оконечных
сельджукских, полотняных, растянутых на  веревках  и  шестах  -  богатых
османских беев.
   Лихие конники носились вдоль высокого вала,  горланя  свое  извечное:
"Русские, сдавайтесь!", да иногда пускали стрелы, завидев между  кольями
красные силуэты стрельцов, выбравшихся на оборонительные рубежи из своих
острогов. Изредка  в  ответ  раздавался  грохот  пищальных  выстрелов  -
картечь горстямад осыпала траву, иногда больно лупя лошадей по бокам,  а
всадников - по ногам и телам. Очень скоро татары успели заметить, что на
расстоянии полета стрелы удар русской пули не способен не то что пробить
ватного  халата,  но  даже  причинить  заметную  боль,  и  теперь  стали
подъезжать целыми отрядами, пытаясь засечь навесной стрельбой  того  или
иного замеченного стрельца. Под веселый хохот  нукеров  русские  тут  же
трусливо убегали за вал.
   Как и положено, Девлет-Гирей поставил напротив ворот Тулы, на  случай
вылазки гарнизона, пятитысячный отряд - ногайцев Мерев-бея, - после чего
спокойно начал праздник. Они добрались до первого  большого  и  богатого
города, которому предстояло пасть к ногам будущего московского царя, - и
это требовалось обязательно отметить пышным угощением.
   Пока  родовитые  бей  пиршествовали,  их  умелые   мурзы   налаживали
правильную  жизнь  военного  лагеря:  назначали  отдельные  отряды   для
посменной охраны своего бивака и общей стоянки.
   Поскольку  луга  вблизи  города  не   могли   прокормить   гигантский
стопятидесятитысячный табун,  главы  рода  отбирали  крепких  коней  для
службы, слабых - на мясо, отправляя всех остальных - заводных, обозных и
часть боевых коней - вместе с  небольшой  охраной  на  десятки  верст  в
стороны: туда, где можно спокойно пастись на  хорошей,  сочной  весенней
траве. Снаряжали молодых нукеров на заготовку дров, невозмутимо  отвечая
на недовольное бурчание: "Поймай невольника,  тогда  не  станешь  рубить
деревья сам". Пленников в огромной орде пока еще  почти  не  имелось,  и
несчастные воины, как простые рабы, занимаюсь заготовкой топлива.
   Наверное, со стороны это казалось ханской дурью, блажью и хвастливыми
выкрутасами - заниматься пиршествами вместо правильной осады, но  за  те
два дня, что Девлет-Гирей не трогал своего  войска,  оно  успело  прочно
обосноваться на новом месте,  отдохнуло,  избавилось  от  лишней  обузы,
немного отъелось и теперь рвалось в бой.
   Первый удар нанесли нукеры Аргин-бея. Привыкнув к своей  неуязвимости
от русских пуль, они теперь сами дивились тому, что  боялись  ходить  на
почти беззащитную Московию. Вернувшийся  с  пира  бей  выслушал  доклады
своих мурз, задумчиво кивнул,  начиная  понимать:  не  так  уж  и  важен
глиняный человек самодовольного Гирея. Он, потомок древнего рода, сможет
прорваться в богатые земли за валом и сам.
   Поутру над широким татарским лагерем потянулся, вперемежку с  белесым
туманом, густой мясной дух от многих тысяч котлов с  варящейся  кониной.
Жадно  поглядывая  на  высокие  каменные  стены  крепости,  на  башни  с
бойницами в три яруса, из которых выглядывали  пушечные  стволы,  нукеры
насыщались, готовясь к долгому, но победоносному дню.
   Едва туман рассеялся, на самом дальнем, западном крыле  войска  перед
ощетинившимся кольями  валом  появились  татарские  сотни,  и  в  воздух
взвились тучи стрел, усыпая пространство за русским  укреплением  и  его
само.
   Потом вперед побежали с обнаженными саблями тысячи  воинов,  готовясь
взобраться наверх, разогнать защитников и прорубить проход для конницы.
   Поначалу татарам никто не мешал - но когда лучники, опасаясь  попасть
в своих товарищей, перестали метать стрелы, на  гребне  вала  засверкали
бердыши. С расстояния в два десятка шагов по набегающим людям  6  ударил
залп сотни пищалей, и почти треть атакующих сразу  полегла  в  траву.  С
малого расстояния куски свинца выгибали кирасы в обратную сторону, ломая
воинам ребра и вдавливая грудину в позвоночник, рвали кольчужные кольца,
вбивая их в мягкую плоть, гнули прочные пластины  колонтарей,  прошивали
ватные халаты, вырывая из спины куски мяса размером с кулак, а иногда  -
и сбивая с ног бегущего следом татарина.
   Ногайцы, еще сохраняя свой воинственный порыв,  перепрыгнули  павших,
подбежали к кольям, принялись протискиваться между ними. Всего несколько
метров - и они наверху! Но стрельцы, отложив стволы, выдернули из  земли
бердыши. Огромные, чуть не в половину роста, лезвия в форме  полумесяца,
падали на головы татар, зажатых между кольями, а потому  неспособных  ни
увернуться, ни взмахнуть саблей. Тех, кого от вражеского оружия защищала
только меховая или стеганая шапка,  от  всей  души,  с  размаха,  рубили
лезвиями, владельцев железных шлемов и доспехов  кололи  верхним,  остро
отточенным и сведенным в острие краем,  или  добивали  таким  же  острым
подтоком.
   Нукеры,  видя  глупую  и   бессмысленную   смерть   впереди   идущих,
попятились, торопясь вырваться из деревянных тисков на свободу, побежали
назад. То тут, то там загрохотали выстрелы, посылающие  в  спины  врагов
заряды картечи. Лучники,  спохватившись,  снова  начали  метать  стрелы.
Русские, прикрываясь лезвиями бердышей, как щитами, от хлынувших  сверху
оперенных ножей,  торопливо  попрятались.  Аргин-бей,  скрежеща  зубами,
скрылся в шатре, и над усеянным телами полем воцарился покой.
   - Аргин-бей всегда был глупцом, -  довольно  улыбнулся  Девлет-Гирей,
выслушав известие о неудаче командира левого крыла. - Коли  он  поклялся
слушаться в этом походе меня, то нужно смиренно внимать приказам,  а  не
изображать великого воина. Начало штурма  я  назначаю  на  завтра.  Так,
Менги-нукер?
   Русский кивнул. Его бесили бесконечные задержки с началом прорыва, но
Тирц прекрасно понимал: без тщательной подготовки только  штрафные  роты
можно в атаки поднимать. Ломиться вперед, через рвы и завалы, вперемешку
с обозами, заводными конями и на  голодный  желудок  -  способны  только
русские.
   - У меня нет невольников, - продолжил бей,  -  но  я  приказал  своим
сотникам выделить провинившихся нукеров, и  они  выкопают  тебе  столько
глины, сколько потребуется. А чтобы достойно  слепить  глиняных  воинов,
тебе выдадут самые лучшие ковры.
   - Ковры не нужно, -  поднялся  Менги-нукер.  -  Первого  я  делал  на
тряпье, чтобы он к земле не прилип. А здесь можно класть глину прямо  на
траву.
   Выход глиняного слоя на поверхность он  уже  нашел  -  неподалеку  от
лагеря, за излучиной реки, у самой воды под обрывистым  берегом.  Отсюда
пятнадцать провинившихся нукеров  и  стали  копать  плоть  для  будущего
штурмового отряда. Несколько минут Тирц тоскливо наблюдал за их неумелым
ковырянием, потом пошел к Кароки-мурзе и потребовал еще работников.  Тот
вызвал  к  себе  мурз,  обругал  за  леность,  приказал   выделить   сто
работников. Те подчинились, и несмотря  на  всю  татарскую  нерадивость,
дело пошло намного быстрее.
   Тирц стоял сверху на обрыве, следил,  чтобы  нукеры  не  рыли  вместо
глины  более  податливый  песок,  а  добытые  синеватые   куски   сперва
хорошенько разминали в речной  воде.  Только  после  этого  их  относили
наверх - к лугу, на котором Менги-нукер самолично наметил  контуры  трех
тел.
   Работа шла до самой поздней ночи - но к концу  дня  големы  оказались
почти  готовы.  На  следующее  утро  русский  занялся  вылепливанием  на
глиняных головах черт  лица  и  руками  големов,  а  недовольные  татары
продолжали таскать синеватые комья, наполняя ими впалые груди  и  животы
будущих монстров. Наконец перед самым обедом,  Тирц  решил,  что  работа
окончена, и наконец-то распустил нукеров по их сотням.
   Вскоре заветную поляну в три ряда оцепили телохранители Гирея,  воины
Алги-мурзы и две сотни из Других подвластных Кароки-мурзе родов.  Девлет
попотчевал султанского чиновника  и  Менги-нукера  щедрым  угощением  из
хорошо проваренной конины, большой кусок которой был отправлен  шаманке,
после чего все отправились к реке - вершить чудо.
   -  Ты  выполнил  свою  клятву?  -  именно  этими  словами   встретила
подошедших мужчин колдунья. Она сидела на небольшом коврике,  расположив
рядом уже знакомый Девлету ковш, пучок чистых и уже  достаточно  больших
кленовых листьев, широкий тесак для разделки скота и  небольшой  сверток
из кожи.
   - Ты помнишь мурзу в синем халате? - повернул голову к Гирею русский.
   - Тот, которые тебе так сильно противен?
   - Да. Что я тебя просил о нем и его роде?
   - Ты слишком злопамятен и мстителен, Менги-нукер, -  покачал  головой
бей. - Ты просил, чтобы они больше не ходили с нами в набеги на  русские
земли. Наверное, ты хочешь, чтобы нукеры племени отрезали  своему  мурзе
его глупую голову и принесли тебе с мольбой о прощении.
   - Садись, ифрит, - поднялась шаманка и уступила ему место на ковре. -
Три ковша крови - это очень много. Ты не хочешь подумать об этом?
   - Как-нибудь выживу, ведьма. Делай свое дело.
   Тирц опустил левую руку,  стиснул  зубы.  Колдунья  полосонула  ножом
немного выше старого шрама, подставила ковш под вязкую струйку.
   Когда корец наполнился, развернула сверток и дала русскому  сложенную
пополам тряпицу, между слоями которой были набиты какие-то  травы.  Сама
отошла к первому из глиняных воинов, пробила в его груди дыру,  оставила
рядом ковш, отошла  к  голове,  вложила  что-то  в  прорезь  рта,  потом
вернулась, вылила кровь в ямку на груди, пробежалась  и  шепнула  в  ухо
заветные слова.
   Потом вернулась к своему хозяину, отняла  тряпицу  от  руки  и  снова
подставила ковш. Кровь  темно-вишневым  вином  медленно  поднималась  от
донышка к краям.  Наконец,  шаманка  решила,  что  добытого  редкостного
снадобья достаточно, побежала ко второму глиняному чудищу.
   А Менги-нукер начал медленно и лениво откидываться на спину.
   - Что с тобой? - подскочил к нему сзади бей.
   - А?! - вздрогнул русский, приходя в себя. - Нет, все в порядке.
   Закончив чародейство,  подошла  колдунья.  Внимательно  вгляделась  в
глаза господина:
   - Может, оставим третьего на следующий поход, ифрит?
   - Делай свое дело... - прошептал Менги-нукер и протянул ей руку.
   Третий корец набирался куда дольше остальных, но и он был наполнен до
самого краешка. Колдунья направилась к последнему из глиняных  людей,  а
русский опять отвалился на спину и теперь окончательно потерял сознание.
   - Менги-нукер! Менги-нукер, что с тобой?!
   Гирей и султанский наместник перепугались не на шутку. Какой смысл  в
затеянном походе, в вылепленных истуканах,  в  стараниях  шаманки,  если
умрет единственный, кому подчиняются созданные монстры?
   Они пытались поднять его, трясли, били по щекам, начали  расстегивать
ремни кирасы.
   - Уйдите от него! - закричала подоспевшая колдунья. - Пошли вон!
   Она упала рядом на колени, приложила ухо ко рту, потом сунула  ладонь
под поддоспешник, благо кираса оказалась расстегнута на плечах,  подняла
и положила его голову себе на ноги, вскинула лицо:
   - Чего стоите?! Зовите нукеров. Пусть отнесут его в шатер. Руку, руку
замотайте, снова  кровь  потекла.  Мне  нужно  мясо  и  мозговые  кости,
примерно пополам, полный котел. Кувшин красного вина.
   - Пророк запрещает... - неуверенно начал Кароки-мурза.
   - Лучше два, - перебила его шаманка.
   - У Ширин-бея есть, - кивнул Девлет-Гирей. - Знаю я, как он  в  своем
дворце, в Карасубазаре, вечера проводит. Эй, нукеры! Ко мне!
   Русского отнесли в  шатер.  Шаманка  раздела  его,  обтерла  холодной
водой.  Ифрит  застонал,  приоткрыла  глаза,   дернул   рукой,   пытаясь
дотянуться до женщины:
   - Третьему... хватило...
   - Да, хватило. - Она выхватила из ножен  короткий  блестящий  нож  и,
крутя между пальцами, про несла над лицом господина от груди  наверх.  -
Спи...
   Потом поставила на огонь принесенный от Гирея котел, в  котором  мяса
оказалось больше, чем воды. Снова растерла Тирца холодной водой.
   Часа  через  два  пришел  Девлет-Гирей  с  двумя   высокими   медными
кувшинами, поставил возле огня:
   - Что с Менги-нукером, знахарка?
   - Пока жив, - кратко ответила она, криво усмехнулась и поправилась:
   - Выглядит живым.
   - Завтра поднимется?
   - Нет! - на тот раз шаманка ответила твердо и  уверенно,  после  чего
зачерпнула окровавленным ковшом крепчайший мясной отвар и  принялась  на
него старательно дуть, остужая, прежде чем дать больному.
   На второй день русский пришел в сознание, но постоянно проваливался в
забытье, дышал слабо, не мог произнести ни слова, не имел сил донести до
рта ковша с бульоном или пиалы  с  вином.  Девлет-Гирей  и  Кароки-мурза
сидели  в  шатре  постоянно,  как  заботливые  родичи,  иногда  пытались
помогать, но знахарка каждый раз отгоняла их от больного.  Единственное,
что  она  позволила  именитым  гостям  -  это  съесть  ненужное   ифриту
вываренное мясо.
   Утром третьего дня Менги-нукер, хотя  встать  и  не  мог,  но  стонал
громко,  в  забытье  не  впадал  и  даже  пытался  разговаривать.  Когда
окончивший завтрак с  командующими  армией  беями  Девлет-Гирей  откинул
полог, русский подманил его пальцем к себе, шепнул:
   - Сделайте носилки...
   Татарин обрадованно кивнул и убежал.
   Ровно в полдень четверо гиреевских  телохранителей  принесли  укрытые
дорогим персидским ковром носилки со слабым, неспособным ни  встать,  ни
рукой взмахнуть Менги-нукером к поляне, на которой сохли на  солнце  три
вытянутые глиняные груды. Русский повернул голову и хрипло прошептал:
   - Вставайте...
   Несколько мгновений ничего  не  происходило,  потом  все  три  голема
одновременно сели, вырывая из земли прилипшую к спинам  траву,  оперлись
на руки и выпрямились во весь рост, тут же повернувшись лицом  к  своему
отцу. Дикие, перекошенные лица, длинные руки, непропорционально  большие
ладони. Головы - на уровне надвратных башен Тулы, ноги - по пять саженей
в обхвате.
   - Вот так, - откинулся на подушку Менги-нукер  и  повернул  голову  к
Девлет-Гирею:
   - Несите меня к городу. Големы! За мной!
   Появление глиняных воинов было встречено восторженными выкриками всех
татар,  и  даже  то,  что  не  разбирающие  дороги  великаны  растоптали
несколько костров, седел, вьюков и снесли три шатра,  не  убавило  общей
радости. Ногайцы торопливо садились на коней, мчались впереди  гигантов,
отважно кидались под стены крепости, меча в  город  стрелы.  Со  стен  и
башен так же отвечали стрельбой из луков и самострелов, но ни в кого  не
попали.
   - Я думаю, досточтимый Кароки-мурза, первыми должны войти в Тулу ваши
воины, - с улыбкой приложил руку к груди Гирей. -  Вы  можете  поднимать
ваши тысячи в седла.
   Султанский чиновник, крутя головой в поисках своих  мурз,  отстал,  а
Девлет, дрожа от возбуждения, попросил:
   - Менги-нукер... Прикажи глиняным людям сломать ворота!
   Тирц приподнялся на носилках на  локте,  вглядываясь  вперед.  Ворота
города находились в самом центре стены - справа  две  башни  со  стенами
между ними и слева две башни. Разумеется, сами  ворота  защищались  куда
основательнее: над ними возвышались сразу две  надвратные  толстостенные
каменные махины со множеством бойниц, с теремом между ними, по высоте  в
полтора раза выше стен, да еще и  с  двумя  рядами  бойниц,  из  которых
выглядывали пушки.
   Внезапно в городе то  на  одной,  то  на  другой  из  церквей  начали
перепуганно   звенеть   колокола.   Русский   улыбнулся:   похоже,   его
новорожденных детишек заметили и теперь взывают к Богу о помощи.
   - Помощи не будет, - негромко сообщил он. - Големы, ломайте ворота.
   Глиняные монстры двинулись  вперед,  перешагнув  носилки,  и,  тяжело
содрогая землю, направились к воротам. Со стороны города донеслись крики
ужаса, громкие молитвы, вопли отчаяния.
   Менги-нукер, откинувшись на носилки, сладострастно улыбнулся:
   - Кричите, кричите... русские...
   Великаны приблизились к воротам на расстояние полета стрелы, и воздух
тут же исчеркали вестницы смерти. Они вонзались големам  в  тела,  руки,
ноги, голову, глаза - но те не обращали  на  подобные  мелочи  Енимания.
Лишь их создатель, лежа  на  носилках,  недовольно  морщился  и  пытался
чесаться.  Расстояние   кратилось,   и   со   стороны   башен   грохнули
крупнокалиберные пищали. Чиркнули  в  воздухе  чугунные  ядра  -  одному
гиганту ядро угодило в лоб,  отчего  голову  перекосило,  а  на  затылке
вспухла большая шишка. Другого два ядра прошили насквозь. Менги-нукер на
носилках болезненно вскрикнул - но големы  продолжали  упрямо  двигаться
дальше.
   Затрещали  ручные  пищали,  загрохотали  затинные   тюфяки,   набивая
огромные вязкие тела гравием, обрезками стали, железа и кусками  свинца,
но сделать  ничего  не  могли.  Монстры  приблизились  к  воротам,  один
принялся шлепать ладонью по верхней площадке терема, давя  там  людей  и
раскидывая пушки, второй сощелкивал защитников с башни,  находящейся  на
уровне его глаз. Третий великан пытался дотянуться ногой до ворот, чтобы
выбить створки, но два других ему мешали.
   Грохнул очередной  выстрел,  и  Менги-нукер  скрючился  на  носилках,
словно от судороги, вцепился пальцами в края, повернул голову, и первое,
что увидел - это большую, больше чем на треть живота, дыру в теле одного
из своих детей. Как он сразу не подумал! Заряд картечи  из  дробовика  с
расстояния пяти метров по куску глины!  Естественно,  он  выбил  все  на
своем пути.
   Голем,  тело  которого  начало  ощутимо  крениться  на   левый   бок,
недоуменно посмотрел вниз, потом ухватился одной рукой за башню и тут...
   Бабах-х! Бабах-х! - выстрелы в упор вырвали еще несколько  кусков  из
тела, и голем начал переламываться пополам.
   - Назад! - борясь с болью, закричал Тирц. - Назад! Уходите!
   Двое целых великанов попятились, и очень вовремя - сообразившие,  что
делать, пушкари попытались разнести и их,  но  шарахнувшиеся  в  сторону
големы ушли с линии огня, и каменная картечь разлетелась впустую. Но вот
один... Он сложился, как  гуттаперчевый  мальчик,  ткнувшись  головой  в
колени, уперся руками в землю, попытался идти  на  четвереньках.  Но  со
стен, башен, из терема стреляло все, что только могло стрелять. Вдобавок
на  него  скидывали  камни,  деревянные  чурбаки,  что-то   выливали   и
одновременно кидали факелы. Опять загрохотали тюфяки, и точным выстрелом
монстру  оторвало  правую  руку  примерно  посередине.  Он  окончательно
потерял равновесие, завалившись на башню и закрыв своим телом  несколько
амбразур, но и, одновременно, безнадежно закопав ворота.
   Ногайцы разочарованно принялись  спешиваться  и  расседлывать  коней.
Отошедшие к лагерю огромные воины  замерли,  ожидая  новых  приказов.  А
Менги-нукер продолжал болезненно вздрагивать на своих носилках - похоже,
в изодранном големе еще теплилась жизнь, и  защитникам  ворот  никак  не
терпелось ее погасить.
   - От твоих  глиняных  людей  никакой  пользы!  -  в  сердцах  сплюнул
Девлет-Гирей. - Русские расстреливают их, как зайцев.
   - Дурак... - выдавил из себя Менги-нукер.  -  Просто  незачем  кабана
бить тонким ножом  в  бронированный  лоб.  Ножом  нужно  бить  в  брюхо.
Обрадовались... Сразу вам ворота ломай, стены сноси, город давай.  Будет
город, прояви терпение. И добыча будет... Богатая добыча.  Готовь  своих
людей... Завтра у них будет много работы.
 
*** 
 
   На следующий день бей, следуя своему принципу не спорить  с  советами
русского, приказал Ширин-бею после утреннего  намаза  посадить  в  седла
пять тысяч нукеров и собрать вблизи ставки.
   Менги-нукер с утра попытался немного самостоятельно походить,  вместо
густого бульона с вином пожевал мяса. В общем, сил у него прибывало - но
стоя русский покачивался, как кисточка ковыля  на  ветру,  и  все  время
норовил обо что-нибудь опереться. Поэтому и к передовым постам охранения
он прибыл опять-таки на носилках.
   - Големы, за мной, - приказал глиняным воинам и повел их  на  восток,
пока не удалился от стен Тулы на расстояние дв