Но залить кипятком крупу она толком не успела:  первое,  что  сделали
проснувшиеся ливонцы - так это полезли под юбки.
   Сготовить к полудню обед она толком не успела, но никто все равно  не
проснулся,  так  что  ничего  страшного  не  произошло.  Правда,  вскоре
расплакался ребенок. Лада, повернувшись  спиной  к  скучающим  ливонцам,
достала мальчонку из колыбели, поднесла к груди.  Тот  сперва  почавкал,
потом снова начал орать. Мамка попыталась дать другую грудь,  но  ор  не
прекращался. От постоянного крика начали ворочаться воины.
   - Уберите этот вой! - сквозь сон выкрикнул священник.
   Женщина, всхлипнув, прижала к себе младенца покрепче и пошла к дверям
в избу. Дежурные воины переглянулись, и один тронулся следом.
   Лада вышла на улицу и, нежно убаюкивая сыночка, покачивая и  негромко
ему напевая, открыла крышку колодца.
   - Эй, ты чего задумала? - крикнул с крыльца ливонец.
   - Так, - всхлипнула мама, - смертный приказал вой убрать...
   - Дура, воду испортишь! Хочешь избавиться - в лес неси!
   Но гнать смертную в лес демону показалось скучно. Тем более,  что  ее
придется возвращать: должен же  кто-то  кормить  его  будущее  тело!  Он
поступил иначе: дохнул на крохотную  искорку  еще  только  нарождающейся
жизни, вдувая в нее чувство тепла и  сытости,  и  младенец  почти  сразу
блаженно заснул.
   Расплакался снова он уже только в следующую смену  охранников.  Лада,
помня  недавнее  помутнение  рассудка,  тут  же  подхватила  малютку   и
метнулась во двор:
   - Касьян!
   - Лада! - вывалился с сеновала мужик.
   - Касьян, у меня молоко пропало!
   - Как?
   - Да так, насовсем, - расплакалась женщина и  передала  сына  мужу  в
руки. - Возьми... А то убьют его... Чтобы не шумел...
   Она утерла подолом нос и пошла назад - на свою женскую муку. Следящий
за порядком ливонец пропустил ее мимо, прикрыл дверь, спросил:
   - Корова-то у вас есть?
   - Да чтоб ты сдох!
   - Я не сдохну, дитятка умрет. Есть молоко? Касьян промолчал, прижимая
к себе сыночка. Ливонец, вздохнув, осмотрел двор:
   - Жеребенок! Тоже малой... Ты кобылу когда-нибудь доил?
   Не дождавшись ответа, он спустился  вниз,  пошарил  по  двору,  нашел
какой-то ковшик, присев у ворот, отер  его  снегом  и  вошел  в  стойло.
Оттуда послышалось тревожное ржание. Спустя несколько минут вышел,  неся
немного плещущегося в емкости парящего молока:
   - Вот, возьми.
   Русский промолчал. Ливонец покачал головой, поставил ковшик  на  пол.
Прикинул  расстояние:  мужик  ногой  может  пнуть,  и  отодвинул   чуток
подальше. Положил на край белую тряпицу:
   - Вот чистая. С собой брал, чтобы рану, если зацепят, прикрыть. Ты ее
смочи, и в рот пососать давай.
   Русский опять промолчал. Воин дошел до двери, остановился:
   - Ты от меня ничего не бери, не надо. Пусть  твой  ребенок  от  твоей
лошади возьмет.
   Он вошел внутрь,  прихватил  кувшин  с  брусничной  водицей,  немного
попил. Из горницы доносились стоны: его напарник, уложив сервку на спину
и удерживая за ноги, старательно пытался пробить ее своим удом насквозь.
Поначалу воин  отвернулся,  рассматривая  убранство  кухни,  но  тяжелые
равномернвю  выдохи  и  жалобные  женские  стоны  никуда  не  исчезли  и
потихоньку просачивались в сознание, растекаясь по телу и концентрируясь
внизу живота еще совсем не старого мужчины. Плоть его,  словно  проявляя
любопытство к интересному представлению, напряглась и оттопырила  штаны,
норовя вырваться наружу. Горшки и чугунки занимали внимание все меньше.
   - У-у... - простонал  сквозь  зубы  более  молодой  ливонец,  немного
постоял у края стола, потихоньку расслабляясь, отступил. - Ты будешь?
   - Да, - чуть ли не вопреки своей воле кивнул  напарник  и  перехватил
русскую бабу за ноги.
   Нет, пожалуй, все-таки - ничуть не вопреки.
 
*** 
 
   Промчавшись через озера, конница втянулась на реку,  через  несколько
часов  перешла  в  намет,  пару  верст  двигалась   так,   потом   вовсе
остановилась. Несколько ратников отошли к  лесистому  островку,  обрубая
лапник и разводя огонь, над которым  тут  же  повесили  котлы  с  плотно
утрамбованным  снегом.  Остальные   тем   временем   расседлали   коней,
перекинули упряжь на заводных, поменяли местами чересседельные  сумки  и
котомки.
   Примерно через полчаса, когда снег растаял, коней  напоили,  насыпали
им в торбы ячменя, дали еще немного времени поесть. Потом бояре затянули
подпруги  и  снова  взметнулись  в  седла.  Рать  помчалась   дальше   и
остановилась на ночлег, только достигнув Лядов.
   В деревеньке удалось разжиться сеном, теплой водой.  Мужики  закололи
на всех бычка, так что воины неплохо  поели  на  ночь,  а  местные  бабы
приготовили им завтрак еще до рассвета - и с первыми  солнечными  лучами
рать опять помчалась вперед, в следующий раз остановившись на ночлег  во
все еще переживающем давешний неудачный ливонский штурм Чернево.
   Местные  жители,  отогнав  войско  Ордена,  немедленно   восстановили
порушенный частокол, на совесть залили водой земляной вал,  укрепив  его
ледяной коркой чуть не в кулак толщиной - но вот направить  разведку  ко
Гдову  не  догадались.  Единственное,  чем  они  помогли  рати   -   это
возможностью отдохнуть ночью в тепле и подкрепить свои силы.
   - Ладно, на месте все разведаем, - решил Зализа, - не впервой. Там  и
решим, как поступать.
   Новым утром бояре снова поднялись в  седла  и  помчались  дальше.  До
Гдова оставался всего один переход.
 
*** 
 
   Полсотни кнехтов грелись  вокруг  костров,  разложив  рядом  с  собой
короткие широкие мечи  и  длинные  пики  с  гранеными  наконечниками.  В
кирасах из них было всего полтора десятка: какой смысл таскать  на  себе
холодное тяжелое железо, если никаких ратных стычек нет, да  и  быть  не
может?
   После первого, решительного штурма под рукой сына Готарда Кетлера,  в
крепости остались начисто снесены ворота,  и  русские  сами  так  плотно
завалили проем  между  надвратными  башнями,  что  там  даже  собаке  не
протиснуться. Перед вторым штурмом  в  стене  удалось  пробить  изрядную
брешь - но она  обращена  к  озеру,  туда,  где  точно  так  же  скучают
ландскнехты, которым снова задерживают  выплату  золота,  и  которые  не
уходят только потому, что надеются взять в Гдове хоть  какую-то  добычу.
Каждый из солдат знал,  что  в  окруженном  высокими  каменными  стенами
селении сидит всего сто стрельцов,  может  быть  -  вместе  с  бабами  и
несколькими успевшими сбежаться мужиками,  а  осаждают  крепость  четыре
сотни воинов под командованием двух рыцарей.
   Разумеется, лезть на стену никто не собирался - таких дураков  больше
не появлялось после того, как отряд Ахметской комтурии решил  самовольно
ворваться в город. Один залп пищальной картечью вдоль  стен  смел  сразу
все лестницы и объяснил вчерашним сервам, что нужно  слушаться  приказов
дворян, а не бравировать смелостью. Теперь осаждающие  терпеливо  ждали,
пока две немецкие бомбарды развалят угловую башню и позволят  прорваться
в уже открытый пролом, не опасаясь русской артиллерии.
   В  крепости  грохнуло  -  чугунные  шарики  вылетели  из  бомбард   и
стукнулись в основание  башни,  выбив  хлестнувшую  в  стороны  каменную
крошку. Валуны в этом месте уже давно  напоминали  головки  сыра,  жадно
погрызенные мышами - но кладка еще держалась. И до тех пор, пока она  не
растрескается  и  не  потечет  -  можно  спокойно  сидеть  у  костра   и
рассказывать байки из  прошлых  походов:  о  том,  как  один  ландскнехт
разбогател, расколотив на кухне  слишком  толстое  полено,  и  обнаружил
внутри полный золотых талеров горшок,  как  другой  добился  у  девчонки
признания в том, где ее  отец  прячет  захоронку,  поджарив  ей  ноги  в
камине, или как третий, вспоров брюхо  купцу,  обнаружил  внутри  горсть
проглоченных жадиной драгоценных камней.
   Со стены Гдова одиноко хлопнула ручная пищаль: на это тоже уже  давно
перестали обращать внимания: все равно  пули  до  дежурящего  на  всякий
случай отряда не долетают.
   - Ого, а это кто? - толкнул  локтем  в  бок  своего  соседа  один  из
кнехтов, и указал на тяжело выползающие из леса груженные сеном сани.  -
Откуда?
   Успевшие за два месяца безделья облазить все  окрестные  леса  кнехты
отлично знали, что на полдня пути в округе никаких селений  больше  нет.
На передке саней, подгоняя запряженную в них пару, сидели  трое  сервов.
Нет - двое!
   -  Ты  глянь,  баба!  -  ливонец,  первым  заметивший  возок,   начал
подниматься. - Пошли, проверим? Хоть пощупаем...
   Второму кнехту, не  видевшему  женщин  с  момента  выхода  войска  из
Кодавера, мысль понравилась, и он тоже поднялся. Конечно, это могли быть
рабы одного из рыцарей, посланные за припасом для лошадей,  и  тогда  их
желательно "обыскать", а то, может, и просто русские дураки, не зная про
начавшуюся войну, везут сено на продажу,  и  тогда...  У  воинов  сладко
заныло внизу живота, и  они,  грозно  положив  руки  на  рукояти  мечей,
двинулись саням наперерез.
   Повозка, тяжело скрипя полозьями, никакой нервозности не проявляла  -
как и сидящие на ней мужики. А вот  девка  беспокойно  крутила  головой,
похоже, прекрасно чувствуя, какое веселое продолжение дня ее ожидает.
   - Эй, вы кто такие?
   Росин спрыгнул с саней, шагнул  кнехтам  навстречу  и  предупреждающе
вскинул руки:
   - Стойте!
   - Почему? Ты кто таков? - остановились ливонцы.
   Послышался легкий шелест - тяжелая бронебойная стрела вошла кнехту  в
ухо и вылезла из другого почти на  половину  длины.  Ливонец,  казалось,
ничего не заметил, не произнес ни звука, лишь моргнул  несколько  раз  и
начал медленно заваливаться набок.
   Второму досталось намного хуже: ему в тело впились сразу две  стрелы,
но не убили, и теперь он хрипел,  корчился,  выдернул  меч  и  попытался
накинуться на Росина - но Костя уже бежал назад, к саням, оставив  врага
извиваться на снегу.
   Кованая  конница  выхлестывалась  из  леса  стремительным  потоком  и
мчалась мимо ворот к лагерю ландскнехтов. На кнехтов у костра  почти  не
отвлекались:  просто  каждый  из  бояр,  пролетая  мимо,   выпустил   по
три-четыре стрелы, и тут же перевел "прицел" вперед - туда,  где  стояли
куда более опасные немецкие наемники, опытные и умелые псы войны. Две  с
половиной сотни стрелков, тысяча смертоносных деревянных палочек с остро
отточенными стальными наконечниками всего на  пять  десятков  так  и  не
успевших понять происходящее ливонцев. Бездоспешные воины полегли сразу,
на месте. Те, кто, внимая  приказам  дворян,  кирасы  на  всякий  случай
все-таки надел - падая и хромая, роняя за собой кровавые капли  побежали
к лесу.
   За кнехтами не гнались: конница, меча перед собой стрелы и расширяясь
в железную лавину, неслась к отдыхающим у костров ландскнехтам в  тонких
суконных чулочках. Но немцы жарили над огнем ломтики мяса не в  тулупах,
а в надетых поверх пышных вамсов кирасах и шлемах с высокими гребнями. И
при виде вражеской конницы они не заметались в растерянности из  стороны
в сторону а стали торопливо застегивать на шлемах  ремни,  запаливать  в
кострах фитили  и  выставлять  похожие  на  высокие  рогатки  сошки  для
мушкетонов. Прошла минута-другая, и  в  сторону  боярских  сотен  громко
захлопали торопливые  выстрелы.  Лошади  начали  кувыркаться  вперед  на
подламывающихся ногах - но лава все равно продолжала нестись.
   Ландскнехты начали отбрасывать бесполезные  мушкетоны  и  выхватывать
тонкие длинные палаши. Смешно! Несущуюся в атаку лошадь мечом еще  можно
убить - но остановить уже нельзя!  В  считанных  шагах  от  врага  бояре
начали перехватывать рогатины, и  опускать  их  вперед,  метясь  в  лица
врагов или вырезы кирас. Можно, конечно ударить и в саму кирасу, прямого
удара ей не удержать - вот только выдернуть  потом  глубоко  засевшее  в
доспехе копье почти наверняка не удастся.
   Конница прошла по  лагерю  ландскнехтов,  из  глоток  десятков  почти
одновременно  убиваемых  людей  вырвался  общий  крик  боли  -  всадники
промчались, вырвались на лед Чудского озера, развернулись.
   Между костров -  там,  где,  казалось,  не  способно  уцелеть  ничто,
стояли, сжимая окровавленные клинки, шестеро живых и здоровых немцев.  А
на земле, среди гладких кирас, бились в предсмертных судорогах несколько
коней и распластались четверо воинов в налатниках и кольчугах.
   Бояре, вернув рогатины за спины, снова взялись за луки - и истыканные
множеством стрел ноги ландскнехтов сразу подломились.
   Тем  временем  медленно  ползущие  сани  развернулись  вдоль  берега,
остановились. Игорь Картышев, зажимая в кулаках  от  ветра  два  тлеющих
фитиля, нервно оглядывался то на  происходящую  позади  схватку,  то  на
появившуюся далеко впереди толпу. Основные силы осаждавшего Гдов войска,
услышав  далекую  пальбу,  расхватали  оружие  и  мчались   из   обжитой
деревеньки к крепости. Может быть, догадались о  нападении  на  дежурные
отряды и спешили на выручку, а скорее - торопились  принять  участие  во
вновь начавшемся штурме.
   Какая разница, если путь все равно один: вдоль берега по льду?
   Приближающиеся ливонцы на сани с невысоким стожком  особого  внимания
не обращали - сено и сено,  дело  привычное.  Какую  опасность  способна
утаить в себе одна-единственная повозка? Только извращенный ум  человека
двадцатого века  способен  воспринять  ствол  с  пороховым  зарядом  как
действительно опасное оружие и потратить немалые силы, чтобы  припрятать
его в неожиданном месте, готовя противнику сюрприз.
   До набегающих воинов оставалось от силы сотня шагов.
   - Пора, - сказал Игорь племяннице и наклонился вперед, втыкая  фитили
в запальные отверстия.
   - Со-олнышко! - пропела Инга своим умело поставленным  голосом,  так,
что слегка оглохшие наступающие враги от неожиданности замедлили шаг.
   Зато боярские сотни, услышав заранее обусловленный сигнал, немедленно
бросили все, и помчались к  саням,  на  ходу  разворачиваясь  для  новой
атаки.
   Б-бабах! - сани словно взорвались: сено разлетелось во  все  стороны,
Инга сковырнулась с пищалей на лед, а сами сани  скакнули  на  несколько
метров вперед, подрубив задние ноги ни в чем не повинным  лошадям.  Зато
забитые в стволы полторы  кадушки  стального  жребия  -  кусков  железа,
каждый размером с большой палец руки - мелко просеяли пространство перед
пищалями, не оставив ничего живого на полосе шириной в десяток метров  и
почти на полторы сотни метров в длину.
   В воздухе засвистели стрелы, кованая конница, огибая  сани  справа  и
слева,  стремительно  неслась  вперед,  честно  предупреждая   о   своем
приближении громогласным "Ура!".
   Первыми побежали  кнехты,  вовсе  не  желающие  попадать  в  кровавую
мясорубку. Следом, поддавшись общей панике, кинулись наутек ландскнехты,
бросая сошки и совершенно бесполезные при незажженных фитилях  мушкетоны
- а добывать огонь  времени  уже  не  оставалось.  Русские,  подбадривая
бегство гиканьем и стрелами, мчались вдоль  берега,  отрезая  врагов  от
спасительной чащи.  Пусть  попытаются  скрыться  на  ровном,  широком  и
кристально-белом снегу...
   - Вы молодцы, бояре, - подошел, ведя в поводу своего жеребца, Зализа.
- Никак не ожидал, что от этих дымных и тяжелых громыхалок может статься
хоть какая-то польза.
   - А чего пешком, Семен Прокофьевич? - удивился Росин.
   - Стрелки огненные из седла вышибли, -  признал  опричник  и,  открыв
полу налатника, показал юшман. -  Три  пластины  погнули.  Ударило  так,
думал кишки из глаз повыскакивают.  Спасибо  боярскому  сыну  Толбузину,
байдану красивую подарил. Она у меня снизу поддета.
   - Ничего себе,  -  Костя  потрогал  выбоины  на  доспехе  пальцем.  -
Ребра-то целы?
   - Пока не знаю, лекарь в Бору остался. А вы молодцы. В большой  наряд
вас ставить надоть, пользы больше станет. С мечами вы,  бояре,  режетесь
не ахти.
   - Так ведь, наверное, - указал Картышев  на  разбегающихся  по  озеру
ливонцев, - закончилось, уже все?
   - Двое пленных на дыбе показали, -  признался  Зализа,  -  что  отряд
большой вниз по Луге  ушел.  Мыслю  я,  в  Яма-городе  его  должны  были
перехватить, но надобно сходить проверить. И вас с огненным  припасом  я
теперича с собой возьму. Обязательно.
 
*** 
 
   "Хорошо все-таки, что я попал в этот военный поход!" - уже в  который
раз порадовался Прослав, засыпая  сани  свежим  сеном.  На  этот  раз  в
заброшенной деревеньке серв  нашел  вполне  пригодный  в  дело,  еще  не
сточенный топор и настоящие железные вилы. Инструмент он  кинул  на  дно
саней, под бомбарду: уж этим добром его никто попрекать не станет.
   Путь двух сотен Тапской  комтурии  вниз  по  Луге  отмечался  длинной
чередой черных дымов. Правда, сами ливонцы повинны  в  них  ни  разу  не
были: просто воеводы и  посадники  крупных  селений  и  старосты  мелких
деревень,  встревоженные  созывом  поместного  ополчения   обеспокоились
заброшенными было из-за долгого мира наблюдательными постами.
   В эти дни они вернули засечников туда,  где  они  не  появлялись  уже
несколько десятилетий, а там, где, по старой памяти, за дорогами и рекой
все же приглядывали бездельные малолетки  -  поставили  более  серьезных
мужей.
   Результат не замедлил себя ждать: за несколько  миль  до  приближения
войска к очередному поселку, с берега реки в небо  неизменно  поднимался
черный или сизый дым сигнального костра. Подошедшие ливонцы  каждый  раз
обнаруживали или запертые ворота окруженной  земляным  валом  деревушки,
над частоколом которой маячили  топоры  на  длинных  рукоятях,  а  стены
поблескивали от застывшей на них свежей воды; либо  находили  опустевшие
хутора, в которых не оставалось ни единой живой души кроме,  разве  что,
мышей, а к ближайшему леску уходила натоптанная колея. Ни  одного  обоза
на своем пути они также не встретили - купцы тоже  умели  разбираться  в
дымах и прятать по непролазным дебрям свое имущество.
   Впрочем, маленькая армия не испытывала от этого никаких неудобств:  в
брошенных   деревнях   ливонцы   ночевали,   жарко   натапливая    печи,
подкармливали лошадей  сеном,  без  которого  "тягловая  сила"  могла  и
заболеть; искали продовольственные захоронки из крупы, репы, капусты  и,
если находили, охотно разнообразили свое меню. Иногда прячущиеся  жители
второпях забывали нечто более ценное: вот сейчас, например, раб кавалера
Хангана наткнулся на топор и вилы...
   Селения,  окруженные  стенами,  ливонцы  просто  обходили,   стараясь
держаться западной стороны  русла:  почти  все  русские  поселки  стояли
почему-то именно на восточном берегу. Даже  когда  на  виду  показывался
какой-нибудь зазевавшийся русич, рыцари и сами не пытались его  догнать,
и воинам подобного приказа  не  отдавали,  позволяя  язычнику  безопасно
скрыться.
   Придерживая поводья и глядя вперед поверх  головы  Храпки,  постоянно
поводящей  по  сторонам  ушами,  Прослав   иногда   вспоминал   соседей,
Бронислава и Харитона, ушедших вместе с основным  отрядом  к  Новгороду.
Наверное, сейчас они забивают свои сани не топорами, как он, а  золотыми
кубышками богатых новгородских купцов. Но он не завидовал своим  друзьям
- у каждого своя судьба. Им  повезло  получать  золото,  ему  -  топоры.
Ничего не поделаешь, на все воля Господа. Тем более, что  ведущий  отряд
крестоносец громогласно пообещал: они возьмут добычу куда  большую,  чем
их  товарищи.  Нужно  только  не  забывать  захватывать  с   собой   все
встреченные  повозки  -  дабы  было  на  чем  ее  вывозить.   Если   это
действительно так: то-то вытянутся  соседские  лица,  когда  они  начнут
хвастаться добычей новгородской,  а  он  со  всей  небрежностью  скромно
покажет свою! Прослав усмехнулся и тряхнул вожжами:
   - Н-но, родимая! Немного осталось!
   До города Ям  отряд  дошел  за  десять  дней,  ночью  прокрался  мимо
крепости и двинулся дальше.
 
*** 
 
   - Русская рать возвращается в Бор! - неожиданно хлопнул  ладонями  по
столу дер