Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
ии не желает, -
словно отвечая мыслям Росина, продолжил Толбузин.
- Коли дань платить обещаются исправно, и главенство Москвы над собой
лифляндцы признают, так чего копья ломать? - пожал плечами хозяин. - О
чем спорить?
- Изгнать давно пора схизматиков немецких с земель наших исконных! -
заиграл желваками боярский сын. - Рыцарей поганых, что столько раз горя
на наши земли приносили, лжесвященников, что имя Господа нечестивыми
молитвами поганят!
Звучало это, конечно, красиво. Вот только смысл слов оставался все
тем же: освободить земли епископств и орденские владения от прежних
хозяев, чтобы можно было отписать их владельцам новым. И хотя
присоединение к Руси новых земель - дело завсегда похвальное, однако в
данном случае возможный прибыток явно не соответствовал затратам.
Платить-то придется кровью... Ливония - это не Казанское или
Астраханское ханство, что только набегами и жили, на чужих слезах силу
свою взращивая. Вот их прижать к ногтю следовало в первую голову. Что,
впрочем, царь уже сделал. А Прибалтика...
- Государь сил на схизматиков тратить не желает, - покачал головой
Росин, - стало быть, и гадать тут не о чем.
- Иван Васильевич сам туда глядеть не желает и ратей никаких не даст,
- поправил его Толбузин, - однако и препятствий, коли кто пожелает
самолично во благо Руси пот свой пролить, обещал не чинить.
- Что?! - бывший руководитель "Черного шатуна" громко расхохотался,
отчего его скакун испуганно всхрапнул и переступил немного в сторону,
повернув своего всадника на пол-оборота к гостю.
"Ай да царь, ай да Ванька Грозный, - мысленно восхитился Росин. - Мне
такого и в голову не пришло! Значит, России за Ливонию воевать смысла
нет, а коли у кого шкурные интересы имеются - разбирайтесь сами,
разрешаю. В итоге и казна от военных расходов убережется, и границы у
Северной Пустоши раздвинутся. Молодец!"
- Что с тобой, Константин Алексеевич? - забеспокоился неожиданной
реакции Толбузин.
- Мудрый у нас царь, - отсмеявшись, ответил Росин. - Дай Бог ему
долгой жизни.
- Дай Бог здоровья государю, - перекрестился в ответ гость. - И
долгих лет.
Между тем Росин, которому женитьба принесла богатые поместья, а труд
и принесенные из двадцатого века знания - хороший капитал и несколько
прибыльных мануфактур, привычно попытался прикинуть, что сможет он
получить, если ввяжется в эту авантюру? Никаких месторождений, на
которые можно наложить лапу, или производств, работающих к нынешнему
веку, он вспомнить не мог. Торговые рынки? Так торговать с Ливонией он
мог хоть сейчас, покорять ее для этого ни к чему. Конкурентов убрать?
Так он пока в Туле живет, ему Ганзейский союз не помеха. Получалось, нет
ему от покорения Прибалтики никакой пользы. Пусть живет, не жалко.
- Посему, Константин Алексеевич, - продолжил гость, - ищем мы
охотников долг свой перед отчизной исполнить, и в деле возвращения
земель древних помочь.
- А кто это "мы"? - поинтересовался Росин, но ответить ему гость не
успел: между светлыми стволами замелькали всадники. Оставленная на
берегу охранять боярыню дворня стремительно нагоняла своего господина.
Собеседники пришпорили коней, и помчались вперед, к обширной боярской
усадьбе.
***
Доставшийся ему дом с высоким теремом и обширным двором Костя Росин
перестраивать не стал, хотя у углов приказал насыпать высокие бастионы,
на которые поставил откованные на собственной кузне крупнокалиберные
пищали. В конце концов, земли за Засечной чертой - это не те места, где
стоит опасаться появления вражеских полчищ. А коли и случится какая
напасть, так перекрестный огонь из двух десятков стволов отобьют охоту
лезть к хозяйскому добру куда надежнее, нежели частокол, или даже
земляной вал. К тому же, он быстро спровадил на заслуженный отдых, или
сторожить другие салтыковские дома - в Москве, Твери, Праге и Суздале
опытных ветеранов, служивших не первый десяток лет, быстро сманив на их
место, в холопы, молодых пацанов.
Безусые пареньки луками, да саблями острыми, как отцы их, может и не
владели, зато и пороха не боялись. За пару месяцев он легко научил их и
как пищаль к выстрелу снарядить, и из пушки выпалить. А что касаемо
ухода за конями или баловством с кастетом - то тут они и сами могли
хозяину уроки давать.
В остальном усадьба выглядела как обычное помещичье жилье: конюшня да
две сотни лошадей, несколько амбаров, огромный сарай для сена, загончик
для скота, угловая домашняя часовня. Под навесом, неподалеку от крыльца,
дымила летняя кухня: сложенная из красного кирпича небольшая печь с
трубой в рост человека и чугунным листом, накрывающим топку.
Навстречу въезжающему в ворота барину ринулось сразу несколько
мужиков, одетых попроще, нежели холопы в росинской свите: полотняные
косоворотки и штаны, многие босиком. То ли ярыги, то ли просто конюхи и
скотники.
Опричник и хозяин дома спешились, после чего Росин подошел к кобыле
жены и сам снял свою супругу, ненадолго удержав ее на руках.
- Вижу, плечи твои силу свою вернули, - крякнул боярин Толбузин от
зрелища непривычной ласковости мужа к своей бабе. Хотя, конечно; дом
Константина Алексеевича, жена тоже его. Что хочет, то с ней и делает,
крамолы в этом никакой нет.
- Как откушать изволите, государь мой? - покосившись на гостя,
спросила женщина. - Как обычно, али по заведенному обычаю?
- По обычаю, - кивнул Росин, задумчиво дернул себя за ухо, и решил:
- Вот что, Настя... Прикажи нам с гостем столик на двоих в тереме
накрыть. Поговорить нам вдвоем надобно, в трапезной неудобно будет. Вина
прикажи подать немецкого, кислого. А то мне уже опять жарко.
Терем для беседы с гостем был выбран Костей отнюдь не случайно.
Помещение над воротами, призванное в случае осады защищать самое
уязвимое место крепости, имело прочные, толстые стены. Вдобавок, справа
и слева имелись открытые со стороны двора площадки для стрелков и пушек,
а у самих ворот стояло два оружных холопа - на всякий случай. Таким
образом, незаметно подкрасться к терему было практически невозможно,
услышать что-либо сквозь стены - тоже. Пробраться в терем заранее и
спрятаться там не представлялось возможным: у пищалей и небольшого
порохового припаса, заготовленного на случай неожиданного наскока лихих
людей, постоянно дежурил один из холопов, уходящий с поста только при
появлении барина. Потому-то именно здесь Росин предпочитал беседовать о
делах с солидными купцами, а иногда, по старой питерской привычке,
уединялся сам, с бутылочкой "белой" собственного перегона и очистки.
Показываться пьяным на глаза жене и слугам он очень не любил.
- Что значит, "как обычно или по обычаю", Константин Алексеевич? -
полюбопытствовал опричник.
- Ничего особенного, боярин Андрей, - пожал плечами Росин. - Просто я
имею странную привычку сперва есть суп, потом второе, а уж потом пироги
с сытом, а не наоборот. Многие гости от этого непорядка сильно
смущаются. Ну, да нам за разговором все одно лучше с расстегаев
начинать.
Покинув шумный двор, в котором десятки людей расседлывали скакунов,
громко обсуждали планы на вечер или на день, или попрекали за плохой
уход за лошадьми, бояре по широкой витой лестнице поднялись на второй
этаж, шагнули в прохладу обширной комнаты с бревенчатыми стенами. Хозяин
кивком отпустил холопа, сидящего на одном из тюфяков с бердышом между
коленей, потом жестом пригласил Толбузина к двум низким креслам, стоящим
возле столика с наборной столешницей. Однако гостя куда больше
заинтересовали короткоствольные пушки, через узкие оконца выставившие
свои жерла в сторону дороги.
- Никак железные тюфяки, Константин Алексеевич?
- Они самые, - довольно ухмыльнулся Росин.
- Кто же сделал тебе диковинку такую, боярин? - опричник сунул руку в
ствол, прикинул пальцами толщину стенок, выпрямился, вытерев пальцы о
штаны. - Не разорвет?
- Нет, не разорвет, - покачал головой хозяин. - Мы из не из полос
сваривали, а длинный железный лист на оправку намотали, постоянно
проковывая. Потом торец так же обковали, да еще обварили сверху. Думаю,
заряд втрое больше обычной пищали выдержит.
- И не боишься мне тайну сию открывать, Константин Алексеевич? -
поднял на него глаза опричник.
- Нет, не боюсь, боярин. Больно мороки много. Сперва слиток в ровный
длинный лист расковать, потом намотать его, горячий, проковывая. Тут и
молотом обычным не обойтись, мы его речным, трехпудовым били. И времени,
и железа хорошего много потребно. Проще три бронзовых ствола отлить,
нежели один такой смастерить. И дешевле получится, дальность стрельбы
почти та же. Я четыре штуки на пробу смастерил, да и бросил. Да и какой
прок тебе от этой тайны, боярин? Твое дело советы толковые царю
подавать, да саблей в поле махать. Ремесло железное тебе ни к чему. Ты
садись, отдохни с дороги.
Боярский сын подошел к столу, недоверчиво посмотрел на низкие - едва
не вдвое ниже обычных лавок - кресла, в тому же с непривычно длинным
сидением, однако сел, положил руки на подлокотники, откинулся на спину.
Усмехнулся:
- Зело странен ты, Константин Алексеевич. По виду смотришь: в рясе
ходит, шуб и перстней, шапок богатых не носит, на охоту не выезжает, от
девок ладных нос воротит, саней себе не закладывает. Прямо аскет
библейский, столпник али отшельник пустынный. А как в гости заглянешь...
И мясо у тебя хитрым образом изжарено, и забавы ты устраиваешь речные да
водные, и кресла у тебя срамные, не то сидишь, не то в постель
укладываешься.
- Вот как? - поднял брови Росин. - Внимательно, видать, за жизнью
моей вы приглядываете.
- А как не приглядывать, коли явился иноземец незнамо откуда, крамолу
супротив государя сразу раскрыл, прибытки казне, едва не на треть доход
увеличившие, указал, да еще и награды никакой за совет да муки не
спросил? Странен ты, Константин Алексеевич. Таких людишек забыть трудно,
да без пригляда оставлять грешно.
- И что докладывают про меня соглядатаи? - заинтересовался хозяин.
- Перво-наперво, что никаких сношений с иноземцами ты не имеешь,
особливо с литовскими и польскими смутьянами. И что даже купцы тамошние
к тебе за товаром не наезжают. Что на мануфактурах своих ты оружие
доброе куешь, и вполцены его Посольскому приказу и купцам русским
продаешь, а торговым гостям датским и шведским в сем отказываешь, однако
прочий скобяной товар даешь невозбранно. Что две школы при приходах
церковных Тульском и Лаптевском открыл, и деньги на их содержание даешь
исправно. Что даров никаких монастырям и церквям не даешь, однако
колокола и кресты льешь им за полцены, и бумагу для типографий
епископских продаешь задешево, а для московских - по цене аглицкой. Что
в церковь ходишь только по праздникам, перед едой не молишься и постов
не блюдешь, ни за столом, ни в постели...
- Ни хрена себе! - подпрыгнул на своем месте Росин. - Вы что, и в
постель заглядывали?
- Государь над известием сим долго смеялся, - пригладил бороду
опричник, - после чего сказывал, что блуд с женой таинством церковным
освящен, а посему есть лишь непомерное усердие в супружеском долге. А
весть про школы церковные его изрядно озаботила, после чего государь
думскому боярину, князю Вольскому, Григорий Лукьяновичу, приказал школы
сии за счет казны повсеместно открывать, ибо народ ему сладостно видеть
просвещенным, а людям вольным и разумным для пользы государства путь к
должностям воинским и подьяческим открыт быть должен.
- Исповедник! - сообразил Росин. - Наверняка он настучал. Ну, попы!
Во все века они одинаковы...
В этот момент появились трое мальчишек лет по двенадцать с подносами,
споро выставили на стол блюда с грушами и яблоками, резную доску с
пряженцами, серебряные кубки и две пузатые бутылки из прозрачного
стекла, за которым розовело полупрозрачное вино. Гость моментально забыл
о разговоре, любуясь редкостным сосудом:
- Немецкое?
- Стекло? - уточнил Росин. - Стекло мое. А вино - рейнское.
Он выдернул притертую пробку, наполнил кубки, приглашающе приподнял
свой:.
- За встречу?
Они выпили, после чего боярский сын потянулся к пирогам, а хозяин
закусил краснобоким яблоком:
- Так что, боярин Андрей, много охотников нашлось Ливонские земли
воевать?
- Да нашелся кое-то, - кивнул гость. - Шуйский Петр Иванович пожелал
волостников своих привести, и охотников из вольных смердов; дьяк Адашев
Алексей с земель своих боярских детей привести пожелал; Зализа Семен
Прокофьевич среди бояр Северной Пустоши кое-кого привести обещал; со
Пскова отписали, что и среди них охотники схизматиков покарать найдутся;
духовник царский Сильвестр самолично приехать и благословить на дело
праведное также обещался.
- Ага, - кивнул Росин, наливая еще по одному кубку. Уже сейчас,
услышав названные гостем фамилии, он мог составить примерный расклад
того, как окажется поделена Прибалтика после ее покорения, кто и что
получит в результате предстоящей войны.
С Зализой все ясно - опричник и порубежник северных земель, честно
выслуживший себе там неплохое поместье рассчитывает по-соседски
прирезать себе еще кое-что за счет Дерптского епископства, благо новые
поместья окажутся недалеко, а коли не получится - так хоть добычу
кое-какую домой привезет, и за рубежи ливонские беспокоиться перестанет.
Немцам после начала настоящей войны станет не до разбойничьих наскоков.
Дьяк Адашев, чье имя даже в двадцатом веке будет известно любому
школьнику, явно рассчитывает наложить лапу на большинство орденских и
епископских земель. Потому как к царю близок, и коли самолично
целовальные грамоты на верность Ивану Васильевичу привезет, тут же и
добытое на. саблю выпросить сможет.
Сильвестру, по той же причине, наверняка уже снится сан епископа всей
Лифляндии.
Псковичи, естественно, пеклись о коммерческом интересе.
Петр Иванович Шуйский принадлежал к нелюбимому царем боярскому роду и
собирался воспользоваться шансом, чтобы проявить себя перед государем и
выслужиться из немилости.
Оставалось непонятным только то, почему московский боярин приехал с
этой историей именно к нему.
- Мы так думаем, - отпил кислого, хорошо утоляющего жажду вина Андрей
Толбузин, - никак не менее трех тысяч ратников соберем.
- Хорошая цифра, - согласился Росин. - Три года назад мы ливонцев
семью сотнями кованой рати встретили, и вырезали, почитай, до
последнего.
- То не Ливония на вас шла, - покачал головой опричник, - а дерптский
епископ и сын Готарда Кетлера сотоварищи. И шли не воевать, а в набег
короткий. Что встретили и положили их на лужском льду, за то честь вам,
хвала и слава. А вот для серьезной войны семи сотен бояр мало.
Он с достоинством осушил кубок до дна, неторопливо съел пряженец с
грибами и капустой, после чего продолжил:
- Как знакомцы и купцы сказывают, Рижское, Курляндское, Эзельское и
Дерптское епископства все вместе способны выставить до четырех тысяч
воинов. А коли стены всех замков и заставы оголят - то все шесть. Орден
Ливонский, хоть и слаб стал, но шесть-семь тысяч тоже выставить сможет.
А коли всех способных меч поднять соберет - то и десять. То есть, против
нас в Ливонии до тринадцати тысяч ратников окажется самое большее, а в
реальности, на поле против наших трех тысяч до девяти тысяч ливонцев
может выйти.
- Понятно, - согласно кивнул Росин, мысленно похвалив себя за
правильность расчетов. Девять тысяч врагов - это конечно, не пятьдесят,
восемьдесят, а то и сто двадцать тысяч всадников, каковые силы обычно
выставляли уже покоренные или не совсем ханства, но и за их уничтожение
тоже кровушку придется проливать, чего царь делать без крайней нужды не
хотел.
- Девять против к трем, - вздохнул опричник, - оно, конечно, одолеть
можно. Но тяжело это больно, Константин Алексеевич. Да к тому же...
- Да к тому же можно и не одолеть, - закончил за него хозяин. - Это
понятно. Немцы да жмудины, это не татары, их не то что один к трем, один
к одному не всегда одолеть можно.
- Ну, один на один мы их завсегда разгоним, - обиделся гость. - Но
вот когда их больше втрое получается, Константин Алексеевич, думать
что-то потребно. Хорошо подумать.
Росин пожал плечами, пытаясь придумать хоть какой-нибудь совет.
Получалось, что затеявшим маленькую войну следовало либо просить помощи
у царя, либо попытаться растрясти мошну митрополита и псковских купцов,
желающих прибыток свой от этой войны получить, да попытаться нанять еще
охотников обогатиться на кровавой работе. Казаков, например, донских.
Они как раз только разбоем и живут. Помнится, по законам Донского войска
аж смертная казнь за мирное хлебопашество полагалась. Хотя, все это
бояре и сами наверняка знают. А ничего оригинального в голову не шло, и
потому хозяин просто еще раз наполнил кубки, убрав опустевшую бутыль под
стол.
- Не желаешь ли ты сам, Константин Алексеевич, - поинтересовался
боярин Толбузин, принимая серебряный бокал, - не желаешь ли ты участия в
деле нашем принять?
- Мне-то какая корысть? - невольно вырвалось у Росина от неожиданного
предложения.
- Нет тебе в этом деле корысти, Константин Алексеевич, - согласился
опричник, откидываясь на спинку креста и грея кубок в больших ладонях. -
Но разве мы корысти одной живем? Земли наши исконные под пятой немецкой
томятся, схизматики проклятые имя Господа нашего на ней поносят. Так
неужели ты, боярин русский, сил не захочешь приложить, чтобы в лоно
исконное ее вернуть? Не корысти ради, а ради нашей Руси святой?
Вот и прозвучали те самые слова, которые должны прикрывать, как
дымовая завеса, шкурные интересы кучки бояр. Однако не презрение они
вызвали в душе Кости Росина, а словно тронули туго натянутую струну,
звучание которой и отличало всегда истинно русского человека от Иванов,
родства не помнящих. Конечно, корысть толкала Адашевых, Шуйских и
Толбузиных на присоединение Лифляндии к остальной Руси, но разве не она
же погнала в Сибирь казаков Ермака и купцов Строгановых? Однако, взяв
свое, земли эти они навеки к государству российскому прибили. Разве не
корысть заставила Гришку Потемкина Крым под руку русскую взять и твердо
в нем укрепиться? Однако по сей день поставленные им Севастополь,
Николаев и Херсон символом русской славы остаются, и флот Черноморский
по сей день южные моря бороздит. И не смог Росин рассмеяться в глаза
царскому опричнику, а только зубами скрипнул:
- Толку с меня? Три тысячи, плюс один. Хотя, с холопами, может и
полсотни приведу.
- Не в полусотне твой дело, Константин Алексеевич, - качнувшись
вперед, перегнулся через стол Андрей Толбузин и понизил голос. - А
сказывал Семен Прокофьевич, что во время набега на епископство Дерптское
вы там сотоварищей своих повстречали, кои один из замков ордынских
захватили и успешно его в руках держат, не смотря на вражду соседскую.
- Есть такое дело...
Костя с удовольствием вспомнил улыбчивого Витю Кузнецова. На играх и
фестивалях он особо не выделялся, но здесь, когда весь фестиваль на Неве
полным составом гикнулся в шестнадцатый век, ситуация изменилась.
Поначалу клуб "Ливонский крест" прибился к "Шатунам", но после захвата
Кронштадта они решили идти в Ливонию, к тем, кого считали своими. Увы,
понимания у крестоносцев они не встретили. Больше того - их едва