не
продали в рабство, но тут душа бывшего старшины взыграла,  он  схватился
за меч и... И вот уже третий год ребята успешно  держат  в  своих  руках
Сапиместскую  фогтию,  и  не  просто  держат,  а  ухитряются   постоянно
устраивать свары с соседями,  то  стрясая  с  них  откуп,  то  оттяпывая
кусочки чужих земель. Прежний их  Великий  Магистр,  так  преклонявшийся
перед   рыцарями,   куда-то   свалил,    решив    мужественно    сдаться
"цивилизованным" немцам, зато Витя оказался  здесь  куда  как  на  своем
месте,  постоянно  готовый  влезть  в  драку  по  поводу  и  без  оного,
задирающий всех известных ему  дворян  и  мечтающий  добиться  для  себя
настоящей королевской короны, пока Европа пребывает в дикости и раздрае.
В общем, настоящий рыцарь, печать ставить некуда.  Что  касается  прочих
"крестоносцев" - то после первых успехов Кузнецова  они  доверились  ему
безоговорочно, и пока еще новый предводитель своих ребят не подводил.
   - А еще сказывал Семен Прокофьевич, - гость перешел на шепот, - что к
Руси у них отношение зело дружелюбное, помощь они вам в беде  оказали  с
охотою и даже государю нашему на верность желали присягнуть...
   - Да наши ребята, наши, - кивнул Росин. - Не предадут.
   Боярский сын Толбузин неожиданно откинулся назад в кресло и  принялся
медленно посасывать вино, словно забыл обо всем на  свете,  кроме  этого
напитка. В тереме повисла тишина - стали слышны даже далекое  мычание  с
невидимых за холмами коров и  деловитое  кудахтанье  куриц  в  птичнике.
Спустя несколько минут уже Костя, мучимый любопытством,  не  выдержал  и
поинтересовался:
   - Так и чем знакомые мои из Сапиместки отличились?
   - Уверен ли ты в сих сотоварищах, Константин Алексеевич?  -  повернул
голову к хозяину опричник.
   - Уверен ли? - Росин задумчиво потер затылок. Что еще  он  мог  знать
про Витю Кузнецова, с которым пару раз пришлось порубиться на топорах  в
далеком Двадцатом веке, да выпить пива у одного костра на общих игрищах?
Только то, что он такой же как все: питерский, русский. Любит  выпить  и
не прочь побуянить без особого ущерба для окружающих. Для того ведь  они
и собираются на свои фестивали, чтобы удаль на поединках  выплеснуть,  а
не переворачивание чужих машин на городских улицах.  Ну  да,  золото  он
растряс с соседних фогтий и комтурий без зазрения совести  -  а  кто  от
денег откажется, коли сами в руки  просятся?  Новым  магистром  в  своем
клубе стал. Вот, пожалуй, и все. Обычный молодой парень,  такой  же  как
все. Хотя... Хотя, может, это и  есть  самое  главное?  Обычный  парень,
такой же как все. То есть, может и есть какая дурь в голове, но  русский
он, русский.  А  значит  -  Родину  свою  никому  не  продаст.  И  Костя
решительно тряхнул головой:
   - Уверен!
   - Точно ли  ты  уверен,  Константин  Алексеевич?  Потому,  как  дело,
которое хотим предложить твоему товарищу зело опасно, и важно необычайно
для общего нашего предприятия.
   - Важно необычайно? - удивился Росин. - Чем же таким помочь он может,
боярин? Ты уж скажи, не томи. А я, глядишь, и отвечу сразу. Потому,  как
с ребятами этими знаком, привычки их мне известны.
   - Мысль у нас таковая появилась, - облизнул пересохшие губы гость.  -
Как мы с боярами  мыслили,  сил  Ливония  супротив  наших  втрое  больше
выставить может. Немногим менее половины из них - силы  епископские,  из
четырех  частей  сборные.  Другая  половина  -  войско   орденское.   Из
епископств  Лифляндских  после  Дерптского  самым  сильным   и   богатым
Эзельское будет. Да еще оно и островное вдобавок, вести оттуда медленнее
доходят, помощь прислать труднее. И вот кабы Ливонский  орден  вдруг  на
остров сей напал и войну начал, сильно сие нам бы на руку получилось. Во
смуте внутренней, ни  Орден,  ни  Эзельский  епископ  помощи  Дерпту  не
пришлют. Да и Рижские с Курляндским  епископства  границы  свои  оголять
поостерегутся. Тогда ратям нашим не девять тысяч, а менее тысячи  воинов
противостоять  будут.  Силы  свои  мы  без  опасения  надвое   разделим,
одновременно Дерпт осадив, и  мимо  Нарвы  вдоль  берега  отряды  вглубь
земель вражеских послав. А пока не опомнились немцы, сотоварища твои  от
Эзеля навстречу нам  ударят,  и  Лифляндию  мы  сразу  надвое  разрежем,
половину под свою руку приняв. Поежели с Эзелем други твои не справятся,
то и все одно на равных мы  с  оставшимися  ворогами  окажемся.  А  коли
справятся - так и вовсе противиться нам некому окажется.
   Андрей Толбузин облегченно вздохнул - словно скинул, наконец,  тяжкую
ношу, потянулся к кубку, заглянул  внутрь.  Росин  торопливо  налил  ему
вина, потом плеснул немного себе. Кивнул:
   - Толково. План, сразу признаю, красивый и изящный. Вот только... Как
заставить Орден напасть на своего вековечного союзника?
   -  Коли  друзья  твои  на  землях  Ливонского  Ордена  живут,  замком
орденским владеют, плащи и вымпелы орденские носят, так и  кто  же  они,
если не часть Ордена? - это  вопрос  Андрей  Толбузин  с  друзьями  явно
обсуждали уже не раз и в подробностях. - И коли нападут они  под  своими
знаменами, то именно Орден, стало быть, войну с Эзельским епископством и
открыл.
   - А сказывал ли Семен Прокофьевич, что людей в замке этом  всего  два
десятка человек, плюс десяток дворни, да пара женщин?  Я  имею  в  виду,
знакомых мне женщин, что при нужде за меч взяться не побоятся? А с двумя
десятками людей против целого  епископства  войну  начинать...  -  Росин
покачал головой:
   - Друзья мои боя открытого не боятся, сам бок о бок с ними  сражался.
Но двадцать против целой страны, пусть даже такой крохотной...
   - Главное, чтобы отвага у них оставалась прежняя, а в мечах  воинских
недостатка не станет. - Опричник, явно выдерживая паузу, отпил еще вина,
потом взял расстегай с вязигой, неспешно прожевал.
   - Коли решатся они на сей подвиг, то из казны, митрополитом и купцами
на войну собранных, готовы мы золота четыре тысячи талеров  им  передать
для набора в немецких городах наемников  для  ведения  войны.  Поскольку
сотоварищи твои по вымпелу и землям своим  есть  крестоносцы  ливонские,
труда особого это для них не составит.
   -  А-а-а...  -  не  меньше  минуты  сидел  Росин  с  открытым   ртом,
переваривая услышанное, а потом внезапно  вскочил,  звонко  ударив  себя
кулаком  в  ладонь  и  забегал  между  пушками,  описывая   замысловатые
траектории:
   - Да, да, да!
   Как ему самому это в голову не пришло? Зачем русскую кровь  проливать
или казаков с Дона звать, если можно немцев на месте нанять,  чтобы  они
сами себя завоевали? У них это ведь в порядке вещей: кто золото  платит,
- тот и "родина".  А  все,  кто  за  пределами  своего  города  живет  -
иноземцы. Рижские ландскнехты против Эзеля воевать пойдут, и  глазом  не
моргнут.
   - Черт! - повернулся он к гостю.  -  Гениально.  Кому  это  только  в
голову пришло?
   - Даниле Адашеву, - признал Толбузин. - Брату Алексея.  Он  в  ратном
деле хитер,  завсегда  нежданное  что  придумает.  Так  что,  Константин
Алексеевич, возьмешься с сотоварищами своими поговорить?
   Росин остановился, подошел к пушкам, выглянул  в  узкую  вертикальную
бойницу. Конечно, привык он уже здесь за три года-то. К жизни  спокойной
размеренной,  к  ежедневным  выходам  в  цеха  своих   мануфактур,   где
простенькие, даже наивные на взгляд человека двадцатого  века  механизмы
все равно то и дело подбрасывали неожиданные головоломки. Привык подолгу
торговаться к купцами,  после  чего  гордо  засыпать  в  сундуки  честно
заработанное серебро. Привык проводить вечера с покорной женой,  которую
заставлял носить в спальне и двух  светелках  рядом  с  ней  коротенькое
кружавчатое шелковое белье. После глухих  платьев,  платков,  убрусов  и
подубрусников, в которых ходили днем все приличные женщины  и  длиннющих
бесформенных  сарафанов  простых  девок  -  белье   выглядело   особенно
возбуждающим.  Привык  к  тому,  что  все,  на  кого  падал  его  взгляд
немедленно кланялись, и даже богатые купцы проявляли всемерное уважение.
Однако, он прекрасно понимал две вещи: ни  с  кем  другим,  кроме  него,
Витька разговаривать не станет. Росин всегда был мастером, и ребята всех
клубов на фестивалях запоминали именно его. А кроме того, четыре  тысячи
талеров - это огромная сумма, которую просто так никому не доверят. Ему,
богатому боярину, унаследовавшему имущество царского любимца Салтыкова и
немало приумножившему оное, доверят. Он воровать не будет - смысла  нет.
Ради мешочка золотых позориться не станет.  Как  там  Толбузин  говорил?
"Нет тебе в этом деле корысти. Но ты - русский боярин."
   - Отчего не взяться, - Костя небрежно пожал плечами. - Возьмусь.
 
Часть первая 
Люди Меча 
 
Глава 1 
Август 
 
   Август  тысяча  пятьсот  пятьдесят  пятого   года   выдался   жарким.
Испугавшись раскаленного  солнца,  облака  сбежали  куда-то  на  далекий
север, и на всем небосклоне не  имелось  ни  единого  пятнышка,  которое
посмело бы испачкать идеальную голубизну. Даже птицы, боясь испепелиться
на лету, днем прятались куда-то в кроны, не желая рисковать жизнью  ряди
нескольких мошек, и вместе  с  ними  до  вечерней  прохлады  отсиживался
ветер, а потому нигде не шевелилось ни листика, ни веточки и  в  воздухе
над бескрайней водной гладью висела абсолютная тишина. Казалось, в  этом
малом   уголке   планеты   создалась   особенная,    своя    собственная
прозрачно-голубая вселенная. Голубизна сверху, голубизна  снизу,  и  два
солнца напротив друг друга - как вдруг раздался  звонкий  девичий  смех,
легкий плеск и, разрушая совершенную картину, во  все  стороны  побежали
волны.
   - Боже мой, как хорошо! - девушка тряхнула головой, позволяя  волосам
растечься в разные стороны, после чего повернулась на спину  и  тихонько
поплыла от берега. - Поверить трудно, что  хоть  где-то  может  быть  не
жарко... Жаль, что в твоем замке нельзя поставить кондиционера.
   - Что такое "кондиционер"?  -  поинтересовался  с  берега  худощавый,
гладко выбритый скуластый мужчина в белой батистовой сорочке  с  широким
отложным воротником, пурпурных бархатных кальцонах,  едва  доходящих  до
колен и высоких сапогах из тонкой кожи.
   - Это такая машинка, которая превращает  тепло  в  холод,  -  девушка
остановилась, подняв голову над водой.  -  Ну  же,  иди  сюда,  ко  мне!
Остынешь хоть немного.
   - Не хочу, - мотнул  головой  мужчина.  -  Прикажу  в  замке  кадушку
наполнить.
   - Да ты что?! - фыркнула купальщица. - Тоже мне, сравнил:  кадушку  и
Чудское озеро! Ты бы еще в луже искупался! Говорю, иди сюда.
   - Не хочу!
   - Ах так... - она подняла из воды руку, набрала побольше  воздуха,  а
потом повернула сверкнувший на пальце перстень камнем внутрь.  При  этом
она погрузилась в воду с головой, однако  руки,  совершавшие  непонятное
действие, оставались на виду. Потом девушка вынырнула и вытянула  сжатую
в кулак руку в направлении берега.
   - Инга! Не смей! - попятился мужчина. - Не нужно! Я не хочу!
   Однако трава уже зашуршала, выпуская из  себя  крохотных,  не  больше
кулака,  мохнатых  существ,  вооруженных  острыми   палочками.   Мужчина
повернулся  к  ним,  но  тут  вода  расступилась,  выпуская   обнаженных
бледнокожих девушек с блеклыми глазами и длинными зелеными волосами.  Не
меньше десятка рук схватили свою жертву и увлекли ее  в  воду.  Мужчина,
испуганно барахтаясь завопил:
   - Инга, перестань! Ты испортишь мне тело!
   Девушки тихонько захихикали, подталкивая его от одной  к  другой,  но
тут  Инга  опустила  руку  в  воду,  и  русалки  тотчас   скрылись   под
поверхностью воды.
   - Я же не умею плавать! - мужчина,  помогая  себе  руками,  торопливо
двинулся назад, на сушу. - Да еще и  вымок  весь!  Теперь  переодеваться
придется.
   - Тебе помочь избавиться от мокрых тряпок?
   Инга поплыла к берегу, быстро обогнав неуклюжего кавалера,  встретила
его у кромки воды. Глядя ему в глаза, собрала  волосы  в  пучок,  слегка
сжала пальцами, избавляясь от лишней воды, закинула  себе  за  спину.  А
потом  начала  расстегивать  пуговицы  сорочки.   Обнажив   грудь,   она
наклонилась вперед, осторожно целуя плечи, соски, шею. Аккуратно стянула
рукава, отбросила  снятую  одежду  на  траву,  опустилась  на  колени  и
принялась распутывать  завязки  штанов,  одновременно  то  тут,  то  там
касаясь губами живота.
   Наконец  кальцоны  поползли  вниз,  обнажая  тело,  и  девушка  стала
стаскивать тугие  штанины  вниз,  якобы  случайно  касаясь  и  без  того
напрягшейся плоти то плечом,  то  щекой,  то  лбом.  Мужчина  скрежетнул
зубами, запустил пальцы девушке в волосы,  однако  смог  дождаться  того
момента, когда его разденут, после чего повалил Ингу прямо в воду,  едва
доходящую здесь до щиколоток, и  наконец-то  ворвался  в  манящие  врата
наслаждения. По водной глади побежала мелкая рябь, полетели брызги, но в
этот миг двое не замечали вокруг себя ничего.
   Наконец мужчина издал протяжный  стон,  и  отвалился  в  сторону,  на
спину, вытянувшись во весь рост. Набежавшая откуда-то волна перекатилась
через его тело, хлестнула в лицо. Он фыркнул, но не шевельнулся:
   - Какие вы все-таки счастливые, смертные... Столько ощущений, столько
наслаждений и радости.
   - Как хорошо с тобой, - негромко признала Инга. - Как хорошо, что  ты
есть... Ты знаешь, я всю жизнь мечтала  о  принце...  Но  вот  никак  не
ожидала, что он окажется демоном.
   -  Я  тоже  никогда  не   думал,   что   моей   наложницей   окажется
повелительница духов, - улыбнулся мужчина.
   - Ты лжешь, демон, - приподнялась на локте девушка. - Ты сам  подарил
мне это кольцо. Наверное, ты всегда поступаешь так с девушками?
   - Я всего лишь подарил тебе кольцо, - закрыл глаза мужчина. - Кто  же
знал, что из этого получится? Клянусь, за последние пятьдесят тысяч  лет
я впервые встретил подобную тебе, певунья.
   - Ты живешь пятьдесят тысяч лет? - девушка  перевернулась  на  живот,
подгребла под грудь песка, Выходить из воды она явно не собиралась.
   - Существую... - ответил ее кавалер. -  Воплощаться  удавалось  всего
раз двести, может, чуть больше. Совсем не часто.
   - И надолго ты здесь? На этот раз?
   - Я же говорил. Мы заключили договор с вызвавшим меня епископом.  Два
года я служу ему, два года я владею его телом. Потом снова служу и снова
владею. Это тело мое еще на  полгода,  после  чего  я  опять  становлюсь
рабом.
   - Я люблю тебя, демон, - неожиданно призналась Инга.
   - Меня или тело?
   - Дурак ты, хоть и демон, - она обиженно ткнулась лицом в воду.
   - Мне легче.
   - Что? - соизволила вынырнуть девушка.
   - Ты нравишься мне вся, - повернул к ней лицо мужчина, -  и  душой  и
телом.
   - Просто нравлюсь?
   - Не знаю... Мне нравится  слышать  твой  голос,  нравится  созерцать
тебя, говорить с тобой, овладевать тебя и просто  прикасаться  к  твоему
телу. Мне очень хочется, чтобы ты всегда была рядом.
   - Это следует воспринимать как признание?
   - Да.
   - Но я так не хочу! - Инга уселась на песок, поджав под себя ноги.  -
Ты должен встать передо мной на колени, сказать, что любишь меня  больше
всего на свете и жить без меня не можешь. И осыпать цветами.
   - Почему не могу жить? - удивился мужчина. - Вполне могу.  Просто  не
хочется.
   - Правда? - не сдержала довольной улыбки девушка.
   - Разве я тебя когда-нибудь обманывал?
   -  Не  знаю...  -  она  провела  ладонью  по  его  груди,  животу.  -
Получается, через полгода мне снова придется уйти?
   - Иначе епископ сожжет тебя на костре. Помнишь, что  он  собирался  с
тобой сделать?
   - Да уж, -  зябко  передернула  плечами  Инга.  -  Интересно,  а  что
подданные думают, когда вы в теле  меняетесь?  Вы  ведь  оба  по-разному
правите?
   - А ничего не думают, - мужчина тоже перевернулся на живот, и положил
голову на скрещенные руки. - Не дело смертных мыслить  о  правителях.  К
тому же, ни одного приказа моего епископ не отменял.  Он  меня  эти  два
года постоянно гонял купеческие тайны узнавать. Потом кредиты давал  или
отказывал, ставки менял, товар покупал. Четыре бочонка  серебра,  прежде
чем тело покинуть, в подвале замка закопал. Податями да  оброком  такого
ему за всю жизнь не собрать. Вот сервами больше и не интересуется.
   Демон был прав. Последние годы оказались для  Дерптского  епископства
золотым  веком.  Шах-Али,  частым  гребнем  прошедший  по  прибалтийским
землям, собирая  добычу,  словно  не  заметил  существования  Дерптского
епископства. То ли Господь внял  молитвам  правителя  здешних  церковных
владений, то ли демон смог достаточно ловко выполнить  приказ  господина
епископа - но по дорогам и весям  татары  рассыпались,  только  пересеча
реку Педью, словно сочли земли епископства русскими и прошли по ним  без
грабежей. А после набега во всей Ливонии хлеб, рыба, мясо, лес, ткани  и
прочие товары после этого изрядно  поднялись  в  цене,  принеся  здешним
сервам и ремесленникам хороший доход.
   Но больше всех нажился сам дерптский епископ. Нажился настолько,  что
не стал отменять никаких из введенных в честь выздоровления  московского
царя послаблений, и даже летописцы  псковские  и  ливонские  отметили  в
своих трудах, что в священнике словно проснулся предприимчивый купец.  И
хотя правитель западного берега  Чудского  озера  по-прежнему  вынашивал
замыслы нападения на Русь и даже  засылал  в  сопредельные  земли  своих
лазутчиков, но сил у него явно не хватало и последние годы  ужасы  войны
не касались окрестных мест.
   - Думаю, нам пора, - мужчина поднялся, с  тоской  посмотрел  на  свои
вымокшие одежды. - Инга, как ты могла? Что я теперь надену?
   - Повесь на кусты и иди ко мне, - девушка, перекатившись  с  боку  на
бок,  ушла  на  глубину  больше,  чем  по  колено  и,   раскинув   руки,
заколыхалась на поверхности. - За полчаса ничего не изменится, а  тряпье
все высохнет. Жара-то какая!
   - Мы не успеем, Инга. У нас сегодня служба в Пале.
   - Служба? - девушка опустила ноги на дно, поднялась во весь рост. - С
чего это тебя так беспокоят службы христианскому богу, демон?
   - Мне нравится слушать  твой  голос,  -  мужчина,  развесив  штаны  и
сорочку на гибких ветвях орешника, повернулся  к  ней.  -  Это  истинное
чудо, с которым и вовсе нечего сравнить.
   - Так в чем же дело? - Инга набрала полную  грудь  воздуха,  вскинула
лицо к небу:
 
   Солнце свет, ярким светом,
   Над Москвою и вокруг.
   Почему же, люди летом,
   Отправляются на юг...
 
   Мощные  голос  гулко  отразился   от   поверхности   воды,   заставил
всколыхнуться листву деревьев, выпугнул в небо стаи птиц, а  на  озерный
простор - несколько утиных выводков, таившихся в камышах. Хотя, конечно,
это были не те звуки, которые возникают под  высокими  сводами  каменных
соборов,  заставляя  испуганно  креститься  неверующих  и   благоговейно
замирать  истинных  христиан.  К  тому  же  Инга  почти  сразу  смолкла,
раскинула в стороны руки и упала на спину:
   - Господи боже, ну и жара...
 
*** 
 
   Однако  полноватый  старец,  сидевший  в  дубовом  кресле  в  большом
полутемном зале, вряд ли согласился бы с этим утверждением певицы,  хотя
королевский замок Стокгольма находился от Чудского озера совсем рядом  -
всего лишь через море, и над ним тоже расстилалось чистое  небо  и  ярко
светило солнце.
   Увы, солнечные лучи уже не могли согреть кровь Густава Вазы,  который
собирался отметить в следующем году шестидесятый  год,  прожитый  им  на
этом свете и тридцать  второй,  как  он  твердо  восседает  на  шведском
престоле.
   Не могла согреть его и  соболья  шуба,  подаренная  восемнадцать  лет
назад новгородским наместником, в которую кутался  король,  глядя  через
высокое окно  на  серые  морские  волны.  Временами  он  проваливался  в
полудрему, в которой перед его глазами катились все те же волны - серые,
играющие  яркими  солнечными  бликами  и  иногда   хвастающиеся   белыми
барашками на гребнях. И когда Густав открывал глаза, он даж