ана непобедимым, сколь силен не оказался бы его враг.
   - Ну, это вы преувеличиваете, уважаемый, -  снисходительно  улыбнулся
Касим-паша.  -  Долгая  плотная  осада  и  хорошая  артиллерия  способны
добиться покорности от любого врага.  Но  эту  крепость  взять  было  бы
очень, очень нелегко.
   Послышался топот. Остановившись в десятке шагов, Девлет-Гирей, одетый
в атласный, украшенный  несколькими  самоцветами  и  бархатными  вошвами
халат и вышитые золотой нитью войлочные туфли, спрыгнул на землю,  пошел
вперед, выжидательно глядя на султанского наместника.
   -  Наследник  рода   Чингизова,   храбрый   Девлет-Гирей   хотел   бы
приветствовать вас, досточтимый Касим-паша.
   Татарин, на ходу ухватив все необходимое, остановился в трех шагах  и
почтительно поклонился:
   - Я рад увидеть  вас  в  наших  землях,  досточтимый  Касим-паша,  да
продлит Аллах  ваши  годы,  и  да  не  покинет  вас  ваша  общеизвестная
мудрость.
   - Здравствуй, потомок славного Чингизовского рода, - кивнул  в  ответ
военачальник. - Всегда хотел посмотреть на одного из вас.
   - Рад видеть вас, уважаемый Кароки-мурза, - уже более спокойно кивнул
Гирей-бей наместнику.
   - Нет, не мурза, - укоризненно покачал пальцем военачальник. - Больше
он уже не мурза.
   - Как? - побледнел Девлет.
   - Милостью великого султана нашего Селима, - с  достоинством  сообщил
потомок генуэзских  поселенцев,  -  я  назначен  наместником  империи  в
Крымском ханстве, а потому отныне меня надлежит называть пашой.
   - А я?.. - вырвалось у татарина.
   - Как ваши воины, не скучают? - внезапно поинтересовался Касим-паша.
   - Ну, что вы, почтенный, -  покачал  головой  Девлет.  -  Три  тысячи
отдыхают здесь, еще тысяча дальше по долине за Бахчи-сараем, пять  сотен
по  ту  сторону  ущелья,  а  еще  пять  сотен  лучших  нукеров  пошли  в
Чуфут-кале... За покупками.
   -  За  покупками!  -  довольно  расхохотался  Касим-паша.  -  Вы  мне
нравитесь, достойный потомок Чингиз-хана... За  покупками!..  Да...  Мои
янычары тоже окружили дворец... Ради покупок... Да... Это хорошо, что вы
мне нравитесь, уважаемый Гирей-бей. Ведь нам  предстоит  прожить  вместе
год, а то и больше. А это трудно. Семнадцать тысяч  янычар!  И  всех  их
придется вести к Op-Копе, кормить, поить. Предстоит трудный  разговор  с
ханом Сахыбом...
   - Я могу обещать вам, досточтимый Касим-паша, что с  едой  для  ваших
воинов никаких трудностей в пределах ханства не возникнет, - без  всяких
подсказок быстро отреагировал Девлет-Гирей.
   - Это хорошо, хорошо... -  кивнул  османский  военачальник.  Обещание
Гирея  означало,  что  все  золото,  выделенное  султанской  казной   на
провиант, останется в кармане самого паши. А это  очень  хороший  стимул
для дружеских отношений. - Однако, нам всем нужно пройти  во  дворец.  Я
привез сюда султанский фирман,  и  его  следует  огласить  безо  всякого
промедления.
   - Ну, Девлет,  -  не  удержавшись,  первым  произнес  заветное  слово
Кароки-паша, - вот ты и хан!
 
*** 
 
   Известие о нападении русских  на  обоз  застала  врасплох  не  только
Сахыб-Гирей, но и его калги-султана. Фатих-бей, рассвирепев  и  хлестнув
гонца плетью по спине, заорал:
   - Возвращайся к своему трусливому сотнику, и скажи, чтобы  немедленно
перебил русских и вернул обоз назад! Скажи, если Салих Гали не  способен
справиться с горсткой неверных, то место ему не в седле, а на султанской
галере! И он пойдет в гребцы вместе со всеми родственниками до  седьмого
колена! Пойдет вместо неверных, которых не может посадить на  аркан.  Ну
же, скачи, скачи, скачи!
   Третий удар пришелся уже не на защищенную ватным халатом спину, а  на
круп скакуна - и тот сорвался с места несколькими крупными скачками.
   -  Ты  сказал  "горстка"  Фатих-бей?  -  неуверенно   поинтересовался
Сахыб-Гирей. - Мне послышалось, гонец говорил про десять тысяч...
   - Да, - после  некоторого  молчания  признал  командующий  войском  и
жестом подозвал к себе десятника:
   - Пошли нукеров вперед, передай, Гирей-хан повелевает останавливаться
на ночлег.
   Татарин кивнул, отъехал назад, к отряду личных телохранителей.
   - Простите меня, любимый хан, - почтительно поклонился, прижав руку к
груди, калги-султан. - Я возьму  Ширинские  тысячи  из  Карасубазара,  и
лично уничтожу подлых неверных, потревоживших наших доблестных воинов.
   - А тебе хватит Ширинских тысяч, Фатиз-бей?
   - Еще пять тысяч есть у этого  глупца  Салиха,  любимый  шах.  И  три
тысячи я оставлял для охраны самого обоза. Мы втопчем русских в грязь!
   Калги-султан с силой потянул поводья,  поворачивая  коня  и  помчался
вслед за гонцом. Туда же устремилась и сотня телохранителей бея.
   Сахыб-Гирей спешился,  остановился,  задумчиво  поглаживая  по  морде
своего скакуна.
   Нет, он, как и всякий воин, вполне мог обойтись  без  шатра,  ковров,
серебряной посуды и даже  наложниц  -  девок  всегда  достанет  в  любом
походе. Но воевать без запасных копий, щитов, стрел, кузен, наконец? Без
обоза способна воевать полусотня, сотня. Может быть, отряд в пять сотен.
Но когда в поход отправляется тысяча, она уже нуждается в дополнительных
припасах.  При  таком  числе  воинов  обязательно  потребуется   кому-то
починить доспех или оружие, кому-то заменить сломанное в сшибке копье. А
уж стрелы... При любой серьезной стычке воины выпускают по паре сотен  в
день каждый! Воевать  два-три  месяца  без  припасов,  без  повозок,  на
которых можно  будет  потом  вывозить  добычу.  Без  места,  куда  можно
складывать каркасы шатров, войлочные накидки и ковры...
   Хан отпустил коню подпругу и, хлопнув по шее, отпустил гулять.
   - Фатхи, Муса, Мирим-мурза, разбивайте лагерь. Мы не двинемся дальше,
пока не получим известий от калги-султана.
   Никаких  известий  до  самой  темноты  не  пришло,  а  потому   утром
Сахыб-Гирей приказал подниматься в седла и возвращаться  к  броду  через
Миус.
   До реки  передовые  тысячи  добрались  к  полудню.  Калги-султан  сам
подбежал к ханскому коню, придержал  стремя,  пока  Гирей  спускался  на
землю, низко поклонился:
   - Мы добиваем неверных, любимый хан. Скоро все они будут мертвы.
   Издалека доносились гулкие пищальные выстрелы, временами  сливающиеся
в непрерывный гул, и хан сразу вспомнил Оку. Реку невероятной  ширины  с
ледяной водой,  себя  в  тяжелой  кольчуге  и  грохот  русских  пищалей,
посылающих смерть в  спины  скинутым  в  воду  пришельцам.  Он  невольно
передернул плечами, а по телу, несмотря на летнюю жару, побежали ледяные
мурашки.
   - Так добей же их, Фатах-бей!
   Хан закинул руки за спину и медленно  побрел  к  ближайшему  взгорку.
Там, не дожидаясь, пока нукеры  принесут  коврик,  он  скинул  халат  на
траву, опустился на колени и долго молился,  призывая  Аллаха  в  помощь
отважным воинам, что  отчаянно  сражались  сейчас  с  неверными.  Однако
грохот у реки не умолкал, и Сахыб-Гирей просто уселся на холме, глядя на
запад,  и  прихлебывая  разведенное   речной   водой   толченое   просо,
поднесенное ему кем-то из нукеров вместо обычной еды.
   Фатих-бей не появлялся - а потому хан понимал, что происходит  что-то
не то, и перед глазами снова и снова вставал призрак Оки. Далекий берег,
насквозь промокший ледяной халат, тяжелый доспех  и  спасительная  грива
коня, увлекающего его вперед.  За  спиной  грохочут  пищали,  и  нукеры,
плывущие слева и справа, один за другим скрываются под водой.
   Сахыб-Гирея ничуть не удивило, что переправившись следующим  полуднем
через реку, он  увидев  сотни  трупов,  перегораживающих  русло  подобно
плотине, но не обнаружил своего обоза. Калги-султан, боясь  показываться
на глаза своему господину, ушел в погоню с передовыми  сотнями,  и  даже
прислал гонца сообщить, что неверные измотаны и их осталось совсем мало.
   Похоже, Фатих-бей начисто забыл, что в свое время, до  достопамятного
обского купания, крымский хан десятки раз  ходил  в  набеги  и  способен
прекрасно разобраться в происходящем.
   -  Мирим-мурза,  разбивайте   лагерь,   мы   не   пойдем   вслед   за
калги-султаном.
   - Здесь, любимый хан?
   - Нет, поднимемся на пару верст выше по течению. Здесь слишком  плохо
пахнет.
   - Простите, любимый хан, может  быть,  послать  в  помощь  уважаемому
Фатих-бею тысячи из Каламита? - осторожно предложил  доверенный  сотник,
но Сахыб-Гирей отрицательно покачал головой:
   - Ему не нужна помощь, Мирим-мурза. Будет лучше,  если  мы  последуем
заветам Аллаха и предадим земле тела наших павших единоверцев.
   - А-а-а...
   - Нет, Мирим-мурза, - снова покачал головой Гирей. - Фатих-бей ничего
не сможет сделать. Он ведет битву третий день,  а  значит,  у  него  уже
кончились стрелы. Он может только пугать русских долгим  преследованием.
И то недолго, потому, что у него нет даже еды! Исполняй свой долг  перед
Аллахом, мой храбрый воин, и забудь  про  то,  чего  нам  все  равно  не
удастся увидеть.
   Калги-султан вернулся с десятью тысячами смертельно  усталых  нукеров
только на пятый день. Он преследовал уходящий обоз  почти  сто  верст  и
несколько раз вступал в короткие, но яростные схватки, но в конце концов
вынужден был признать поражение. Невозможно голыми  руками  сражаться  с
врагом, не жалеющим стрел, и выпускающим их по несколько сотен  за  раз,
убивая и раня лошадей десятками и поражая многих воинов,  рычащих  из-за
своего бессилия.  К  тому  же,  иногда  стрельцы  устраивали  засады  во
встречных ериках  или  оврагах  -  и  тогда  счет  пораженных  свинцовой
картечью шел уже на десятки.
   - Вот и все, - кивнул хан, думая о том, что станет писать султану.  -
Придется возвращаться в Крым...
   Однако никаких писем  не  понадобилось.  Когда  после  десятидневного
перехода злые и голодные тысячи вышли к Op-Копе, то они  обнаружили  там
стройные    прямоугольники     многотысячного     янычарского     строя,
перегораживающего дорогу на полуостров.
   От строя, в  сопровождении  нескольких  воинов,  навстречу  головному
отряду выехал на  ослепительно-белом  жеребце  богато  одетый  османский
чиновник. Одновременно вдоль татарских тысяч помчалось еще  два  десятка
нукеров в простых халатах и волчьих шапках.
   - Слушайте, и не говорите, что вы не слыша ли,  -  негромко  произнес
чиновник.
   - Слушайте, и не говорите, что вы не слышали - почти  одновременно  с
ним заорали распределившиеся вдоль длинной походной колонны глашатае.
   - По повелению повелителя Великой Оттоманской империи, непобедимого и
премудрого султана Селима, да продлит Аллах его годы,  паша  Сахыб-Гирей
более не крымский хан! Фирманом величайшего из султанов  крымским  ханом
объявляется храбрый воин, наследник рода Чингизова Девлет-Гирей!
   - Как это? Кто посмел?!
   Ехавшие в середине  колонны,  а  потому  услышавшие  указ  наравне  с
простыми нукерами, калги-султан и Сахыб-Гирей вывернули на густую траву,
помчались вперед, вскоре остановившись перед османским посланцем.
   - Тебе, паша Сахыб, - сообщил чиновник, - новым ханом назначено  жить
в Карасубазаре с нукерами, которые пожелают за тобой последовать.
   - Это не правда!  -  воскликнул  Фатих-бей.  -  Султан  всегда  любил
Гирей-хана и никогда не станет его смещать! Это измена! Измена!
   Он повернул коня и помчался вдоль колонны, выкрикивая:
   - Измена! Предательство! Нашего хана предали! Вперед, храбрые  воины!
Отомстим на нашего повелителя! Выкинем подлого выскочку прочь из Крыма!
   Однако из рядов не послышалось ни единого выкрика  в  его  поддержку.
Оставшиеся без добычи и многих родичей и знакомых татары  не  собирались
умирать за своего неудачливого правителя.  К  тому  же,  великий  султан
Османской империи имел полное право назначать и смещать подвластных  ему
ханов, и многотысячные ряды непобедимых янычар лишний  раз  подтверждали
как это право, так и то, что встретивший их чиновник  не  самозванец,  а
полновластный паша Великолепной Порты.
   Впрочем, престарелый Сахыб-Гирей, в  отличие  от  своего  куда  более
молодого и честолюбивого калги-султана не собирался оспаривать указа. Он
давно чувствовал, как влияние на жизнь в ханстве медленно, но  неуклонно
уходит из его слабых рук к молодому и воинственному племяннику.
   Девлет каждый  год  привозил  на  рынки  торговых  городов  добычу  и
невольников, он награждал преданных нукеров, от его немилости голодали и
разорялись целые рода, которых он не допускал в свои  орды,  которым  не
доставалось никакой доли от его набегов.  В  свои  почти  семьдесят  лет
Сахыб не мог противопоставить родственнику почти ничего. Ведь даже пошли
он в набеги своего калги-султана или другого родича -  слава  все  равно
достанется им.
   Хану оставалось только надеяться на милость султана  и  ждать,  каким
образом подросший хищник попытается захватить власть.
   Отравит старого дядюшку? Подошлет убийц? Возьмет Бахчи-сараи  штурмом
и зарежет его самолично?
   Подговорит на убийство кого-то из ближайших сановников?
   Девлет  предпочел  сменить  его  мирной   интригой   через   каких-то
стамбульских покровителей. Что же, нужно быть  благодарным  милосердному
родственнику.
   - Ты поедешь со мной, Мирим-мурза? - не поворачивая  головы,  спросил
старый Гирей.
   - Простите меня, любимый хан, -  смутился  сотник,  -  но  мне  нужно
вернуться к родному кочевью.
   - А ты, Фатхи?
   - Простите, любимый хан...
   - Я поеду с вами! - вскинул подбородок один из десятников.
   Сахыб благодарно кивнул:
   -  Я  рад  твоей  преданности,  Муса.  Не  беспокойся,  я  не   стану
пользоваться ей очень долго. - Смещенный хан поднял глаза на  османского
чиновники, улыбнулся сухими желтыми губами:
   - Передайте великому султану мою благодарность за оказанные милости и
пожелания долгих лет жизни.
   -  Остановитесь,  любимый  хан!  -  примчался  на   взмыленном   коне
Фатих-бей. - Остановитесь! Нукеры любят вас! Вы выгоним всех самозванцев
и посадим подлого предателя Девлета на кол! Мы...
   - Ты больше  не  калги-султан,  Фатих,  -  поворачивая  коня,  сказал
Сахыб-Гирей. - Опомнись, и не противься воле султана. - Он оглянулся  на
терпеливо ожидающего на переступающем тонкими ногами жеребце чиновника и
добавил:
   - Прошу тебя, Фатих Поклянись на верность племяннику моему,  Девлету,
и служи ему так же преданно, как и мне. Прощай Фатих.  Мне  кажется,  мы
больше не увидимся.
 
*** 
 
   Сахыб оказался прав. Его калги-султана  Девлет  зарезал  собственными
руками, едва тот переступил порог  его  дворца,  намереваясь  произнести
вассальную присягу. К этому времени новый хан успел перебить всех детей,
которых обнаружил в ханском гареме - правда, своих рук  невинной  кровью
он не марал, всего лишь отдав приказ самым преданным нукерам.  Остальные
телохранители, разбившись на полусотни, помчались по кочевьям,  отданным
прежним Гиреем своим ближайшим родичам, по отдаленным  улусам  и  родам,
где проживали иные родственники и потомки древнего  Чингизовского  рода,
способные хотя бы в малой мере претендовать  на  крымский  трон.  Дольше
всех прожил престарелый Сахыб - его  задушили  в  конце  августа.  После
этого Девлет-Гирей стал полным сиротой.  Самым  одиноким  ханом  за  всю
историю Крыма.
 
Глава 5 
САМОЕД 
 
   Янычарские тысячи простояли у Op-Копы  до  глубокой  осени,  пока  по
утрам пожухлая трава не стала покрываться инеем, а в полдень изо  рта  у
людей на начали вырываться клубы  белого  пара.  Но  воины  не  роптали.
Девлет-Гирей сдержал свое слово, и они имели вдосталь молодой  баранины,
сыра, кумыса, а также покорных невольниц -  частью  бывших  обитательниц
гаремов  Сахыба  и  его  ближайших  советников  и  родичей,  частью  еще
непроданных после  последнего  набега  пленниц.  Гирей  не  пожалел  для
султанской гвардии даже  нескольких  больших  шатров,  в  которых  могли
укрываться от погоды сотники и десятники, а также  огромного  количества
коротких овчинных тулупов, которых хватило  всем  воином  до  последнего
пикинера.
   К концу октября  стало  ясно,  что  никто  из  приазовских  ногайцев,
карасубазарских  ширинцев  или  иных  обитателей  степей  бунтовать   не
собирается, на полуостров, скидывать нового хана, не пойдет -  а  потому
лучшая в мире  османская  пехота  наконец-то  покинула  узкий  перешеек,
соединяющий Крым с большой землей и неторопливо двинулась вдоль моря  на
восток - к крепости Азов, куда турецкие галеры уже  свозили  необходимые
им для долгой зимовки припасы.
   Сам Касим-паша, с огромным удовольствием проводивший время в  ханском
дворце Бахчи-сарая, предпочел отправиться туда же морем.
   - К чему мне находиться в диких холодных полях, - пожал  плечами  он,
облизывая пальцы после проглоченного куска слегка  подкопченной  соленой
севрюги, - если янычары все равно двигаются среди дружественных кочевий?
Им ничто не угрожает, их не может ожидать никаких трудностей. Паша нужен
войску только в бою. Он должен  указывать  путь  на  врага  и  принимать
мудрые решения. А чтобы  пройти  несколько  верст  по  степи,  хватит  и
опытного сотника.
   - Но что собирается делать в диких землях столь умелый полководец?  -
удивился Кароки-паша, ощипывая с подернутой сизым налетом грозди  черные
виноградины. - Семнадцать тысяч  янычар,  это  ведь  почти  треть  всего
корпуса! Помнится, Молдавию покорили куда меньшим числом.
   - Великий и мудрый... - рука  военачальника  замерла  в  воздухе.  Он
задумчиво пошевелил пальцами, думая о том, что взять с  богатого  стола,
наконец прихватил целиком запечного цыпленка и откинулся на  подушки.  -
Премудрый Селим  решил  избавить  наших  единоверцев  от  гнета  злобных
гяуров. Он поручил мне совершить поход  на  Астрахань,  принять  ее  под
могучую длань нашего султана,  а  также  освободить  ногайские  племена,
отчленить от Московии и покорить  земли  от  Черного  и  до  Каспийского
морей.
   Касим-паша отломил  ножку,  покрытую  румяной  корочкой,  старательно
объел, после чего продолжил:
   - Я надеюсь, что уважаемый хан Девлет-Гирей  примет  участие  в  этом
походе и разделит со мной славу победителя. Великий султан Селим  решил,
что настал день удалить темное  пятно  страны  неверных,  отвратительную
язву, неведомым путем образовавшуюся между последователей истинной веры,
разгромить Московию и основать на ее месте новый улус.
   - Чтобы уничтожить врага, - хмуро заявил сидящий неподалеку от  гостя
Менги-нукер, - нужно вырвать его сердце, а не  кусать  за  пятку.  Зачем
устраивать поход на Астрахань? Идти нужно прямо на Москву!  После  того,
как мы уничтожим  Россию,  окрестные  ханства  сами  собой  окажутся  на
свободе.
   -  Кто  смеет  противиться  воле   султана!   -   возмущенно   рванул
военачальник вторую цыплячью ножку.
   - Ну что вы, досточтимый Касим-паша! - моментально вмешался османский
наместник. - Наш друг  как  раз  стремится  выполнить  волю  прекрасного
Селима второго, да продлит Аллах дни его мудрости, и покорить  Московию.
Его лишь заботит, что начиная войну с самых дальних рубежей, мы не скоро
доберемся до  горла  русского  царя.  Путь  на  север  от  наших  границ
потребует не больше времени, нежели путь на восток, но здесь мы встретим
русскую столицу, сможем взять за печень всю Московию.
   - В Астрахани томятся под игом наши единоверцы,  -  повторил  главный
довод Касим-паша. -  Наш  священный  долг  вернуть  им  свободу.  Подняв
головы,  они  несомненно  помогут  нам  в  будущей  войне.  К  тому  же,
приобретая Астрахань, империя получит возможность зажать Персию  с  двух
сторон и легко перебрасывать морем войска в тыл персидской армии.
   - Слава великому султану! - восторженно воскликнул Алги-мурза.
   - Слава, слава! - подхватили его клич остальные воины.
   Но если для  большинства  собравшихся  за  праздничным  столом  самых
доверенных сотников и  глав  дружественных  родов  слова  паши  означали
только то, что они означали, то Кароки-пашу и Гирей-хана  они  заставили
призадуматься.
   Потомок генуэзца, воспитанный в че