жать
за море и торговать всякими товарами. А если не захотят жить  в  Дерпте,
могут свободно выехать за рубежи наши со  всем  имуществом,  заплатив  с
него десятую деньгу в царскую  казну.  Если  кто  из  дерптских  жителей
дойдет по своей вине смертной казни, то  имущество  его  идет  в  казну,
которая платит его долги. Дерптские жители могут свободно покупать  дома
и сады и жить в них в Новгороде, Пскове, Ивангороде,  Нарве  и  во  всех
других русских областях, равно как  новгородцы,  псковичи,  ивангородцы,
нарвцы и всякие русские люди могут покупать дома и сады в Дерпте во всех
местах.
   - Государь милостив, - согласно кивнул  епископ.  -  Давайте  выпьем,
Петр Иванович, за долгие его лета.
   - Давай!
   Они опустошили кубки, воевода довольно крякнул, утирая рукавом губы:
   - Хорошее у тебя вино, господин епископ.
   - Я прикажу дать вам с собой два бочонка, - кивнул хозяин замка.
   - Да, и про тебя царь тоже жалованную  грамоту  отписал,  -  вспомнил
гость. - Церкви все веры твоей рушить али отнимать возбраняется, а  коли
кто иным богам молиться пожелает, надлежит ему новую строить. Замок твои
и поместья  окрестные  государь  за  тобой  оставляет,  а  коли  кто  из
кавалеров ливонских али людей черных на службу к тебе пойдет,  то  урона
им за это никто чинить не станет.
   - Что же, сему  доверию  я  рад,  и  благодарен  сердечно,  -  кивнул
священник, теперь полноправный хозяин замка. - Столь великому и  щедрому
государю, как Иван Васильевич  служить  честному  дворянину  почетно,  и
делать сие стану я честно и всем кавалерам ливонским накажу.
   - А мне  государь  за  службу  верную,  -  не  выдержав,  похвастался
Шуйский, - кольчугу именем своим подарил! Панцирную, дорогой  московской
работы.
   Молодой боярин расплылся в  широкой  улыбке.  Он  смог-таки  добиться
своего:  царь  заметил  его   старания   на   службе   святой   Руси   и
благосклонность свою  осязаемо  подкрепил.  Дерптский  епископ  скрипнул
зубами - но ненависть свою одолел, тоже улыбнулся в ответ и налил  гостю
еще вина.
   Русский ел по языческому обычаю жадно и много,  в  одиночку  истребив
жаренного на вертеле цыпленка,  половину  блюда  вареного  мяса,  свиной
окорок и выпив кувшин вина. При этом он  ухитрялся  рассказывать  что-то
про свои поместья, на которые ужо два века не  ступала  нога  чужеземца,
про осаду Казани  и  взятие  Астрахани,  про  монастырские  пищали,  что
недавно были отправлены  назад  в  новгородчину.  Временами  к  рассказу
приплетались недавние события и священник начал понимать, что  последние
годы оказались крайне удачны для язычников.  И  на  юге,  и  на  севере,
испуганные мощью русского оружия, врага сдавались на их милость без боя,
иногда бросая целые города и убегая прочь, либо  встречая  поработителей
ключами от ворот и всемерным почетом. Дерптский  епископ  быстро  понял,
что нынешней зимой точно так же повели себя и дорогие его сердцу  жители
Лифляндии - но все равно заставлял себя  улыбаться  и  кивать  в  ответ,
мысленно клянясь всеми возможными  клятвами,  что  нынешние  успехи  еще
аукнутся русским страшной кровью.
   Наконец насытившийся боярин поднялся. Подобрал с кресла плащ.
   - Хороший ты человек, господин епископ, - на прощание улыбнулся он. -
Рад я тому, что Господь познакомиться нам довел.  А  грамоту  жалованную
завтра поутру Антип мой привезет. Днем горожанам ее на площади  огласят,
а потом и пришлю.
   Дождавшись, когда за  ненавистным  гостем  закроется  дверь,  епископ
промокнул губы кружевным платком, подошел к очагу, снял с каминной полки
один из приготовленных там факелов, зажег его и уверенно  толкнул  узкую
дверцу сбоку от камина.
   Крутая каменная лестница повела его вниз.  Три  десятка  ступеней,  и
хозяин замка ступил в расположенное под залом помещение, под  безмолвные
взгляды множества вмурованных в стены, пол  и  потолок  черепов.  Хозяин
огляделся, удовлетворенно кивнул, после чего зажег угли на двух железных
жаровнях, одна из которых стояла рядом с  грубо  сколоченным  столом,  а
вторая - у подножия кресла святого Иллариона, отличающегося от  обычного
только торчащими из спинки, сиденья и подлокотников  множеством  кованых
гвоздей, да колодками для ног внизу.
   Бывший правитель здешних земель поморщился, вспомнив, что  отныне  он
более не властен по своему желанию или по нужде допрашивать или  казнить
сервов, купцом или горожан. Русские никому не дозволяли проливать  крови
царских подданных, и за подобное деяние не колеблясь отправляли на  дыбу
любого - будь ты  хоть  раб,  хоть  родовитый  князь.  И  это  понимание
возбудило в священнике еще большую ненависть к захватчикам: человеческая
кровь и жизнь нередко требовались ему для важных научных  экспериментов.
Он уже в который раз за день громко выругался, пересек комнату и откинул
полог, закрывающий проход дальше, в самый сокровенный уголок.
   За  пологом  находилась  естественная  пещера  около  пяти  метров  в
диаметре, с низким потолком и неровным полом. С одной ее стороны лежало,
закрепленное на высоте трех футов большое распятие, с другой - свисал  с
потолка белый полупрозрачный камень. Под камнем стоял  трехногий  медный
столик, с нацеленным вертикально вверх бронзовым острием, а под  столом,
вмурованное в такой же полупрозрачный камень, таращилось наружу странное
существо: вытянутая вперед, похожая на спелый кабачок голова, с круглыми
глазами и чуть приоткрытой пастью; скрюченное, покрытое короткой шерстью
тело; ноги с  огромными  когтистыми  ступнями  и  слегка  разведенные  в
стороны мохнатые крылья на спине.
   Епископ вставил рукоять факела в специальный держатель, опустился  на
колени, поцеловал камень в то место, куда был  устремлен  взгляд  навеки
замурованного уродца, затем  выпрямился  во  весь  рост  и  торжественно
перекрестился: от пупка ко лбу, и от левого плеча к правому:
   - Прости  меня,  Лучезарный,  за  долгое  отсутствие  и  невознесение
должных молитв. Мнилось мне, что  смог  найти  я  прямой  путь  к  твоим
милостям, но темный дух оказался всего лишь мелким бессильным рабом.
   Крохотная комната наполнилась оглушительным хохотом, но священник  не
обратил на него внимания. Он успел понять, что после заключения Договора
с духом он более не подвластен его гневу или скуке.  Два  года  дух  его
раб, два года -  его  тело  принадлежит  духу.  Бесплотные  существа,  в
отличие от земных людей, не умеют лгать или изменять.  Они  хитры  -  до
данному слову следуют неукоснительно и безукоризненно.  Темный  дух  мог
думать сейчас все, что угодно - но выместить на нем  недовольство  права
не имел. Потому, что сейчас дух был его рабом.
   - Прости меня, Лучезарный и снизойди ко мне своим вниманием.
   С верхнего камня оторвалась капля воды, упала на бронзовое  острие  и
стекла в оставленное у его основания отверстие. Спустя  мгновение  капля
упала на камень, скрывающий странного уродца, и  словно  растворилась  в
нем. Хозяин замка низко поклонился, после чего сел перед столиком  прямо
на распятие.
   - Дай мне совет. Лучезарный, умоляю тебя.  Научи  меня,  скудоумного,
как избавиться от русских? Как изгнать их с ливонских земель?
   Сверху опять сорвалась капля - но на этот раз она скатилась  на  одну
из букв, отчеканенных вокруг медного острия.
   - W, - прошептал епископ, дождался следующей капли и  произнес  новую
букву:
   - А...
   Лучезарный отвечал! Он не бросил своего раба  в  трудную  минуту,  он
сохранил для него частицу своей благосклонности!
   - S... А... - пятая капля скатилась в отверстие, и  священник  понял,
что он получил ответ.
   "WASA"... Какая-то "Ваза". Что это может означать?
   Однако, как и утром при встрече с русским боярином, господин  епископ
никак не высказал  неудовольствия  малопонятным  ответом.  Наоборот:  он
низко склонился перед вмурованным в камень существом и долго  благодарил
его за оказанную милость. И только после этого вернулся наверх, в  малый
зал замка.
   - Ваза, ваза, ваза... Что это может  означать?  Епископ  прошелся  по
помещению, разыскивая колокольчик для вызова слуг, выругался, подошел  к
двери, выглянул наружу:
   - Эй, есть тут кто-нибудь?
   - Да, господин епископ... - показался незнакомый ему послушник.
   - Немедленно соберите в этом зале все вазы, которые есть в замке.
   - Слушаюсь, господин епископ.
   Вскоре  обитель  священника  наполнилась  суетой.  Слуги,   обшаривая
комнаты, сносили в одно место все, что только казалось  им  напоминающим
вазу: высокие кувшины, чаши для  фруктов,  вазоны  для  цветов,  медные,
оловянные и серебряные кубки. В конце  концов  их  фантазия  иссякла,  и
поток изделий рук человеческих остановился.
   - А теперь пошли все прочь, - отпустил  людей  епископ  и,  оставшись
один, принялся бродить среди собранных здесь предметов, надеясь получить
долгожданную подсказку: ваза, ваза...  Какая  она  должна  быть?  И  как
обычная ваза способна помочь ему победить язычников?
 
*** 
 
   Взглянув сверху вниз на заснеженную равнину, еще полчаса назад ровную
и пустынную, Игорь Берч  чертыхнулся,  сорвался  со  своего  места  и  с
грохотом помчался вниз по винтовой лестнице, широко  растопырив  руки  в
стороны - чтобы удержаться о стены в случае падения.  Верхние  этажи  он
промчался не останавливаясь, а на уровне покоев епископа свернул в узкий
проход  вдоль  внутреннего  двора.  Пару  минут  спустя  он  ввалился  в
библиотеку,  где  Витя  Кузнецов,  Неля  и  Игорь  Чижиков,  обложившись
исписанными  листами  дорогой  вощеной  бумаги  пытались  переложить  на
нормальный русский язык обнаруженную  в  тайных  ящиках  бюро  переписку
покойного хозяина.
   - Они пришли! - с трудом переводя дух, выпалил Берч.
   - Кто? - не понял Кузнецов.
   - Эти... Ну, в общем...
   - Да говори толком, что произошло?
   -  Там,  под  стенами...  Ну,  армия  туда  пришла.  Нас   штурмовать
собираются.
   - Вот черт! -  отложил  свиток  с  готическими  немецкими  буквами  и
поднялся из кресла фогтий. Называть себя епископом  у  Виктора  язык  не
поворачивался. - Ну, пошли, посмотрим.
   Правда, направились они не вверх по лестнице, на смотровую галерею, а
дальше по узкому коридору - к комнате с подъемными механизмами, приникли
к узким бойницам.
   На поле перед  замком  разворачивался  воинский  лагерь:  поднимались
шатры, составлялись в  круг  повозки,  загорались  костры,  перемещались
отряды закованных в железо людей.
   - Сотни три, не меньше, - на  глазок  оценил  численность  противника
Чижиков. - Паникер ты, Магеллан. Такими силами этот замок не взять.
   - Все равно, -  покачал  головой  Кузнецов.  -  Собирай  всех  наших,
выстави дополнительные посты на стенах. И поставь кого-нибудь из наших к
задней калитке, а то местные и предать могут, с них станется.
   До этого дня у одноклубников "Ливонского креста" все  шло  нормально.
Разумеется после удачного штурма некоторых из обитателей огромного замка
они все-таки упустили. А может - и очень многих.  Про  свой  промах  они
узнали  потому,  что  утром  следующего  дня  Толя  Моргунов   обнаружил
отворенной потайную дверь, что выводила из крепости на обратную  сторону
острова.  Похоже  кто-то,  дождавшись,  пока  победители  успокоятся   и
займутся празднеством, прокрался к калитке и выбрался наружу.
   - Хорошо хоть, они не попытались нас перебить,  -  обрадовался  тогда
Чижиков. - Струсили.
   - Может и хотели, - пожал плечами Комов, развалившийся в  епископском
кресле с золотым кубком в одной руке и серебряным - в другой. Оба  кубка
были полны вина, и Леша по очереди прихлебывал то из одной, то из другой
емкости. - Да только мы очень вовремя перепрятали оружие.
   - Они могли опустить мост! - встревожился Берч.
   - Хоть килограмм, - улыбнулся Леша. - Мост  опустить  мало,  по  нему
нужно провести людей. А собрать войско туземцы еще не успели.  Так  что,
не дрейфь, Игорек. Калитка уже закрыта, мост все еще  поднят,  жратвы  в
подвалах на десять лет вперед, а стены здесь такие, что мы  против  всей
армии НАТО сто лет простоять можем.
   - Хватит пить, -  покачал  головой  Кузнецов.  -  Нужно  распределить
дежурства. Этот замок будет заметно покрупнее нашего и рассчитывать, что
если как, из окна врага заметить успеем, глупо. Нужно постоянно  держать
хоть одного человека у подъемного механизма ворот и на стене с  обратной
стороны.
   - Сегодня мне на пост нельзя, - моментально отреагировал Комов.  -  Я
уже выпивши.
   - Ладно, - отмахнулся Витя, прогуливаясь по обширной столовой хозяина
замка. - Игорь, Чижиков. Сходи, пожалуйста, и выпусти  баб  из  заперти.
Пусть обед готовят. И слуг выпусти... Нет, сделаем иначе: как обед готов
будет, пусть бабы всех пленников покормят, а потом выпустим их,  соберем
во дворе и спросим, кто желает и дальше  служить  на  прежних  условиях.
Казна епископская у нас,  своего  золота  тоже  припасец  есть,  платить
сможем.
   - А если откажутся? - поинтересовался Берч. -  Камень  на  шею,  и  в
ров?
   - Какой ты кровожадный, Игорь! - поразилась Неля. - Зачем?
   - Так, не в подвале же их всю жизнь держать?
   - А почему просто не отпустить?
   - Чтобы нас выдали? Разболтали, что  замок  захватили,  что  епископа
порешили?.
   - Коли из задней калитки ночью кто-то удрал, - повернул к нему голову
Кузнецов,  -  значит,  про  это  всем  уже  известно.  Тоже  мне,  тайна
мадридского двора! Мы замок взяли, мы, стало быть, новые здесь  хозяева.
И чем раньше про это узнают все жители, тем лучше. В общем, кто  захочет
- пусть остается. Кто нет: опустить мост и дать  хорошего  пинка.  Пусть
проваливают. Возражения есть?
   Возражений не нашлось. Одноклубники разбились попарно, и  через  день
заступали на дежурство, командуя двумя  десятками  стражников,  решивших
принять предложение и остаться дальше нести привычную  службу.  По  всей
видимости, поднимая руки перед прорвавшимся в крепость врагом, именно на
это они и рассчитывали. Дело привычное:  Эзель,  чай,  не  Венгрия,  где
война идет с иноверцами, насмерть. Тут все свои, и если  брат  побеждает
брата - то перебежать от одного к другому отнюдь не грешно.
   Слуги тоже не рискнули  искать  новое  место  службы,  раз  уж  можно
остаться в  привычных  стенах,  и  дело  устаканилось  окончательно.  Не
повезло только раненым, двенадцать из  которых  умерли  без  исповеди  и
прощения грехов, а еще трое, отправленные в городскую  церковь,  исчезли
бесследно вместе с возничим и телегой. За  неимением  в  пределах  замка
кладбища, и не желая  устраивать  показательных  похорон  ввиду  города,
погибших и умерших предали морской пучине.
   Готовясь  к  наступающей  зиме,  прежний  хозяин  успел  в   достатке
запастись дров, свечей, сала и еды, и теперь новым  владельцам  крепости
оставалось только валяться кверху пузом, пить вино, тискать служанок, да
рыться в обширной библиотеке, разыскивая книги  на  русском  языке.  Что
касается Вити Кузнецова - то он  с  помощью  Нели,  более-менее  знающий
английский  язык  и   Игоря   Чижикова,   знающего   немецкий,   занялся
расшифровкой найденных в тайниках писем,  в  надежде  узнать  что-нибудь
интересное.  Именно  расшифровкой,   поскольку   даже   русские   письма
оказывались крайне неудобочитаемыми: текст шел сплошняком, не то что без
знаков препинания, но и без разделения на отдельные слова, со множеством
незнакомых, или просто непонятных букв и вензелей.
   В общем,  зима  прошла  тихо  и  незаметно,  без  всяких  намеков  на
недовольство местных жителей проведенной в замке "спецоперацией", и даже
вообще на то, что им хоть что-нибудь известно о  случившемся  штурме.  И
вдруг - на тебе! Войска под стенами!
   - Игорь, - выпрямился Кузнецов. - Ну-ка, предупреди всех: маскарад по
полной программе. Мы - крестоносцы. Плащи, доспехи, мечи,  каски  -  все
как для телевизионщиков. Но пищали все проверьте и  к  бою  подготовьте.
Мало ли не поверят?
   Развернутый  под  стенами  лагерь  выглядел  внушительно  -  знамена,
сверкающие доспехи, тренировки простых латников  в  обращении  копьем  и
палашом. Вот только никаких пушек у незваных гостей Витя  не  разглядел,
равно как и катапульт, таранов, заготовленных для заваливания рва фашин,
или хотя бы лестниц - из чего он  сделал  вывод,  что  штурмовать  замок
никто не собирается.
   - Может, у них тут ярмарка? Или военно-исторический фестиваль?  -  он
сплюнул и пошел переодеваться.
   Примерно через час после прибытия войска, от лагеря отделилось пятеро
всадников и устремились к замковым воротам. По виду -  один  дворянин  и
четверо воинов попроще, в число которых входил  знаменосец,  несущий  на
древке копья сине-красный  вымпел,  и  горнист.  Под  стенами  зазвучала
торжественно-призывная мелодия.
   - Что делать станем? - покосились на Кузнецова одноклубники.
   - Леша, Комов... - Витя прикусил губу, потом решительно махнул рукой:
   - Ломай стопор, опускай  мост.  Коли  остальные  попытаются  ринуться
следом за первыми, мост  поднимай.  Остальные  вниз,  и  держите  пищали
наготове. Буде что  не  так:  сносите  всех  подозрительных  картечью  к
чертовой матери.
   - Может, не надо? - с надеждой поинтересовался Берч.
   - Надо, - поморщился фогтий. -  Рано  или  поздно  разговаривать  все
равно придется.
   Прежнюю стражу подальше от соблазнов одноклубники загнали  на  крышу:
приказали  всем  идти  наверх  и  внимательно  наблюдать,   после   чего
выстроились во дворе в два ряда: белые с  крестами  ливонские  ордынские
плащи, глухие шлемы и ряд штыков над плечами - пищали были проверены, на
полки подсыпан  порох,  пружины  колес  с  зубчатой  насечкой  взведены.
Загрохотали цепи, опуская деревянный пролет моста.
   Вскоре во двор  неспешно  въехал  рыцарь,  по  сторонам  от  которого
гарцевали кнехты. Остановившись, он снял шлем и  положил  его  на  изгиб
руки, оставшись в  кольчужном  капюшоне,  накинутом  поверх  матерчатого
подшлемника.
   -  Кого  это  занесло  к  нам  в  гости  в  столь   ранний   час?   -
поинтересовался Виктор, выходя перед строем.
   -  Барон  Ганс  Пилгузе  Готлиб  Фабиан  Карл  фон  Беллинсгаузен,  -
отчеканил  круглолицый,  с  небольшими  усиками  и  глазами  на   выкате
дворянин. - С кем имею честь?
   - Барон Карл Фридрих Христофор Иероним фон Мюнхгаузен, - подбоченясь,
одним духом выпалил Кузнецов первое пришедшее на ум имя.  -  Чем  обязан
вашему визиту?
   - Я желаю  увидеть  своего  господина,  епископа  эзельского  Германа
Веланда.
   - Господин епископ болен, - развел руками Кузнецов. - Он просил  меня
пока представлять его интересы.
   - Я желал бы увидеть его, и передать пожелания всех его  подданных  о
скорейшем выздоровлении.
   - Я передам господину епископу эти слова, - кивнул Виктор.
   - Нет, господин барон, - покачал головой рыцарь. -  Я  хочу  передать
ему эти пожелания лично.
   - Господин епископ болен очень сильно и никого не желает видеть.
   - В таком случае не мог бы я взглянуть на него? .  -  Почему  вы  так
стремитесь нарушить  покой  больного,  господин  барон?  Неужели  вы  не
понимаете, что его нельзя тревожить?
   - Я желаю убедиться, что он  жив,  господин  барон!  -  без  обиняков
сообщил гость.
   - Ты что, подозреваешь меня во лжи?! - возмутился фогтий. - Тебе что,
мало моего слова? Ты считаешь меня вруном? Сойди немедленно  с  коня,  и
скрести свой меч с моим! Тебе придется смыть оскорбление кровью!
   Гость поднял шлем к лицу, словно собирался его надеть, потом  опустил
обратно. Лицо его  налилось  кровью,  крылья  носа  раздвинулись.  Гость
закрыл глаза, открыл:
   - Возможно, Бог еще доведет нам встретиться на поле боя, и  тогда  мы
решим этот вопрос. А сейчас я приехал сюда увидеть своего  господина,  а
не драться.
   - Прежде чем увидеть его, тебе придется сойти с  коня  и  умереть  от
моего меча, трус!
   На  этот  раз  рыцарь  даже  схватился  за  рукоять  меча,  но  опять
сдержался:
   - Господин барон, - играя желваками, поинтересовался он. -  Даете  ли