изнутри  дрекольем.  Над  восстановленной   стеной   маячили
сверкающие  наконечники  рогатин,  доказывающие,  что   русские   готовы
отразить штурм в любой момент.
   Впрочем Бехчета их наивные старания только рассмешили  -  он  отлично
знал, что деревянным укреплениям  против  пушек  все  равно  никогда  не
устоять. Грохнул первый за этот  день  залп  -  и  в  частоколе  тут  же
появилось пять новых прорех.
   - Это ты главный пушкарь? - окликнул его подошедший от бейских шатров
татарин. - Тебя Менги-нукер зовет. Наверх беги, он на холме.
   - Заряжайте, - пожав плечами, скомандовал своим помощникам  янычар  и
отправился к русскому полководцу. Бехчета  не  очень  удивляло  то,  что
татарскими тысячами  командует  иноземец  -  в  османской  армии  всегда
хватало и европейских наемников, и своих  христиан.  Но  янычар  глубоко
сомневался, что дикий язычник способен хоть что-то понимать в пушкарском
деле.
   Менги-нукер, все еще бледный  от  потери  крови,  сидел  на  ковре  с
большим блюдом на коленях. Он  спокойно,  с  достоинством  уверенного  в
своем  праве  человека  обгладывал  мясные  кости,  небрежно  отбрасывая
объедки за  спину,  в  высокую  траву.  У  ног  его  сидела  рыжеволосая
невольница - судя  по  сальным  пальцам,  тоже  успевшая  приложиться  к
хозяйскому барану.
   - Как тебя зовут, воин? - поинтересовался русский на своем языке.  По
счастью, за время службы в Балык-Кае почти все воины гарнизоны научились
сносно общаться на  этом  наречии.  Да  и  как  иначе,  если  почти  все
невольники и большинство горожан говорит именно на нем?
   - Бехчет Рахми, господин,  -  янычар  поклонился.  Коли  Аллаху  было
угодно, чтобы неверный  стал  командиром  войска  -  значит,  его  нужно
уважать, как и полноценного человека.
   - Ты куда стреляешь, Бехчет?
   - Я рушу русскую крепость, господин.
   - Нет, Бехчет, - покачал головой Менги-нукер.  -  Ты  просто  долбишь
земляную стену. Разве ты не знаешь, что крепость, это не земля и  камни,
а узлы обороны, способные ее защитить? Ты видишь  угловые  площадки,  на
которых стоят пищали? С них можно с обеих  сторон  перекрыть  огнем  все
пространство от одного угла до другого. Даже если  ты  сотрешь  стену  с
лица земли, мои воины не смогут пройти  между  ними.  Их  будут  убивать
десятками и сотнями. Ты меня понимаешь, Бехчет?
   Янычар оглянулся на крепость - на  длинную  ровную  стену,  по  краям
которой выступали чуть более высокие бастионы, и из  каждого  в  сторону
ворот смотрело по два длинных ствола. И он начал понимать,  что  язычник
действительно прав. Просто на Балканах, на которых он воевал всю  жизнь,
разрушать в большинстве приходилось  либо  небольшие  замки  с  высокими
стенами, что заваливались, как только рушилась стена  с  любой  стороны,
либо небольшие города, не имеющие своих пушек.
   - Поэтому, Бехчет, тебе нужно тратить ядра не на глупый  частокол,  а
на угловой бастион, на эту выступающую вперед площадку. Если русские  не
смогут с нее стрелять, то никакой тын и никакие стены их уже не  спасут.
Ты меня понял?
   -  Да,  господин,  -  кивнул  янычар,  впервые  в   жизни   увидевший
образованного христианина.  -  Сегодня  к  вечеру  угол  крепости  будет
развален.
   - Молодец, - одними губами улыбнулся русский. - Ступай.
   Пушкарь торопливо сбежал вниз, вопросительно взглянул на помощника.
   - Уже зарядили, - ответил тот. - Все десять. Бехчет  кивнул,  вытащил
из-за кушака молоток, присел возле бомбард. Оглянулся на  крепость.  Для
того, чтобы  попасть  в  самый  угол  все  стволы  необходимо  чуть-чуть
повернуть вправо. Но именно чуть-чуть - при  стрельбе  на  расстояние  в
тысячу шагов достаточно сдвинуть ствол на один палец - а ядро  улетит  в
сторону на  десятки  саженей.  Пожалуй,  для  начала  достаточно  просто
подстучать левый клинышек.
   Он размахнулся молотком - но тут инструмент вылетел из  руки,  а  сам
Бехчет Рахми крутанулся на одном месте и упал на спину. Из груди у  него
торчал граненый наконечник стрелы.
   - Бехчет? - удивился помощник, дернулся всем  телом  вверх,  а  потом
упал вперед.
   Еще один пушкарь, уронив факел, скатился со склона  прямо  на  пушки.
Четвертому стрела попала в горло и он, захрипев  и  схватившись  за  нее
руками, побежал к реке.
   Только тут янычары, считавшие, что находятся на  безопасном  удалении
от врагов, осознали опасность и  кинулись  бежать  -  но  меткая  стрела
успела догнать еще одного и вонзиться между лопаток.
   Юля опустила свой лук, снова присела и прижалась спиной к  частоколу.
Сердце стучало как сумасшедшее - как-никак, ей пришлось  выпрямиться  во
весь  рост  и  стоять  неподвижно,  пока  руки   привычными   движениями
накладывали стрелы  на  тетиву,  а  глаз  ухватывал  цель.  И  в  каждое
мгновение ждать, что с  татарского  холма  прилетит  вестница  смерти  и
пробьет ее насквозь от одного бока до другого.
   Но Бог миловал. Похоже, толстяк любил поспать и на охоту так рано  не
выходит.
   Юля высматривала жирного коротышку с самого рассвета, надеясь застать
врасплох. Но со вчерашнего дня испуг за подстреленного Варлама несколько
отступил, и после того, как прозвучал пушечный залп  она  подумала,  что
татарские  артиллеристы,  пожалуй,  куда  более  опасны,  чем   одинокий
стрелок. А  еще  -  что  они  ковыряются  на  своей  батарее  совершенно
спокойно, и лучшей мишени просто не придумать.
   Теперь каждый татарин  десять  раз  подумает,  прежде  чем  один  раз
подойдет к поблескивающим на солнце стволам. Пожалуй, ядер сегодня можно
будет не бояться.
   - Эй, Ефрем! - окликнула она одетого в кольчугу холопа. -  Сбегай  на
кухню, спроси, когда завтракать будем. Думаю, я уже заслужила.
 
*** 
 
   - Юля... Юленька, зар-раза, - покачал головой  Тирц,  наблюдавший  за
избиением артиллеристов с высоты холма. - Значит,  жива  красавица.  Вот
черт!
   Лучница из клуба "Черный  шатун"  была  ближайшим  человеком  из  той
гоп-компании, что сперва провалилась вместе с ним  в  прошлое,  а  потом
погнала его одного зимой через дикие ливонские земли. Он не раз мечтал о
том, как захватит ее усадьбу, сделает ее своей рабыней, посадит на  цепь
- для такого дела настоящую цепь купить не жалко, а потом  будет  много,
много лет развлекаться с ней скучными зимними вечерами. И совсем не теми
способами, что могут ей понравиться. Вот тогда-то он припомнит ей все! И
то, как мерз в глухом лесу, и как отбивался от собак вонючих  сервов,  и
то, что она всегда называла Россию великой державой. Он устроит ей такую
державу, что она станет плакать при одном упоминании слова "русский"!
   Однако  каждый  раз  крепостица   огрызалась   слишком   яростно,   а
обстоятельства складывались так, что навалиться всей силой  на  одинокую
усадьбу не удавалось. Что же,  если  Юленька  по-прежнему  здесь,  можно
попробовать еще раз.
   - Как твое здоровье, Менги-нукер? - тяжело дыша, поднялся на  вершину
холма Кароки-мурза, и бессильно рухнул на ковер. Султанского  наместника
опять мучила одышка, а под глазами появились сизоватые мешки.
   - Спасибо, уважаемый Кароки-мурза, - вежливо кивнул Тирц. -  Неплохо.
Мечом махать пока не могу, но соображать получается.
   - Я рад, Менги-нукер... Очень рад... Ко  мне  сейчас...  Бакы  Махмуд
приходил... Это его янычары и пушки с нами... В походе...
   - И что? - заранее скривился физик.
   - У него пять пушкарей  русские  лучники  постреляли...  -  на  одном
дыхании произнес Кароки-мурза.
   - Я видел, - кивнул Тирц. - А что, разве они не знали, что  на  войне
иногда убивают?
   - Пушкари отказываются подходить к бомбардам...
   - Что-о? - изумленно приподнял брови Тирц.
   - Как это отказываются?
   - Боятся.
   - Не знаю, как у  вас,  уважаемый  Кароки-мурза,  -  покачал  головой
физик. - А у  нас  в  армии  с  трусами  поступали  вполне  определенным
образом.
   - У нас поступают точно так же, - кивнул осман. - Но у  Бакы  Махмуда
имелось двадцать пушкарей при десяти стволах. Пятерых  уже  убили.  Если
мы, Менги-нукер, посадим  на  кол  остальных,  кто  станет  стрелять  из
бомбард?
   - М-м... - заскрипел зубами Тирц. - Опять все наперекосяк получается.
Черт, черт, черт!
   Он яростно зачесал подбородок, глядя на крепость.
   - Вот зараза, оставила без пушек... Вроде и есть, а  вроде  и  нет...
Выждать, что ли, еще день, и ночью поставить над ними навес от стрел?  -
он выжидательно посмотрел на Кароки-мурзу, потом сам же покачал головой:
   - Нет, не годится. Тогда что...
   Он прикусил губу, всматриваясь в земляную стену, в бастионы по углам,
в покачивающиеся над частоколом рогатины.
   - Ага... Значит, у русских из каждого бастиона смотрит вдоль стены по
две пищали. Если они дадут залп, то у нас будет несколько минут, пока их
перезарядят. Одним залпом они могут покалечить, но убить не получится...
- Тирц повернул голову к Кароки-мурзе, и сказал:
   - Думаю, пора начинать штурм. Сейчас я подведу  к  крепости  големов.
Они развалят стену  и  один  из  бастионов.  Как  только  глиняные  люди
закончат разгром, пусть татары идут в атаку.
   - Ну наконец-то, - просветлел  лицом  наместник.  -  А  я  думал,  ты
собираешься прятать их в овраге  вечно.  Тогда  первыми  я  пошлю  сотни
Кара-мурзы. Он хорошо позаботился обо мне этой  весной.  Он  сам  и  его
воины достойны этой награды.
   - Ну да, - кивнул Тирц, - кто первый  ворвался  в  крепость,  тому  и
лучшая добыча. - Он закрыл глаза, положил  руки  на  колени  и  повернул
ладонями вверх и тихо сказал:
   - Идите сюда...
 
*** 
 
   - Боярыня! - без стука ввалился Беляш в горницу, и затыкал пальцем  в
сторону двора. - Там...
   Там...
   - Что? - не поняла Юля.
   - Там... Такое... Скорее...
   - Что? -  Варлам  с  перебинтованной  головой  попытался  встать,  но
оскользнулся рукой по половицам и упал обратно на перину.
   -  Я  сейчас,  -  Юля  поняла,  что  происходит  нечто  действительно
неординарное, а потому решилась оставить мужа одного.
   Да, конечно, смердов с оружием на стенах хватает,  У  пищалей  холопы
обученные стоят - а потому и штурму неожиданному, и к обстрелу татарской
конницей усадьба готова. Но  без  хорошего  командира  все  равно  может
случиться всякое.
   Прихватив со стола лук и повесив колчан через плечо, она  сбежала  во
двор, быстро поднялась по лестнице и...
   -  Этого  не  может  быть...  На  склоне  татарского  холма   стояли,
выпрямившись во весь свой десятиметровый рост, два слепленных  из  земли
человека. Их можно было бы принять за вылепленные  шутки  ради  огромные
скульптуры - хотя, как слепишь этакое чудище за  тот  час,  пока  ее  не
было? Однако... Однако огромные монстры не походили на мертвые изваяния.
Они не стояли неподвижно - они слегка покачивали руками, поворачивали из
стороны в сторону голову, поводили плечами. То  есть  -  вели  себя  как
самые настоящие живые существа. Как люди невероятно огромного роста... К
тому же следы,  ведущие  из-за  холма,  явно  указывали,  как  и  откуда
появились гиганты.
   - Кажется, хана настала... - еле слышно прошептала женщина.
   А за спинами монстров, едва доходящие им до колен, собирались  с  уже
обнаженными саблями десятки татар в толстых стеганых шапках и шлемах,  в
халатах и кольчугах, куяках и кирасах.  Это  означало,  что  сейчас  все
вместе - маленькие и большие - они пойдут на штурм.
   - Боже, да они же передавят нас всех, как клопов. Как  червяков,  как
козявок. Они просто смахнут стену и войдут внутрь, хватая,  кого  только
пожелают...
   Еще это означало, что все собравшиеся в крепости за спасением девушки
пойдут в татарские и турецкие гаремы, что молодые ребята окажутся рабами
или гребцами на галерах, а стариков просто  перебьют  за  ненадобностью.
Что сама  она  окажется  служанкой  какого-нибудь  вонючего  урода,  что
Стефания ее станет чьей-то наложницей, и Юра и  Миша  -  мальчиками  для
наслаждений, а потом тоже рабами. Варламу же, наверное,  повезет  -  его
просто сразу зарежут.
   Один из монстров двинулся вперед - и Юлю словно ударило:
   - Беляш, на правый край беги! - заорала она, выводя всех из  ступора.
- Стрелять по левой ноге! По моей команде! Ефрем, пищали готовь!
   Она со всех ног кинулась на угловой  бастион,  отпихнула  от  дальней
пищали Степана, тут же рявкнув:
   - Пищали неси! Заряды готовь! - потом приложила  приклад  к  плечу  и
качнула стволом, проверяя поворотливость: вверх-вниз, вправо-влево.
   Когда-то давным-давно, когда они еще только переехали сюда и насыпали
первый  вал  вокруг  усадьбы,  Варлам  заказал  кузнецу  пять  пищальных
стволов. Тогда он уже знал, что жена в огненном бое разбирается неплохо,
но сам не понимал ничего, и действовал по принципу  -  чем  больше,  тем
лучше. В общем он был, конечно прав,  но  изготовленные  по  его  заказу
стволы диаметром в вершок  -  примерно  в  пять  сантиметров,  оказались
совершенно неподъемны для любого стрелка.
   Выкручиваться пришлось Юле, и она, вспомнив все достижения двадцатого
века, придумала некое подобие турели: во вращающуюся на подставке  чушку
втыкался железный стержень, на  который  насаживалась  пищаль.  "Турель"
позволяла легко поворачивать ствол в  любом  направлении,  принимала  на
себя  большую  часть  отдачи,  и  с  нее  оружие  легко  снималось   для
перезарядки. Или для замены: в усадьбе стояло уже пятнадцать пищалей,  и
если крепость атаковали не со всех сторон одновременно...
   - Не спешить! - женщина прекрасно понимала, что на большом расстоянии
картечь просто завязнет в массивной туше. Свинец должен лететь  плотным,
густым пучком. А потому она снова и снова кричала во все горло:
   - Только по моей команде! Левая нога!
   Махина двигалась вяло, неповоротливо,  приволакивая  обе  ноги  -  но
из-за широкого шага получалось, что все равно с огромной скоростью.
   "Фитиль! - внезапно обожгло Юлю. - Фитиль горит?"
   Она вскинула голову, посмотрела на  закрепленный  в  держателе  витой
льняной шнур, пропитанный  китайским  снегом.  Над  его  кончиком  вился
легкий дымок - значит, огонь есть. До монстра оставалось всего  полсотни
метров. Она снова прильнула к прикладу, поводя  кончиком  ствола.  Лучше
всего, наверное,  бить.  немного  выше  колена  -  чтобы  на  оставшейся
культяпке чудовище передвигаться не смогло ни в коем случае.
   Сорок метров.
   Татары не успевают за кажущейся неповоротливой  махиной,  отстают,  и
расстояние все увеличивается. Кажется, они пытаются что-то кричать, но в
ушах стоит абсолютная тишина. Неужели оглохла?
   Тридцать.
   Юля  ощутила  покой.  Полный  и  абсолютный  покой,  который   всегда
овладевал ею на соревнованиях. Стоит выйти на рубеж - и исчезают  мысли,
страхи, звуки. Остается только цель  и  выработанная  годами  тренировок
сосредоточенность. Двадцать...
   - Пора!!! - она направила ствол на левую  ногу,  как  раз  вынесенную
чудищем вперед, на полметра ниже паха - и нажала на спуск.
   Звука Юля тоже не услышала - просто увидела, как из того места,  куда
была направлена пищаль, полетели в стороны ошметки глины. Потом такие же
ошметки вылетели немного выше, ниже - и нога начала подламываться.
   В тот же миг в ее сознание ворвался грохот  канонады  и  гуляющее  от
холма и  обратно  многократное  эхо.  Она  рванула  пищаль  со  стержня,
толкнула ее назад, холопам, перехватила поданную в руки другую, насадила
в положенное место...
 
*** 
 
   - А-а-а!!! - вопя от боли, покатился Тирц по  ковру,  схватившись  за
ногу, попытался встать.
   Там,  внизу,  у  стены  крепости  голем  тоже  пытался  подняться  на
четвереньки, полз вперед, опираясь на единственную ногу и обе руки.
   - Ну, еще чуть-чуть... Ломай!!!
   Но тут выстрелы загрохотали снова. Плотная  картечь  рвала  в  клочья
руки глиняного человека, и физик чувствовал его боль всем своим телом  и
всей плотью.
   - A-a-a!!!
   Голем внизу дернулся, из  последних  сил  стремясь  выполнить  приказ
создателя - его голова врезалась в частокол, выворачивая его из земли, и
упала на стену. Последний залп врезался чудищу в голову - но  оно  более
все равно уже не двигалось.
   Послышался радостный вой - татары полезли по монстру, превратившемуся
просто в груду глины, словно по насыпанному валу, ведущему их  прямо  на
стену, к проделанному в тыне проходу, они бежали по  нему  вперед,  видя
перед собой не ощетинившуюся копьями стену, а добычу, которая находилась
за ними: боярское добро, золото и беззащитных баб.
   Тяжело дыша от боли,  Менги-нукер  стоял  на  четвереньках  на  своем
ковре, и с кривой  улыбкой  смотрел,  как  татары  ломают  сопротивление
немногочисленных мужиков, отмахивающихся топорами на длинных  ручках,  и
неуклюже тыкающих в опытных степных воинов рогатинами:
   - Получилось...
   На стене началась свалка. Первыми удар приняли  одетые  в  тегиляи  и
кольчуги холопы. Именно они норовили  порубить  татар  топорами,  словно
дрова. Степняки подсекали их саблями, тыкали остриями кривых  клинков  -
но в пешем строю у них не было места для хорошего  замаха,  а  прорубить
кольчугу или хорошо простеганный проволокой и  набитый  конским  волосом
тегиляи не так-то просто. А вот падающий на голову  топор  не  отобьешь,
как легкий клинок, и пробивает топор практически все - хоть дерево, хоть
железо,  хоть  человеческий  череп.  Вдобавок,  из-за  спин  холопов   в
нападающих тыкали копьями и рогатинами на длинных  ратовищах  смерды,  и
каждый нападающий татарин фактически оказывался  один  против  двух-трех
врагов. В итоге первые ряды грабителей полегли на месте - но холопы тоже
получили многочленные порезы и уколы от  лезущих  на  стену  врагов.  По
ногам потекла кровь, топоры начали стремительно тяжелеть, и поднимать их
становилось все труднее и труднее, а степняки лезли с прежним азартом.
   Холопы  начали  падать,  оставляя  бездоспешных  смердов  наедине   с
опытными воинами. К тому же, столь опасные для врага  на  расстоянии,  в
ближнем бою  копья  превращались  в  обузу.  Смердам  оставалось  только
побросать их и схватиться за ножи и кистени.
   Нож против сабли - а за их спинами татарам уже виден забитый скотом и
будущими невольниками двор.  Последний  напор  -  и  они  смогут  начать
веселье!
   Не вовремя заглядевшийся на добычу татарин  тут  же  получил  удар  в
ключицу стограммовой гирькой кистеня, от которой мягкий халат спасти  не
смог и взвыл от боли, уронив саблю.
   За спиной загрохотало - он присел, уворачиваясь от следующего  удара,
шарахнулся в сторону, прижался к  стене  и  увидел,  как  на  его  место
заступил усатый старик из его  десятка,  прижал  лезвие  сабли  к  груди
Русского, рванул рукоять вверх, распарывая полотняную рубаху и грудь  до
самой кости - но русский в этот  же  момент,  снизу  вверх,  исподтишка,
всадил ему в живот короткий нож, и тоже рванул его в сторону,  вспарывая
халат и брюхо под ним. Старик начал падать с русским  в  обнимку.  Опять
грохотнуло, потом еще. Снизу стало видно, как взмахнувший  саблей  нукер
дернул головой от попавшего в висок кистеня, и в стороны полетели  куски
костей.  А  стоящего  рядом  татарина  ударили  копьем  в  спину.  Сбоку
послышался лязг  стали,  чей-то  предсмертный  хрип,  и  все  наконец-то
затихло.
   Значит, схватка закончилась. Отсюда, снизу, ему не  было  видно,  кто
победил, но он понимал, что свои. Потому, что иначе  просто  не  бывает.
Ведь они - правоверные татары славного рода Кара, а все русские -  тупые
безмозглые рабы. Скольких он перевидал  в  своем  кочевье!  Сколько  раз
приходилось наказывать их плетью за лень или плохо сделанную работу!
   - Помогите! - попытался крикнуть он, но из горла вырвался лишь слабый
крик. - Помогите, я здесь!
   Никто  не  откликается.  Наверное,  бегут  во  двор,   вяжут   рабов,
отволакивают за волосы  девок  к  телегам  и  задирают  им  юбки,  делят
скотину.
   - Да помогите же! - закричал он изо всех сил. - Помогите...
   Неожиданно  над  головой   показалось   незнакомое   лицо.   Какой-то