за  взгорок,  ограничивающий  луг,  потом  кивнул
женщине:
   - Накинь что-нибудь, Настя. А я пойду, песок смою.
   Он пробежался по трамплину и вниз головой ушел  в  воду,  несколькими
мгновениями  спустя  вынырнув  и  торопливо  выйдя  на  берег.  Женщина,
поднявшись, одела через  голову  сарафан,  накинула  на  волосы  платок.
Успела  как  раз  вовремя,  поскольку  стоило  ей  повязать  углы,   как
послышался гулкий топот, и через взгорок перемахнул всадник - верхом  на
вороном коне, в алых сафьяновых сапогах и шелковых малиновых  шароварах,
бордовом   полукафтане,   отороченном   горностаем,   из-под    которого
проглядывала кумачовая рубаха, а голову прикрывала шитая  золотой  нитью
рубиновая тафья. Красных оттенков  не  имели  только  черная  окладистая
борода, да карие глаза.
   - Вот это да! - изумленно отер подбородок мужчина.  -  Да  никак  сам
боярский сын Андрей Толбузин к нам в  гости  пожаловал?  Это  же  какими
судьбами?  Дело  пытаем  или  от  дела  лытаем?  Да  ты  слезай  боярин,
присаживайся к нашему шалашу. Сейчас как раз шашлычки поспеют.  Пробовал
когда-нибудь шашлыки, боярин?
   - Здравствуй, боярин  Константин  Алексеевич,  -  спрыгнул  на  землю
гость, - и ты здравствуй, хозяюшка...
   Он отпустил коню подпругу, хлопнул его по крупу, отпуская пастись  на
луг, а сам подступил к ковру:
   - Про что это ты спрашивал,  Константин  Алексеевич?  Слово  какое-то
странное.
   - Ша-а-ашлык, - нараспев повторил мужчина.
   - Есть такое блюдо на Кавказе. Границы-то русские, помнится, как  раз
туда должны к нынешнему году подойти?
   - Милостью Божией и мудростью государя нашего, - кивнул, принюхиваясь
к мясу, гость, - ханство Астраханское ноне на верность Ивану Васильевичу
присягнуло, черемисские князья и черкесские под  его  руку  попросились,
сибирский хан Едигер тоже власть московскую над собой признал...
   - Но шашлыком угостить никто не  позаботился,  -  кивнул  мужчина.  -
Ничего, мы этот недочет исправим. А пока, как на счет искупнуться? Я тут
велел  трамплин  сколотить.  Хоть  какое-то   развлечение   из   детства
босоногого вспомнить.
   Он легко поднялся, пробежался по ведущей от берега доске, подпрыгнул,
и вниз  головой  вонзился  в  воду.  Гость,  сбив  с  головы  тюбетейку,
испуганно  перекрестился  и  укоризненно  покачал  головой  вынырнувшему
хозяину:
   - И как тебе не страшно, боярин Росин? Истинно соседи твои  в  ябедах
пишут, дескать чернокнижник ты и колдун!
   - Колдун, говоришь? - весело рассмеялся Росин,  выходя  на  берег.  -
Оттого соседи пишут, что смерды их все ко мне на мануфактуры перебежали.
Денежку себе зарабатывают, а не боярам  ленивым  отдают.  Вот  помещики,
заместо того, чтобы труды приложить, кляузы вовсюда и отписывают. Так?
   - Разное пишут, - уклончиво пожал плечами Толбузин. - Что  в  церковь
не ходишь. Что посты не блюдешь...
   - Я Господу не молитвой, а трудами своими служу, -  пригладил  волосы
Росин. - А коли грешу в чем, так жена замолит, - он улыбнулся сидящей на
ковре женщине. - Настя моя ни одной заутрени  не  пропускает.  За  двоих
молится. Зато крест  новой  колокольни  косогорской  монахи  у  меня  на
мануфактуре отливали, не побрезговали.
   - Еще ябедничают, что колдовской силой топоры, бердыши да наконечники
к стрелам и рогатинам навораживаешь повозками целыми...
   - От стервецы! -  от  души  расхохотался  хозяин,  снова  поворачивая
шампуры. - "Колдовской силой!" А сила эта  речным  течением  называется,
между прочим. Я как  в  поместье  приехал,  в  первую  очередь  мельницу
водяную  поставил.  Водичка  по  Осетру  течет,  да  молот   пятипудовый
поднимает, да роняет. И все,  что  моим  мастеровым  остается,  так  это
раскаленную  добела  заготовку  в  формовочное  отверстие   сунуть,   да
дождаться, пока молот сверху саданет. Бац, и готово! Два смерда за  день
как раз по паре повозок всякого добра отковать успевают.
   - Я вижу, Константин Алексеевич, ты эти три года времени не терял,  -
покачал головой гость.
   - А чего его разбазаривать? - пожал плечами Росин.  -  Коли  государь
решил меня богатым приданым одарить, так пользоваться нужно.  Если  есть
возможность не своими руками, а головой поработать, золото подаренное  с
толком в  дело  вложить,  школьный  курс  по  производственной  практике
вспомнить... В общем, грешно это: мочь и не делать.
   - Да, - признал Толбузин. - Про  твои  поделки  чугунные,  Константин
Алексеевич, в Москве уже понаслышаны.
   - Баловство все это, -  неожиданно  сморщился  Росин.  -  Глупость  и
баловство. Чугун не ковать, его лить надо.
   - Так... лей,  Константин  Алексеевич,  -  не  понял  горечи  хозяина
боярский сын. - Коли надобно, запретов чинить никто не станет.
   - Уже чинят, - вздохнул Росин. - Понимаешь,  боярин...  Что  бы  лить
чугун, как воду, его нужно греть в больших количествах.  Иначе  остывает
металл  слишком  быстро.  Тонн  по  пять-шесть  хотя  бы,  -  и  тут  же
поправился:
   - Пудов по пятьсот за раз. И процесс этот непрерывный. Один раз  печь
остынет, снова ее будет не разогреть.  А  как  я  могу  рассчитывать  на
десять лет непрерывного литья, если о прошлом  годе  татары  Тулу  опять
обложили? Один раз эти засранцы на мануфактуру налетят, и все старания -
псу под хвост. Так что, боярин, дело это не от меня зависит, а от оружия
русского. Как рубежи наши нечисть всякая  грызть  перестанет,  так  и  с
делом ремесленным все куда ходче пойдет.
   - Не грусти, Константин Алексеевич, - улыбнулся Толбузин. - Бог даст,
справимся со всей нечистью.
   - Я знаю, - кивнул Росин. - Со всеми справимся. Просто  не  терпится.
Однако, как говорится, спешка  нужна  только...  Ага,  вот,  кажется,  и
пора...
   Он снял с камней один из шампуров, с гордостью протянул его гостю:
   - Вот,  отведай,  боярин,  кавказского  лакомства...  Настенька,  это
тебе... Ну, и себя, любимого, тоже обижать не след.
   На некоторое время возле дотлевающего костра  повисла  тишина.  Люди,
удерживая в руках шампуры, объедали с них мясо.
   - Да, - признал Толбузин, истребив половину  своей  порции.  -  Снедь
знатная. Особливо с дороги.
   - М-м! - спохватился Росин. - Совсем забыл! Настя, бургундского гостю
налей. С красным вином еще лучше пойдет!
   Гость с благодарностью принял кубок, осушил.  Продолжил  трапезу,  но
уже не так жадно:
   - А  что  ты,  Константин  Алексеевич,  от  дворни  своей  на  берегу
прячешься? Не боишься, что крамолу какую за тобой заподозрят?
   - Наоборот, - покачал головой  Росин.  -  Хочется  дом  свой  прежний
вспомнить. Искупаться, позагорать, как у нас принято было... Боюсь,  как
развлечения мои увидят, так уж точно в колдуны запишут. Ты вон,  боярин,
сразу креститься начал.
   - За тебя  испугался,  Константин  Алексеевич,  -  облизнулся  Андрей
Толбузин, примериваясь к очередному куску мяса. - Как  руки,  больше  не
болят?
   - Спасибо, не жалуюсь, - Росин внезапно  утратил  аппетит,  задумчиво
вертя шампур в руке. - Кого же это здоровье  мое  вдруг  заинтересовало?
Никак место свободное на дыбе обнаружилось?
   - Ну что ты, Константин Алексеевич?! - мотнул головой гость.  -  И  в
мыслях ничего близкого нет! Шах-Али с набега на Ливонию с такой  богатой
добычей вернулся, что все недоимки в цареву казну с лихвой  покрыты.  За
что тебя, боярин, государь  наш  с  благодарностью  помянул.  Спрашивал,
почто не видно тебя давно? Как никак, боярин. Коли поместье тебе дадено,
стало быть и службу нести должен.
   - А много ли пользы будет от одного меча? -  Росин  все-таки  откусил
себе немного мяса. - Я про то тульскому воеводе уже сказывал.  Пусть  из
писцовых книг вычеркнет, а я и тягло государево, и ямское, и  пожилое  в
полной мере платить готов. С меня налог получится  изрядный,  с  пяти-то
мануфактур. Полк стрелецкий снарядить можно.
   -  Преданность  и  храбрость  за  деньги  купить  нельзя,  Константин
Алексеевич, - покачал головой гость.  -  Государь  от  тебя  не  корысть
получить желает, а совет разумный. Поручение хочет дать, кое не всякий и
выполнить способен.
   - Зловеще, однако, вступление получается, - вздохнул Росин.  -  Сразу
Ильей Муромцем себя чувствовать начинаешь, что с печи, да сразу супротив
Соловья-Разбойника кинулся. И на какое Идолище Поганое царь меня послать
желает?
   Андрей Толбузин замялся, покосился в сторону женщины.
   - Да, действительно, - согласился Росин. - Настя, налей нам еще вина.
И давайте спокойно шашлыка поедим, без всяких намеков и загадок.
   Однако настроение  было  испорчено  безнадежно.  Вместо  того,  чтобы
наслаждаться вкусом вина и мяса, Росин пытался  угадать,  куда  это  его
собираются заслать, и почему ради  этого  поручения  в  тульское  имение
Салтыковых царь отрядил одного из доверенных опричников, боярскому  сыну
Толбузину явно не терпелось объясниться, а женщина с  тревогой  смотрела
то на одного, то на другого, тоже не ожидая для мужа ничего хорошего  от
нежданного царского зова.
   Наскоро расправившись с  угощением,  Росин  поднялся,  обошел  ковер,
извлек из чересседельной сумки криво  изогнутый  медный  охотничий  рог,
облизнул  губы,  с  натугой  затрубил.  Потом  поднял  с  травы   черную
монашескую рясу, оделся.
   - Никак,  по  сей  день  в  одежке  от  Посольского  приказа  ходишь,
Константин Алексеевич? - удивился гость.
   - Другую сшил, - хмуро ответил Росин, которому напоминание о  дыбе  и
допросе в Посольском приказе настроения отнюдь не  улучшили.  -  Удобная
оказалась. Не маркая. Свободная, движения не стесняет. В холод тепло,  в
жару прохладно. Да и привык я к ней.
   - Скромничаешь,  Константин  Алексеевич,  -  покачал  головой  Андрей
Толбузин, - По твоему достатку и званию в горлатной шубе ходить  должен,
а не рясе черноризицкой.
   - А мне хвастать не перед кем, боярин. Смерды и так знают, кто  здесь
хозяин. А средь людей торговых я не шубой,  товаром  хорошим  и  дешевым
известен.
   С  нарастающим  топотом  примчал  отряд  в   полсотни   всадников   -
простоволосых, молодых, с только начинающей пробиваться бородой и усами;
в синих и красных ярких рубахах, черных шерстяных шароварах и, опять же,
цветастых   сапогах.   Луг   наполнился   тревожным   ржанием,   громкой
перекличкой.
   - Федор, коня, - негромко распорядился Росин. - И приберите тут  все,
пора в усадьбу возвращаться. Настенька, будь любезна, проследи.
   - Спокоен будь, государь мой, - приложила  руку  к  груди  женщина  и
почтительно поклонилась мужу.
   Один  из  всадников,  в  наброшенном  поверх  белой  шелковой  рубахи
полукафтане подъехал ближе, ведя в  поводу  серого  в  яблоках  скакуна,
придержал его, пока хозяин неспешно забрался в седло.
   - Федор, жену мою до дома проводи,  -  наказал  Росин,  усаживаясь  и
подбирая поводья. - Тебе поручаю.
   Московский гость тем временем поднялся на спину своему коню, подъехал
ближе, и они с Росиным бок о бок тронулись по неширокой тропе,  уводящей
от берега к светлому березняку.
   - Ох,  Константин  Алексеевич,  -  опять  попытался  укорить  хозяина
боярский сын. -  Дворня  твоя  богаче  тебя  одевается.  Не  ровен  час,
перепутают, как со свитой ехать будешь.
   - А коли и перепутают, велика ли беда? - усмехнулся Росин,  поправляя
сбившийся набок капюшон. - Кому я нужен, и так узнают,  а  кто  нарядами
любоваться  хочет,  пусть  на   дворню   смотрят.   Я   ведь   не   слон
дрессированный, по улицам напоказ ходить. А коли подумают, что нищ,  как
церковная мышь, так пусть и думают. У меня от этого  ни  на  один  завод
меньше не станет.
   - Слоном подивить ты меня напрасно пытаешься, Константин  Алексеевич,
- довольно улыбнулся гость. - Видел я сию диковинку намедни. Зверя  сего
в дар царю о прошлом месяце шах персидский в дар прислал. После принятия
Астраханским ханством подданства русского с новым соседом по морю дружбу
установить пожелал.
   - Ну и как впечатление? - покосился на гостя Росин.
   - Чуден зверь, чуден, - кивнул боярин.  -  Элефантом  его  митрополит
Пимен прозвал. Два хвоста имеет, рога из пасти растут, огромен, как гора
и разумен изрядно. Пред государем колени преклонил,  кивал  в  ответ  на
вопросы вежливые. Однако и есть горазд. По телеге сена в день  пожирает,
на еще репы с морковью по два пуда.
   - В конюшню хоть поместился?
   - Нет, - мотнул головой Толбузин и пригладил бороду.  -  Во  дворе  с
конюхом персидским остался. Правда, государь повелел сарай ему построить
со слюдяными окнами, но пока не знает, где? То ли в  Кремле  московском,
то ли в слободе Александровской. Но до зимы, мыслю, решит.
   - Уж не по этому ли поводу Иван  Васильевич  посоветоваться  со  мной
желает? - поинтересовался хозяин, оглянувшись назад. Оставшаяся на  лугу
дворня осталась за взгорком, и теперь говорить можно было спокойно.
   - Государь наш, Иван Васильевич... - Толбузин потрепал коня  по  шее,
тщательно подбирая слова.  -  Государь  просил  лишь  о  здоровье  твоем
узнать. Как чувствуешь себя,  Константин  Алексеевич,  готов  ли  службу
боярскую, как мужу русскому положено, далее нести?
   - По здоровью, коли честно говорить, службу я нести могу, -  вздохнул
Росин, вспомнивший что в нынешнем, шестнадцатом  веке  служилый  человек
обязан было отрабатывать свое звание и дарованную  на  прокорм  землю  с
пятнадцати лет и до тех пор, пока рука могла сжимать оружие.  -  Но  вот
надо ли? Я ведь больше пользы принесу, коли тягло честно платить  стану,
да снаряжение новое для того же войска изготавливать.
   - Странен ты, боярин Константин Алексеевич, - вздохнул опричник. - Не
по обычаям живешь, и мыслишь странно. Где это видано, чтобы муж сильный,
здоровый, да родовитый от  права  клинком  острым  землю  свою  защищать
золотом откупался? Не по-русски это, Константин  Алексеевич.  Срамно.  И
кабы нехристь какой слова сии произнес, али немец заезжий, еще  понятно.
Но ты, боярин?! Ты, на дыбу пошедший,  дабы  крамолу  супротив  государя
раскрыть?
   - Никак деньги  казне  более  не  нужны  стали?  -  Росин  пригнулся,
пропуская над головой встречную березовую ветку. - Хорошие, стало  быть,
времена на Руси наступают...
   - Нужны деньги государю, завсегда нужны, -  Андрей  Толбузин  ухватил
повод росинского скакуна, потянул, останавливая его, потом  привстал  на
стременах, оглядывая окружающий березняк. Деревья здесь стояли редко,  и
роща  просматривалась  далеко  в  стороны,  а  широкие  листья   ломкого
папоротника, поднявшегося на светлых полянах, не колыхало ни ветром,  ни
ползущими по земле соглядатаями. Да и кому могло придти в голову  ждать,
затаившись у лесной тропы, ценного для чужих ушей разговора? А пешком за
конными боярами особо не угонишься - особливо тайком.
   - Нужно золото государю, Константин Алексеевич, - продолжил гость.  -
Зараз полсотни городов строить затеял. А крепостей, так и вовсе  сотнями
считать впору. Шах-Али, по твоему совету в Ливонию посланный, с  богатой
добычей вернулся...
   -  Про  то  ты  уже  сказывал,  -  напомнил  Росин,  тоже  оглядевший
принадлежащий ему березняк.
   "Осушить бы его, - мелькнула в голове хозяйская  мысль.  -  Дренажные
канавы к реке прорыть, а года через два редколесье  на  уголь  вырубить.
Хорошее поле будет. Плюс место  на  берегу  Осетра,  для  новой  фабрики
удобное".
   - Много добычи привез  Шах-Али,  -  словно  не  услышав  собеседника,
повторил  опричник.  -  Вполне  оправдала  она  недоимки  за   последние
пятьдесят лет, да с такой лихвой, что еще лет  на  сто  останется.  Иван
Васильевич  доволен,  прегрешения  прежние  Ливонии  забыл,  потому  как
главенство его она опять признала, платить впредь обязалась исправно и в
хлопоты Русь более не вводить.
   На этот раз Росин промолчал, ожидая продолжения.
   - Однако челом ему купцы псковские бьют,  коим  надоело  пристани  на
реке Нарове с ливонскими торговыми людишками делить.  На  притеснения  в
городах ганзейских жалуются, и на разбойных людишек,  что  на  Варяжском
море промышляют. Так же митрополит  московский  что  ни  день,  государю
укоряет, что храмы православные в ливонской вотчине лютеранцы  неведомые
наравне с костелами ихними жгут, и  паству  православную  обижают.  Мало
царю, так еще и духовнику его, монаху Сильвестру  на  тоже  указывает  и
чином духовным попрекает.
   - А про необходимость выхода к Балтийскому морю ему никто  ничего  не
говорит? - поинтересовался Росин,  и  с  удовольствием  склонил  голову,
глядя в изумленно открытые  глаза  боярского  сына  и  близкого  к  царю
опричника Андрея Толбузина, никогда не учившегося в советской школе.
   За  годы  пребывания  в  шестнадцатом  веке   Костя   Росин,   бывший
руководитель  военно-исторического  клуба  "Черный  Шатун",  уже   успел
усвоить, что  те  дороги,  что  проходят  по  земле  -  это  дороги  для
всадников, да отдельных повозок смердов  али  коробейников.  Дороги  для
товара - это реки, озера и моря, на которых неспешно покачиваются ладьи,
везущие в своих трюмах не пуды, а десятки и сотни  пудов  груза.  Именно
поэтому, чтобы доставить груз из  Риги  в  Москву  его  требовалось  для
начала погрузить на кораблик  и  морем  доставить  в  Новгород.  А  если
требовалось  отвезти  его  в  Вологду  -  то  путь  лежал  вокруг  всего
скандинавского полуострова. Закон этот не менялся от того, чьи гарнизоны
стояли на Даугаве: русские, шведские или  китайские.  Чтобы  Рига  стала
русским портом на Балтике, в первую очередь требовалось подвести  к  ней
железную дорогу.
   Однако  до  появления  первых  железных  дорог  оставалось  еще   три
столетия, а потому во всей Руси прибалтийские земли интересовали  только
псковичей, желавших убрать чужих перекупщиков с  ведущей  от  их  города
Наровы, и больше никого. А потому Росин мог  прямо  сейчас  предсказать,
что ответил купеческим лоббистам царь.
   - Государь милостив, - вздохнул боярский сын. -  Государь  не  желает
попрекать  иноверцев  их  заблуждением,  и  карать  их  за  неверие.  Он
сражается с ними глаголом,  вступая  в  прилюдные  диспуты  с  приезжими
проповедниками, он разит их своим разумом и знанием. Но  обнажать  саблю
ради истинной веры не желает.
   - Что же, - с улыбкой перекрестился Росин. -  Наш  царь  мудр  не  по
годам. Что же плохого в этом?
   - Ливония, ако плод перезрелый на яблоне, рядом  с  границами  нашими
загнивать начинает, - опричник хлопнул ладонью по крупу коня, и  тут  же
натянул поводья, не давая ему  сорваться  с  места.  -  Руку  достаточно
протянуть, чтобы взять ее назад  в  свою  волю,  чтобы  не  дань  с  нее
собирать,  а  править  по  разумению  своему,   как   прочими   землями.
Схизматиков, наконец, с земель предков наших изгнать, слово христово  на
нее принести.
   Росин снова промолчал. Подобная история повторялась за время  истории
государства российского не раз и не два -  когда,  прикрываясь  громкими
словами о высших целях, страну  втравливали  в  кровавые  авантюры  ради
чьих-то мелких  шкурных  интересов.  Конечно,  Прибалтика,  как  всегда,
окромя надувания щек никакого сопротивления России оказать не  способна,
но... Несколько излишне  храбрых  придурков  обязательно  найдется,  без
сражений  не   обойтись   -   а   стоит   ли   рисковать   жизнью   даже
одного-единственного русского воина, если для страны  из  этого  никакой
пользы не видно? Выход к Балтийскому морю и возвращение Ливонии  в  лоно
прародины - это  лапша  на  уши  будущим  историкам.  А  на  самом  деле
митрополиту хочется подмять под себя прибалтийские епархии, и уже самому
решать - а разрешать ли там возведение костелов  и  молельных  домов,  и
сколько брать золота за такое разрешение? Псковским купцам -  единолично
возить товары по Нарове и Чудскому озеру к  своему  городу  по  Балтике.
Боярам   же   хочется   прибрать   новые,   густонаселенные    поместья,
принадлежащие ныне римскому престолу и Ливонскому Ордену, добыть  лишней
славы и наград в схватках с не очень опасным врагом.
   - Но государь силы Руси тратить на  освоение  Ливон