о  точно  так  же
приспособил поверх кроссовок поршни. Кто-то  догадался  набить  в  штаны
обрезки шкур, из-за чего они надулись, как галифе, и выпирали множеством
углов. Поверх доспехов и летних курток были накинуты старые,  никому  не
нужные волчьи, лисьи  и  медвежьи  тулупы,  овчинные  душегрейки.  Одним
словом, сам вид пришельцев из  далекого  двадцатого  века  веселил  всех
окружающих, а заскучавшим за время перехода боярам был нужен как раз  не
разумный аргумент, а повод для насмешки. Потому-то почти сразу с  другой
стороны послышался не менее ехидный голос:
   - Эй, сарацины, правду говорят, вы в поход баб берете, чтобы за спины
их прятаться?
   - Да как ты...
   Но рык Юры Симоненко, поднявшегося от  раздуваемого  костра  во  весь
свой двухметровый рост легко перекрыл звонкий девичий голосок:
   - А хочешь, я с полсотни шагов с завязанными глазами  в  кончик  носа
тебе попаду? - предложила Юля и перекинула из-за спины колчан.
   В  отличие  от  большинства  одноклубников,  она  не  поленилась   за
несколько  вечеров  сшить  себе   из   подаренных   окрестными   боярами
"сарацинам" старых тулупов и шуб меховой костюмчик из штанов  на  лисьем
меху и короткой куртки такого же меха. Овчинная островерхая  шапка  была
подарена такой, как есть, да еще Юле, одной из немногих, оказались впору
чужие стоптанные валенки. Так что бывший член сборной Союза по  стрельбе
из лука выглядела заметно лучше своих товарищей.
   - А коли промахнешься? - уже менее бодро поинтересовался  боярин,  не
решаясь отступать перед угрозами обычной девки.
   - Если промажу, любое твое желание выполню, - пообещала Юля вытягивая
лук и накладывая на тетиву свою, привезенную еще из дома стрелу.
   - У меня много желаний, - многозначительно предупредил воин.
   - А то теперь не важно, - плотоядно улыбнулась Юленька. -  Мне  глаза
кто-нибудь завяжет?
   - Нет, это не правильно, - неожиданно встрял  в  разговор  паренек  в
надетом поверх  полушубка  просторном  колонтаре.  -  Как  можно  девицу
позорить, если она из лука хуже других стреляет?
   Юля презрительно прищурилась в сторону молодого воина, что в  Замежье
как-то подвозил пущенную в березу  стрелу,  но  боярина  уже  поддержали
другие помещики, вовсе не желавшие смертоубийства:
   - Правильно новик латынинский говорит! Девиц позорить нам не с  руки!
Пусть другую меру назначат!
   - Коли  девка  хуже  меня  стреляет,  -  предложил  боярин,  едва  не
поплатившийся простреленным носом за длинный язык, -  пусть  весь  поход
при моем костре кошеварит, и место для ночлега застилает!
   - Ие-ес! - встрепенулась Юля. - А если я лучше;  пусть  он  для  меня
весь поход жратву готовит! А постель, хрен с ней, сама разложу.
   Уговор  был  поддержан  множеством  одобрительных  выкриков.  Теперь,
вроде, ни о смертоубийстве, ни о позоре речи не шло - но  один  стрелок,
попавшийся в кашевары другому, обещал стать хорошей темой  для  будущего
веселья, кто бы ни оказался проигравшим.
   - Куда стрелять станем? - расчехлил налучье боярин.
   - А вон сосна с раздвоенной макушкой  на  другом  берегу,  -  указала
спортсменка. - Вот в развилку метить и станем.
   Среди бояр  прошел  восхищенный  гул.  Река  вместе  с  наволоками  -
заливными лугами, не зарастающими лесом, составляла в  ширину  никак  не
меньше двухсот прямых саженей или шести сотен шагов.
   - Ты до нее хоть дострелишь? - криво усмехнулся боярин. - И  запомни,
кашу я люблю разваристую, но без воды. А в убоине костей быть не должно,
но хрящи мне нравятся.
   - Стреляй, или рыбу чистить отправлю, - посоветовала девушка.
   Боярин отбросил бобровый  налатник,  тряхнул  правой  рукой,  как  бы
расслабляя ее. Тихо зазвенела двойного  плетения  кольчуга  на  коротком
рукаве. Наруча воин не носил - лишняя тяжесть, коли долго саблей махать.
Меньше устанешь - дольше проживешь.
   Неожиданно скинув шапку, он  подставил  морозному  воздуху  рыжеватые
кудри и мгновенно помолодел. Пока на виду  оставалась  только  не  очень
густая, длинная с проседью борода, да жесткие  усы,  бледные  бесцветные
глаза, да кончик носа, боярин выглядел лет за сорок,  но  теперь  больше
двадцати пяти он никак не тянул.
   Перекинув колчан со стрелами через правое плечо, он взял лук в  левую
руку, поднес его к груди,  внимательно  вглядываясь  в  далекую  мишень.
Очень медленно опустил правую руку  в  колчан,  плавно  извлекая  оттуда
стрелу, накладывая на тетиву. Снова на мгновение замер,  а  потом  резко
вытянул левую руку.
   Когда она ушла вперед на всю длину, а лук  согнулся  в  крутую  дугу,
пальцы правой руки разжались и моментально скользнули  вниз,  в  колчан,
выдергивая следующее древко. Рука как раз успела вернуть лук к груди,  и
заранее выточенный паз лег точно на тетиву.
   Вторая и третья стрела успели устремиться к цели  еще  до  того,  как
первая впилась в разрисованную снежными узорами кору, а за ними умчались
четвертая и пятая.  Мужчины  отряда,  столпившиеся  у  него  за  спиной,
одобрительно взвыли.
   - Вот  так,  -  кивнул  боярин,  заканчивая  демонстрацию  мастерства
коротким выдохом. Из пяти стрел две вошли в ствол  в  оба  отростка  над
развилкой, одна впилась заметно ниже цели, а две исчезли в темном  лесу.
- И сыто мне разводи погуще! Коли захочу воды похлебать, так и скажу.
   Воину было чем гордиться: на расстоянии, в общем-то запредельном  для
точного выстрела,  он  вогнал  в  цель  три  стрелы  из  пяти.  Впрочем,
неудивительно - выросший в семье потомственных служилых людей, он уже  в
три года пытался таскать по избе отцовский  кинжал,  подражая  баловству
старших братьев с саблями, в пять был посажен в самое настоящее седло  и
впервые попытался выстрелить из боевого  лука.  В  десять  -  достаточно
уверено отбивался от взрослых противников, а в  шестнадцать  -  ушел  на
Литву в свой первый военный поход. И если он смог попасть в  цель  всего
три раза - добросит ли вообще до нее стрелу тощая иноземная девка?
   Но боярин даже не подозревал, с  какой  садисткой  жестокостью  будут
готовить  олимпийский  резерв  в  спортивных  школах  Советского  Союза.
Засунув в обширный карман на животе грубо сшитые - терпения не хватило -
рукавицы, Юля натянула куцые спортивные перчатки: всего два пальца одеты
в кожу на правой, и вовсе один - на левой руке.  Затем  вскинула  легкий
угольно-черный лук, попробовала пальцами капроновую тетиву.  Улыбнулась,
опустила колчан на землю, выбрав из него  белоснежную  стрелу  с  острым
граненым наконечником, встала в позицию, широко расставив ноги.
   Несколько  минут  она  выжидала,  следя  за   вьющимися   над   рекой
снежинками, принюхиваясь к воздуху и зачем-то высунув язык. Потом легким
движением натянула оружие, на несколько мгновений замерла...
   Тын-н-нь - тетива пластикового лука не звякнула звонко, как боярская,
а низко, басовито запела, а сам лук медленно качнулся вперед, словно  не
был зажат в руке, а крепился к ней  на  шарнире.  Под  самой  развилкой,
взявшись словно ниоткуда, выросла новая длинная оперенная ветвь.
   Юля наклонилась, достала следующую стрелу, натянула лук.
   Тын-н-нь - стрела впилась в  сосну  на  расстоянии  пары  ладоней  от
предыдущей. Третья -  вонзилась  чуть  ниже,  четвертая  и  пятая  -  по
сторонам от первой.
   - Вот так, - укоризненно сказал кто-то в повисшей тишине. -  А  ты  в
ста шагах в зайца попасть не можешь.
   Мужчины громко, с облегчением, захохотали.
   - Это не правильно, - густо покраснел боярин. - Она по одной пускала,
а я все дружно!
   - Давай, - независимо пожала плечами Юля,  аккуратно  убирая  лук.  -
Только  не  забывай:  рыбу  нужно  начинать  чистить  с  хвоста.  Судака
желательно сперва взять за хвост и голову и хорошенько дернуть в  разные
стороны. А окуня обварить кипятком.
   Боярин что-то тихо неразборчиво  пробурчал,  кинул  колчан  на  снег,
оставив в руках только одну стрелу, начал целиться.
   - И потрошить ее надоть, - внезапно вспомнили чуть в стороне.
   Воины снова  развеселились.  Лучник  на  несколько  мгновений  закрыл
глаза, открыл и отпустил тетиву. Стрела впилась в ствол.  Он  облегченно
перевел дух, взялся за следующую.  Есть!  Она  вошла  прямо  в  середину
выращенного девушкой пучка! Но уже третья выпущенная им стрела мелькнула
в развилке и умчалась куда-то в глубину леса. Боярин  безнадежно  махнул
рукой - пропал последний довод в оправдание поражения.
   Теперь, поддавшись азарту, русичи чуть не все взялись за  саадаки,  и
устроили сосне форменный расстрел. Однако, к стыду  своему,  большинство
было вынуждено признать, что вступивший в  соревнование  боярин  владеет
этим искусством куда в большей степени, чем они.
 
*** 
 
   Зализа  в  общем  веселили  участия  не  принимал,  усевшись  посреди
медвежьей шкуры, кинутой  поверх  толстого  слоя  лапника,  и  задумчиво
поигрывая маленьким ножичком. Немного позади, явно  подражая  опричнику,
сидел, положив на колени бердыш, Нислав. Разве только  лапника  под  ним
было поменьше, Да вместо шкуры выручал  от  холода  довольно  поношенный
медвежий тулуп.
   Впрочем, бывший милиционер вел так себя явно  не  специально.  Просто
несколько лет службы в патрульно-постовой службе приучили его  выполнять
порученное дело четко и до конца. Потому что от  этого  иногда  зависела
жизнь  совершенно  посторонних  людей,  а  время  от  времени  -   жизнь
товарищей. И еще потому что  не  выполнивший  приказа  мент  моментально
оказывается крайним в самых  неожиданных  неприятностях.  Разумеется,  в
прежние времена он иногда позволял  себе  некоторые  шалости  вроде  как
покатать на казенной машине и потискать в темном проулке девок, надавать
по шее зарвавшемуся пацану или вытряхнуть  у  пьяного  из  кармана  явно
ненужные  тому  деньги  -   но   это   только   в   моменты   спокойного
патрулирования, без  особых  спущенных  сверху  приказов.  Но  если  ему
говорили: до утра смотреть в  третье  слева  окно  крайнего  дома  -  он
смотрел, каким бы идиотом сам себе при этом ни казался.
   Шестнадцатый век в этом деле никак не отличался от двадцатого. То  же
патрулирование, те же заморочки. Разве только теперь  его  отец-командир
назывался  государевым  человеком  и  смотрел  на  мелкие   "подработки"
достаточно спокойно. Разумеется, пьяных  с  "лишними"  деньгами  тут  не
встречалось - царь-батюшка, говорят, позаботился о том,  чтобы  "пьяные"
копейки прямым ходом утекали в казну. Но девки смотрели  на  патрульного
даже с большим подобострастием и не  раз  ночевали  с  ним  в  ароматных
стогах. Опричник не то что про "чистые руки" не говорил,  но  и  мелкими
подношениями  запросто  делился.  Местные  крестьяне  иногда  еще  лично
Ниславу то монету, то курицу подсовывали с просьбой жалобу  свою  барину
подробнее пересказать.
   Правда,  хотя  подарки  Зализа  временами  и  принимал,  но  в   деле
государевом еще ни разу интересов Руси не  предал  -  что  при  проверке
засеки, что при облаве на тропах или дорогах, при известии о  татях  или
лихих людях. Здесь опричник и на топоры, не моргнув  глазом  шел,  и  на
просьбы откупиться не поддавался.  А  лихим  людям  было  за  что  мошну
развязывать: просто подозрительных или  под  приметы  попадающих  они  в
Копорье, в допросную избу свозили,  где  дыба  милиционеру  одиножды  на
глаза попалась и очень не понравилась;  ну,  а  если  кто  "с  поличным"
попадался, то ни  о  каких  "КПЗ"  и  адвокатах  разговору  и  вовсе  не
возникало... Петля, да сук покрепче - вот и вся недолга.
   Нислав успел усвоить, что заменил рядом с Зализой целый отряд,  ранее
ходивший  в  засеку  и  патрулирующий  окрестные  земли  -   а   потому,
получалось, доходы получал сразу за всех. Так что  местом  своим  бывший
милиционер дорожил, в полной  мере  перенес  на  него  принципы  прежней
службы, да и инициативу  порой  пытался  проявить.  Как-никак,  здесь  и
прибыль  некоторая  есть  -  что  при  отсутствии  оклада  штука  весьма
приятная, и сам при деле. А коли добавить, что сеять-пахать он  отродясь
не умел, и кроме школы, срочной службы и школы милиции ничего не  изучал
- то потерять свое место только потому,  что  окликнувший  его  опричник
вдруг не обнаружит штатного телохранителя за  спиной,  Нислав  очень  не
хотел. Так что на творящееся неподалеку веселье он внимания не  обращал,
а сам потихоньку зыркал глазами в стороны. Может все вокруг и спокойно -
но по службе положено.
   Пожалуй,  теперь  уже  и  вовсе  не   существовало   более   рядового
патрульно-постовой службы Кировского РУВД  Станислава  Погожева,  а  был
служилый  человек,  поднятый  с  земли  на  государеву  службу   местным
опричником. И человек этот уже сам давно называл себя Ниславом.
   - Есть будешь, Семен?  -  подошел  Феофан  и  протянул  крупный  шмат
запеченного над огнем мяса, положенного на длинный ломоть хлеба.
   - А это откуда? - удивился Зализа, отвлекшись от своих раздумий.
   - Так я вас, почитай,  два  часа  ждал,  -  усмехнулся  боярский  сын
Старостин. - Стрелять пока не разучился.
   - Ну, спасибо, - взялся за угощение опричник, а Феофан перевел взгляд
на бывшего милиционера.
   - Нислав! А тебя Матрена, никак, решила больше не  кормить?  Чего  не
трапезничаешь?
   - Готовить некогда, - поморщился милиционер, качнув бердышем.
   - Может, тебя тоже на кошт взять? Моим  смердам  все  равно,  что  на
семерых,  что  на  восьмерых  варить.  Только   ты   тодыть   котомку-то
развязывай. Делись, чем в общий котел войдешь.
   - Да, - спохватился Зализа. - Там Алевтина тоже снарядила...
   - Не, Семен, - вскинул руки Феофан. - С тобой разговор  другой.  Тебе
я, теперича, вроде как сам оброк возить должен. А Нислава пусть  Матрена
снаряжает, коли в примаки взяла.
   - Хороший ты охотник, Феня, - кивнул опричник,  прожевывая  очередной
кусок горячего мяса. - Жениться тебе надо.
   - А жениться-то почему?
   - Так, нравишься ты мне. Мне бы таких феофанчиков, -  Зализа  отмерил
ладонью над землей немногим больше полусажени, - штучек  пять  при  себе
заиметь.
   - Ах ты! - бывший черносотенец  с  места  кинулся  на  своего  друга,
однако  опричник,  даром  что  в  юшмане  и  с  мясом  в  руках,   успел
распластаться так, что боярский сын пролетел над ним, всего лишь  сорвав
налатник.
   Нислав моментально вскочил, вскинув бердыш:
   - Что происходит?
   - Вот-вот, - довольный реакцией Феофана, кивнул Зализа. -  Ты  сперва
человека моего накорми, а уже потом душегубство замышляй.
   - Купцы едут, - скользнул взгляд  поднявшегося  на  ноги  боярина  по
реке. - Гости торговые.
   Но если Феофан Старостин сообщил про показавшийся на реке санный обоз
с известной долей безразличия,  то  Зализа  недовольно  поморщился.  Про
такую возможность  он  заранее  не  подумал,  и  предстоящая  встреча  с
неведомым пока хозяином ему не нравилась.
   Даже  в  обычном  селении  проходящее  мимо  войско  всегда  вызывает
беспокойство. Но им хоть сказать можно, что к Гдову  выступаешь,  далеко
на запад, и для здешних земель сия тревога безвредна. Однако купца  этим
не проймешь. Товар в  обозах  казны  стоит  немаленькой,  стен  каменных
вокруг него нет. А потому гость  торговый  -  тварь  пугливая.  Весть  о
близкой войне способна намертво перекрыть торговлю по реке  на  половину
зимы. И виноватым окажется он, государев человек Семен Зализа, со своими
глупыми задумками.
 
Глава 2 
ТИХАЯ РЕКА 
 
   Обоз подтягивался к воинскому лагерю по  быстро  тонущей  в  сумерках
реке. Зализа переместился со своего одинокого места к костру, на котором
людишки Феофана  уже  закончили  готовить.  Смерды  немного  передвинули
лапник и снова прикрыли шкурами. Теперь опричник мог, по  крайней  мере,
пригласить нежданного гостя сесть погреться у огня, а  не  морозить  его
посреди поляны. Да и стемнело уже изрядно, а пляшущие языки огня  давали
хоть какой-то свет.
   Бояре  успели  настреляться  вдосталь,  и  теперь  последние  из  них
возвращались с того берега с собранными вокруг мишени и  выдернутыми  из
ствола стрелами.
   Парень в колонтаре,  долго  круживший  вокруг  Юли,  наконец  решился
задать вопрос:
   - Скажи, боярыня, а вправду амазонки себе правую грудь выжигают?
   - А ты, никак, пощупать хочешь? - вскинула брови девушка.
   - Нет, нет, - шарахнулся паренек.
   - А зря, - хмыкнула Юля. - Ладно, иди сюда. То ли их разговора  никто
не услышал, то ли все достаточно поразвлеклись, но никто над латынинским
новиком насмехаться не стал. Он послушно приблизился к девушке, не сводя
глаз с ее груди.
   - Тебя как зовут?
   - Глеб Латынин, Никитин сын.
   - Ты куда смотришь, Глеб? Вот туда посмотри! - Юля указала на  сосну.
- Лук есть?
   - Да.
   - Стреляй.
   Парень помялся, но спорить не  стал.  Вытащил  из  висящего  на  боку
колчана лук, наложил стрелу,  сосредоточился  и  рывком  вытянул  вперед
левую руку. Звонко тренькнула тетива, а стрела мелькнула в  чащу  где-то
далеко, далеко левее сосны.
   - Ну и как, Глеб, сильно тебе отсутствие груди помогло?
   - Ну, не все так...
   - Ты куда  смотришь?  -  Юля,  тяжело  вздохнув,  кивнула.  -  Ладно.
Попадешь с этого места в сосну, дам потрогать.
   - Так... Темно уже...
   - Ну, извини, - развела руками девушка и повернула  в  сторону  своих
товарищей.
   - Боярыня!
   - Ну, чего тебе еще?
   - А вторая... Тоже стреляет?
   - Нет, она поет.
   Подойдя к выстроившимся полукругом палаткам, Юля  нырнула  в  желтую,
извернулась внутри и высунула голову в круглый входной клапан:
   - Инга, что-то ты и вправду давно не пела.
   - Холодно чего-то, - поежилась та.
   Зима заставила-таки певицу расстаться с коротким  красным  платьем  и
переодеться в обычное местное одеяние  с  огромным  количеством  длинных
юбок, душегрейку и тулуп. Правда, на голове ее вместо положенного платка
плотно сидел малахай с пушистыми беличьими хвостами  над  висками.  Зато
небольшой размер ноги позволил  Инге,  как  и  лучнице,  надеть  местные
валенки.
   - Вот именно, - поежилась Юля.  -  Холодно,  голодно,  повыть  охота.
У-у-у.
   - Ну так поешь, чего скулить-то? - не выдержал Росин. - Каша на  всех
сварена.
   - Не-а. Меня  тут  и  без  вас  один  тип  покормить  должен,  -  она
перевернулась на спину зажмурилась и негромко запела:
 
   Шумел камы-ы-ыш,
   Деревья гну-у-улись
   И ночка ту-у-умная была.
   Одна возлу-у-у-убленная пара
   Всю ночь гуляла до у-у-у-тра.
 
   - Ты в ритм не попадаешь, - любезно сообщила певица.
   - Ну и что? Зато громко, - и Юля продолжила:
 
   Шумел камы-ы-ыш,
   Деревья гну-у-улись
   И ночка ту-у-умная была.
   Одна возлу-у-у-убленная пара
   Всю ночь гуляла до у-у-у-у-тра.
 
   - Поела бы ты, Юленька, - попросил Игорь Картышев.
   - Если честный, сам принесет, - улыбнулась девушка:
 
   Шумел камы-ы-ыш,
   Деревья гнулись
   И ночка ту-у-умная была.
   Одна возлу-у-у-убленная пара
   Всю ночь гуляла до у-у-у-у-тра.
 
   - А поутру  они  вставали!  -  не  выдержав  глумления  над  музыкой,
продолжила Инга. - Кругом примятая трава.  Да  не  одна  трава  примята,
помята молодость моя!
   От природы могучий,  да  еще  хорошо  поставленный  в  училище  имени
Гнесина голос в вечерней тишине прозвучал так, что казалось, разверзлось
небо, и на воинский лагерь  обрушился  глас  небесный,  мелко  задрожали
сосны, и закружился в морозном воздухе невесть откуда посыпавшийся снег.
   - Класс, - удовлетворенно кивнула лучница.  -  Твоим  голосом,  Инга,
горные породы дробить можно.
   - Голос как голос, -  обиженно  пожала  плечами  певица.  -  Ни  один
нормальный профессионал, между прочим, в микрофон не  поет.  Нет  еще  в
мире зала, который не перекрывал бы обычный человеческий голос.
   - Сейчас - это точно, - с изрядной долей ехидства согласилась Юля.  -
О, и вправду идет!
   Побежденный в соревновании боярин, смущенно приглаживая  рыжие  кудри
левой рукой, в правой нес большой ломоть  хлеба  с  разложенной  на  нем
снедью - похоже, мелко нарубленным  мясо