т, а ноне и  тех  к  озеру  отправят.  В  замке  у  епископа  больше
пяти-шести воев не останется, крест святой  положить  могу,  -  опричник
размашисто перекрестился. - Против нашей рати им не устоять. Рвов вокруг
замков схизматики не роют, ленятся. Мостов подвесных перед  воротами  не
ставят. Их и ранее мужики псковские  ватагами  грабили,  а  ноне,  когда
государь пищали стрельцам выдает, наряды большие при войске завел -  так
и вовсе не устоят. Константин Алексеевич ратников своих  перед  воротами
выстроит, несколько залпов дадут, пока мы с боярыней Юлией, да  братьями
Батовыми  стрелами  вас  прикроем.  Потом  тараном  выщербленные  ворота
ударим, и внутрь войдем.
   - Долго и шумно, - поморщился Картышев.
   - Слушай, Игорь, - вздохнул Росин. - Ты нам загадки не гадай.  Хочешь
сказать, говори толком, а не цеди по два слова через зубы.
   - Пока вы по воротам залпами лупить станете,  епископ  пленных  может
перебить.
   - Это почему? - не понял опричник.
   - Долго будет стрельба длиться, - пояснил Картышев. - Епископ увидит,
что замка ему не удержать, и пленных перебьет.
   - Зачем? - опять не понял Зализа.
   - Чтобы не достались никому.
   - Кто?
   До сознания  уроженца  шестнадцатого  века  никак  не  доходила  цель
убийства людей,  которые  не  первый  день  находятся  в  твоей  власти,
наверняка уже работают по  хозяйству  или  посажены  на  землю.  Страсть
потомков, пришедших на планету спустя четыре века после его рождения,  к
бессмысленным  убийствам  не  находила  места  и  понимания   в   разуме
привыкшего к схваткам и крови опричника. Перебить пленных со зла,  после
боя - бывает. Зарубить жадного селянина, не желающего  признавать  право
победителя на добычу - сам виноват. Сварить живьем в  вине  или  на  кол
посадить - так такое только по судебному приговору возможно. Сам он  без
колебаний вешал станишников - но сие есть  их  собственное  желание.  Не
хочешь висеть - не разбойничай. А убить просто так, чтобы не освобождать
или не отдать  другому?  На  такое  даже  безбожные  татары  никогда  не
решались - и после взятия  кованой  конницей  казанских  и  астраханских
городов и селений, после  казачьих  набегов  на  Крым  русский  полон  в
большинстве возвращался домой в целостности.
   - Епископ, поняв, что его  замок  вот-вот  возьмут,  может  приказать
перебить пленников, - упрямо повторил Картышев.
   - Я понимаю, Игорь, ты за  племянницу  беспокоишься,  -  мягко  начал
Росин, но его внезапно перебил Зализа:
   - Прости, Константин Алексеевич, но  боярин  дело  сказывает.  Пальбу
нашу в городе  услышат,  и  подмогу  к  замку  могут  послать.  Так  что
предлагаешь, Игорь Евгеньевич?
   - По-тихому замок взять. Через стену перемахнуть, или в окно влезть и
ворота открыть.
   - Как? Лестниц у нас нет, а вязать долго.
   - Веревку забросить, или шестом подняться.
   - Постой... - опричник вытянул шею. - Прослав! Подь  сюда.  Ты  замок
епископский видел?
   - О прошлом годе видал, - кивнул, подходя,  проводник.  -  Агромадина
изрядная.
   - А поподробнее нельзя? - попросил Росин.
   - Ну, с виду он на избу похож. Но каменную. В длину саженей пятьдесят
будет, да в ширину сорок. По бокам стены саженей пять  в  высоту  будут,
окна узкие. Крыша черепицей крыта. А спереди, где ворота, стена  широкая
очень, а в  высоту  саженей  десять.  И  башня  сделана.  На  ней  знамя
епископское, и караульный всегда стоит.
   - Угу, - подергал себя за  ухо  Росин.  -  Черепица  кладется  поверх
досок. Так что, даже если на крышу и забраться,  то  ее  так  просто  не
разобрать. А в это время сверху с башни лучники бить станут. Не  пойдет.
Постреляют, как буржуинов в тире.
   - Караульного мы грохнем, - покачал головой Картышев, - не в счет.
   - Думаешь, не услышит никто, как ты крышу ломаешь? - покачал  головой
Росин. - Найдется, кому пристрелить. Так что, бесшумно не  получится.  А
если шуметь: так проще со всех стволов по воротам долбануть,  и  тараном
разнести. А от городского подкрепления потом из-за стен отобьемся.
   - А как уходить станем, если обложат? - Картышев  задумчиво  подвигал
нижней челюстью из стороны в сторону.  -  Веревку  стрелой  через  стену
перекинуть, и забраться.
   - Десять саженей минимум, - напомнил Росин. - Пятиэтажный дом.  Ты  в
доспехах на такую высоту по веревке влезешь? Или даже без них, просто  с
мечом?
   Зализа молчал, прислушиваясь к разговору. Он отнюдь  не  считал  себя
новичком в воинском деле,  но  странные  иноземцы  уже  показали  дивную
сноровку  и  хитроумие  в  пользовании  пушками  и  пищалями,   не   раз
высказывали странные непривычные мысли, приводившие к успеху,  а  потому
он предпочитал слушать и запоминать - авось, пригодится.  Коли  глупость
предложат, запретить всегда успеет.  А  коли  хитрое  что  -  так  пусть
делают. Полонянка их, животы у них тоже свои - почему и не позволить?
   План, как взять Кодавер и монастырь в нем, как  выманить  епископское
воинство подалее от замка Зализа замыслил сам, и удачей своей  гордился.
Пока мест получалось все, как хотелось. Но взять замок без  шума,  пусть
даже в нем сидит всего пять-шесть воев... Хоть план такой услышать, и то
занятно.
   - Окна есть? - повернулся Игорь к Прославу.
   - Есть, - кивнул проводник. - Те, что  сзади,  узкие,  в  две  ладони
шириной. И от земли в трех саженях. А те, что спереди, решеткой забраны.
Сказывают, покои там епископское. Палаты красивые, горницы.
   - Широкие окна?
   - Угу, - кивнул проводник и развел руки в стороны. - Но решетка в них
вмурована.
   - От земли высоко?
   - Сажени четыре.
   - Слыхал, Костя? -  довольно  усмехнулся  Картышев.  -  Третий  этаж.
Допрыгнуть можно!
   - Там прутья в окно вмурованы, - еще раз напомнил Прослав.  -  В  два
пальца толщиной. Снизу доверху.
   - Значит, даже не решетка, а прутья?
   - Железные, в два пальца толщиной, - на этот  раз  не  выдержал  даже
Зализа.
   - Как ты их одолеешь, Игорь Евгеньевич?
   - Ну, положим, хорошей стали никто на решетку не  поставит,  -  пожал
плечами Катышев.  -  Наверняка  сыромятину  вмуровали.  И  потом,  Семен
Прокофьевич, все вы слишком верите в железо. Точно так  же,  как  в  мое
время верили в компьютеры и витамины. А ведь самое совершенное  создание
Господа в  этом  мире,  это  не  железо  и  не  атомная  энергия.  Самое
совершенное создание - это руки человеческие.
   И Картышев продемонстрировал опричнику свои ладони.
   - Что же ты, Игорь Евгеньевич, - засомневался Зализа,  -  руками  эти
прутья рвать собираешься?
   - Почти. У меня на палатке капроновый шнур к колышкам  привязывается.
Он полтонны нагрузку держит. Сложу вдвое - будет тонна. Чего еще надо?
   И опять государев человек Семен Прокофьевич Зализа не понял  половины
из сказанных боярином Игорем слов. Но в словах  иноземца  звучала  такая
уверенность, что опричник - поверил.
   Проведя ночь на мягком, пружинящем  ковре  из  опавшей  хвои,  ранним
утром путники попили кипяченой воды с  разведенным  медом,  подкрепились
копченой рыбой и двинулись дальше. За три часа  они  преодолели  Гадючье
болото, лесом обогнули Кауду, и двинулись дальше, к полудню уткнувшись в
Лобицкую вязь. Здесь они стали  на  дневку,  сварив  нормальную,  густую
пшенную кашу с салом, после чего  отправились  дальше,  узкой  чавкающей
тропой через топь, а потом, по ее краю, вокруг  Юрьева,  к  епископскому
замку.
   - Еще версты две, и на месте будем, - пообещал Прослав.
   - Тогда стой, - скомандовал Зализа. - Неча  нам,  усталым,  на  стены
кидаться. До  утра  отдохнем,  а  ужо  спозаранку  в  гости  наведаемся.
Монастырские сотни, поди, как раз в Кодавере  носятся,  ворога  ищут.  -
Опричник негромко рассмеялся. - Ранее завтрашнего вечера не вернутся.
   - Две версты? - Картышев опустил на  землю  мушкетон,  с  облегчением
сбросил рюкзак.  -  Тогда  мы,  пожалуй,  на  разведку  налегке  сходим.
Посмотрим, что и как, и решим окончательно.
   - Идите, - махнул рукой Зализа. Однажды решившись позволить иноземцам
делать все так, как они сами хотят, он уже более не  вмешивался.  Следил
только, чтобы на рожон не поперли - но ратники  боярина  Росина  и  сами
явно погибать не собирались.
   Вернулись Росин и Картышев  вместе  с  проводником,  угрюмые,  с  уже
срубленной тонкой березкой саженей пять в высоту.
   -  Не  получается,  что,  Константин  Алексеевич?  -  поинтересовался
опричник.
   - Все получится, все как всегда, - вздохнул боярин. -  И  как  всегда
первыми начнут резать  случайных  людей.  А  не  зарезать  никак  -  шум
поднимут, раскричатся. Сопутствующие потери...
 
*** 
 
   Аве Мария
   Как молится тебе, я не знаю
   Аве Мария
   Спаси от печали, невзгод и беды
   Аве Мария
   На земле все живут, как чужие
   Аве Мария
   Помоги мне прожить дни и ночи
   Аве Мария
   Тебя я молю!
 
   Ангельский голос смолк.
   Серв, тяжко вздохнув  и  перекрестившись,  поднялся  с  колен,  низко
поклонился нищенками и остающемуся  за  кустами  старику  с  бельмом  на
глазу.
   - Прощевайте, люди добры. Хозяйство у нас, надолго оставлять нельзя.
   Следом за ним святым людям и епископскому  замку  поклонилась,  мелко
крестясь, его жена. Сервы отступили, таясь за  темными  молодыми  елями,
прокрались к дороге, и дальше отправились уже в открытую, муж впереди, а
женщина немного поодаль.
   Еще через минуту тяжелые еловые ветки колыхнулись снова, и из-за  них
на оставшихся нищенок и  старика  метнулись  одетые  в  кирасы  воины  с
короткими, широкими мечами в руках. Несчастные не успели толком  понять,
что происходит, кто и за что явился их покарать - а холодная  сталь  уже
погрузилась  глубоко  в  мягкие  тела,  и  только  старик  успел  издать
изумленный предсмертный крик.
   Тем  не  менее,  караульный  на  башне   услышал   посторонний   шум,
остановился за зубцом, пристально вглядываясь вниз. Однако более  ничего
не происходило - тихо шелестела  листва  яблони  с  привязанными  к  ней
ленточками, поскрипывали, качаясь, сосны, гулко перемещался от цветка  к
цветку большой мохнатый шмель.
   Успокоившись караульный снова неспешно двинулся по кругу,  со  скукой
поглядывая по сторонам. Положенное ему на посту  копье  он  прислонил  к
одному из зубцов - какой от  него  прок  на  такой  высоте,  пусть  даже
опасность случиться? Рядом лежал и тяжелый ясеневый щит.
   - Юленька... - прошептал Картышев.
   Спортсменка кивнула и натянула на правую руку  двупалую  перчатку.  В
левую взяла лук  и  неспешно  вытянула  стрелу  с  граненым  бронебойным
наконечником.  Рядом  надел  наперсток  Варлам.  Стрелковым  наручем  он
побрезговал.
   - Готовы? - поинтересовался Игорь. - Часового видите?
   - Кого? - растерялся боярин.
   - Ну, ливонца на башне...
   - Саженей сто будет, не более, - кивнул воин.
   - Прослав, ступай, - хлопнул Картышев проводника по плечу.
   Тот, вытянув из-за пояса чекан и кинув его на землю, кивнул и, ничуть
не стесняясь, ломонулся через кусты к замку.
   - Эй, кто таков?! - встрепенулся караульный.
   - Слышь, земляк, - серв продолжал приближаться к замку, и  дозорному,
чтобы лучше  его  видеть,  пришлось  подойти  к  самому  краю  смотровой
площадки, выглянув между зубцами. - Как мне  на  Камбию  пройти?  Что-то
заплутал я немного...
   - А ты кто таков, окель будешь? - сурово поинтересовался караульный.
   - Прослав я, из Сассуквере, раб кавалера Хаккана,  -  честно  ответил
проводник. Ну откуда мог дозорный епископского  замка  знать  по  именам
сервов далекого озера, а уж тем более - про из судьбу на зимней войне? -
Меня господин начетник с письмом послал.
   - Правильно идешь, раб, - расслабился караульный. - Еще миль семь  по
этой дороге.
   Он выпрямился, четко показав сидящим за кустами лучникам свой  силуэт
на фоне проплывающего  по  небу  белоснежного  облака.  Звучно  щелкнули
тетивы. Одна стрела пробила  воину  горло,  вторая,  с  гулким  цоканьем
пробив кирасу, вошла в грудь. Несчастный, все еще не понимая, что с  ним
произошло, заскреб пальцами пыльный парапет, отступая за каменный зубец,
но Варлам, приученный к торопливой стрельбе во время конной атаки, успел
выпустить еще четыре стрелы,  две  из  которых  бесполезно  чиркнули  по
темному железу, оставив глубокие борозды, одна пробила боковину панциря,
войдя глубоко в тело, и еще одна прошила насквозь руку умчавшись куда-то
вдаль. Юля же, которую почти  пятнадцать  лет  натаскивали  на  то,  что
каждый выстрел должен приносить команде победные  очки,  за  тоже  время
успела сделать только один выстрел - граненый наконечник  пробил  голову
караульного под левым глазом и выскочил из затылка, уперевшись в  задник
немецкой каски.
   И все-таки молодой дозорный не умер сразу. У него хватило сил на  то,
чтобы  отступить  за  толстый  и  прочный  зубец  башни,   присесть   на
присыпанный  прошлогодней  листвой  пол  и  только   здесь,   в   полной
безопасности, он перестал дышать. К этому моменту Картышев,  повесив  на
плечо кусок толстого капронового шнура, обеими руками  оперся  на  конец
березового шеста и начал разбег к широкому фасадному окну.  В  полуметре
от стены он подпрыгнул, уперся ногами в  стену  и  продолжил  свой  бег,
подталкиваемый стараниями шести одноклубников. Спустя считанные  секунды
он зацепился рукой за один из прутьев, переступил ногой  на  подоконник,
внимательно вглядываясь внутрь помещения.
   Это был самый ответственный момент: окажись  сейчас  в  главном  зале
хоть один человек, и он немедленно поднимет тревогу! Но в главных  залах
любого замка редко требуются хозяйственные работы.  Во  время  осады,  а
иногда и постоянно, здесь спят слуги, воины, явившиеся на  хозяйственные
работы сервы, которые днем расходятся по  назначенным  местам.  В  залах
случаются   торжественные   приемы,   принесение   вассальной   присяги,
возведение в рыцарское звание. Празднества, в конце концов. Но  обширные
помещения, окна  которых  никогда  не  знали  стекол,  трудно  натопить,
поэтому  для  обычных,  повседневных  нужд  хозяина  маленькой  крепости
существуют другие, куда более скромные и уютные залы и  комнаты.  Вот  и
сейчас: толстый слой соломы на полу, безмятежно попискивающие  где-то  в
углу мыши, потухшие факела в настенных  держателях.  Но  больше  ничего.
Тихо...
   Картышев захлестнул сложенной вдвое веревкой соседние прутья,  связал
шнур, оставив небольшую слабину,  сделал  на  ней  петлю.  Потом  скинул
ремень с мечом, просунул  рукоять  в  петлю  и,  вращая  меч  за  ножны,
принялся скручивать веревку. Поначалу крутить было легко, потом  труднее
и труднее - но соседние прутья, стягиваемые с усилием  никак  не  меньше
полутоны,  стали  выгибаться  серединами  один  к   другому,   пока   не
соприкоснулись. Игорь сдвинулся немного в сторону,  захлестнул  веревкой
прутья  с  другой  стороны.  Начал  скручивать.  Вскоре  между  средними
вертикальными прутьями просвет вместо  двух  ладоней  достиг  четырех  и
Картышев, просунув в него голову и левое плечо, протиснулся внутрь.
   - Меня давай, - засуетился внизу маленький Архин. -  Я  маленький,  я
пролезу.
   Он ухватился за конец  шеста,  разбежался  вместе  с  толкающими  его
одноклубниками и стремительно взметнулся к окну, не без труда  протиснув
округлый живот между прутьями.
   - От черт, получается  и  мне  нужно  скакать,  -  поморщился  Сергей
Малохин. - Тощий я...
   Он так же уперся на шест и с разбегу вознесся к лазу.
   - А ну, бояре, дозвольте и мне попробовать, - неожиданно решился один
из батовских сыновей.
   Особых возражений у ребят из "Черного шатуна" его желание не вызвало.
Хочет человек, так пусть забирается. Поправив шелом на голове и  сдвинув
саблю немного назад, ратник взял шест подмышку,  слегка  наклонившись  в
его сторону, побежал. Прыгнув ногами  на  стену,  он  так  же  торопливо
застучал подошвами по камню, как делали кауштяне до  него,  не  в  силах
сдержать крика восторга, увидел перед собой решетку и схватился на  нее.
Перевел дух,  утерев  рукавом  чистой  полотняной  рубахи  лот  со  лба,
перекрестился, посмотрел вниз.
   - Господи помилуй, - перекрестился  он  снова,  после  чего  принялся
старательно протискиваться внутрь. Хотя все русские -  да  и  не  только
русские  люди  шестнадцатого  века  уступали  провалившимся  в   прошлое
одноклубникам в росте едва не наголову, да и по сложению заметно, но под
панцирной кольчугой у боярина  имелся  обязательный  поддоспешник,  сама
кольчуга тоже лишний сантиметр в толщину давала, так что между  прутьями
боярину пришлось туговато, хотя он  и  выдохнул  весь  воздух  и  втянул
живот.
   - Господи, спаси помилуй  и  сохрани...  раба  твоего...  Григория...
навеки тут останусь...
   Но Бог дал отважному  рабу  своему  Григорию  достаточно  сил,  чтобы
прорваться через препятствие, и тот с глухим  железным  звоном  спрыгнул
вниз.
   Внизу, у замка, бояре заторопились к  воротам,  а  одноклубники  -  к
лесу, за  оставленными  там  мушкетонами.  Проникшие  внутрь  лазутчики,
обнажив оружие, устремились к дверям. За роскошными  дубовыми  створками
обнаружилась неприлично узкая  деревянная  лесенка.  Картышев  удивленно
чертыхнулся, побежал вниз.  Лестница  вывела  в  темный  раздваивающийся
коридор. Игорь, а следом за ним и Миша Архин  повернули  налево,  боярин
Григорий с Малохиным - направо. Одетому в железо воину бежать  оказалось
тяжеловато и он перешел на  шаг.  Слева  с  промежутками  в  две  сажени
мелькали узкие высокие бойницы, за которыми в полусотне шагов  шелестели
низкие, с округлыми кронами яблони. Справа шла сплошная каменная стена.
   - Постой, боярин! -  вскинул  палец  Григорий  Батов,  скинул  шелом,
прижался ухом к стене. - Никак, кони ржут... Конюшня там.
   Он отступил, оглядывая стену:
   - Ворота во двор вести должны... Во двор нам надоть, к конюшне.
   Позади послышался топот.  Боярин  и  Малохин  развернулись,  выставив
клинки, но это догоняли свои:
   - Спуск там дальше, - сообщил, тяжело дыша,  Картышев.  -  И  овощами
воняет. Погреб, похоже.
   Батов кивнул, двинулся дальше по коридору.  Неожиданно  проход  снова
раздвоился. Точнее, обнаружился отходящий вправо коридор. И опять боярин
с напарником повернули направо, но на этот раз  сразу  за  собранной  из
тонких еловых стволов дверью по глазам ударил  свет:  они  оказались  во
дворе замка, ярко освещенном из узких бойниц противоположной стены - она
никак не отгораживалась, просто вдоль амбразур шел неширокий помост  для
стрелков. Во дворе густо пахло пряностями и тушеным мясом. Прямо от  ног
до земли спускалась лесенка без перил, но с широкими ступенями.
   - А-а-а! - в ужасе заорала при виде незнакомых  воинов  поднимавшаяся
по лесенке с подносом в руках дородная тетка.  Боярин  легким  движением
резанул сверху вниз, и крик оборвался. Служанка откинулась на  спину,  а
запеченные  фазаны,  лежащие  на  подносе   оттопырив   пышные   хвосты,
рассыпались в кровавой луже коричневыми комками.
   - Ворота! - с облегчением выдохнул  Батов  и  бегом  припустил  через
двор. Малохин кинулся было за ним, но краем глаза заметил  выбирающегося
из охапки сена бородатого мужика с кошкодером на боку. Игорь остановился
и повернулся навстречу врагу.
   Из седых, мелко закрученных волос ливонца и из  короткой,  но  густой
бороды во все стороны торчала пересохшая трава, ворот толстого  кожаного
поддоспешника расстегнут, серые глаза  смотрели  хмуро,  и  без  всякого
страха.
   Малохин ринулся вперед и, в  нарушение  всех  правил  боя  на  мечах,
рубанул врага из-за головы, торопясь покончить с ним, пока тот не  успел
приготовиться к бою. Но неожиданно тяжелый меч  напоролся  на  преграду,
обрушившись не на голову ливонца, а соскользнув в сторону, а оказавшийся
обнаженным кошкодер обратным движением резанул Малохина  поперек  груди.
Сергей отпрянул, но ощутил как натяжение куртки на груди резко ослабло и
по телу поструилось нечто липкое.
   - Ах ты! - он попытался нанести прямой удар