под таким крутым углом попасть в него
не мог никто.
   - Открывайте, не то гнев государев обрушится на всех,  кто  покрывает
изменщика!
   - Сам ты главный изменщик! - откликнулись с той стороны. - Гляди,  на
батоги не напросись!
   Стало понятно, что служилый боярин так просто не сдастся. Теперь  все
зависело от  того,  успел  ли  он  исполчить  своих  бронников,  али  на
стрельцов лаются только его подворники и случайно забредшие  на  усадьбу
смерды.
   Зализа развернул коня и дал ему шпоры,  заставляя  рывком  перейти  в
галоп,  в  несколько  мгновений  проскочил  простреливаемое  из  усадьбы
пространство и остановился вблизи своего отряда:
   - Спешиваемся, братья, - скомандовал он.  -  Агарий,  Осип!  Отведите
коней и присмотрите за ними.
   Кидать в сечу старика и молодого, не набравшегося опыта воина  Зализа
не хотел.
   - Десятник... - опричник на миг запнулся, но вспомнил:
   - Трофим Михайлович, оседлайте со своим десятком дорогу, дабы подмога
крамольнику не подошла. А остальные: ломайте стену!
   Четыре десятка стрельцов проверили свои пищали, взяли в руки  бердыши
и двинулись к стене. Зализа, чтобы  не  выглядеть  трусом,  тоже  послал
своего У рака вперед, под  выстрелы.  Тут  же  радостно  запели  стрелы.
Защитники усадьбы метились не в стрельцов, в него. Опричник взял в  руку
щит, передвинул его вперед, закрывая одновременно и себя,  и  шею  коня.
Словно ожидая этого момента, в щит тут же ткнулась  длинная  бронебойная
стрела - впилась на излете, почти не войдя в прочную ясеневую доску. Еще
одна чиркнула по шлему.  Спустя  несколько  мгновений  еще  одна  стрела
насквозь  пробила  колчан  и  крепко  пригвоздила  его  к  седлу.   Урак
болезненно всхрапнул.
   Между тем стрельцы запалили фитили, вышли на относительно  безопасное
расстояние в двести шагов, воткнули в  землю  бердыши,  положили  сверху
пищали. Оглушительно грохнул залп - от  кольев  высокого  тына  полетели
щепы, послышался болезненный вскрик. Опытные бойцы,  не  раз  осаждавшие
крепости, первые  выстрелы  сделали  по  бойницам,  выкашивая  вражеских
стрелков.
   Из усадьбы теперь действительно никто не  стрелял  -  то  ли  боялись
подходить к прорезям, то ли подсчитывали потери. А стрельцы тем временем
быстрыми  привычными  движениями  прочистили  стволы,  насыпали  свежего
пороха, забили его пыжами. Правда, на этот раз вместо жребия они  забили
в пищали обернутые пенькой свинцовые пули,  каждая  размером  с  большой
палец руки.
   В воздухе опять прошуршало несколько стрел.  Метились  в  Зализу,  но
стреляли  торопливо,  и  никуда  не  попали.  Стрельцы  уложили  тяжелые
кованные  стволы  на  бердыши,  дружно  ткнули  фитилями   в   запальные
отверстия. Грохнул залп, направленный в участок тына рядом  с  воротами.
На этот раз от заточенных бревен полетели не только щепки  -  с  тяжелым
треском наружу вывалился один  из  колов,  во  многих  местах  светились
сквозные  пробоины.  Увидев  мелькнувшую  в  просвете   фигуры,   Зализа
схватился за  лук,  но  выдернуть  не  смог  -  его  вместе  с  колчаном
продолжала удерживать  вражеская  стрела.  Пока  опричник  ее  извлекал,
стрельцы снова перезарядили пищали и дали новый залп.  Из  тына  удалось
выворотить еще два кола.
   Из леса загрохотали выстрелы. Зализа встрепенулся, поворотил  коня  и
помчался туда, однако помощь опричника не понадобилась. В четырех  гонах
от усадьбы лежали на тропе вместе с лошадьми трое одетых в броню воинов.
Двое из них еще постанывали,  один  не  дышал,  а  бездоспешных  лошадей
плотный залп жребия из десяти стволов мгновенно смолол насмерть.
   - Вот, - виновато сказал воевода. - Мчались во весь опор. Нас видели,
но останавливаться не стали.
   - Ничего не поделаешь, Трофим Михайлович, - кивнул Зализа. -  Крамолу
распознать не всякий может. Они хотели боярина своего защитить,  а  наше
дело: крамолу в здешних местах извести. Стойте здесь крепко, и к усадьбе
никого не пускайте.
   За то время, что опричник потратил на дорогу, стрельцы успели сделать
еще три залпа, проломив изрядную  дыру,  и  Зализа,  не  останавливаясь,
послал Урака прямо в нее.
   - Кто противу государя голос здесь поднимал!  -  громко  спросил  он,
обнажив саблю. - Выходи!
   Однако двор усадьбы был пуст - если подворники  и  пытались  защищать
барина, стреляя из луков, то вступать в  прямую  схватку  не  хотели.  А
может, сам боярин спрятаться приказал,  дабы  под  саблями  и  бердышами
попусту не полегли.
   - Государя здесь чтут и величают, сволота угличская, -  показался  на
крыльце сам Харитон Волошин. -  А  тебя,  крамольник  бесчестный,  давно
свиньям скормить пора.
   Одетый в алую  шелковую  рубаху,  расстегнутую  на  груди  и  широкие
шаровары из камазеи. В руках боярин держал совню.
   - Попробуй, - усмехнулся Зализа, спрыгивая с коня.
   Опричник оглянулся - все  в  порядке,  стрельцы  уже  вбегают  внутрь
усадьбы, поудобнее перехватил щит и шагнул навстречу крамольнику.
   Волошин, без долгих предисловий, рубанул Зализу сбоку по голове - тот
еле успел пригнуться и подставить щит  под  прямой  удар  в  грудь.  Щит
жалобно хрустнул, а служилый боярин отскочил на шаг,  еще  раз  со  всей
силы ударил опричнику в щит, отскочил  в  сторону  и  рубанул  незваного
гостя сверху вниз. Семен, радуясь тому, что  крамольник  попусту  тратит
силы, закрылся - щит жалобно хрустнул и верхняя  часть  его  обломилась,
завалившись назад. Зализа еле успел развернуть  корпус,  и  направленный
точно в грудь клинок с обиженным визгом скользнул по  прочным  пластинам
юшмана.
   Семен отбежал на несколько шагов - ай да боярин!  Оказывается  он  не
попусту в щит колотился, а по заклепкам бил!  Щит  в  схватке,  конечно,
долго не живет, но "разобрать" его в три удара... Это немалое мастерство
нужно.
   По спине побежали холодные мурашки. Зализа бросил ставшую бесполезной
деревяшку, провел рукой по поясу, нащупывая петлю кистеня,  одновременно
то пригибаясь, то отбрасывая от себя клинком острое жало  совни.  Боярин
Харитон  умело  удерживал  его  на  расстоянии  трех  шагов,  не   давая
дотянуться до себя саблей, а сам быстрыми тычками норовил попасть  то  в
лицо, то в прикрытой одной кольчужкой бок.
   - Ближе надо подойти!  -  подумал  опричник,  поднырнул  под  древко,
полосонул саблей по алому боярскому животу,  рассекая  легкий  шелк,  но
Волошин изогнулся, втянув живот едва не  до  позвоночника,  и  отделался
легкой царапиной, успев наградить Семена болезненным тычком в  спину.  А
опричник с внезапным ужасом понял, почему боярин Харитон не стал одевать
своего доспеха, хотя время на это имел:
   - Не трогать!  -  закричал  Зализа  набегающим  стрельцам.  -  Живьем
крамольник нужен!
   - Живьем? - длинный, остро отточенный наконечник  совни  непостижимым
образом оказался перед опричником и стремительно приближался к лицу.
   - Убили... - мгновенным ужасом прокатился  по  сознанию  предсмертная
мысль, но руки оказались быстрее разума, и успели поднять  клиник  сабли
вертикально. Тяжелый удар  копейного  наконечника  обрушился  на  тонкую
сталь - но великолепный суздальский клинок  выдержал,  хотя  ударом  его
вмяло в лицо так, что левая щека словно онемела,  а  на  языке  ощутился
привкус крови.
   - Живьем? - боярин неожиданно отступил назад и  ударил  тупым  концом
копья в живот подкрадывающегося стрельца. Тот молча сложился  пополам  и
упал на землю. - Живьем?
   Волошин опять накинулся на Зализу, но тот наконец-то просунул руку  в
ременную петлю и выдернул кистень  из-за  пояса.  Откидываясь  назад  от
направленного  в  лицо  тычка,  он  взмахнул  бронзовым  многогранником,
захлестывая древко совни и еще раз предупреждающе закричал:
   - Живьем берите крамольника!
   Боярин рванул копье к себе  -  но  намотавшийся  кистень  держал  его
крепко, и осмелевшие стрельцы кинулись вперед, сбивая изменника  с  ног.
Как ни пытался Волошин дотянуться до ножа у себя на поясе  или  хотя  бы
ткнуть  противника  кулаком,  множество  рук  прижало  его  к  земле   и
моментально скрутило его же собственным поясом.
   - Вот так, - с облегчением поднялся на ноги  Зализа,  сунул  саблю  в
ножны и поддернул к себе совню.  После  пережитого  она  показалась  ему
самым великолепным из  всего  существующего  оружия,  и  опричник  решил
оставить ее себе. Он  повернулся  к  коню.  Урак,  неуверенно  перебирая
тонкими ногами, крутился на месте, то припадая  крупом  вниз,  то  снова
поднимаясь.
   - Урак!!! - кинулся  к  нему  Семен.  Конь  призывно  заржал  и  стал
заваливаться на бок. Из груди его торчали сразу две стрелы.
   - Урак! - кинулся к своему любимцу Зализа. Урак... Коня-то,  коня  за
что?!
   Четвероногий друг, столько  лет  верно  носивший  его  и  по  дорогам
Углича, и под стенами Казани, и по  склизким  тропам  Северной  пустоши,
тяжело хрипел, роняя с губ алую пену. Еще несколько мгновений он смотрел
укоризненно смотрел в глаза своему хозяину, а потом опустил веки.
   - Что стоите?! - заорал, выпрямляясь, опричник на стрельцов. -  Двери
ломайте! Все дворы и сараи осмотреть, все перевернуть! Иноземцев  ищите,
колдунов, обереги чародейские, идолов странных! Ждете, пока они  на  вас
порчу наведут?
   Ударами бердышей стрельцы быстро  прорубили  двери  в  дом,  ринулись
внутрь, шаря по комнатам и сундукам. Зализа вошел вместе со всеми,  горя
желанием крушить и убивать. Двери  он  не  просто  открывал,  а  выбивал
ударом ноги, узкие высокие шкафы и комоды расколачивал кистенем, ящики и
шкатулки разбивал, чтобы посмотреть,  что  находится  внутри.  В  покоях
боярина разнес в щепы стул-сундук и раскидал по полу огромное  множество
грамот, разодрал широкую перину, сделав комнату похожей  на  заснеженную
поляну. В соседней  комнате  многогранник  кистеня  сразу  опустился  на
стоящий  у  бревенчатой  стены,  под  овальным  зеркальцем,  складень  с
румянами.
   - Не смей! - кинулась на него из-за двери какая-то девка и  принялась
колотить  по  спине  кулаками.  Разумеется,   пробить   надетую   поверх
поддоспешника броню она не  смогла,  но  ушибленное  Волошинским  копьем
место немедленно отозвалось острой болью, и Зализа окончательно озверел.
   - Ах ты, змея подкрамольная, - поймал он девку за руку, швырнул ее на
стоящую под балдахином постель. Это оказалась наглая боярская дочка, что
еще больше раззадорило опричника.  Он  схватился  за  ворот  ее  поневы,
рванул  его  сверху  вниз,  обнажая  белое   тело,   крупные   груди   с
бледно-розовыми сосками. Алевтина попыталась  вцепиться  ногтями  ему  в
лицо, но Семен быстро закрутил обе слабенькие лапки ей за затылок,  сжал
одной рукой, а другой окончательно порвал рубашку  и  стал  стягивать  с
себя порты.
   Девка попыталась извернуться, пнуть его коленом,  но  сделала  только
хуже - опричник оказался между ее раздвинутых ног, а столкнуть с себя  в
сторону тяжелого воина, к тому же одетого в железные доспехи, не  всегда
по силам и здоровому ратнику, которого придавил убитый враг.
   Зализа грубо раздвинул влажную щелку,  спрятанную  в  густых  кудрях,
направил туда свою окаменевшую в предвкушении плоть, толкнул ее  внутрь,
наткнулся  на  какое-то  сопротивление,  нажал  еще  сильнее  и   словно
провалился внутрь.
   Алевтина болезненно  вскрикнула,  потом  прикусил  губу  и  перестала
сопротивляться - только из глаз выкатились крупные слезы. Семен вонзался
в нее со всей силы которую только мог вложить, расплачиваясь за недавний
страх смерти, за гибель  коня,  за  то  презрение,  которой  сегодняшний
крамольник всегда к нему испытывал - за все; и когда тело его скрутилось
наслаждением, выплескивая накопленное семя, вместе с ним покинула его  и
вся злость, с которой он ворвался в дом.
   Зализа, тяжело  дыша,  поднялся,  гремя  кольчужным  подолом  натянул
порты, шагнул к оставшемуся висеть на  стене  зеркалу.  Оттуда  на  него
глянул потный воин, половину лица которого и короткую  бороду  покрывали
пласты свежеподсохшей крови, на груди, на нагрудных  пластинах  осталась
светлая длинная полоса. Да, постарался боярин. Будь на опричнике обычная
кольчуга али тегиляй - убил бы, не устояла броня.
   А ведь не просто так боярин в одной рубахе на бой вышел! Смерть хотел
принять, да тело свое гостям незваным оставить. Думал, его возьмут  -  а
дом и челядь не тронут. Просчитался  боярин  Харитон.  Государь  не  так
глуп, чтобы свернувши крамоле  голову,  тело  ей  в  целости  оставлять.
Крамола, она ведь как змей  сказочный  -  тело  оставишь,  новые  головы
вырастут.
   Зализа оглянулся на плачущую девку и почувствовал, что не  насытился.
Он опять снял порты, развернул ее на живот  и  снова  овладел  ею  -  не
торопясь, без злобы и ярости, просто удовлетворяя свою  похоть.  Она  не
сопротивлялась, просто зарылась лицом в подушку и тихонько постанывала в
такт его толчкам. Остановившись, опричник испытывал  уже  не  стремление
разгромить усадьбу, а только усталость и удовлетворение. Накрыв хнычущую
Алевтину одеялом, он вернулся  в  боярские  покои  и  принялся  собирать
разбросанные грамоты - если следы  крамолы  искать,  то  только  в  них.
Неожиданно он наткнулся на небольшой кожаный кошель, развязал -  золото.
Опричник довольно хмыкнул и повесит добычу себе на пояс.
   Разумеется, для боярина Волошина этот  кошелек  -  не  такие  большие
деньги, казну он прячет где-то в потайном месте, но искать  схрон,  если
хозяин сам его не выдаст, можно неделями, а  времени  такого  Зализа  не
имел. Увязав найденные грамоты в  боярское  одеяло,  опричник  вышел  во
двор, положил его рядом с погибшим  конем.  Постоял  немного,  глядя  на
переставшего дышать Урака,  а  потом  пошел  звать  своих  засечников  и
десяток Трофима Михайловича в захваченную усадьбу.  Стрельцов  отвлекать
не стал - пусть грабят.
 
*** 
 
Позавтракав, Станислав спустился во двор, привычно сунул точильный камень в карман, отворил ворота, взял косу, вышел на улицу и в изумлении замер: оставленная вечером полоса в три покоса лежала ровными рядками аккуратно сжатая - только не грубо, как вчера он не столько выкашивал, сколько учился древнему ремеслу, а ровненько, аккуратненько, на высоте полусантиметра от земли - словно кто ножницами постриг. 
   Несколько минут Погожин молча созерцал этот сюрприз, подошел к дому и
громко заорал:
   - Матрена, выгляни сюда!
   - Что сдеялось? - испуганно выскочила на крыльцо женщина.
   - Ты не знаешь, кто луг  до  конца  выкосил?  -  Станислав  запоздало
вспомнил, что всю ночь они провели в одной  постели,  а  значит  хозяйка
дома сделать этого втихаря не могла.
   - Луговой, наверное, - невозмутимо пожала она плечами. - Он  завсегда
помогает всем, кто сам хорошо работает.
   - Ага, - кивнул Станислав, не очень понимая -  в  шутку  Матрена  так
сказала, или и  вправду  уверена  в  существовании  Леших,  Лихорадок  и
Луговых. Впрочем, верь не верь, а косить теперь вроде как и ни к чему. А
вот крышу перекрыть, пока дожди не начались, следовало.
   В принципе, Погожину требовалось свалить в лесу дерево, потом запрячь
хозяйскую лошадь, уложить дровинуа на волокушу и вытащить сюда, а  затем
разделать: хорошие куски ствола на всякого рода заготовки, а что корявое
да сучковатое - в печь. Однако, имея в детстве  некоторую  теоретическую
подготовку, на практике Станислав этим не занимался, и  подозревал,  что
пока добудет подходящую лесину - угробит массу времени, замучает  лошадь
и покроет себя неувядаемым позором в глазах  хозяйки.  А  если  к  этому
времени еще и дождь начнется... Поэтому он  пошел  по  пути  наименьшего
сопротивления - выбрал во дворе несколько нерасколотых чурбаков, вытащил
на улицу, и принялся заготавливать "черепицу".
   Все получилось донельзя проще: наставляешь плотницкий  топор  поперек
среза, и постукиваешь по нему сверху небольшим полешком. Топор гладенько
входит в дерево, раздается  легких  хруст  -  и  в  сторону  отскакивает
пластинка в дюйм толщиной и в чурбак шириной. Дело спорилось,  и  вскоре
милиционер настрогал не меньше сотни пластин.
   - Молочка парного выпьешь? - подошла с кувшином Матрена.
   - Корова-то у тебя где? - Погожин вспомнил, что во дворе этого  зверя
еще ни разу не видел.
   - За домом траву щиплет, вместе с лошадью. Я ее  спозаранку  выгнала,
чтобы голодная не застоялась.
   -  Дрова  надо  заготавливать,  -  хлебнул  теплой   белой   жидкости
Станислав. - Поможешь? С конями у меня отношения не ахти.
   - Как скажешь, - улыбнулась женщина, но улыбка неожиданно  сползла  у
нее с губ, а лицо заметно побледнело.
   Погожин обернулся, следуя ее взгляду,  и  увидел  бредущего  от  леса
бородатого мужика, одетого в нарядный  зипун  и  меховую  не  по  погоде
шапку.
   "Муж, что ли, вернулся?" - промелькнуло у него в голове.
   - Что-ть  соскучился  я  по  бабам,  Матрена,  -  почесал  подбородок
подошедший мужик. - Да и оголодал. У тебя там хрюкает кто, никак?
   Станислав, еще не очень понимая, что происходит, опустил правую  руку
на торчащий из чурбака топор.
   - Ты, отяк, не шебуршись, - повернул к нему голову лесной гость. - Бо
больно сильно станет.
   Станислав, все еще не понимая, что  происходит,  и  как  себя  вести,
вопросительно покосился на женщину. Та ответила ему умоляющим  взглядом.
Погожин толкнул топорище вперед и вверх, выдергивая его из  чурбака,  но
тут  мужик  взмахнул  рукой,  которой  чесал   подбородок,   из   рукава
выскользнул железный шарик и со всего замаха ударил милиционера в плечо.
Плечо  пронзила  острая  боль,  рука  моментально   обмякла,   а   топор
выскользнул из ослабевших пальцев на землю.
   - Баял я тебе, - укоризненно покачал головой мужик, -  не  шебуршись.
Теперь ступай, поросенка мне приведи. А ты, Матрена, задирай подол  и  у
крыльца ложись, на одуванчики.
   - Сейчас, - кивнул Погожин, привлекая к себе внимание. - Приведу...
   Он улыбнулся и кинул гостю в ноги кувшин, который все  еще  сжимал  в
левой  руке.  Тот  рефлекторно  раздвинул  ноги,  чтоб  не  облиться,  и
Станислав со всего размаха врезал ему между ног своим тяжелым  форменным
ботинком.
   - У-а, - судорожно выдохнул мужик мгновенно забыв и  про  Матрену,  и
про поросенка, и про свой  кистень.  Он  схватился  за  пах,  согнувшись
вперед,  округлив  глаза  и  выставив  вперед  свою  бороду,  а  Погожин
размахнулся ногой еще раз и врезал носком ботинка мужику  в  горло.  Тот
предсмертно захрипел и откинулся на спину.
   - Ношение холодного оружия, - обошел его Станислав, и  со  всей  силы
ударил ногой в голову, - карается лишением свободы, - он ударил его  еще
раз, - на срок до двух лет, - еще один удар, - статья два-два-два  пункт
четыре Уголовного Кодекса.
   Мужик в ответ только хрипел и скреб ногами землю.
   - Матрена, забери у него все режущее и... В общем, все.  И  свяжи.  -
Станислав пощупал свое плечо. - Вот ублюдок, неужто руку  сломал?  Опять
инвалидом оставили.
   Женщина, в полном соответствии с  указаниями,  вытряхнула  мужика  из
зипуна, сняла с него пояс, сапоги, после чего сбегала во двор,  принесла
ремни и с видимым  удовольствием  накрепко  стянула  грабителю  руки  за
спиной.  Потом  подошла  к  Погожину   и   стала   осторожно   ощупывать
поврежденное место.
   - В милицию надо его сдать, - вскрикивая от боли, сказал Станислав. -
Или что там у вас вместо нее. Под суд отдать выродка. Пусть ему  хороший
срок намотают.
   - Целое, - с облегчением сообщила хозяйка и  поцеловала  плечо  прямо
сквозь рубашку. - Зашиб только. Сейчас, я  лед  принесу.  А  послезавтра
баньку истопим.
   Станислав со вздохом кивнул, попытался было взять  топор,  но  правая
рука его по-прежнему не слушалась. Погожин поднял его левой и кивнул  на
полураздетого мужика:
   - Этого есть куда сунуть?
   - А в подпол положу, - кивнула Матрена. - Соседа барину попрошу весть
послать, он заберет.
 
*** 
 
Хотя стрельцы усадьбу и потрепали, но разорить толком не разорили. В возрасте все были, солидные, уравновешенные мужики. Взять себе отрез ткани а