а  не  во
всадника, а пробила стальной конский налобник. Ноги лошади  подломились,
рыцарь кубарем покатился вперед и несколько раз перекувырнулся с боку на
бок, разбрасывая латные рукавицы, наплечники, пластины латной юбки.
   - Сегодня не встанет, - с удовлетворением понял  Зализа.  Ливонцев  и
русичей разделяло уже от силы полсотни саженей, и он громко закричал:
   - Феня!
   Опричник воевал не первый год и успел узнать про законы,  по  которым
русские, ливонские и татарские бойцы громили крестоносцев.  Основной  из
них гласил: никогда не подставляться под прямой копейный удар. А  потому
русская кованая конница испуганно  прыснула  по  сторонам  и,  продолжая
осыпать врага стрелами, стала обтекать его под самым лесом, по наволоку.
   С расстояния в полсотни саженей бронебойные наконечники соскальзывали
с покатых кирас и округлых шлемов, лишь иногда пробивая  наруч  и  уходя
рыцарям в плечо - но зато великолепно прошивали лошадиные бока вместе  с
навешанными на них тонкими пластинами,  а  потому  благородные  животные
оседали  на  снег  одно  за  другим,  словно  прорастая  многочисленными
оперениями.  Кованая  конница  шла  вдоль  вражеской   колонны   сланом,
продолжая опустошать колчаны.
   Кнехтов никто не перестраивал в боевой порядок,  не  успели  -  да  и
зачем? Латники все равно не могут атаковать конницу. Но теперь  с  обоих
берегов реки по ним, стоящим  в  четыре  ряда,  хлестали  бронебойные  и
обычные, секущие стрелы, и от этого вихря деваться было  некуда:  только
выть, молиться и закрываться руками - щиты в Европе уже почитай полвека,
как окончательно вышли из моды.
   Рыцарская конница, с размаху ударившая в  пустоту,  замедляла  ход  и
разворачивалась, готовясь погнаться за вертким  противником,  а  русичи,
поравнявшись  с  обозом,  без  всякой  жалости  принялись  расстреливать
спокойно сидевших на своих местах  возничих  и  упряжных  лошадей.  Даже
смирные мерины, получив по стреле в круп или в бок,  начинали  метаться,
растаскивая сани по сторонам, и в конце концов падали, расстрелянные  со
всех сторон. Но теперь обоз представлял уже не  ровную  линию  саней,  а
беспорядочно раскиданные тут и там повозки, в оглоблях  которых  умирали
самые верные друзья человека.
   Закончив скачку, бояре один за другим влетали в  широкие  щели  между
щитами  гуляй-города,  успокаивали  разгоряченных  жеребцов   и   громко
кричали:
   - Стрелы, стрелы давай!
   "Торговцы" и  одноклубники  хватали  с  саней  заготовленные  пуки  и
раздавали их конным войнам, которые торопливо заполняли колчаны.
   - Снова пойдем, Семен Прокофьевич? - азартно предложил боярин Мурат.
   - Обождем немного, Мурат Абенович,  -  покачал  головой  опричник.  -
Посмотрим, что они сами теперь делать надумают.
 
*** 
 
   - Смотрите, пищали! -  внезапно  встрепенулся  Картышев.  -  Да  вон,
смотрите, сани боком стоят!
   На  санях,  что  стояли  ближе  к  ливонцам  поперек  реки  и  тяжело
колыхались - лошадь еще билась в  оборванных  постромках  -  лежали  два
длинных толстых цилиндра.
   -  Убей  меня  бог,  пищали!  -  Игорь  оглянулся  за  поддержкой   к
одноклубникам. - Если эти гады их на нас развернут, то  одним  картечным
залпом снесут вместе со всеми деревяшками!
   - Не развернут, - пообещала Юля. - У меня лук вдвое дальше бьет. Если
кто к ним сунется, аккурат в правый глаз стрелу засажу.
   - Ты только сам  туда  не  побеги,  -  предупредил  Росин.  -  Конник
какой-нибудь выскочит, да и насадит на копье, как жука на булавку.
   - Точно говорю, пищали, - высунулся между щитами  Картышев.  -  Вроде
как сорокагривенные, восемнадцать сантиметров калибр.
   - Держите его кто-нибудь, - устало покачал головой Росин. -  А  то  и
вправду побежит.
 
*** 
 
   - Проклятый епископ! Чтобы душе его гореть  в  аду  тринадцать  тысяч
лет, чтобы его жарили на всех сковородах и заливали пасть  расплавленным
оловом. Нет, дайте его мне, и я  сам  привяжу  его  к  четырем  коням  и
прикажу бить их кнутом, пока святошу не разорвут  в  мелкие  клочья!  Он
говорил - просто дойти!
   Мысли кавалера Ивана сейчас крутились отнюдь не вокруг двух лежащих в
обозе пищалей. Он думал о том, как теперь ему надлежит поступать.
   - Проклятые русские!
   Проклятые язычники, вопреки всем военным наукам, сами ушли у  него  с
дороги, предоставляя возможность спокойно двигаться дальше на  Новгород.
Но впереди еще три дня пути по  диким,  необжитым  местам  -  временами,
вдобавок, враждебным. Их не пройти без обоза!  Не  пройти  без  палаток,
постелей, вина, овса и сена, без мяса и гусятины, в конце концов!  Иначе
они просто вымерзнут на первом же ночлеге от голода и  уморят  коней!  А
обоз лежал совершенно разоренный, с  мертвыми  возничими  и  издыхающими
лошадьми  между  ним,  и  каким-то  диким  передвижным  укреплением   из
неошкуренных бревен.
   Ладно, он может посадить кнехтов вместо возничих: но для  этого  сани
требуется как минимум перезапрячь. А сделать это под градом стрел  из-за
укрепления не решится никто. И разогнать конницу, ударить в  эти  глупые
щиты невозможно - весь лед  загорожен  санями,  кони  только  ноги  себе
переломают. Обойти сбоку?  Рыцари  окажутся  без  строя,  по  одному.  В
беспорядочной рубке численность важнее мастерства, а  русских  всадников
больше.
   - Эй, кто тут  есть?  -  оглянулся  командующий  в  поисках  знакомых
крестоносцев. - Мы перехитрим русских. Мы используем  их  же  укрепление
для защиты от их конницы. Я почти не видел пеших язычников, а значит  за
укреплениями их не больше нескольких десятков. Пусть кнехты ударят в эти
щиты, вырежут на них русских и не пускают  в  проходы  всадников.  Сотня
пикинеров - и языческая  конница  не  пробьется  через  них  до  второго
пришествия!
   - Мы потеряли шестерых крестоносцев и три десятка  лошадей,  господин
кавалер, - доложил почему-то ливонский рыцарь. - Почти половина  кнехтов
легко ранены, полтора десятка убиты, а еще почти полсотни ранены  тяжело
и неспособны идти в бой.
   Некоторое время сын Кетлера  удивленно  смотрел  на  собеседника,  не
понимая, почему вокруг оказалось так много  ливонцев,  потом  сообразил:
они шли за спинами крестоносцев, а потому почти не понесли потерь.
   - Как тебя зовут?
   - Кавалер  Ханган,  -  представился  рыцарь,  -  дворянин  Дерптского
епископства.
   - Любое поражение, господин Ханган, - заметил  командующий,  -  можно
превратить  в  победу.  Главное:  иметь  волю  разгромить  врага.   Всем
оставшимся без  коней  рыцарям  надлежит  возглавить  атаку  на  русские
укрепления. Они неуязвимы для стрел и способны показать  кнехтам  пример
личного мужества.
   - Да, господин кавалер!
   А сын Кетлера думал уже о том, что такое огромное количество  раненых
ему просто не увезти. И тех, кто окажется неспособен идти сам,  придется
бросить. Иначе в этой пустыне сгинут все.
   Рыцарская конница отступила от обоза, и перед дальними санями  начали
скапливаться пешцы.
   - Понятно, - кивнул Зализа и  мысленно  поблагодарил  боярского  сына
Толбузина за подарок: кольчужные чулки сейчас ему сильно пригодятся. Еще
бы очень пригодился чалдар - но его не было.
   - Бояре! - оглянулся он на ратников. - У кого бутурлыки на ногах, али
у коней на груди пластины, вперед выезжайте.
   С ливонской стороны блеснула сталь - рыцари в полном доспехе,  сжимая
в латных перчатках мечи, двинулись  вперед,  обходя  сани  и  издыхающих
коней. За ними, на небольшом удалении, подступали  кнехты.  Первыми  шли
воины с мечами, а  следом  за  ними,  в  пятых-шестых  рядах,  пикинеры.
Разумеется, ведь  сперва  они  собирались  расправиться  с  засевшими  в
гуляй-городе иноземцами, а уже потом сражаться с конницей!
   Над Лугой опять зловеще зашелестели стрелы.
   - Это уже по нашу душу, - Нислав прислонил бердыш к щиту  и  просунул
граненый ствол пищали в узкую щель бойницы. На все санные  щиты  пищалей
не хватало, поэтому каждый из стрелков оказался отделен  друг  от  друга
заметным расстоянием, и ни о каком договоре по стрельбе залпами или иной
общей тактике речи не  шло.  Бывший  милиционер  просто  выбрал  цель  -
неточно: никаких мушек и прицелов на пищали не  имелось.  Нислав  просто
направил ствол в сторону бредущего в центре рыцаря  с  выпирающим  вдоль
грудины ребром, и ткнул фитилем в запальное отверстие.
   Бабах! -  ударил  в  плечо  приклад  и  пространство  перед  Ниславом
заволокло белым  дымом.  Он  отступил,  опустил  пищаль  стволом  вверх,
торопливо прошелся по стволу палкой с прибитым к концу кожаным лоскутом,
выдернул из нагрудного кармашка бумажный патрон, оторвал зубами  кончик,
сыпанул порох в черный зев,  сверху  кинул  заготовленный  заранее  пыж,
вырубленный из толстой воловьей кожи, с нескольких ударов  вколотил  его
до упора вниз, потом кинул горсть жребия - десяток кусочков порубленного
железного прута в мизинец толщиной, еще один  пыж,  прибил,  из  тонкого
носика самодельной пороховницы тряхнул  в  запальное  отверстие  немного
пороха: все, заряжено. Когда граненый ствол снова  выглянул  наружу,  до
наступающих ливонцев оставалось всего полсотни шагов.
   - Проверка паспортного режима! - Нислав, не прицелившись толком ни  в
кого из плотно наступающей массы, ткнул тлеющим фитилем в запал.  Пищаль
тут же откликнулась болезненным ударом и выплеснула вперед  струю  дыма.
Он увидел, как  двух  кнехтов  раскидало  в  стороны,  причем  в  воздух
взметнулась и полетела куда-то к лесу оторванная рука,  как  еще  одного
ливонца, шедшего за ними, отшвырнуло назад -  но  тут  дым  растекся,  и
бойницу заволокло сизым маревом.
   Все, больше перезарядить он не успеет - милиционер аккуратно поставил
пищаль к щиту и взял в руки бердыш.
 
*** 
 
   Зализе с коня обстановку было  видно  куда  лучше.  Иноземцы  владели
пищалями неплохо: стрельцы из Копорья  успевали  давать  залпы  чуть  не
втрое реже. Жребий вместе со стрелами выбил четырех наступающих  рыцарей
из шести, а кнехты опадали под сани и вовсе десятками.  Однако  пикинеры
по-прежнему толкались в задних рядах атакующей толпы, и этим  грех  было
не воспользоваться.
   - Бояре! - Зализа спрятал лук в  налучник,  схватил  притороченное  к
седлу копье. - С нами Бог! Ур-ра-а!
   Он первым вылетел в щель между  щитами  гуляй-города  и  помчался  на
ливонцев, метясь рогатиной в  одного  из  еще  живых  крестоносцев.  Тот
остановился, перехватив меч двумя руками - одной за рукоять,  другой  за
лезвие. Он явно готовился отбить копейный удар, но опричник  сделал  то,
чего его враг никак не ожидал: в паре шагов от рыцаря  резко  наклонился
вперед, всей массой  наваливаясь  на  рогатину.  Привыкший  к  седлам  с
высокой лукой, не позволяющим всаднику никаких  наклонов,  немец  так  и
остался стоять с выставленным вперед мечом, когда повернутое вертикально
лезвие рогатины врезалось ему в кирасу. Как ни странно, доспех выдержал,
но вдавленное всей силой разогнавшегося всадника  лезвие  скользнуло  по
кирасе  вверх,  ушло  под  ожерелье,  на  миг  отдало   в   руку   тугим
сопротивлением - но тут ремни  наплечников  лопнули,  и  шлем  вместе  с
ожерельем взлетел вверх.
   Перед опричником мелькнуло  бледное  лицо,  неестественно  вывернутая
голова - но конь уже нес его дальше.
   Зализа резко опустил рогатину, одновременно стряхивая с нее  ненужное
железо и метясь боковым, остро отточенным  краем  копейного  наконечника
резануть шею ливонца во втором ряду, но промахнулся и просто  отсек  ему
ухо, лишь слегка пропоров горло. Ближний ливонец  стукнул  его  мечом  в
грудь, но без особой силы. Зализа даже прикрываться не  стал,  а  кнехта
тут же насадил на рогатину подоспевший сзади боярин.
   Слева что-то мелькнуло -  опричник  выпростал  щит,  прикрывая  грудь
коня, ощутил глухой удар. Но что это было  -  так  и  не  понял.  Атака,
которая должна была опрокинуть ливонцев, явно выдохлась, превратившись в
обычную рубку конных с пешими. Первыми  в  такой  сече  гибнут  кони,  и
Зализа очень боялся, что кто-то  ткнет  пикой  не  в  него,  а  молодому
жеребцу в  горло  -  однако  пока  обходилось.  В  образовавшейся  давке
ливонцам вообще было трудно шевелиться,  а  вот  всадники  били  кнехтов
копьями чуть ли не на  выбор.  Правда,  после  третьего  удара  рогатина
опричника застряла внизу, схваченная сразу  двумя  руками.  Он  отпустил
бесполезное оружие, подставил наруч под удар  меча  -  рука  заныла,  но
осталась целой. Пользуясь выигранным мгновением, Зализа выхватил  саблю,
сгоряча попытался разрубить кнехту  шлем  вместе  с  головой  -  но  тот
неудачно дернулся, и выверено изогнутый клинок отсек ему руку  вместе  с
мечом.
   Мертвые медленно оседали вниз, давая возможность еще  живым  людям  и
всадникам  сойтись  ближе.  Теперь  бояре  резались  уже  с  пикинерами,
прикрывая шеи коней и норовя обрубить или сами пики, или  дотянуться  до
рук, их удерживающих. Ливонцы время от времени просто швыряли свои  пики
и вытаскивали короткие мечи. Одно из копий угодило в  боярина  слева  от
Зализы - тот обмяк  и  свалился  вниз,  но  его  боевой  конь  продолжал
топтаться на своем месте, ограждая опричника  от  ударов  сбоку.  Боярин
справа размашисто работал кистенем, круша все, до чего мог дотянуться  -
но коня не уберег. Промелькнуло в воздухе сверкающее лезвие,  ударил  на
ливонцев фонтан горячей крови, и  скакун  прямо  на  своем  месте  начал
оседать вниз. Боярин попытался выбраться из седла, но в давке не смог. К
тому же почти сразу поверх  него  упало  два  ливонца,  потом  попытался
пробиться вперед всадник из заднего ряда, еще не потерявший рогатины.
   В сече принимали участие не более полусотни бояр. Остальные, так и не
успев выбраться из-за стены гуляй-города, снова взялись за луки,  быстро
и уверенно вгоняя в плотную массу кнехтов  одну  бронебойную  стрелу  за
другой. Поначалу казалось, что этой стрельбы вообще никто не замечает  -
но в какой-то миг число кнехтов, уже не способных устоять на ногах из-за
потери крови,  из-за  множества  мелких  ран,  просто  из-за  усталости,
превысило число тех, кто напирал вперед, и в ливонской  массе  появилась
слабина. Пешцы начали пятиться, потом все быстрее и быстрее,  спотыкаясь
о разбросанные сани, падая вниз, под ноги и копыта.
   Поначалу бояре из-за тесноты их даже не рубили, а просто  выталкивали
с дороги, иногда тыкая кончиками  сабель,  проскакивали  мимо,  торопясь
вырваться на простор. Кнехты растерянно  крутили  головами,  не  успевая
сообразить, почему их больше не давят и  не  пытаются  убить  -  но  тут
накатывала вторая волна кованой конницы,  и  уж  она  не  давала  пощады
никому.
 
*** 
 
   - Пищали! - вспомнил Игорь, хватая  Росина  за  руку,  и  они  вдвоем
побежали вперед. Следом вышли из-за щитов гуляй-города  и  двинулись  по
полю боя другие одноклубники.
   Как ни странно, но  большинство  лежащих  на  снегу  между  санями  и
лошадьми людей были еще живы. Они стонали, хрипели, многие оставались  в
сознании, пытаясь приставить на место держащуюся на  клочке  кожи  руку,
или сгребая к  рассеченному  животу  вывалившиеся  наружу  внутренности.
Кирасы и шлемы не столько спасали жизнь,  сколько  отодвигали  смерть  -
кровь лилась и лилась из широких  ран,  впитываясь  в  снег,  дымясь  на
морозном воздухе, растапливая лед. А вместе с кровью  из  сотен  молодых
тел уходила и жизнь, превращаясь в розоватую снежную кашу.
   - А ну, постой, - схватила Юру Симоненко за руку Юля и присела  рядом
с одним из бояр. Приподняла сбившийся на лоб  шишак.  Витязь  вздрогнул,
приоткрыл глаза.
   - Тяжело...
   - Помоги, Юра!
   Вдвоем с высоким широкоплечим Симоненко, крупным и могучим  даже  для
двадцатого века, они смогли немного сдвинуть тушу коня, так, что она  не
давила на ратника, откинули в сторону ливонца с остекляневшими глазами.
   - Благодарствую...
   - Ты смотри, - покачала головой Юля. -  При  смерти,  а  как  вычурно
выражается.
   Она присела рядом:
   - Что с тобой?
   - Бок... - сморщился от боли боярин. - У сердца...
   Спортсменка провела рукой по доспеху, сбоку, попыталась подсунуть  ее
снизу, вытащила, с облегчением показала воину:
   - Крови нет. Так что не вздумай помереть, ты мне еще желание  должен,
- она оглянулась, потом тихонько постучала ладонью боярину по груди:
   - Потерпи немного, там еще не кончилось.
   Стоптав и побив кнехтов - отчаявшихся выжить,  не  то  что  победить,
кованая конница прошла почти до  начала  обоза,  но  тут  столкнулась  с
ливонцами, не участвовавшими в схватке, и  не  желающими  умирать.  Сеча
вспыхнула с новой  силой,  но  уже  на  более  широком  пространстве,  и
разбившись на отдельные сшибки.
   Картышев и Росин возились  вокруг  пищалей.  Они  обрезали  постромки
издохшей лошади и шарили по ближайшим телегам:
   - Банник есть, порох здесь, а картечи или ядер нет.
   - Игорь, здесь есть ядра, но калибр не тот,  раза  в  два  меньше,  -
махнул рукой Костя.
   - Ну и хрен с ним, закатим штук по пять.
   - Стволы низко лежат, не пробанить.
   - Сейчас, подложим что-нибудь.
   Пожалуй,  только  наступившим  от  созерцания  окружающего  кровавого
зрелища отупением можно было объяснить то, что под  тяжелые  стволы  они
подсунули уже порядком окоченевший труп возничего в длинном тулупе. Зато
теперь обе пищали можно было прочистить банником  от  старого  мусора  и
вогнать вместо него заряды пороха.
   - Пыжа нет!
   - Сейчас, - Росин отрезал от ненужного мертвецу тулупа полу,  свернул
ее в комок:
   - Пойдет?
   - Давай! И ядра тащи...
   Тем  временем  долгая  схватка  закончилась.  Последние  кнехты  либо
полегли под ударами сабель и рогатин, либо отступили  к  выстроенному  в
таранный клин рыцарскому  отряду.  Перед  ливонской  кавалерией  наконец
собралась в единое целое изрядно поредевшая кованая конница русичей.  За
ней в самом начале истоптанного  и  залитого  кровью  обоза  стояли  три
десятка  одноклубников  "Черного  Шатуна",  полтора  десятка  мужиков  с
купеческого обоза и Нислав с бердышем, которого нельзя было отнести ни к
тем, ни к другим.
 
*** 
 
   Сын Кетлера все-таки смог добиться именно  того,  Чего  хотел.  Перед
ним, сохранившим свежий, бодрый отряд, стояли усталые  воины  с  пустыми
колчанами, частью раненые, потерявшие больше  трети  своих  сотоварищей.
Теперь у русских оставалось только два пути: или  просто  уйти,  оставив
ему поле боя вместе с обозом и своим дурацким сооружением,  или  драться
уже на его условиях, врукопашную, на копьях  и  мечах.  И  хотя  рыцарей
по-прежнему получалось немного меньше - но они еще не принимали  участия
в бою, они могли атаковать правильным строем, они все  имели  копья  для
первой сшибки - а русские половину оружия уже растеряли.
   - Может, предложить им сдаться?  -  повернул  он  голову  к  кавалеру
Хангану, но тот словно не расслышал слов командующего. - Хорошо.
   Крестоносец надел на голову  шлем,  закрепив  его  двумя  крючочками,
опустил забрало.  Снова  посмотрел  в  сторону  русских  и  с  некоторым
удивлением обнаружил, что они еще не ушли.
   - Ну, что ж... Трубач, играй атаку!
 
*** 
 
   Юра Симоненко, Сергей Малохин, Юля, Нислав - и  еще  тридцать  членов
клуба "Черный Шатун" и полтора десятка торговых людей купеческого  обоза
не знали, что происходит впереди -  не  видели  за  кольчужными  спинами
кованых сотен. Хотя песню горна услышали, и содрогание льда  под  ногами
ощутили. Они считали, что сражение уже давно закончилось - когда русская
конница неожиданно прыснула в разные  стороны,  словно  рыбья  стая  при
приближении акулы,  и  люди  вдруг  увидели  ровные  ряды  закованных  в
покрытую изморозью сталь рыцарей, мчащихся прямо на них. Низко опущенные
длинные копья со стальными наконечниками, остроклювые шлемы,  сверкающие
конские налобники с длинными шипами  посередине.  Можно  сколько  угодно
рассуждать о неуклюжести "железных людей", об их неспособности сражаться
дольше тридцати-сорока минут, о том, что, упав,