такую  жару  пускать  пыль  в
глаза никому не стану. Мне Иваном Васильевичем ряса монашеская  дана,  в
ней и поеду.
   Нислав обошелся серединка-наполовинку.  От  алой  шелковой  рубахи  и
новых шаровар с мягкими яловыми сапогами он не  отказался,  а  шубу  ему
никто и не предлагал.
   Последним камнем преткновения стала попытка Зализы прицепить на  пояс
саблю.
   - Ты еще пищаль Ниславу дай, - хмыкнул Толбузин, и опричник отступил.
   Забрались в карету с бархатными занавесками вместо  стекол,  уселись.
Заскрипели ворота.
   - Эй, голытьба,  дорогу  боярскому  сыну!  -  это  помчались  вперед,
расчищать  проезд,  подворники.  Следом  тронулась  и  повозка.   Нислав
поначалу  пытался  осматривать  деревянную  Москву  через   щели   между
занавесками и рамой, но вскоре занятие это бросил: не разобрать  ничего.
Занавеси отдернуть Толбузин не позволил: не по чину. Нечего,  ако  немцы
пучеглазые, разинув рот, во все стороны таращиться.
   Так и приехали к царскому  крыльцу,  словно  с  завязанными  глазами.
Лестница в два пролета, укрытая матерчатым навесом, вела сразу на второй
этаж, и перед каждым пролетом стояли яркие, как на картинках стрельцы: в
красных  тегиляях  до  пят  и   картузах,   отороченных   каракулем,   с
буденовскими перехлестами-застежками на груди  и  высокими  бердышами  в
руках. Видать, любил государь свою новую, созданную им самим, гвардию, и
гордился ею. Перед нижними ступеньками лежала кипа соломы, но  на  самих
пролетах - ковры, и Нислав поймал себя на ощущении,  что  поднимается  в
музей.
   В самом дворце было сумрачно и  прохладно.  Свет  еле  сочился  через
слюдяные окошки, состоящие из множества кусков, зажатых в рамы из тонких
реечек. Гладкие стены - то ли дощатые, то  ли  оштукатуренные,  украшала
роспись под хохлому: сочные синие и золотые краски,  неведомые  цветы  и
гривастые жар-птицы. Под ними бродили бояре с тяжелыми, смахивающими  на
боевые, посохами, в высоких бобровых шапках, в долгополых шубах со столь
длинными  рукавами,  что  руки  приходилось  просовывать  в  прорези   с
внутренней   стороны.   Встречаясь   между   собой,    бояре    величаво
раскланивались, столь плавно, словно боялись расплескать поставленные на
головы аквариумы. Впрочем, нередко между ними мелькали молодые ребята  в
легких кафтанах или рясах - теперь Нислав и не знал, опричники  ли,  али
просто монахи.
   - Государь молится, молится, молится... - пронесся по  палатам  тихий
шепот, и Андрей Толбузин встрепенулся:
   - Значит, от хлопот насущных освободился, сейчас позовут.
   Толпа в высоких шапках качнулась в  одну  сторону,  Зализа  и  Нислав
двинулись было за ними, но Толбузин удержал:
   -  По  старшинству,  по  родовитости  заходят.  А  мы  кто?   Мелюзга
безродная. Нам последними входить.
   К тому времени, когда настала их очередь миновать наряженных в золото
рынд, бояре успели рассесться на длинных скамьях по сторонам от трона, и
сидячих мест более не оставалось. Молодежь, замеченная Ниславом,  мялась
по углам напротив трона, у стены с дверью.
   Трон патрульному не понравился - прямая  высокая  спинка,  квадратные
подлокотники, толстые ножки. Грубая работа, тяжеловесная.  Телевизор  из
такого кресла не посмотришь - быстро  и  спина,  и  ноги  затекут.  Зато
царь... Мальчишка! Натуральный мальчишка лет  восемнадцати,  у  которого
еще ни усов, ни бороденки толком не растет!  И  даже  огромная  мохнатая
шуба не делала его ни на йоту солиднее!
   - Господи, - впервые в жизни перекрестился Нислав.
   - Это кто там на меня, как на икону  молится?!  -  поднялся  с  трона
паренек, следом за ним поднялись со своих скамей родовитые бояре.
   - То человек государев Семен Зализа со своим  служивым  человеком  до
твоей милости, государь, - приложив  руку  к  груди,  слегка  поклонился
Толбузин.
   - А-а... - опустился на трон мальчишка, но  едва  бояре,  следуя  его
примеру, коснулись скамей своими широкими задами, как он снова вскочил:
   - Так сие и есть  тот  служивый,  что  своими  глазами  бой  огненный
видел?
   - Да, государь.
   - Угу, - мальчишка сел, но мгновением спустя снова вскочил, и  Нислав
никак не мог понять - то ли он специально над боярами издевается, то  ли
у него взаправду шило в одном месте растет. - Так пусть расскажет!
   Царь спустился с ведущих к  трону  ступеней,  приблизился  к  гостям.
Нислав ощутил болезненный удар Толбузина локтем в бок и спохватился:
   - Да, было. Чего там  сложного?  Дорожка  узкая  оказалась,  ливонцам
деваться некуда, а у нас пятнадцать стволов, двести  картечин  в  залпе.
Как жахнет  -  с  тропы  всех,  как  корова  языком  слизывает.  А  пока
очухиваются, как раз пищали перезарядить успевали.
   - Ладно сказываешь, - кивнул царь, с гордостью оглянувшись на сидящих
у стенки бояр. - А в чистом поле как, устояли бы?
   - Пятнадцать, супротив трех сотен? -  задумчиво  протянул  Нислав,  и
тихонько покачал головой из стороны в сторону.
   - Ну а, скажем, сотня стрельцов супротив трехсот конных?
   - Сперва залп, потом на  бердыши  уцелевших  принять...  Устояли  бы,
государь. Правда, боюсь, потеряли бы в рубке многих.
   - А скажи мне, человек служивый, -  отступил  мальчишка,  и  забросил
руки за спину. - А зачем нам конницу  кованную,  да  родовитую  держать,
коли сотня простых стрельцов атаку трех сотен бояр сдержать может?
   - Скажу, - кивнул бывший  милиционер,  не  испытывая  особой  робости
перед безусым юнцом. - Затем, чтобы убегающего врага догнать, за которым
стрельцы не поспеют. Чтобы быстрым обходом  врагу  в  спину  или  в  бок
ударить, чтобы лавой оборону слабую смести. Стрельцы, они как стена. Где
поставишь, там врагу хода нет. Но чтобы гнать его, обходить,  запугивать
- это только конница может. Если ты  обороняться  собираешься,  стрельцы
хороши. Наступать - только конница.
   Бояре одобрительно закивали, очень похоже оглаживая бороды.
   - У меня все  стрельцы  на  конях,  -  чуть  ли  не  обиженно  заявил
мальчишка.
   - Воюют пешими, - парировал Нислав. -  В  плотном  строю  с  пищалями
отбиваться хорошо. А атаковать бесполезно. Черепахой себя чувствуешь.
   - Верно, верно бает, - не удержались от одобрения у стены.
   - Ишь, как боярам  понравилось,  -  хмыкнул  мальчишка.  -  Не  хотят
стрельцов в войско набирать.
   - Как же без них? -  испугался  Нислав.  -  Это  же,  блин,  крепость
передвижная! Что конница расчистит, туда придет и встанет. И хрен  их  с
места сковырнешь, наших-то!
   - Это с ним ты на епископа ходил? -  с  улыбкой  обратился  к  Зализе
паренек.
   - Мир, на полвека подписанный, ноне кончился,  государь,  -  напомнил
опричник. - Грех не пощипать соседа было.
   - Кто в походе участвовал?
   - Стрелки вместе с боярами ходили, государь, напополам... - втиснулся
с ответом Толбузин и осекся, таким холодным и  жестким  взглядом  осадил
его мальчонка: "Не тебя спрашивают, молчи!"
   Увидев, насколько резко изменилось лицо  паренька,  каким  твердым  и
неприступным он способен быть, Нислав понял:  перед  ними  действительно
настоящий царь.
   -  Полтора  десятка  ремесленников  я  взял  из  своего  поселка,   с
мушкетонами. И боярин Батов со мной пошел,  с  сыновьями.  Взрослые  они
уже, шестеро. Засиделись в отцовской усадьбе. Одна девка пошла. Уж очень
справно с лука стреляет, зимой с боярами состязалась - всех обошла. Шли,
правда, пешими.  Но  управились.  В  Лифляндии  народец  одичал  совсем,
воинской справы надлежащей нет, огненным  боем  пользоваться  не  умеют,
единой власти не признают... - Зализа запнулся, пытаясь  вспомнить,  все
ли рассказал. Получалось, что все.
   Мальчишка задумчиво кивнул, отошел. Потом снова оглянулся:
   - А не холодно ли тебе, Семен Прокофьевич?
   - Спасибо, государь, тебя увидеть, так и везде хорошо!
   - Вот как? А пусть будет еще лучше, - царь  подошел  к  опричнику,  и
быстрым движением смахнул шубу, перекинув ее Зализе на плечи.
   - Шуба, шуба царская, - завистливо  зашептали  по  углам.  -  Шуба  с
государева плеча.
   Без  шубы  Иван  Васильевич  показался   Ниславу   настолько   щуплым
мальчишкой, что он опять не удержал язык за зубами, и спросил:
   - А правда, что ты в Казани самолично испугавшихся ратников на  штурм
города повел?
   В палатах повисла гробовая тишина. Мальчишка подступил  к  Ниславу  в
упор, посмотрел снизу вверх, рассмеялся:
   - Нет, служивый, такого размера шубы у меня нет!  И  на  лесть  я  не
падок, не старайся.
   Вокруг  облегченно  захохотали,  ломая  шапки,  кидая  их  об  пол  и
приговаривая:
   - Ох, хитер! Ну, хитер служивый...
   - За ним числишься? - кивнул паренек в сторону Зализы. - Вот и служи.
Воевода знатный, за ним шубу быстро выслужишь.
   Царь развернулся и пошел к трону, а Нислав, все еще не веря,  смотрел
ему  вслед.  Умом  он  понимал,  что  такие  же   пареньки   призываются
военкоматами на срочную службу, что именно они одни  выволокли  на  себе
Русь из афганской, и из чеченской, и из  многих  других  войн,  что  они
будут держать на запоре таджикскую  границу,  они  вцепятся  в  амурские
острова, когда Союз рассорится с Китаем, и раз за разом будут отстаивать
их от наскоков с другой стороны. И все равно никак  не  мог  представить
себе этого мальчишку с  саблей  наголо,  несущегося  во  главе  кованной
конницы на татарский строй, или зовущего за собой бородатых,  закованных
в броню ополченцев на полыхающие улицы Казани.
   - Ну, Нислав, своей смертью ты не умрешь, - тихо пообещал в самое ухо
боярский сын Толбузин, отволакивая патрульного с  центра  зала  в  угол.
Кто-то тут же попытался рассказать служивому, что именно  при  нем  царь
делал то или это, как он сам бежал следом за царем на пушки, но государь
уже опустился на трон, и взмахнул рукой:
   - Ведите.
   Разговоры моментально стихли. Двери палат раскрылись, и двое  монахов
ввели третьего, в котором
   Нислав далеко не сразу признал  Костю  Росина,  что  они  привезли  в
Москву. Председатель клуба зарос щетиной, заметно  побледнел  и  странно
сутулился при ходьбе.
   - Знакомец твой, Семен Прокофьевич, насколько я слышал?
   - То ремесленник с деревни моей  новой,  Каушты,  -  выступил  вперед
опричник. - В писчую книгу включен, потому как стрелок знатный. В зимнем
походе нарядом большим командовал, в поле... - Зализа  сделал  небольшую
паузу, пережидая удивленный гомон, потом повторил:
   - Да, в поле. И огненную потеху епископским сотням тоже  он  устроил,
стрелками прочими командуя. Оный ремесленник сотоварищи неведомо  откуда
приплыл, крепостицу на Березовом острове у свенов отбил. Там  я  его  на
службу твою призвал, государь, и пошел он  на  нее  с  радостью.  И  про
крамолу, в иных землях услышанную, без понуждения мне рассказал.
   - И на трех опросах с  пристрастием  от  слов  своих  не  отрекся,  -
закончил за опричника государь. - Так в чем  крамола  состоит,  служивый
человек Росин?
   - Ведомо мне, - Костя расставил ноги пошире и теперь мог  стоять  без
поддержки сопровождающих монахов. - Ведомо  мне,  что  колдуны  немецкие
задумали заклятие на людей, сюда едущих, накладывать, дабы  через  месяц
они черной немощью заболевали, и заражали все вокруг.
   Бояре  на  скамье  загудели,  переглядываясь  и   громко   постукивая
посохами.
   - И надеются они, что кто-то из приезжих до Москвы  доберется,  здесь
болезнь распространит и она царя поразит насмерть.
   - Нехристи! - вскочил ближний к трону боярин.
   - Схизматики воистину в веру сатанинскую перекинулись! Ни  перед  чем
не успокоятся, пока Москву, Третий Рим, миазмами ядовитыми не задушат!
   Однако криков никто более не поддержал, и боярин, враз  успокоившись,
уселся на место.
   - Благодарствую тебя, Константин Андреевич, за  упреждение,  -  одной
головой кивнул царь. - Какую награду ты у Руси просишь за  столь  важную
весть?
   - Установите на границах карантин, - торопливо выпалил Росин. - Чтобы
всех приезжих под  замком  месяц  выдерживали,  и  только  потом  дальше
пропускали.
   - То не просьба, - покачал головой мальчишка.
   - То забота твоя честная о Руси Святой, и мы ее  приняли.  Себе  чего
просишь?
   - Себе? - вскинул брови Росин. - Себе... - тут  он  вспомнил  момент,
который не давал ему покоя уже несколько  месяцев:  торговлю  мехами  на
Новгородском рынке.  Раскидывались  ими  промысловики,  как  макулатурой
какой-нибудь, запросто и бездумно.
   - Заметил я, что русские мужики меха совсем не ценят. Продают  купцам
вдесятеро дешевле, чем они в Европе  ценятся.  Прошу,  раз  такое  дело,
установите запрет меха мимо казны продавать! Пусть государство  торгует.
Да по ценам, что на западе приняты. Не хрен им все время у  нас  на  шее
сидеть!
   - Записал? - привстал на троне правитель, и кинул  взгляд  в  дальний
угол. Только теперь Нислав заметил, что там  торопливо  скрипит  гусиным
пером монах, занося на свитки все, происходящее на приеме.
   Следом за царем дружно поднялись  знатные  бояре,  и  так  же  вместе
опустились.
   - Мыслю я, - огладил подбородок мальчишка, - прибыль от  этого  казне
получится, но не тебе, раб Божий. Себе что просишь?
   - Пошли в Прибалтику хороший отряд! - неожиданно  осенило  Росина.  -
Охренели они там совсем, фашистские  режимы  устанавливают,  русских  за
людей не считают. Пусть узнают, кто в доме хозяин!
   - И сие дело тоже государево, - кивнул царь.
   - Ты сам чего хочешь, Константин Андреевич? Скажи просто, без прикрас
и раздумий!
   - Есть хочу!
   По палате прокатился добродушный смех.
   - Ну, это дело поправимое,  -  улыбнулся  и  мальчишка.  -  Приглашаю
завтра к себе на обед званный, в синие палаты.
   - Не получится, -  причмокнул  Росин.  -  Допросники  твои  так  руки
оборвали, что еле пальцами пошевелить могу. Ни ложки, ни кружки  до  рта
не донести. Так что и на твоем пиру голодным останусь. Разве только,  ты
мне руки новые дашь?
   - Загадки решил позагадывать, раб  Божий,  -  нахмурился  паренек  на
троне, и в воздухе повисла предгрозовая тишина. Но царь вдруг усмехнулся
и кивнул:
   - Ладно, милостью Божией и моей, будут тебе руки. Кто там дальше?
   Зализа вышел на середину зала, ненавязчиво обнял  Росина  за  пояс  и
увел к Ниславу и Андрею Тол-бузину.
   - Как думаешь, Семен  Прокофьевич,  поверил?  -  с  тревогой  спросил
Росин.
   - Конечно, поверил, - серьезно кивнул  опричник.  -  Ты  три  допроса
выдержал, как же не поверить? Не имея правды за собой, такую муку никому
не вынести. Поверил.
   Место Росина заняла пожилая боярыня, с неприятной яростью  обличавшая
местного воеводу. Следом за ней - боярин, и тоже с жалобой  на  воеводу,
но уже другого, потом еще и еще. Царь  слушал,  кивал,  дьяки  принимали
ябеды. Оживление вызвала  только  нижайшая  просьба  донского  казачьего
старшины, присланная с усатым безбородым воином,  прислать  коням  сена,
потому, как из-за татарского набега своего селяне накосить не успели.  К
удивлению Нислава, мальчишка отнесся к просьбе со всей серьезностью, тут
же приказал построить в Казани четыре струга, нагрузить сеном и овсом, и
отправить бедолагам вниз по Волге до Царицыно, откуда посуху  перекатить
на Дон.
   Наконец прием закончился. Царь поднялся и ушел в неприметную дверь за
сводчатым проемом меж двух колонн, следом за ним шмыгнул писец и дьяки с
жалобами. Чинно двинулись к выходу бояре.
   - Ну, все, - расхохотался Толбузин, - ой, придется  Зализе  шубу  для
Нислава шить!
   - Почему это? - не понял постовой.
   - Разве ты не слышал? Царь сказал - у этого воеводы  шубу  заслужишь.
Стало быть, как следующий раз  приедете,  при  шубе  должон  быть.  А  с
Семеновского плеча тебе не подойдет, мала будет. Придется новую шить!
   - Я его в деревне оставлю, - хмуро  пообещал  опричник.  -  Или  язык
вырву.
   - Так ведь спросит государь! - продолжал веселиться боярский  сын.  -
Ты ведь врать не станешь?!
   Добрались  до  кареты,  на  этот  раз  радуясь   предусмотрительности
Толбузина,  безрукого  Росина  посадили  первым,   сами   как   придется
разместились вокруг. Не спеша, чтобы не растрясти больного,  доехали  до
дома, где хозяин приказал поднести  боярину  Константину  две  стопки  -
чтобы боль отпустила. Потом перенесли в дом и поставили  дворовую  девку
растирать ему плечи и руки настоянной на мяте водкой.
   - Интересно, - задумчиво пробормотал  Росин,  -  каким  образом  царь
собирается мне руки вернуть?
 
*** 
 
   Синие палаты отличались от царских в основном размерами:  зал  метров
двадцать в ширину и полтораста в длину разгораживали  резные  деревянные
колонны, поддерживающие высокий потолок из множества  мелких  сводов,  а
вот роспись была все та же  -  цветы,  птицы,  сказочные  звери.  Промеж
колонн, поперек зала тянулись длинные столы - простые  деревянные  столы
из плотно подогнанных досок, и без всяких украшений.  В  воздухе  витали
запахи восточных пряностей, на столах во множестве стояли медные  кубки,
чарки, высокие кувшины, блюда с крупно порезанным хлебом, с кусками мяса
и целиком запеченными птицами, крупными осетрами и  щуками,  обложенными
обычными  и  мочеными  яблоками.  Пирогов  почему-то  не  было:  похоже,
угощение предполагалось начинать сразу со вторых блюд.
   Между слюдяными окнами во множестве стояли подсвечниками  с  толстыми
свечами, огонь которых покамест терялся в ярком дневном  свете.  Дворня,
дс жути похожая на кабацкую прислугу, встретила боярского сына Толбузина
у дверей, проводила ко второму от входа столу - близкие к возвышающемуся
едва не до  середины  стены  трону,  видимо,  предназначались  родовитым
боярам.
   Большинство мающихся в ожидании людей были одеты, несмотря на жару, в
дорогие шубы, но попадались среди них и гости  в  странных,  непривычных
взгляду,  иноземных  кафтанах  и  тонких   чулках,   отчего   напоминали
цыплят-переростков: кругленькие на тонких ножечках. Не меньше  одетых  в
шубы русичей бродило меж столами, глотая слюнки,  раскосых  степняков  в
стеганных цветастых халатах, так же украшенных  шелковыми  и  бархатными
вошвами и драгоценными пуговицами. Поскольку на  этот  раз  даже  Зализа
щеголял в шубе с царского плеча - скромная  ряса,  выданная  в  пытошной
избе взамен истерзанной одежды, согревала одного только Костю Росина  из
более чем трехсот гостей.
   - Слава, слава государю! - заревели в дальнем конце  зала,  и  гости,
оставшиеся по эту сторону, тотчас подхватили:
   - Слава, слава! - после чего дружно устремились к столам.
   - Ну как, бояре? - поинтересовался Толбузин, усаживаясь  за  стол,  и
тут же подтаскивая к себе блюдо с большим  гусем.  -  Царского  угощения
давно не пробовали?
   Он вцепился украшенной перстнями рукой в лапу, умело  ее  открутил  и
жадно вцепился зубами. Зализа прихватил огромный кусок коричневого мяса,
лоснящегося от жирного соуса, положил его на хлеб, поставил перед  собой
и принялся кусать, удерживая большим и указательным  пальцем,  оттопырив
остальные, прожевывая и откусывая снова, иногда  кладя  его  обратно  на
хлеб. Нислав, не решаясь  последовать  их  примеру,  взялся  за  кувшин,
плеснул себе в кубок вина. Толбузин, косясь  жадным  глазом,  пододвинул
ему свой. Патрульный налил, и тут же услышал,  как  мычит  набитым  ртом
опричник, указывая бородой на свою чарку.
   Боярский  сын  доел  лапу,  поцыкал  зубом,  вычищая  навязшее  мясо,
ухватился сальной рукой за кубок и выжидающе вытянул шею, вглядываясь  в
сторону трона.
   - Слава, слава! - неожиданно  возникла  там  новая  волна  голосов  и
покатилась по залу.
   - Слава государю Ивану Васильевичу! -  громогласно  заорал  Толбузин,
поднимая кубок, и клич его мгновенно  подхватили  сидящие  вокруг  стола
бояре и татары.
   Они торопливо осушили свои емкости и снова  взялись  за  еду.  Андрей
Толбузин, отпихнув гуся, принялся раздирать вытянувшегося с  выпученными
глазами осетра. Нислав, опять разлив вино по кубкам  соседей,  покосился
вдоль стола: ножами никто не пользовался - как, разумеется, и вилками, и
ложкам