и лишать кого-то  из  налетчиков
жизни самовольно начальник стражи не рискнул.
   Воинам маленького отряда и вправду было все  равно,  бьют  их,  тащат
куда-то или убивают - после двух суток  во  власти  лесной  нечисти  все
остальное, что бы ни придумали ливонцы,  казалось  всего  лишь  досадной
мелочью.
   Холодный  замковый  подвал,  пахнущий  вековой  сыростью,   благодаря
толстым стенам показался надежным, благостным убежищем, и почти на сутки
пленники   провалились   в   наполненный   кошмарами,    но    все    же
восстанавливающий силы сон. А потом еще день просто  приходили  в  себя,
прежде чем начали подниматься и прогуливаться от стены к стене.
   Подземелье,  куда  их  бросил  епископ,  скорее  всего  было  обычным
погребом, хранилищем овощей, к  весне  опустевшим  и  теперь  по  случаю
использованным для хранения совсем другого имущества. Именно имущества -
а кем еще могли быть пленники в добром тысяча пятьсот пятьдесят  третьем
году? Хотя, конечно, если здешний правитель уж  очень  сильно  обозлился
набегом,  он  вполне  способен  казнить  всех  пленников  публично  и  с
соответствующими случаю истязаниями. Но  скорее  всего,  практичность  и
жадность исконного европейца возобладает, и рядовые воины будут  проданы
в рабство, а за бояр и командира отряда он затребует  из  Москвы  выкуп.
Либо командира и родовитого боярина казнит, а всех прочих продаст.
   В общем, как ни кинь -  а  к  осени  погреб  свой  дерптский  епископ
освободит, причем большинство воинов скорее всего попадут в турецкие или
французские невольники, а Зализа и боярин Батов  либо  поедут  домой  за
деньги немалые, либо на эшафот на немалые муки.
   Подобное будущее не  нравилось  никому,  однако,  разобрать,  подобно
графу Монте-Кристо каменную кладку,  скрепленную  раствором  на  куриных
яйцах, оказалось невозможным;  за  толстой  дверью  из  сосновых  досок,
чем-то  подпертой  снаружи,  постоянно  дежурил  караул  из   нескольких
вооруженных воинов; а низкое  узкое  окно  во  двор  перегораживали  три
коротких, но толстых железных прута.
   - Ну что, боярин, - кивнул Зализа Картышеву на  окно.  -  Ты,  вроде,
знаток по железу. Что скажешь?
   - Скажу, что железо железу рознь, - Игорь, поморщился,  отчего  следы
ожогов на его лице пошли складками, словно смятый  пергамент,  дотянулся
до  прутьев,  пощупал  пальцами.  -  Это,   например,   полное   дерьмо.
Сыромятина. Прослав,  у  тебя  от  моего  капронового  шнура  нитки  еще
остались?
   - Несколько штучек, боярин, - мужик сунул руку за  пазуху  и  вытянул
клубок, явно закаченный себе на потом, в хозяйство.
   - Отлично, - Картышев примерил расстояние между прутьями. - Если  два
вынести, то можно пролезть.
   - Как? - подступил боярин Батов.
   - Как обычно: двое подсаживают, остальные поодному вылезают.
   - Вынуть как? - переспросил Зализа.
   - Песок нужен. Лучше кварцевый, но тут не до жиру... - Игорь поднял с
полу грязь, растер между пальцами, поморщился:
   - Могли бы и нормальную отсыпку сделать.
   Он поплевал на нитку, обмазал грязью и перекинул через крайний  прут.
Принялся старательно  елозить  нитью  туда-сюда,  временами  снимая  ее,
поплевывая и добавляя поднятого с полу песка. Где-то через  час,  устав,
скинул нитку и попросил опричника:
   - Посмотри, Семен Прокофьевич, видно чего-нибудь?
   - Блестит, - заглянул сбоку Зализа. -  Начистил  ты  его,  как  шишак
перед царевым смотром.
   - Экий ты... - Картышев, похоже,  хотел  добавить  пару  слов,  более
привычных для двадцатого века, но сдержался. - Это означает, что абразив
снял верхний, окислившийся слой металла. То есть, малехо  потоньше  прут
уже стал.
   Зализа недоверчиво покачал головой, ковырнул блестящую полосу  ногтем
и вдруг оживился:
   - А ведь верно Игорь Евгеньевич сказывает,  есть  царапина!  -  потом
снова погрустнел:
   - Только сколько времени нам этак елозить придется?
   - А ты куда-то торопишься, Семен Прокофьевич? - подошел к окну  Костя
Росин. - Давай-ка, Игорь, я теперь поработаю.
   - Не, это не дело, - покачал головой Картышев. - По одному прутику мы
и вправду до осени  ковыряться  станем.  Давайте  так:  встаем  четверо,
каждый берет по  нити,  два  соседних  прута  трем  сверху  и  снизу.  И
человечка у окна, песок добавлять, да наружу выглядывать, от греха.  Как
устанем, меняемся. Нужно только нити длинные брать, чтобы  не  у  самого
окна стоять, а в глубине подвала. Тогда  снаружи,  со  света,  не  видно
будет, чем мы тут занимаемся. А нитки и так тонкие.  Заметано?  Прослав,
гони мои нитки!
   Поначалу пленники взялись за работу без особого азарта, не столько  с
надеждой на успех, сколько от вынужденного  безделья.  Однако  к  вечеру
выяснилось, то им удалось "протереть"  прутья  больше,  чем  на  толщину
ниток, и теперь  Картышеву  пришлось  даже  успокаивать  излишне  рьяных
работников:
   - Силу! Силу не применяйте! Нитку порвете. Тут дело не в  силе,  а  в
частоте движений. И песок не забывайте добавлять. Помните, это не  нитка
железо режет, это абразив работает. Без него толку не будет.
   Стража относилась к пленникам, как к скотине - впихивала один  раз  в
день большое корыто с какой-то овощной баландой, кадку воды, и больше не
появлялось. В качестве отхожего места приходилось  использовать  дальний
угол подвала, хлебать варево прямо из корыта - благо хоть ложки  были  у
каждого либо за поясом, либо в сапоге. Зато больше днем никто к  ним  не
заглядывал и делать свое дело не мешал.
   После того, как нити углубились в толщу прута  больше,  чем  на  пару
миллиметров, дело пошло еще веселее - теперь добавленный под нить  песок
не  осыпался,  постоянно  оставаясь  в  "рабочей  зоне".  Обычная  грязь
постепенно выкрашивалась, и оставался только прочный, хорошо  царапающий
железо  песок.  Ровно  через  неделю,  день  в  день,  первая  из  ниток
проскочила через узкую щель и повисла в руках Георгия Батова. Еще  через
пару часов закончила свое дело еще одна нить.
   - Хорош выпендриваться,  -  остановил  работу  Картышев.  -  То,  что
осталось, рукой  сломать  можно.  Теперь  решить  надо,  когда  вылезать
станем?
   - Я думаю, ночи дождемся, да и сдернем отсюда, - предложил  Росин.  -
Юлю только найти нужно...
   - Плохо ночью, - покачал головой Зализа. - Темно, дороги не видно,  в
замке тоже тьма. Куда идти, мы не знаем, а сослепу и вовсе заплутаем.  К
тому же, ночью стражу завсегда получше выставляют, все двери и ворота на
запоре. Шум поднимется раньше, чем  найти  чего  успеем.  Перебьют,  али
назад загонят.
   - А если сейчас?
   - В замке стражи латников двадцать, - пожал плечами опричник. - Воина
четыре, а то и пятеро за  дверью  нас  караулят,  эти  не  сразу  наружу
кинутся. Пока неладное поймут, пока нас хватятся. Еще  пятеро  наверняка
отдыхает. Кто-то еще на посту стоит, кто-то на выходе по  делам.  Думаю,
латников пять супротив поначалу будет, а то и меньше получится.  А  коли
оружие найти успеем, так и со всем гарнизоном  справимся.  Чай,  ливонцы
одни, не впервой.
   - Голосовать не станем... - Картышев взялся за  один  из  надпиленных
прутьев, качнул вперед-назад,  обломил  тонкую  недопиленную  перемычку,
прикинул в ладони тяжесть сыромятного железа. -  Берешь  в  руку,  маешь
вещь...
   Он протянул кусок прута Зализе, потом выломал второй и заскреб ногами
по камню:
   - Да подсобите же кто-нибудь!
   Росин рванулся вперед, сложил руки в замок и подставил их  Игорю  под
ногу. Архин подошел к окну с другой стороны и подставил плечо. Картышев,
упираясь, как на ступеньки, выполз в окно и, не вставая,  откатился  под
стоящую неподалеку распряженную телегу. Минутой  спустя  рядом  оказался
Зализа, следом выбрался уже окрепший Малохин.
   - Ну?.. - шепнул он.
   - Жарким пахнет, -  так  же  шепотом  отозвался  Картышев.  -  Кухня,
похоже, вон в том сарайчике. Давайте за мной...
   - Ты чего, самый голодный? - шепнул Сергей,  но  Игорь  уже  выбрался
из-под телеги и побежал вперед. Опричник кинулся за  ним.  -  Ну  ладно,
хоть пожрем напоследок...
   Как на любой приличной кухне, главной гордостью поварской  хибарки  в
замке дерптского епископа был открытый очаг со стоящим на  нем  огромным
котлом. Повелитель бульонов и  приправ,  в  одних  полотняных  портах  и
длинном переднике из тонкой кожи, негромко напевая, вылавливал из  котла
мясо специальным поварским крюком -  длинным,  почти  метровым  стальным
прутом с тяжелым трезубцем из круто изогнутых шипов на конце. Готовил он
явно  не  для  хозяина,  а  для  дворни  -  сам  господин  епископ  ныне
предпочитал более тонкие кушанья, а потому не стоило за-зря тратить мясо
только на похлебку, если из него можно сделать еще и нарезку в  паренную
капусту.
   Появлению в дверном проходе какого-то человека повар  не  удивился  -
кухня, это такое место, куда, как магнитом, тянет  всех  и  каждого.  Не
удивился он и тому, что мужчина оказался ему  незнаком  -  на  работы  в
епископский замок постоянно вызывают  то  одних,  то  других  сервов  из
ближних и дальних деревень. И тому,  что  незнакомец,  коротко  взмахнув
рукой, со всей силы ударил его в висок коротким  железным  прутом  повар
тоже не удивился. Просто не успел.
   - О, вот это мне  нравится  куда  больше,  -  наклонился  Картышев  к
упавшему ливонцу и забрал у него из руки  длинный  прут  с  крючьями  на
конце.  Деревянная  рукоять  как  влитая  легла  в  ладонь,   и   он   с
удовольствием пару раз рассек новым оружием  воздух.  -  Чего  смотрите?
Выбирайте... - кивнул он подбегающим одноклубникам и боярам на поварской
стол и стену над ним. Тут имелись и  ножи  разных  форм  и  размеров,  и
топорики для рубки мяса, и топоры для укорачивания  хвороста,  и  колуны
для дров. Пожалуй, поварскими инструментами замковой  кухни  можно  было
вооружить целую армию.
   Уже не особо таясь, воины побежали к воротам.  Постоянно  оглядываясь
по сторонам. Усыпанный соломой двор словно вымер - ни  единой  души,  ни
слуг, ни служанок, ни  привратника  у  ворот.  Малохин  громко  постучал
рукоятью тяжелого тесака, еще не  отмытого  после  шинковки  капусты,  в
калитку:
   - Откройте скорее! Телеграмма господину епископу!
   Неопытный привратник, широко зевая,  вышел  из  ведущих  на  лестницу
дверей - Картышев, притаившийся у стены, широким взмахом рубанул его  по
голени, а когда несчастный с криком боли рухнул на землю  -  безжалостно
добил его крюком по затылку.
   -  Не  везет  последнее  время  дворникам  дерптского   епископа,   -
причмокнул боярин Батов, бросая нож и снимая с ливонца пояс с палашом. -
Долго не живут. Спустимся к нашей страже в подземелье?
   - Сперва епископ...
   Дорогу в малый зал Картышев уже знал, а потому  поднимался  быстро  и
уверенно, ударом ноги распахнул створку и во главе прочих освободившихся
воинов вломился внутрь. Посреди устланного коврами и  мехами  помещения,
рядом с богато накрытым столом, сидела в кресле его племянница,  откинув
назад голову, и громко, страстно стонала. Из-под  ее  мерно  шевелящейся
юбки доносилось громкое чмоканье,  а  сам  хозяин  замка,  пристроившись
сзади к ласкающей певицу  бабе,  драл  ее  с  примернейшим  старанием  и
воодушевлением.
   - Чем вы тут занимаетесь?! -  Игорь  коротко  саданул  племяннице  по
юбке. Копошащаяся там женщина вывалилась наружу и распласталась на полу.
   Застигнутый  врасплох  правитель  попятился,  вскочил,  блестя  своим
влажным  напряженным  достоинством,  закрутил   головой,   ища   оружие,
спохватился, схватился за перстень на руке...
   - Только шевельнись! - подскочил к нему Малышев и приставил  к  горлу
тесак для рубки капусты.
   - Даже не дыши.
   - Сейчас я вызову упырей, и они  сожрут  вас  всех  до  единого...  -
пообещал епископ.
   - Они нас, конечно, сожрут, - согласился Сергей, - но тебе будет  уже
все равно. Если здесь появится хоть одна некрасивая тварь, будь она хоть
бабушкой кухарки, я сразу перережу тебе  горло,  а  с  остальным  станем
разбираться потом. Я ясно излагаю свою мысль?
   - Хорошо, - успокаивающе поднял руки священник. - Хорошо, я не  стану
никого вызывать... Только не нужно портить мое тело.
   - А руки убери за спину. Вот так... Тут у тебя  из  штанов  веревочки
торчат, так я попользуюсь, ладно? - и Малохин уже более весело добавил:
   - А штаны, чтобы не падали, ты руками подержишь,  сзади.  Как  раз  в
удобном месте связаны...
   - Боярыня где? - первым вспомнил про Юлю Варлам, кинулся к  правителю
и стиснул ему горло:
   - Где? Что ты с ней сделал?
   - Внизу... - прохрипел священник. - Дверь у камина.
   Боярин  вместе  с  подоспевшим  Росиным  ринулись  туда,   и   вскоре
вернулись, неся девушку на руках - Варлам под плечи, а Костя за ноги.
   - Что ты с ней сделал?! - опустив девушку  на  шкуры,  молодой  Батов
схватился за уже окровавленный железный прут.
   - Я в порядке, - слабым голосом  произнесла  Юля,  но  Варлам  ее  не
слушал:
   - Ты, схизматик!
   - Тихо-тихо-тихо-тихо, - обхватив епископа за  горло,  Малохин  начал
пятиться, волоча его за собой. - Козла не трогать, он нам живой нужен!
   - Да в порядке я, Варлам! - уже громче высказалась Юля. -  Ничего  он
мне не сделал! Просто руки-ноги затекли, неделю у креста простоять...  И
дышать тяжело. Отлежусь только пару часиков, нормально все будет.
   - Все в порядке с твоей  кралей,  боярин,  -  выставил  вперед  тесак
Сергей. - Иди к ней, с ней все хорошо...
   - Что ты так об этом выродке заботишься? -  остановился-таки  младший
Батов.
   - Потому, что домой хочу, в Каушту. И если господин епископ  проводит
нас до границы и отпустит на все четыре  стороны,  помахав  на  прощание
рукой, я отпущу его целого и невредимого. А если он сам,  или  его  люди
начнут валять дурака, то перережу горло и будем отбиваться как в прошлый
раз. Авось уйдем. Может, если ему кишки выпустить, то и  нечисть  к  нам
приставать не станет?
   - Не трогайте его! - наконец-то пришла в себя певица  и  кинулась  на
выручку своему господину - Картышев еле успел поймать ее за руку:
   - Ты куда, дура?! Он же тебя украл!
   - Нет, я сама! - забилась Инга,  пытаясь  освободиться.  -  Сама!  Не
трогайте меня! Сама к нему пришла! Его не троньте!
   -  Дура,  он  же  колдун!  Он  тебя  заколдовал  просто.   Понимаешь?
Заколдовал!
   - Я люблю его, -  заплакала  Инга  и  опустилась  перед  дядюшкой  на
колени. - Отпусти меня к нему, Игорь, отпусти... Хочу быть с ним...
   - Да не любишь ты его,  дура!  Это  колдовство.  Колдовство  это.  Он
колдун,  тебе  каждый  подтвердит.  Знаешь,  чего  нам  по  его  милости
вытерпеть пришлось?
   - Люблю...
   - Вы не можете меня убить, -  тихо  сообщил  епископ,  глядя  на  это
зрелище. - Только выпустить. И тогда я перебью вас всех, до единого.
   - Хочешь, проверим? - Малохин поднес нож к его горлу и ощутимо нажал.
   - Не нужно, - покачал головой священник. - Мне нравится это тело, и я
собираюсь оставить его еще лет на двадцать. Я доведу вас  до  границы  и
отпущу на Русь, если вы сохраните мое тело в целости и сохранности.
 
*** 
 
   Замкового начетника опять не нашли. Как сквозь  землю  провалился.  А
сам епископ заявил, что про  казну  свою  ничего  не  знает,  хранит  ее
начетник и никому про это не  докладывает.  Ему  мало  кто  поверил,  но
пытать не стали. Отчасти потому,  что  обещали  не  трогать,  а  отчасти
опасаясь, что не  выдержав  пытки,  колдун  созовет  окрестную  нечисть,
предпочтя мукам смерть. Всю прочую дворню - и воинов, и челядь,  загнали
в подвал, в погреб, соседний тому, в котором сидели сами, и заперли там,
задвинув засов и подперев парой высоких кухонных чурбаков.
   Грабили обитель  дерптского  епископа  на  этот  раз  обстоятельно  и
рачительно, укладывая выбранное барахло на  телеги.  Собрали  не  только
золото и серебро, но и самые красивые кубки и кувшины из меди и  латуни,
кое-какую одежонку и все  оружие.  Специально  для  Юли,  которая  после
недельного стояния на кресте все еще не могла  ходить,  скатали  в  зале
хозяина все ковры, а самого хозяина замотали в медвежью шкуру -  дабы  и
не замерз, и не дергался понапрасну.
   Караван из семи телег выехал из ворот рано утром, но  двинулся  не  в
сторону Псково-Печерского монастыря, где налетчиков наверняка  ждали  до
сих  пор,  и  где  им  пришлось  бы  прорываться  силой,   с   вероятной
необходимостью бросить добычу. Нет, Зализа приказал Прославу вести  обоз
на Пярсикиви, куда они и вышли тем же днем в поздние сумерки.
   Разбежаться  из  рыбацкой   деревни   народ,   вестимо,   не   успел,
сопротивляться  тоже  не  мог:  ну  куда  засечному  наряду  в   десяток
престарелых латников супротив трех  десятков  крепких  воинов  кидаться?
Позапирались в избах, понимая, что против топора либо тарана  дверь  все
одно не защитит.
   Но на этот раз нищета  рыбацкая  русских  не  заинтересовала  ничуть.
Гости лихие выбрали три баркаса покрепче, и принялись перегружать на них
содержимое обозных телег. Среди прочего имущества выгрузили и дерптского
епископа.
   - Руки развяжи, - попросил священник Малохина. - Затекли, не чувствую
совсем.
   - А не учудишь?
   - Да где уже теперь? - хмыкнул епископ. - Я свое слово  выполнил,  до
границы вас довез.
   - Кто кого?
   - Инга! - окликнул певунью здешний правитель.
   Девушка вывернулась из руки дядюшки, кинулась к  нему  и  повисла  на
шее.
   - Ты куда?! - кинулся следом Игорь.
   -  Оставь,  Картышев,  -  покачал  головой  священник.  -  Дай   хоть
попрощаться...
   - Ты на нее чары наведешь, а мне потом...
   - Все равно увозишь! Попрощаться дай.
   - Не подходи! - по змеиному зашипела, обернувшись, певица.
   Игорь что-то недовольно буркнул, но оттаскивать племянницу  силой  не
стал.
   - С тобой хочу остаться, с тобой, - лихорадочно начала целовать  лицо
дерптского епископа певица.
   - Я тебя найду, - пообещал правитель.  -  Обязательно.  Услышишь  мой
голос - не бойся. Это я. Года через два сам найду. Или позову. Руки  мне
развяжи...
   Инга  повернулась  к  Сергею,  выдернула  у  него  из  ножен  косарь,
располосовала стягивающие руки священника веревки. Тот, морщась,  поднес
ладони к лицу, покрутил кисти в суставах. Потом снял один из перстней  и
одел его певице на палец:
   - Вот, на память. Коли беда с тобой случится, камнем внутрь поверни и
согрей немного. Мне он более ни к чему. А  через  месяц  и  вовсе...  Не
выбрасывать же? И не бойся, я про тебя помню. И найду.
   Священник прижал ее к себе и крепко поцеловал. Потом приказал:
   - Ступай.
   - С тобой хочу остаться! - громко, да так, что с  ближайших  деревьев
посыпались листья, выкрикнула Инга.
   - Будешь, - кивнул епископ. - Я тебе  обещаю,  что  будешь.  Ты  ведь
знаешь, я всегда выполняю свои обещания. Просто потерпи немного, дай мне
набраться сил. А теперь: ступай.
   И она пошла. Ни разу не обернувшись - словно боясь, - что отвернуться
от своего господина второй раз уже не сможет.
   - Ответь мне, Малохин, - оглянулся епископ  на  своего  пленителя.  -
Правда ли, что вы попали в этот мир из будущих веков?
   - Да, вообще-то... - насторожился Сергей. - Вообще-то, да.
   - Издалека?
   - Четыре с половиной века вперед.
   - Скажи, Малохин, а какие из городов Европы уцелеют к этому времени?
   - Многие. Париж, Мадрид, Дрезден, Берлин, Вена, Прага.
   - А в них сохранились библиотеки?
   - Не знаю... За эти века по Европе столько войн прокатилось, что  все
наверняка в пух и перья разнесло. Вот разве  в  Лондоне.  Англия  -  это
остров, чужие на нем последние несколько веков не бывали.
   - Спасибо, Малохин, ты мне очень помог.
   - Да не за что, - пожал плечами Сергей. Он увидел,  что  баркасы  уже
загружены, люди перебрались на  них  и  пора  отчаливать.  -  Ну  ладно,
поехали мы...
   Он  протянул  было  правителю  здешних  земель   руку,   но   вовремя
спохватился, отдернул и побежал на причал.
   - Зря  ты  его  не  зарезал,  -  как-то  беззлобно  сказал  Картышев,
сбра