можно ожидать после многих дней  воздержания
и страшных переживаний?
   - Мой господин... - уставшая Фейха вытянулась рядом, и он понял,  что
девушка уже засыпает. - Спасибо вам, мой...
 
*** 
 
   -  Остановись!  -  придержал  невольницу  мурза,  когда  поутру   она
попыталась выскользнуть из-под одеяла. - Ты  заслужила  награды,  Фейха.
Любой, какой пожелаешь. Чего тебе хочется? Я могу дать тебе свободу,  но
ты уже не один раз имела возможность сбежать  от  меня,  и  ни  разу  не
сделала такой попытки. Я могу сделать тебя своей старшей женой, но ты  и
так всегда распоряжалась в доме, карала рабов и совершала покупки. Ты не
станешь от этого ничуть властнее. Я могу дать тебе золото - но ключи  от
верхней комнаты и так находятся у  тебя.  Скажи  мне,  чего  ты  хочешь,
Фейха?
   - Я хочу быть с вами, мой господин...
   - Ты и так всегда будешь со мной.
   - Я боюсь одного, - облизнув  губы,  решилась  невольница  сказать  о
самом потаенном. - Если с вами что-то  случится...  Новый  хозяин  может
вдруг прогнать меня или продать...
   - Я понял, - положил палец ей на губы мурза.
   -  Да,  я  позабочусь  о  твоем  спокойствии.  Сегодня  же  я  напишу
обязательство, по которому  ты  получаешь  от  меня  свободу  и  кошелек
золота. Ты сможешь воспользоваться этой бумагой, когда  пожелаешь,  хоть
завтра, хоть после моей смерти, и никто не посмеет  сказать,  что  ты  -
беглая рабыня. Ты довольна?
   - Да, мой господин, - Фейха кинулась  к  нему,  прильнула  в  горячем
поцелуе. - Как я люблю вас, мой господин!  Я  буду  с  вами  всегда,  до
самого последнего дня, мой господин.  Вам  не  захочется  покупать  себе
новых наложниц и заводить жен...
   - Ты уверена? Не покупать новых девушек?
   - Почему? Мне нужно три невольницы для работы в кухне  и  приве...  -
Фейха запнулась.
   - Ступай, - улыбнулся Кароки-мурза. - Мне нужно подниматься.
   - Я хочу полежать с вами еще.
   - Но мне нужно вставать, - дернулся  было  мужчина,  но  Фейха  снова
придала его к коврам:
   - Прошу вас, мой господин. Мне так приятно быть  рядом  с  вами.  Еще
немного. Еще совсем немного.
   В окно уже светило жаркое дневное солнце - но этой невольнице он  был
готов простить все...
   Когда смеющиеся Девлет-Гирей и Менги-нукер  вошли  через  калитку  во
двор  дворца  султанского  наместника,   они   обнаружили,   что   возле
разрушенного колодца постелен на дорожку толстый  войлочный  молитвенный
коврик, а на нем стоит, прикрыв глаза, Кароки-мурза.
   Гости замерли.
   Мало того, что хозяин дома выглядел помолодевшим лет на двадцать - но
он впервые за последние дни повернулся к колодцу спиной!
   - Если он смог обратиться к Богу, он больше не безумен,  -  пригладил
подбородок Гирей-бей. - Аллах способен излечить любого, готового открыть
ему свою душу.
   Кароки-мурза в  последний  раз  наклонился  вперед,  коснувшись  лбом
пахнущего конским потом войлока, потом поднялся и пошел к гостям:
   -  Пойдемте  наверх,  -  вежливо  склонил  он  голову  перед  людьми,
посетившими его дом, и гости обнаружили, что у  пятидесятилетнего  мурзы
исчезли мешки под глазами и его извечная одышка.
   - Велик Аллах, и  бесконечны  дела  его...  -  изумленно  пробормотал
Девлет.
   Они вошли в угловые покои, пока еще выглядевшие совсем нищими -  пара
протершихся дорожных ковров на полу, несколько подушек, низкий столик  с
отломанной ножкой, из-за  чего  под  угол  пришлось  подложить  дровяной
чурбачок.
   - Фейха! - оглянувшись во двор, распорядился  мурза.  -  Принеси  нам
кофе!
   - Кофе?! - настала очередь изумиться  Менги-нукеру.  -  Кофе  здесь?!
Пожалуй, Аллах действительно велик.
   - Не богохульствуй, - одернул его Девлет.
   - А ты не согласен, хан? - еще больше удивился русский.
   Османский наместник тем временем разлегся среди подушек и приглашающе
указал на них гостям.
   - Я продал всех невольников, Кароки-мурза, - начал было Гирей-бей, но
хозяин предупреждающе поднял руку, и степняк замолчал.
   - Надеюсь, русские пищали, про которые я слышал из  разговоров  твоих
нукеров, ты продать не успел?
   - У меня осталось еще почти тысяча стволов, уважаемый Кароки-мурза...
   - Что же, это хорошо... - лицо мурзы неожиданно расплылось в  улыбке:
в комнату, мягко покачивая бедрами, вошла персиянка, выставила  на  стол
чашки, кувшин с холодной водой. Воздух  наполнился  горьковатым  горячим
ароматом. -  Выдели  десяток  нукеров  в  сопровождении  моей  ключнице,
уважаемый Гирей-бей. Ей необходимо совершить много покупок.
   - Пусть она передаст моему сотнику, Аязу,  что  я  приказал  дать  ей
охрану.
   - Благодарю тебя, бей, - Кароки-мурза поднял со стола одну из широких
глиняных чашек, сделал маленький глоток. Потом наполнил  холодной  водой
деревянную пиалу.  Привередничать  не  приходилось  -  теперь  не  скоро
доведется поднести к губам тонкий китайский  фарфор.  -  На  наши  земли
пришла  большая   беда.   Язычники   посмели   вторгнуться   в   древние
мусульманские земли, предав огню  наши  дома  и  кочевья.  Видно,  Аллах
прогневался на нас за леность нашу и бездеятельность, на попустительство
неверным, которые все ближе и ближе подступают  к  границам  правоверной
Османской  империи,  которые  поработили  братьев  наших  в   Казани   и
Астрахани.
   - Но, уважаемый Кароки-мурза, - опять начал говорить Гирей, но хозяин
опять остановил его, вскинув свою руку.
   - Я знаю... Так вот. В  годину  эту  тяжкую,  когда  народ  крымский,
подданные великого нашего султана Селима обливался кровью, крымский  хан
Сахыб-Гирей предавался неге в своем дворце возле Чуфут-Кале и  никак  не
препятствовал  язычникам.   И   только   мужество   друга   моего,   бея
Девлет-Гирея, позволило  изгнать  неверных  из  крымских  земель,  побив
многих из них, освободив скот и полонян, и захватив немало оружия.
   - А-ага... - до Гирей начал  доходить  сокровенной  смысл  услышанной
речи.
   - Да, Девлет. Я не знаю нового султана и близких друзей его, но  пока
еще я остаюсь его наместником в Балык-Кае, и могу  смело  писать  письмо
самому Селиму. Может быть, он не прочитает  его  сам.  Может  быть,  его
прочитает кто-то из советников. Но если они не заметят такого  письма  и
никак не ответят на него, значит империя  действительно  умерла,  и  мне
незачем  больше  служить  этому  господину!  -  гневно  взмахнул  руками
Кароки-мурза, но быстро успокоился, прихлебнул кофе и продолжил:
   - Я мог бы еще десять лет писать о  твоих  подвигах,  Девлет,  и  еще
десять лет Великолепная Порта могла бы их не замечать. Но они  не  могут
не заметить русского набега на окраину великой империи! А  значит  -  не
смогут не заметить и воина, этот набег остановившего.  Я  напишу  письмо
сегодня, и специально найму лодку, которая доставит его в Стамбул. А ты,
Девлет, приложишь к этому письму в качестве подарка султану все  пищали,
которые еще у тебя остались. Пусть знают, что все написанное - не ложь и
не преувеличение.
   - Я прикажу привезти их все вам во дворец, уважаемый Кароки-мурза,  -
заметно повеселел бей.
   - Но это не все, - опять прихлебнул кофе османский наместник. -  Тебе
нужно собрать все силы, какие только возможно, совершить новый  поход  и
взять  какой-нибудь  большой  город,  захватить  в  полон  какого-нибудь
знатного князя или известного воеводу.  Ты  должен  одержать  достаточно
заметную победу, чтобы слухи о ней дошли до Великолепной Порты  со  всех
сторон. Пусть это окажется победой на один день или даже час,  пусть  ты
не возьмешь добычи - но о победе должны услышать  все!  И  хорошо  иметь
знатных невольников, которых получится послать су