ух полетов стрелы.
   Девлет-Гирей и Кароки-мурза в  сопровождении  Ширин-бея  и  его  мурз
трусили на конях следом.
   - Вот, - наконец выбрал место для атаки русский. - Големы!  Выдерните
все колья из вала передо мной и разгоните людей за ним.
   Великаны двинулись вперед.  Со  стороны  вала  загрохотали  выстрелы,
поплыли белые облака порохового дыма - но что  могли  сделать  одиночные
пули и заряды жребия из ручной пищали  для  ожившего  глиняного  массива
размером с ветряную мельницу? Големы вообще  не  обращали  на  стрельцов
внимания, хватая колья пучками и дергая их со всех  сил,  частью  ломая,
частью вырывая из земли. Когда полоса вала шириной примерно  в  полсотни
саженей оказалась расчищена, они шагнули дальше,  раскидывая  в  стороны
стрельцов,  не  успевших  осознать  опасности  и  отбежать  подальше,  к
зарослям орешника за острогом.
   - Чего ждете? - хмыкнул с носилок русский. - Вперед!!!
   - Вперед, пошли, пошли! - махнул на мурз Ширин-бей, и те метнулись  к
своим отрядам.
   Закованные в броню отборные сотни одна за другой помчались к пролому.
Разогнавшиеся  кони,  вонзая  копыта  в  разрыхленную  землю,   выносили
всадников на гребень, а потом мчались дальше, вниз. У татар  разбегались
глаза: никогда за все время долгого царствования Ивана  Грозного  им  не
удавалось пересечь этого рубежа, и они уже начали  забывать,  что  такое
вообще возможно!
   Но опытные мурзы знали, что делать - и вели отряды вдоль  стен.  Едва
обогнув  город,  татары  разглядели  дорогу  за  ним  и  теперь  сами  с
радостными воплями помчались вперед, обгоняя сотников: там,  неспешно  и
безмятежно, уверенные в полной своей безопасности, ползли русские обозы,
шли люди - кто возвращался с покупками из богатого города,  кто  нес  на
продажу изделия рук своих.
   Будущие пленники, разглядев опасность, заметались, словно спугнутые с
мелководья мальки. Побежали обратно по тракту,  ринулись  в  видневшуюся
невдалеке рощу.
   Заскрипели ворота: караульный наряд ввиду неприятеля закрывал толстые
створки. Стрельцы могли сколько угодно наблюдать, как степняки хватают и
вяжут баб  и  мужиков,  шарят  по  повозкам,  вспарывают  животы  никому
ненужных старцев - но помешать этому были не в силах. Все  воины,  кроме
караула и  нескольких  пушкарей  большого  наряда,  стояли  на  дальних,
обращенных к орде стенах, готовые отбивать штурм.
   - Вот так, - удовлетворенно кивнул русский. - Первое, что  мы  хотели
сделать, это разогнать пахарей и сорвать посевную. Для этого нужно не на
стены Тулы лезть, а стороной ее обойти. Второе: обложить город нужно  со
всех сторон, чтобы ни продовольствия подвезти, ни подкрепления  прислать
никто не мог. Големы, ко мне! Теперь мы снесем  засечный  вал  с  другой
стороны.
   Девлет-Гирей  тут  же  послал  телохранителя  с  приказом   Аргин-бею
немедленно  поднять  в  седло  пять  тысяч  нукеров,  а  сам  вместе   с
Кароки-мурзой неспешно поехал  вслед  за  носилками,  иногда  с  опаской
оглядываясь на тяжело ступающих за спиной великанов.
   Между тем, убедившись, что порождения  Дьявола  ушли,  из  кустарника
начали выбираться стрельцы.
   - Что делать станем, мужики? - поинтересовался один, лет  семнадцати,
с еще только намечающимися  усиками  и  бородой.  -  Воеводу,  я  видел,
затоптало...
   - Как чего? - перекинул бердыш за спину другой  и  перехватил  пищаль
двумя руками. - Своих из полона выручать надоть. Слышь,  крики  какие  с
дороги доносятся?
   - Куда там... - выбрался третий. - Татар, поди, несколько тыщ прошло,
а нас всего три сотни.
   Но тут земля начала ощутимо дрожать, и бывалые вояки тут же поняли, в
чем причина этой новой напасти:
   -  Конница  идет!  Стройся,  мужики!  Стрельцы  только-только  успели
вытянуться в две шеренги, когда через вал  начала  перехлестывать  новая
волна конницы - Ширин-бей торопился ввести в открытый  пролом  все  свои
тысячи, пока до нетронутых просторов не успел добраться кто-нибудь еще.
   Увидеть здесь русских воинов никто не ожидал.  Но  ногайцы  верили  в
свою победу, в свою силу и помощь Аллаха - к  тому  же  сзади  подпирали
идущие следом нукеры, и отворачивать было некуда...
   - Алла! Алла! - выхватили они сабли, пуская коней вскачь.
   Грохнул слитный залп первой шеренги - кони закувыркались, умирая сами
и давя тушами еще живых людей, оказавшихся внизу. Однако татарская  лава
продолжала мчаться вперед, частью перепрыгивая, а частью топча  копытами
павших.
   Новый залп опрокинул и  эту  волну  -  но  за  ней  накатила  третья.
Стрельцы первого ряда хорошенько  воткнули  бердыши  остриями  в  землю,
наклонили  лезвиями  вверх  и  вперед.  Обнажили  сабли.  Мчащиеся  кони
налетели, напарываясь грудью  на  острую  сталь,  начали  кувыркаться  с
копыт,  сбрасывая  растерявшихся  всадников  наземь,  прямо  под   удары
стрелецких клинков. Но и за этой, утопленной в крови  волной,  нахлынула
четвертая.  Всадники  стремились   сверху   вниз   зарубить   стрельцов,
оставшихся без своего  главного  и  ужасающего  оружия  -  бердышей.  Но
бердыши на длинных древках  остались  в  руках  второго  ряда  -  и  они
дотягивались ими до рук и плеч татар через головы своих товарищей.  Тех,
кто упрямо рубил ближних стрельцов, кололи бердышами издалека. Тех,  кто
пытался  отбиться  от  стальных  полумесяцев  -  резали  снизу   саблями
оказавшиеся рядом русские.
   Однако  тяжелые  тела  коней  делали  свое  дело,   раздвигая   строй
стрельцов, расталкивая их в стороны, оставляя одного против двух,  трех,
четырех татар - и вскоре красные  тегиляи  русских  воинов  окончательно
утонули в темной массе степной конницы.
   Между тем, через пролом, сделанный в засечном валу восточнее Тулы, на
беззащитные просторы хлынули тысячи Аргин-бея, следом за которыми  пошли
нукеры рода Седжеутовых, а за  ними  потянулись  ногайцы  Мансур-бея.  К
вечеру кольцо окружения вокруг Тулы сомкнулось.
   Для Тирца наступило время отдыха. Целых два дня его никто и ничем  не
тревожил:  степняки  рассыпались  в  стороны  на  день   пути,   дочиста
разграбляя недоступные на протяжении целого поколения деревни, сгоняя  в
лагерь долгожданный полон, подводя обозы с добычей.
   Невольников тут же погнали срывать вал, подготавливая для нынешнего и
будущих набегов хорошую дорогу вокруг города. Несколько беев  со  своими
мурзами перенесли шатры  из  общего  лагеря  к  северным  воротам  Тулы,
подчеркивая свою независимость  и  родовитость.  Перед  татарами  стояла
открытая дорога дальше, на север, по богатым селениям и посадам, но они,
как завороженные, оставались вокруг города.  Тула  -  не  крепость.  Это
город, причем очень и очень богатый. Уйти, не очистив его  до  нитки,  -
это было выше сил любого ногайца.
   - Ты ведь можешь его взять, Менги-нукер? - протянув чашу  с  кумысом,
не столько спросил, сколько сообщил русскому Девлет-Гирей.
   Два дня отдыха, во время которых Тирц только ел - и ел много, запивая
мясо красным вином, - да отсыпался,  пошли  ему  на  пользу.  Теперь  он
спокойно ходил, садился и вставал без посторонней помощи. Правда, иногда
у него начинала кружиться голова, да и своего меча поднять  он  пока  не
мог - но за его жизнь уже никто не беспокоился.
   - Взять Тулу?  -  переспросил  русский,  впервые  за  несколько  дней
пришедший на обед в шатер командующего армией. - Вам так хочется попасть
внутрь?
   - Да, - кивнул Гирей, пытаясь понять, к  чему  ведет  речь  создатель
глиняных воинов.
   - Когда мы говорили о походах на Россию, - напомнил Менги-нукер, -  я
обещал, что здесь не будет битв и  кровопролитных  штурмов.  И  я  готов
сдержать слово. Но если вам так хочется в город... Я могу  впустить  вас
внутрь, но сражаться с гарнизоном и жителями вам придется самим.
   - Да! - дружно обрадовались бей. - Да,  мы  согласны.  Мы  не  станем
обвинять тебя за погибших в городе нукеров.
   - Что же, как хотите, - пожал плечами Тирц, допил кумыс и поднялся со
своего места.
   Чего греха таить - он и сам хотел  попробовать  захватить  город.  Не
потому, что это требовалось для покорения России, а просто из  интереса:
получится -  не  получится.  Если  татарам  достанется  лишний  город  и
несколько десятков тысяч пленных - хуже не будет. И даже наоборот: пусть
узнают его силу, почувствуют его власть.
   - Големы! - призвал он к себе своих детей и указал на стену, в  самую
середину меж башен. - Разломайте сначала верхний край,  а  потом  и  всю
кладку.
   Великаны направились к городу, к  стене.  Они  находились  на  равном
расстоянии от ближних башен - как раз так, чтобы картечь и  ядра  просто
врезались в глиняные тела, не отрывая от них кусков.
   Люди, прятавшиеся за зубцами, поначалу попытались стрелять - а  потом
ринулись  в  стороны,  не  желая  быть  прихлопнутыми,  подобно   мухам.
Загрохотали  пушки  -  но  и  это  принесло  не  больше  пользы,  нежели
булавочные уколы.
   - Верхний край сперва ломайте, - тихо повторил Тирц. - А  то  как  бы
пушки по площадке близко не подволокли.
   Вниз посыпались обломанные зубцы,  доски  настила,  отдельные  камни,
потом целые куски кладки.  Защитники  города  могли  только  в  бессилии
наблюдать, судорожно крестясь или цепенея от предчувствия неизбежного  и
уже близкого будущего, как огромные неуязвимые монстры сажень за саженью
разваливают защищающую город - их детей, жен,  их  дома  и  имущество  -
стену.
   Бей заволновались: чьи тысячи первыми ворвутся в пролом? Кому первому
достанутся эти женщины, дети, нетронутые  жилища  и  лавки,  накопленное
местными купцами и боярами золото?
   Так же  заволновались  в  предчувствии  добычи  и  нукеры  Мерев-бея,
полторы тысячи которых стояли на дороге, прикрывая подступы к  воинскому
лагерю. Они услышали на дороге низкий гул, словно  кто-то  гнал  к  Туле
большой табун лошадей или столь любимых русскими коров.
   - Как  бы  не  упредили  табунщиков,  -  забеспокоился  Чекмен-мурза,
командовавший отрядом. - Отвернут - останемся без добычи.
   За трое суток им в руки попались всего две девки,  шедшие  в  Тулу  с
корзинами, полными красных сладких ягод,  да  один  мужик,  кативший  на
груженной сеном телеге.
   Основную  добычу  с   дороги   успели   собрать   нукеры   Ширин-бея,
примчавшиеся сюда первыми.
   Чекмен-мурза подозревал, что не слухи об окружении Тулы разошлись  по
окрестным землям, а именно заслон стоял где-то неподалеку,  предупреждая
об опасности купцов и случайных  путников.  А  мужик  с  сеном  и  девки
подошли откуда-то сбоку, мимо заслона.
   - А ну, на коней!  -  решительно  скомандовал  мурза.  -  Хватит  мух
ловить. Пойдем табунщикам навстречу.
   Нукеры  побежали  к  пасущимся  у  рощи  скакунам,  стали   торопливо
затягивать им подпруги, подниматься в седла, возвращаться назад.
   Все это время мурза с тревогой прислушивался:  стих  топот  или  нет?
Завернули пастухи стадо или продолжают гнать в город?
   Вскоре весь отряд сидел на конях,  готовый  по  приказу  Чекмен-мурзы
ринуться  в  любую  сторону,  на  любого  врага,  рубить  его,  топтать,
уничтожать, а еще лучше - гнать в сторону родного Крыма, на  невольничьи
рынки Кафы, Гезлева или Балык-Каи, соскучившимся по свежему товару.
   И тут из-за поворота дороги на широкий луг начал  выползать  огромный
железный змей. Поблескивая под полуденным солнцем стальной чешуей брони,
острыми шипами рогатин, сверкая тысячами злобных глаз.
   Ногайцы видели кошмар,  который  испокон  веков  преследовал  бывалых
татарских нукеров темными ночами,  заставлял  в  ужасе  кричать  молодых
воинов, кошмар, который мерещился за каждым кустом  опытным  сотникам  и
тысячникам, руководившим лихими набегами, и которого никогда не  ожидали
встретить простые ногайцы, увлеченные охотой на беззащитных смердов  или
визжащих молодых девок.
   На них, словно оскаленная пасть  бессмертного  огнедышащего  дракона,
неслась русская кованая рать.
   - Русские идут! - Нукеры принялись разворачивать коней и  безжалостно
вонзать шпоры им в бока. - Русские! Русские! Русские идут!
   Мчащиеся во весь  опор  и  выкрикивающие  тревожную  весть,  всадники
промчались через лагерь,  разорвались  на  два  потока,  обтекая  город,
перемахнули почти полностью срытый вал и помчались дальше,  предупреждая
всех своих знакомых и незнакомых соратников по оружию:
   - Русские идут!!!
   Каждый татарин, слуха  которого  касалась  тревожная  весть,  тут  же
бросал все, что было в руках, все дела и заботы,  кидался  к  ближайшему
коню и тоже принимался его погонять, стараясь как можно скорее  умчаться
от страшного места:
   - Русские идут!
   Сонные биваки татарских родов неожиданно вскипели,  словно  уроненный
на землю улей, и черные осы-нукеры один за  другим  уносились  на  юг  -
туда, в огромную бескрайнюю степь, к  родным  кочевьям,  где  не  маячит
перед глазами неминуемая  смерть  или  рабство  в  какой-нибудь  далекой
Германии.
   - Русские...
   Тирц долго не мог понять, что происходит, поворачивая  голову  вослед
проносящимся мимо отдельным татарам и  целым  татарским  сотням.  Именно
поэтому он и не разглядел, как по стене пробежали двое мужиков, один  из
которых  держал  в  руке  факел,  а  другой  -  пузатый   бочонок.   Они
остановились на самом  краю  почти  разломанной  големами  стены.  Факел
полетел в сторону, а бочонок, хорошо раскачав, они швырнули в великана.
   Он ударился в грудь, продавив  небольшую  ямку,  а  потом  прокатился
немного  по  телу  и  шлепнулся  вниз.  Глиняный  человек  на  мгновение
задумался - что это за штука  в  него  ударилась?  А  потом,  на  всякий
случай, придавил его ногой.
   От оглушительного взрыва Тирц закричал,  поддернул  ногу  и  свалился
набок, громко ругаясь и катаясь по траве. Он не видел, что почти  то  же
самое сделал и голем, одну ногу которого  разнесло  в  куски,  а  вторую
просто подломило. Великан упал - и при этом ударился в своего  товарища,
вынудив того откачнуться на несколько шагов вдоль стены. Этого оказалось
достаточно: сразу из всех бойниц вылетели  белые  облака,  и  пятнадцать
плотных зарядов безжалостной свинцовой картечи рванули его тело в разные
стороны...
   - А-а-а! - в дугу изогнулся от боли Менги-нукер и снова  распластался
на траве. Потом перевернулся на живот, поднялся на  четвереньки,  поднял
голову, глядя на город.
   Один из его големов висел на стене большими ошметками глины,  другой,
оставшийся без ноги, ползал на трех конечностях, силясь встать. По стене
оживленно бегали люди - видимо, придумывая способ его добить.
   - Менги-нукер, садись на коня! На коня садись, ты меня слышишь?!
   - А - а? - обернулся он на Кароки-мурзу.
   - В седло, говорю, садись!  Русские  сюда  идут!  Много!  Наверное...
Садись скорее, все ногайцы  уже  удрали.  Я  думаю,  мы  остались  здесь
последними.
   Русский  тряхнул  головой,  потом  расправил  плечи,  насколько   это
возможно сделать в кирасе, замер,  всматриваясь  в  поднятые  над  Тулой
золотые кресты и полуразобранную стену города.
   - Да садись же ты, безумец! Попадемся в плен,  как  глупые  бабы.  Из
лагеря даже жуки уже разбежались... Гирей так чесанул,  что  про  нас  с
тобой забыл. Бежим, вдвоем мы ничего не сделаем!
   - Ладно, - кивнул Тирц тульским крестам. - Сегодня я уеду.  Но  я  не
прощаюсь. Я еще вернусь.
   Он взял у османского чиновника повод коня,  вставил  ногу  в  стремя,
поднатужившись, поднялся наверх и повернул голову к Кароки-мурзе:
   - Сперва нужно завернуть к моему шатру, забрать шаманку. Без нее я не
поеду.
   - Это да, - согласился султанский наместник. - А  мне  нужно  забрать
свой лук.
   На быстрые сборы соратникам  потребовалось  от  силы  четверть  часа,
после чего трое всадников, ведущих в поводу изрядно навьюченных заводных
коней, скрылись за поворотом тропы. Татарский лагерь остался  совершенно
пуст. Измученная долгим переходом русская конница вошла  в  него  только
через полтора часа.
 
Эпилог 
 
   Об изгнании  в  тысяча  пятьсот  пятьдесят  пятом  году  из-под  Тулы
шестидесятитысячного татарского войска с огромным удовольствием опишут и
московские,  и  тульские,  и  многие  другие  летописцы.  Они   подробно
рассказывают о том, как при известии о подходе к Туле  Крымского  войска
царь немедленно кинулся к оружию вскочил  в  седло,  прихватив  с  собой
только тех, кто был под рукой: опричников, московских  бояр,  часть  сто
личного гарнизона - что-то около двадцати тысяч человек, - и помчался на
выручку.  Живописно  повествуют,  как  при  одном  только   известии   о
приближении Ивана Грозного враги кинулись наутек, бросив все, что имели,
и драпали до  самого  Крыма.  Скрупулезно  перечисляют  все,  взятое  во
вражеском лагере: одних коней шестьдесят тысяч, да еще двести аргамаков,
да сто восемьдесят верблюдов, да шатры ханские и султанские, да обоз, да
ковры...
   Не упоминают летописцы только о гигантских глиняных воинах, крушивших
засечные валы и ломавших стены. Все прекрасно понимают, что  все  это  -
выдумки. Чудища, померещившиеся  перепуганным  раз  мерами  подступившей
орды туличам. Видения... Случается... У страха  глаза  велики.  Ведь  на
самом деле такого не бывает.
 
Глоссарий 
 
   Ак-Мечеть - современный г. Симферополь.
   Аршин - древнерусская мера длины равная примерно 70 сантиметрам.
   Байбак - степной сурок.
   Балык-Кая ("рыбья скала") - она же Чембало, она же Сюмболон. Ныне это
город Балаклава.
   Бельский Семен Федорович - боярин и воевода,  в  1534  году  бежал  в
Литву, в 1541-ом  убедил  крымских  татар  пойти  на  Москву,  в  поход,
окончившийся провалом. Один из многих предателей земли русской,  которых
отдельные ученые впоследствии пытались  представить  "жертвами  режима".
При  этом  ими  допускаются  вопиющие  исторические  неточности.   (Так,
например, на веб-сайте, посвященном истории Крыма,  утверждается,  будто
Б. укрылся в Бахчисарае, спасаясь от  гнева  Ивана  Грозного.  При  этом
следует иметь в  виду,  что  царю  Ивану  IV  на  момент  бегства  князя
исполнилось всего четыре года.)
   Бенгази - город и порт на  территории  современной  Ливии,  в  заливе
Сидра Средиземного моря. С 1517 года и вплоть до 1911  входил  в  состав
Османской империи.
   Бивак - стоянка войск или участников похода  вне  населенного  пункта
для ночлега или отдыха.
   Бриллиантовый кофе - очень  дорогостоящий  и  изощренный  вид  казни,
когда жертве подают кофе, в которое  высыпан  мелко  растертый  алмазный
порошок. Пройдя через желудок,  крупинки  бриллианта  в  кровь  изрезают
кишечник,  человек  через   анальное   отверстие   истекает   кровью   и
приблизительно через три дня умирает, хорошо зная о предстоящей кончине,
но не имея возможности что-либо предпринять.
   Бумажная шапка - тканевая шапка, между сукном  и  подкладкой  которой
набивалась вата, зачастую пополам с конским волосом, которая многократно
простегивалась нитью или проволокой.
   "... в крепостные идти не торопились."  -  Наследственная  крепостная
зависимость была введена на Руси только Соборным уложением 1649 года. До
этого каждый рожденный на  территории  Российского  государства  человек
являлся на свет лично  свободным!  Именно  это  положение  давало  Ивану
Грозному возможность без труда нанимать тысячи людей  для  строительства
крепостей и городов, купцам - нанимать рабочих на  растущие  тут  и  там
заводы и мануфактуры, стрелецкому приказу - набирать в  армию  свободных
людей,  которые  получали  наделы  в  обмен  на  наследственную  службу.
Соборное уложение  1647  года,  переделавшее  страну  на  манер  Европы,
фактически уничтожило выстроенное Иваном Грозным государство,  постоянно
стремящееся к саморазвитию, отбросило его  на  два  века  лет  назад,  к
уровню  Англии  и  Франции.  Разгром  Руси  довершил  Петр   I,   создав
рабовладельческую  промышленность  -  то  есть  позволил  приписывать  к
заводам крепостные деревни,  обеспечивая  фабрикантов  дармовой  рабочей
силой, тем самым на порядок снижая из