шенки у них построены деревянные, спереди и  сзади.  Весел
по десятку на каждой. И людей много, только головы торчат.
   - Вот черт! - на этот раз  боярин  обеспокоился  всерьез  -  под  это
описание более всего подходил свенский шнек:  лодка,  для  мирного  дела
никак негодная. - Много?
   - Видимо-невидимо!
   - Черт, черт! Семен, чего копаешься?! Конь где? - Феофан сам подбежал
к коню, отпихнул в  сторону  чересчур  размеренно  старающегося  смерда,
грубо дернув губы, всунул  гнедому  в  пасть  уздцы,  накинул  оголовье,
рывком натянул подпругу и тут же взметнулся в седло:
   - За мной!
   Тревога заставила его забыть про сырость, и боярин  помчался  вперед,
не разбирая  дороги,  встречая  грудью  мокрые  ветви  и  только  слегка
пригибаясь, чтобы он не  били  по  лицу.  В  считанные  мгновения  броня
заблестела влагой, грозя подернуться ржой, но сейчас воину  было  не  до
того. Домчав до потайной засеки,  он  прямо  верхом  врезался  в  ивовый
кустарник и встал на стремена, пытаясь как можно  шире  обозреть  водный
простор.
   Смерд оказался прав, поднимая тревогу: это были именно шнеки. Военные
суда, которые строились свенами  и  датчанами  специально  для  набегов:
широкие, проседающие в воду всего на полсажени, они легко  подплывали  к
самому берегу, позволяя воинам выпрыгивать без всякой приспособы. Только
шнеки, да маленькие лоймы и могли, в отличие от торговых и иных  военных
судов проходить в Неву через мелкий Финский залив.
   - Почему костер сигнальный не запалили? - не. оборачиваясь,  вопросил
Феофан, а сам пытался пересчитать медленно вползающие в  речные  протоки
корабли получалось, около сотни шнеков свены привели. По полсотни воинов
на  каждом,  да  по  двадцать  гребцов:  только  латников   три   тысячи
получалось! С такими силами не деревни порубежные - города воевать идут!
- Где костер?!
   - Так, отсырело все, барин... - виновато ответил смерд.
   - Ну, Митя...
   Впрочем, винить пошедшего в ратники от сохи кметя  было  не  за  что.
Сложенный возле засеки сигнальный костер, который не запаливался уже три
года, успел осесть, подгнить, местами  зарасти  подснежниками.  Пожалуй,
больше года никому не приходило в голову переложить его, подсушить,  али
просто приготовить другой.
   - Черт! - развернув коня, Старостин с седла  резко  наклонился  вниз,
зачерпнул  рукой  с  земли  охапку  сырого,  полусгнившего  валежника  и
помчался назад, к шалашу. Здесь он скинул  привезенный  мусор  в  весело
пляшущее пламя дежурного костра. Тотчас огонь дыхнул густым сизым дымом,
который медленно потянулся в низкое серое небо.
   - Сбирай вещи,  седлай  коней,  -  рыкнул  боярский  сын  на  Семена,
спрыгивая на землю. Он кинул поверх сырого валежника охапку сухих дров -
пусть костер еще раз разгорится, потом принялся развязывать сложенные  в
шалаше чересседельные сумки, достал шлем, зерцала, принялся облачаться в
доспех.
   Пока он вооружался, смерд успел оседлать своего скакуна, приладить на
спины заводных лошадей сумки, надеть длиннополый тегиляй.
   - Семен!
   - Да, боярин, - вздрогнул смерд.
   - Дорогу в усадьбу к боярину Иванову знаешь? Скачи  к  нему  немедля.
Скажешь, свены корабли в Неву подпустили, более ста. Пусть  вестников  к
ближайшим боярам шлет, и сам с  оружием  к  Анинлову  идет.  От  него  к
Абенову скачи, передай тоже самое. Далее к Копорью  мчи,  передай  весть
воеводе. Помощи от него не станет, но про набег знает пусть.  А  так  же
спроси его, где государев человек Семен Прокофьевич, он знать должен.  А
как скажет, проси охрану себе, потому как весть важная, и мчи  к  самому
Зализе. Без него никак. Понял, Семен?
   - Понял, барин, - кивнул смерд.
   - Тогда лошадей не милуй, гони!
   Паренек шустро заскочил в  седло,  прихватил  повод  пегой  кобылы  и
помчался по тропинке, уводящей от Невской губы. Вместо него  со  стороны
моря примчались верховые засечники - тоже молодые оружные смерды. Еще не
успевшие пойти ни в крепостные, ни в ремесленники, а  потому  остающиеся
вольными людьми, они рискнули примерить на себя дело ратное, в  служивые
люди при боярине приписавшись. Их, не имеющих ни  хозяйства,  ни  семьи,
Феофан и брал с собой в дозор - дабы от иных дел не отрывать и убытка  в
хозяйстве не причинить. Теперь он остро сожалел, что при  нем  оказались
только безусые юнцы, а трое зрелых  и  опытных  воинов,  живущих  в  его
поместье сейчас готовились в половодью в ста верстах на юге.
   - Захар,  гони  коня  в  Анинлов,  упреждай  боярского  сына  Василия
Дворкина, что свены на ста шнеках и  лоймах  в  Неву  вошли.  Пусть  сам
дальше вестников рассылает, он знает  как  поступать.  Для  сбора  рати,
скажи, его деревню я выбрал. Все, скачи...
   Порубежник, подойдя к своему скакуну положил руки  на  луки  седла  и
надолго задумался. Дело получалось нехорошее: Зализа в Ливонию  в  набег
ушел, многих бояр с собой уведя. В  Северной  Пустоши,  почитай,  каждый
третий с ним ушел. А свенов идет  несчитано,  малой  силой  не  одолеть.
Местные бояре его, Феофана Старостина, знают, на призыв откликнутся.  Но
супротив свенского войска всю Водьскую пятину  исполчать  нужно,  а  тут
слова боярского сына мало.  Тут  приказ  государева  человека  потребен.
Когда до Зализы тревожная весть дойдет?  Когда  ответить  успеет?  Когда
рать  собрать?  Сколько  им  малой  силой  свенов  удерживать  придется,
дозволяя малые ручейки в большой поток собрать?
   - А мне куда, барин?
   - Со мной поедешь, Митяй. Проследим, куда свены свои шнеки ведут.
   Костер уже успел поглотить сваленную  на  него  труху  и  разгореться
снова. Поэтому боярин снова завалил его  большой  охапкой  сырого  сена,
повторяя тревожный сигнал, и только после этого поднялся в седло.
 
*** 
 
   Милостью Божией, дождь шел вялый,  моросящий  и  горизонта  почти  не
застил. Поэтому и дымы тревожные караульный заметил вовремя, едва только
они появились над стеной леса  со  стороны  Невы.  Новгородский  воевода
Андрей  Амвросиевич  Юшкевич,  услышав  неприятное  известие,  самолично
поднялся на стену, долго вглядываясь в дымы - словно  надеясь,  что  под
его взглядом они развеются, не  оставив  ни  следа,  после  чего  широко
перекрестился:
   - Что же, други. Настал и наш черед земле родимой послужить, - и  он,
повернувшись  к  дозорным  ратникам,  начал  быстро  и  четко   выдавать
распоряжения:
   - Ратников всех поднять, пусть броню надевают, причащаются и на стены
бегут. Баб всех в крепость созывайте, бо  вечно  то  на  реке  с  бельем
полощутся, по лесу на берегу шастают. Порох и ядра со жребием к  пищалям
несите, да шкурами воловьими  прикройте  от  дождя.  Фитили  запаливайте
зараз, потом не затлеть могут. Камнеметки проверьте, как бы опять корову
кто не привязал. Хорошо хоть, крыши и сараи поливать  не  надо.  Давайте
други, быстрее.
   Он перекрестился еще раз и направился к себе - тоже надевать панцирь.
   Новгородская  крепость,  поставленная  на  острове,  еще  во  времена
святого Сергия Радонежского, была едва ли не самой важной для Новгорода.
А может, и самой важной: ибо монастырь  на  Соловецком  острове  защищал
всего лишь торговые пути, по которым Русь  издревле  торговала  со  всем
миром, а крепость на Ореховом острове - закрывала  единственный  лаз  ко
внутреннему новгородскому морю: Ладожскому озеру.  Прорвись  кто  в  эти
воды - и для него будут открыты пути и на сам Новгород, и на  внутренние
русские пути: на Онежское озеро, Белое, Воже.  А  значит  -  к  Вологде,
Вытегре, Каргополю. Посему укреплению твердыни  вольный  город  завсегда
уделял немалое внимание. Это не Копорье, что по пьянке пару раз  срывали
начисто, а потом опять отстраивали. Орешек ставили на совесть,  сразу  -
из камня, со стенами в три сажени толщиной,  с  тремя  кострами-башнями,
возвышающимися вдоль русла Невы, обширным двором и  посадом,  отделенном
от крепости широким рвом - дабы подкопа  не  случилось,  коли  захватят.
Впрочем, ноне посад также окружала  прочная  стена,  на  стенах  которой
стояли стрелометы, выбрасывающие  на  сотню  саженей  по  десятку  сулиц
зараз, и двугривенные пищали в количестве двадцати штук.
   Два века надежно охранял Орешек проход из  мор  к  русским  землям  и
обратно. За это время в нем успели повоевать и мечами, и саблями, луками
и самострелами, камнеметами и тюфяками, стрелометами и пищалями. Но если
мечи еще как-то забылись,  оказались  перекованы  на  ножи  и  косы,  то
исправно кидающие заряды камнеметы и стрелометы  по-прежнему  стояли  во
дворе крепости, всегда готовые помочь высунувшим через  бойницы  угловых
башен  пушкам.  По  сравнению  с  бронзовыми  и  железными  стволами   у
камнеметов имелось несколько явных преимуществ: они могли стрелять из-за
укрытия, они не нуждались в порохе, они могли  кидать  все,  что  только
мастеру приходило положить в приклепанную к  длинному  сосновому  рычагу
петлю, а не только строго калиброванные ядра. Какому же воеводе придет в
голову столь ценную машину разрушать?
   Остров наполнился шумом: гулко зазвучала подвешенная возле воеводской
избы  дубовая  бита,  захлопотали  бабы,  собирая   развешенное   белье,
заголосила скотина, которую неурочно погнали домой. Шуму хватало:  стены
крепости защищало почти три сотни человек, еще два  сотни  -  посад.  Из
ратников не меньше половины жило здесь с семьей  и  хозяйством.  Многие,
стесненные узким пространством внутри стен,  даже  поставили  себе  избы
снаружи, за посадом, на обращенных к озеру мысках. Изб немало  -  больше
сотни дворов воевода в свое время насчитал. Похоже, жилищам  их  сегодня
настанет конец...
   Впрочем, все  ратники  уже  успели  занять  место  на  стенах  или  у
камнеметалок, предоставив спасать нажитое имущество бабам и малым детям.
Сейчас главное -  отстоять  крепость  и  сохранить  свои  жизни.  А  все
остальное - дело наживное.
   - Мачты вижу! - закричал караульный на левой башне. -  Десяток!  Идут
сюда...
   Широкая - на треть версты - Нева, давала шнекам немалый  простор  для
маневра, но адмирал Брагге, надеясь на неожиданность нападения, приказал
идти сразу на крепость. Высаживаться немедля и идти на штурм. На носовых
площадках, поднятых на столбы, теснились мушкетонщики. Шведские воины, в
большинстве усатые, с бритыми подбородками, одетые  в  железные  кирасы,
шлемы с открытым лицом, со спрятанными в броню руками и ногами,  спереди
прикрытыми наголенниками и  совершенно  открытыми  сзади,  собрались  на
носах, готовые прыгнуть за  борт,  лишь  только  под  килем  приглашающе
зашуршит песок.
   - Пора! - махнул  камнеметам  воевода.  Розмыслы  почти  одновременно
отпустили стопора, и шесть длинных сосновых  бревен  взметнулись  вверх,
выбрасывая полупудовые неотесанные валуны.
   Камни описали высокую пологую дугу, и сверху вниз рухнули  на  плотно
идущие суда. Четыре из них бухнулись в воду, ломая весла ближним лоймам,
одна легко пробила палубу и сшитое  из  положенных  внахлест  досок  дно
одного шнека. Из пробоины вверх ударил толстый  фонтан  воды,  но  лодка
продолжала двигаться. Зато шестой из камней ударил точно по борту лоймы,
мгновенно прорубив его сверху донизу,  и  судно  с  ужасающей  скоростью
легло набок и стало погружаться,  увлекая  за  собой  испуганно  воющих,
молящих о спасении и карабкающихся наверх, закованных в  тяжелое  железо
людей.
   Мушкетонщики, не дожидаясь  команды,  начали  стрелять.  Площадки  на
носах окутались белым дымом, по каменным стенам громко зашлепали пули.
   Розмыслы  тем   временем   торопливо   крутили   ворота.   Устройство
камнеметалки не представляло сложности: рычаг,  выпиленный  из  цельного
ствола дерева, крепился на вал. С короткой стороны рычага  привязывалась
корзина, которую наполняли  камнями  или  просто  песком,  с  длинной  -
закреплялась петля для  снаряда.  Просто  и  надежно.  А  главное  -  за
прошедшие два столетия поколения  розмыслов  уже  успели  сродниться  со
своими катапультами, узнать их характер, пристреляться -  и  теперь  без
труда могли положить  камни  один  точно  поверх  другого.  Потому-то  и
оглядывался на  них  воевода,  не  очень  надеясь  на  точность  боя  из
пищальных стволов.
   Ненадолго  над  озером   повисла   мирная   тишина:   ближние   шведы
перезаряжали мушкетоны,  дальние  -  не  могли  стрелять  из-за  слишком
большого расстояния. Андрей Юшкевич тоже выжидал,  давая  судам  подойти
поближе - чтобы ядра били не на излете, а в полную  силу,  а  потом  дал
отмашку пушкарям:
   - Пали!
   Залп тридцати стволов загрохотал частой оглушительной дробью  -  ядра
врезались в шнеки, пробивая  борта,  калеча  густо  столпившихся  людей,
сбивая со столбов площадки вместе с мушкетонщиками. И  опять  тишина,  в
которую врезались крики боли и стоны изувеченных.
 
*** 
 
   - Выдержали... -  с  облегчением  перекрестился  Якоб  Брагге.  Самое
страшное осталось позади: теперь, пока русские  не  перезарядят  пищали,
столь сильного обстрела уже не будет. - Вперед, вперед! Подходите ближе,
стреляйте по крепости!
   Адмирал не был уверен, что его слышат, но капитаны  поднимающихся  по
Неве и сразу вступающих в бой кораблей вели себя правильно: они обходили
крепость  со  стороны  и   приближались   к   ней,   давая   возможность
мушкетонщикам беспокоить обороняющихся непрерывным огнем со всех сторон.
   Между тем  передовые  шнеки,  отчаянно  борясь  с  сильным  течением,
проползли мимо стен крепости к дальней, незастроенной стороне острова, и
с них на каменистый берег уже спрыгивали  латники.  Разумеется,  они  не
кидались на отвесные стены, чтобы погибнуть глупо и бессмысленно -  нет,
они скидывали на берег фашины, множество  фашин,  торопливо  отгораживая
себе на мысу небольшой форт и тут же прячась за стеной  из  хвороста  от
выстрелов русских пищальщиков. Кажется, среди высадившихся  потерь  пока
не имелось - хотя за их спинами уже лежало на  мелководье,  выставив  на
поверхность мачты с намокшими парусами, целых три судна.
   Адмирал торопливо перекрестился, молясь за покой усопших  и  надеясь,
что большинство из людей все-таки спаслись: перебрались на  другие  суда
или благополучно вышли на берег благодаря все тому же мелководью.
   Б-бабах!!! - русские стены снова окрасились дымами, а сквозь  стоящие
у берега шнеки опять промчались, протыкая их, словно  игла  -  парусину,
три десятка ядер. Подлетело в воздух, словно разлохмаченный тюк  тканей,
чье-то тело, медленно завалилась за борт мачта одного из  судов.  Выбило
со своего места  несколько  фашин,  которые  латники  тут  же  принялись
укладывать обратно. Адмирал не знал, каковы потери на бортах,  но  готов
был поклясться, что  на  острове  никто  не  пострадал.  Воины,  выложив
высокий, почти в человеческий рост, бруствер, сейчас спешно  забрасывали
его землей, утяжеляя, закрепляя, делая шире и  прочнее.  Укрепление  уже
сейчас было непроницаемым для пуль, а еще немного - и сможет  без  труда
удерживать удары пушечных ядер.
   В воздухе мелькнуло что-то темное, и прежде  чем  Якоб  Брагге  успел
сообразить, в чем дело, на воде опять во множестве поднялись всплески от
падающих огромных валунов... Нет, кажется обошлось - все упали мимо.
   - Корабли, корабли вперед! - опять скомандовал адмирал.  -  Стреляйте
по русским, не давайте им высунуться наружу!
   Это был очень ответственный момент: в любой момент  осажденные  могли
совершить вылазку, перебить высаженный отряд, раскидать едва отстроенное
укрепление  и  уйти  назад,  обезопасив  себя  до  следующего   десанта.
Требовалось дать им понять, что любая вылазка  закончится  гибелью,  что
вышедший из-под укрытия стен отряд будет сразу  расстрелян  с  ближайших
судов.
   Кажется, один из стоящих у берега кораблей тоже лег на  дно.  Ничего,
он все равно уже успел выполнить свою задачу. Теперь самое главное...
   Латники завозились с веревками у центрального шнека, сгрузили пушку -
и шнек тут же, ударив веслами по воде, подался назад, уходя из  пределов
досягаемости для русской артиллерии. А латники уже  возились  у  другого
шнека. Отлично! Они успели!
   Б-бабах! - русский  залп  не  причинил  никакого  вреда  сооруженному
укрытию, но вот от одной из ближних лойм  в  стороны  полетели  щепки  и
целые куски дерева, и она принялась торопливо, словно в судорогах,  бить
веслами по воде, торопясь к острову. Видимо, получила пробоину, и теперь
бедолаги спешат выброситься на мель, пока их не утянуло на дно  в  более
глубоком месте.
   Впрочем,  сейчас  адмирала  куда  сильнее  занимало  происходящее  на
захваченном мысу. Там храбрые шведские воины, судя по всему, забивали  в
стволы заряды. Сейчас настанет очередь и для  русских  ощутить  на  себе
силу стокгольмской артиллерии... Выстрел!  Выраженные  на  остров  пушки
выстрелили одновременно, и ядра ударили точно в  низ  крепостной  стены.
Отлично! Теперь осталось набраться терпения  и  подождать  -  либо  пока
русские сдадутся, либо пока стена  осядет  и  высаженный  десант  сможет
через пролом ворваться в крепость.
   Б-бабах! - глупые русские упрямо стреляли не по форту, а  по  шнекам,
размолотив ядрами еще один,  и  побудив  остальные  отойти  от  острова.
Ничего не поделаешь, Финский залив слишком мелок, чтобы  по  нему  можно
было провести к Неве нормальные мореходные корабли, способные без  вреда
выдерживать целый бортовой залп, да и сами имели на борту больше  пушек,
нежели иная крепость. Однако самое главное они  сделали:  укрепились  на
острове  и  начали  обстрел  крепости.   Теперь   достаточно   поставить
неподалеку от форта, но на безопасном расстоянии  две  лоймы,  способные
немедленно  подойти  на  помощь  в  случае  русской  вылазки,  и   можно
высаживаться на невский берег,  разбивать  лагерь.  Места  здесь  дикие,
безлюдные, болотистые. Опасаться некого.
   Увидев, как  пушки  в  форте  дали  второй  залп,  адмирал  несколько
успокоился и повернулся к берегу, выбирая место для  лагеря,  как  вдруг
его внимание привлекли тревожные выкрики. Он снова повернулся к  острову
и обнаружил, что одна из пушек в  форте  лежит  на  боку,  со  сломанным
лафетом, рядом - скрюченные тела  двух  человек,  один  из  которых  еще
подрагивает. Остальные воины испуганно носятся  по  мысу  из  стороны  в
сторону, призывно размахивая руками.
   Кажется, они хотели, чтобы их увезли из форта. Но почему? Что  успело
случиться?
   Вскоре с неба рухнул ответ: несколько  каменных  ядер  шмякнулось  на
мыс, слегка помяв вал из фашин, перекинув опрокинутую пушку из стороны в
сторону и покалечив еще одного бедолагу из тех, что ставили  на  острове
укрепление. Разумеется, о стрельбе по крепости более  не  могло  быть  и
речи: латники  более  следили  за  небом,  чтобы  успеть  увернуться  от
очередного булыжника, нежели пытались вести огонь.
   - Заберите их оттуда, -  распорядился  адмирал.  -  Пока  русские  не
перебили всех и не уволокли наши пушки.
   Похоже, обычным валом из фашин на острове  было  не  обойтись.  Нужно
делать укрепление с крышей, и  довольно  прочной.  Например,  три-четыре
ряда из сосновых бревен.  Которые  еще  нужно  срубить  и  перевезти  на
остров. И самое главное - построить укрепление, построить под постоянным
русским обстрелом.
   У адмирала появилось желание махнуть на крепость  рукой  и  двинуться
дальше, на широкий озерный простор, топя  встреченные  русские  торговые
суда и рыбацкие лодки, разоряя прибрежные деревни. Однако  он  прекрасно
понимал, что большого успеха, пока русская  крепость  стоит  непокорной,
добиться не сможет. Мимо нее назад в Швецию  ни  добычу,  ни  раненых  и
больных отправить не удастся, равно как и подвезти пополнения и  военный
припас. К тому же Якоб Брагге доподлинно знал, что  новгородский  Орешек
не только держит под  прицелом  русло,  угрожая  уничтожить  или  сильно
повредить любое чужое судно, но и имеет  свой  флот,  который  прячет  в
прорытых  внутри  крепости  рвах.  Не  выставляя  его  против   могучего
шведского  флота,