дали раскисшую  размазню,  а
копали глину из глубины, иногда даже сам хватался за кетмень или  лопату
- кому  из  рабов  что  досталось  -  и  поправлял  глиняные  развалины,
перемешивал, размазывал.
   Постепенно поверх тряпья образовался глиняный холм  высотой  примерно
по  пояс  в  форме  человеческого  тела.  Теперь  Менги-нукер   заставил
невольников лазить по нему, всячески слепляя комки в единое целое,  либо
размазывая верхний слой, делая его гладким  и  однообразным.  Где-то  за
полдня работа была закончена. Русский, взяв лопату, нарезал  на  макушке
нечто, похожее  на  прядь  волос,  потом  обозначил  глазницы,  ковырнул
зрачки, втерев в образовавшиеся выемки угли из костра, нашлепал короткий
плоский нос, черканул полоску в том месте, где должен  быть  рот.  Потом
долго и старательно лепил руки -  две  ладони  с  широко  растопыренными
пальцами. На ноги терпения султанского посланника уже не хватило - и  он
просто пришлепал их снизу, ровняя поверхность.
   Наконец, он удовлетворился работой, отошел к крайнему шатру и  уселся
на оставленное кем-то седло. Долго смотрел на глиняного человека,  потом
повернул голову к шаманке, вытащил из  ножен  висящий  на  поясе  нож  и
протянул ей клинок рукоятью вперед. Свесил вниз левую руку.
   Колдунья поднесла под руку деревянный  корец,  потом  резанула  ножом
наискось по внутренней стороне предплечья.  Менги-нукер  поморщился,  но
ничего не сказал. Кровь поструилась по пальцам, часто-часто  закапала  в
ковшик. Все терпеливо ждали.  Русский  бледнел,  но  отдернуть  руку  не
пытался.
   Наконец, ковш наполнился почти до  краев.  Шаманка  протянула  своему
хозяину тряпочку, которую  тот  сразу  прижал  к  ране,  потом  пошла  к
глиняному монстру. Ударом ножа пробила ему  в  груди  широкую,  глубокую
дыру, поставила корец рядом. Перешла к  голове,  прорезала  глубже  щель
рта, что-то туда опустила, замазала. Вернулась к груди, вылила всю кровь
в приготовленное отверстие, осторожно замазала его сверху.
   Все ждали.
   Шаманка оглянулась на Менги-нукера. Немного поколебалась.
   - Не получится - зарежет ее русский. Сразу и  зарежет,  -  предсказал
кто-то из нукеров.
   Женщина подошла к голове, присела рядом  с  тем  местом,  где  должно
находиться ухо, прошептала что-то одними губами - и кинулась бежать.
   Глаза десятков зрителей невольно  проводили  ее,  и  потому  упустили
момент, когда в глиняной куче произошли изменения. Невидимое  глазу,  но
ощутимое душой превращение. Появилась  та  неуловимая  разница,  которая
позволяет отличить снятую  с  овцы  шкуру  от  шкуры  живой  овцы,  клык
оскалившегося волка от выпавшего зуба, спину затаившейся куропатки -  от
мертвого камня.
   - Вставай! - приказал Менги-нукер, и голем шевельнулся.
   - Ва, Аллах! - Не меньше половины татар  и  их  невольников  ринулись
врассыпную, прячась под телеги, в шатры, забираясь  под  настеленные  на
землю ковры.
   Голем качнул головой влево, вправо, подтянул руки  и  приподнялся  на
локтях. Потом сел.
   - Вставай! - повторил Менги-нукер. Голем оглушительно шлепнул в грязь
подтянутыми к себе ногами и - поднялся!
   - Ты узнаешь меня?
   Голем кивнул головой.
   - Ты узнаешь меня? - повторил вопрос русский.
   - Отвечай!
   - Он не может говорить, - предупредила вернувшаяся шаманка. - У  него
во рту... - Она осеклась. - Он не может...
   Поднявшийся на ноги, голем казался людям  едва  ли  не  вдвое  больше
размером,  нежели  пока  лежал  на  земле.   Ростом   не   меньше   пяти
человеческих, саженей пять в плечах, со странным, ничего не  выражающим,
перекошенным лицом, толстыми руками с  несоизмеримо  большими  ладонями.
Запоздало завизжала в ужасе какая-то девица,  но  крик  оборвался  почти
сразу же, едва начавшись.
   - А ну... - Менги-нукер огляделся. - Поймай мне вон ту лошадь!
   Голем повернулся на  месте  и  кинулся  бежать,  каждым  своим  шагом
содрогая землю. Выискивающие на земле  еще  не  сгнившие  травины  кони,
увидев этакого монстра, кинулись вскачь, но  глиняный  человек  прыгнул,
схватил указанную кобылу в ладони, поднялся, вернулся к своему создателю
и аккуратно положил изломанную тушу перед ним.
   - Возьми вот ту телегу, - ткнул пальцем  русский,  -  и  перекинь  ее
через стойбище.
   Голем послушно сгреб телегу, откинув спрятавшегося снизу невольника и
выронив пару мешков с мукой, швырнул ее вдаль.
   - А теперь... - Менги-нукер  огляделся,  в  поисках  еще  чего-нибудь
подходящего для демонстрации силы созданного существа.
   Мурзы, начиная с ужасом осознавать нынешнюю силу, а точнее - всесилие
русского, моментально припомнили, кто  и  что  успел  ляпнуть  про  него
оскорбительного, и пытались теперь спрятаться за спины нукеров.
   Девлет-Гирей стоял белый, как шелковая рубаха на  его  груди.  Многие
татары и невольники опустились на колени, усердно молясь своим богам.
   - Теперь, - русский указал на север, - ступай туда. Когда  доберешься
до реки, текущей в том направлении, иди вдоль нее. Ты  найдешь  селение,
окруженное земляным валом и частоколом. Уничтожь это  селение,  разметай
его полностью. А женщину с голубыми глазами, прямыми волосами  и  острым
носом поймай и принеси сюда.
   Голем, ни взглядом, ни жестом не подтвердив,  что  он  понял  приказ,
просто сразу пошел в указанном направлении.
   - Вот и все, - кивнул бею Менги-нукер. -  Нет  больше  нашей  любимой
крепостицы. - Он вздохнул. - А в  следующем  году,  дойдя  до  Тулы,  мы
создадим трех таких големов. Они разнесут Засечную черту, и мы без труда
сможем двигаться дальше. Прямо  по  теплым  и  податливым  внутренностям
России. Посмотрим, как ее при этом скрючит.
   Ему никто не ответил. Ногайцы оказались ошарашены зрелищем  так,  что
все еще не могли полностью его осознать. Кто молился, кто тяжело  дышал,
словно собственноручно поднимал глиняного человека из грязи, кто  просто
таращился вслед уходящему монстру.
   Русский отнял от руки  окровавленную  тряпочку,  посмотрел  на  рану.
Потом прижал порез снова, поднялся с седла и пошел в свой шатер.
   Шаманка была  уже  здесь,  в  голос  рыдая  у  дальней  стенки.  Тирц
удивленно приподнял брови, подошел к ней  и  положил  здоровую  руку  на
плечо:
   - Эй, ведьма. Ты чего?
   - Нет, - всхлипнула та. - Не... не знала...
   - Чего не знала?
   - Не знала... - Та подняла заплаканное лицо. - Не знала, что мои дети
от ифрита... что они будут такими...
   -  Ага,  -  понял  Тирц,  усаживаясь  рядом.  -  Значит,   еще   одно
предсказание   праматери   сбылось.   Ты   родила   от   меня   ребенка.
Действительно, кто бы мог подумать,  что  наши  с  тобой  дети  окажутся
големами? Хотя, с другой стороны, чего еще можно ждать от связи ифрита и
колдуньи?
 
Глава 5 
Узы крови 
 
   - Мурза! Любимый мурза? - Татарин взбежал по лестнице  и  с  грохотом
помчался по балкону.
   Кароки - мурза, прислушавшись к шуму, отложил свиток  первой  записки
Мисала ибн  Аль-Мухалхила,  отогнул  край  ковра,  вытащил  оттуда  лук,
несколько стрел и наперсток. Что его всегда восхищало в султанских луках
- сила их никогда не ослабевала, даже если  вообще  не  снимать  тетивы.
Плоский, неприметный под ковром, лук Сулеймана Великолепного всегда  был
рядом с ним и всегда готовый к бою.
   - Любимый мурза! - Алги вбежал в комнату и, не  обращая  внимания  на
смотрящее в его  сторону  острие,  упал  на  колени,  поклонился,  гулко
стукнувшись лбом в  пол.  -  Любимый  мурза!  Русский  сделал  огромного
глиняного человека!
   Хозяин, покачав головой, опустил оружие, обогнув  вассала,  вышел  на
балкон.
   Привратник, прихрамывая, торопился  за  гостем,  а  правый  его  глаз
быстро  заплывал   синевой.   Каро-ки-мурза   презрительно   отмахнулся,
приказывая ему убираться: похоже, куда надежнее  посадить  возле  дверей
дряхлую старуху с ключом от решетки, нежели надеяться на силу  преданных
невольников. Потом вернулся в комнату.
   -  Русский  сделал  глиняного  человека!  -  тяжело  дыша,   повторил
Алги-мурза. - Он  огромный!  Он  больше  твоего  дома,  господин.  Я  не
безумен, нет! Это видели Девлет-Гирей, это видели его  бей,  это  видели
нукеры. Это видел я сам! Глиняный человек слушался русского, как  своего
отца! Он ловил лошадей и отрывал им головы, он кидался кибитками, вместе
с грузом, возничими и меринами.  Потом  он  отправил  его  разрушить  их
крепость и пригнать их женщин!
   - Фейха! - крикнул Кароки-мурза. - Кумыса принеси!
   И когда невольница прибежала с холодным  кувшином  и  пиалами,  отдал
кувшин гостю и приказал:
   - Пей!
   Татарин поднялся, принялся шумно хлебать напиток. Выпив  едва  ли  не
половину, остановился, втянул носом воздух, отер губы полой халата.
   - Теперь рассказывай.
   -  Два  дня  назад...  русский  со  своей  невольницей-колдуньей   из
какого-то степного рода слепили огромного глиняного человека. Потом  его
оживили. Он большой, очень большой. Я не  безумен,  любимый  мурза.  Это
видели все. Все бей, все нукеры. Даже невольники видели. Многие  рабы  и
татары от страха убежали в степь и там  потерялись.  Русский  командовал
этим человеком, и тот слушался его. А  потом  он  послал  его  разрушить
их...
   - Чью?
   - Ну, - махнул рукой Алги-мурза. - Ну, крепость там русская  в  Диком
поле стоит. Ее приказал разрушить. И великан ушел.  А  русский  пообещал
такими великанами порушить русские города и Засечную черту.
   Татарин  столкнулся  глазами  с  недоверчивым   взглядом   османского
чиновника и опять упал на колени:
   - Я не безумен, клянусь! Я мчался два дня  и  всю  ночь  без  отдыха,
чтобы доставить эту весть. Я загнал трех коней!
   Несколько томительных для степняка минут  Кароки-мурза  думал.  Потом
вытащил из складок широкого кушака небольшой кошель, кинул его вассалу:
   - Купишь себе новых лошадей.
   Потом вышел на балкон:
   - Фейха, где ты? Отведи гостя в левую комнату, пришли к нему курносую
Сахибжамал. Пусть накормит досыта, отдохнуть после долгого пути поможет.
А привратника сегодня не кормить!
   - Сахибжамал хворает, мой господин.
   - Ну, тогда  реши  чего-нибудь  сама,  -  отмахнулся  Кароки-мурза  и
вернулся в прохладу любимой комнаты. Оставшись один, он опять  потянулся
к чашечке с остывшим крепчайшим кофе, сделал маленький глоток.
   Крупноглазую и широкобедрую персиянку Фейху он купил пять  лет  назад
только с одной вполне понятной  целью.  Однако,  умело  услаждая  его  в
постели, она заботливо ухаживала за утомленным службой господином. Потом
он позволил ей ухаживать за собой днем. Потом она стала следить за  тем,
чтобы другие невольники хорошо  ухаживали  за  господином  и  во  дворце
всегда имелось все  необходимое  мурзе  и  любимое  им.  Потом  он  стал
доверять ей кошелек с золотом, чтобы она сама  покупала  необходимое  по
мере надобности. Потом однажды послал в  Кафу  с  распиской  получить  с
тамошнего купца старый долг.
   Фейха не сбежала. Умная девочка сообразила, что лучше  быть  сытой  и
ухоженной рабыней в доме османского чиновника, чем полноправной женой  в
нищей мазанке какого-нибудь сгорбленного дехканина. И  тогда  он  просто
отдал ей ключи от своей  комнаты  с  казной,  позволив  заниматься  всем
хозяйством дворца в Балык-Кае.
   Хотя Кароки-мурзу по-прежнему привлекали ее пышные формы,  теперь  он
начинал подумывать о другом - а не  женить  ли  на  ней  кого-нибудь  из
других, не менее ценных и нужных невольников? Тогда  и  она,  и  ее  муж
окажутся накрепко привязаны  к  своему  господину,  а  у  него  исчезнут
последние сомнения в их преданности.
   Или не на невольнике.
   Дважды отправляя в Стамбул письма об удачных набегах, он уже  начинал
подумывать о том, как покрепче  прибрать  к  рукам  толкового  русского.
Водить дикие татарские  орды  в  набеги  и  добиваться  успеха  -  такое
получается далеко не у каждого. И чем больше  побед  окажется  на  счету
Магистра, переименованного  ногайцами  в  Менги-нукера,  тем  меньше  он
станет зависеть от его рекомендательных писем  и  покровительства.  Пора
прихватить к  себе  нового  боевого  мурзу  еще  какой-нибудь  ниточкой.
Пригласить к себе и позволить лучше  познакомиться  с  Фейхой?  Подарить
землю  в  своих  наследственных  владениях?  Приказать  крымскому   хану
придумать для него какой-нибудь пышный пост?
   Кароки-мурза потянулся за кофе, сделал еще глоток.
   Нет, так просто этого не решить.  Нужно  увидеть  его,  присмотреться
ближе, нащупать слабые места. И потом... Что там рассказывал  татарин  о
его новой задумке?
   Хозяин дома поднялся, прошел по балкону, толкнул дверь левой комнаты.
Алги-мурза, уже раздевшийся по пояс, жадно  раздирал  на  куски  жареную
курицу, а сбоку к нему ластилась такая же полуобнаженная Ядвига.
   - Повтори, что ты сказал?
   -  Русский   создал   глиняного   человека.   -   Татарин   проглотил
непрожеванный кусок и продолжил:
   - Огромного человека, выше вашего дома. Он уже приказал ему разрушить
одну  крепость.  А  во  время  следующего  набега  обещал  создать   еще
несколько, которые станут сносить стены и московитские засеки. Вы можете
посадить меня на кол, господин, но это так.
   Мурза молча закрыл дверь, повернулся во двор. Да, воистину.  В  такое
трудно поверить. Не удивительно, что  он  даже  не  понял  сказанного  с
первого раза. Глиняные воины! Огромные, как  его  дворец!  Но  если  это
так... Если это так,  то  русскому  не  понадобится  десяти  лет,  чтобы
уничтожить Московию! Он сможет сделать это ближайшим же летом!  Поломает
стены, снесет крепости, отдаст татарским сотням русские города, поставит
царя Ивана на колени и заставит целовать подошвы своих ног!
   - О, великий и всемогущий Аллах, всемилостивейший и  справедливейший!
- прижал руки к лицу султанский наместник.
   Если так оно и есть, то этого не должны сделать  безродный  Девлет  и
приблудный русский! Он, именно он, Кароки-мурза должен  оказаться  среди
победителей! Пусть не командовать, пусть  просто  быть  рядом  -  но  он
обязан быть там! И первым сообщить  великому  султану  о  новой  великой
победе османского оружия. Победе своей, одного  из  Гиреев  и...  Ну,  а
русского можно не упоминать. Или так, мимоходом. Дескать, есть  и  такой
командир.
   Кароки-мурза, забыв про одышку, забегал по балкону вперед-назад.  Да,
он дважды писал султану о набегах Девлета и своем старании направить его
стопы в нужном направлении. Письма, заставившие Гирея поставить русского
калги-султаном, писал тоже он. Да, все подготовлено, все  предусмотрено.
Теперь никто не посмеет сказать, что он  пытается  вознестись  на  чужой
победе. Победу долго и тщательно  готовил  именно  он,  Кароки-мурза.  И
именно он, а не один из занюханных Гиреев, станет будущим  летом  первым
наместником Московии!
   - Алги! - Он снова толкнул  дверь.  Татарин  испуганно  отпрыгнул  от
невольницы и вперился в мурзу осоловелым взглядом. - Завтра  отправишься
к себе в кочевье.  Поднимешь  на  коней  две  сотни...  Нет,  три  сотни
нукеров, и вернешься в ставку Гирея. Будешь охранять русского.
   "Вот так! - захлопнул дверь хозяин дома. - Русский  должен  постоянно
помнить, кто его покровитель и кто вознес его  на  такую  высоту.  Нужно
послать письма остальным своим мурзам.  Пусть  собирают  нукеров,  ведут
туда же. Я лично явлюсь к  Девлету,  чтобы  принять  участие  в  великом
походе на Московию. И не просто поеду рядом, а поведу отряд в три-четыре
тысячи сабель. Пусть тогда хоть кто-то посмеет усомниться в моем участии
в победе или противоречить приказам! Я  -  наместник  султана.  За  моей
спиной  будет  могущество  всей  Оттоманской  империи,  а  в   руках   -
достаточная сила, чтобы это могущество доказать!".
 
*** 
 
   "Московский  царь!  -  еще  раз  попытался   представить   себе   это
Девлет-Гирей. - Московский царь..."
   Он сможет поставить себе шатер втрое... нет, вчетверо  больше  этого.
Он каждое утро станет съедать  по  вареному  ягненку,  а  вечером  -  по
жеребенку, закусывать  все  это  сыром,  пока  не  лопнет.  Он  прикажет
посадить вокруг сад из  персиков  и  винограда,  и  каждый  раз,  выходя
наружу, будет срывать их и есть. Он заведет гарем  из  ста  наложниц  со
всех стран. Он прикажет всем русским девкам самим  раздеваться  при  его
появлении. Он станет носить три халата - из парчи, атласа и бархата.  Он
перед каждым намазом станет умывать лицо, руки и шею кисленьким  ягодным
настоем. Он... Он заведет себе двадцать настоящих арабских  скакунов!  И
столько же верблюдов! Он отделает  их  упряжь  серебром  и  золотом,  он
повесит на уздечку золотые султанские  алтуны,  по  четыре  каждому,  он
прикажет расшить потники шелковыми вошвами с жемчугами и изумрудами. Да!
И каждый день станет выезжать на другом жеребце.
   Размечтавшийся бей тряхнул головой, символически поел бараньей головы
- отрезал для себя ухо, после чего передал почетное блюдо русскому.
   Только бы затея с глиняными людьми удалась! Только бы они ожили,  как
и этот... Ушедший к упрямой русской крепости. Интересно,  как  скоро  он
принесет свою первую полонянку?
   Тем временем голем, хрустя снегом, подошел к Северному Донцу. Там, за
покрытой гладко вычищенной степными  ветрами  от  снега,  сверкающей  на
солнце гладью реки, вливал свою лепту в общий водный  поток  Оскол.  Тот
самый, вдоль которого ему требовалось  идти  к  обреченной  крепости.  И
глиняный человек уверенно шагнул вперед. Под огромной тяжестью угрожающе
затрещал и прогнулся лед - но порождение мертвой земли и крови нежити не
ведало страха. Оно сделало еще шаг, еще.  Но  тут  выстроенный  морозами
полуаршинный мост не выдержал, раскололся  под  великаном  на  несколько
больших льдин, тут же снесенных течением под сверкающий панцирь,  вокруг
голема заплескалась студеная январская вода.
   Менги-нукер, только что с аппетитом объедавший седло  барашка,  вдруг
вскрикнул, словно накололся на острый  обломок  кости,  выронил  мясо  и
схватился за ноги.
   Стремительное течение ударило по ногам глиняного человека, и вниз  от
него потянулся длинный, кроваво-сизый шлейф. Но дитя ифрита  и  колдуньи
не умело ощущать боли. Оно умело  только  выполнять  приказы.  А  потому
великан шагнул вперед, напоровшись серединой бедер  на  прочный  ледяной
щит. Острая кромка прорезала ноги почти на треть,  не  пропустив  голема
дальше, и он несколько удивленно отступил - а быстрые потоки заскользили
по ране, вымывая оттуда непрочную степную глину.
   - О-о, господи... - Менги-нукер  круглыми  глазами  смотрел  на  свои
совершенно целые колени, хотя по ощущениям казалось, что их до  середины
бедер опустили в кипяток.
   Голем задрал ногу, поставил ее на кромку льда,  попытался  влезть  на
нее - но непривычный к такой тяжести мост опять подломился,  и  на  этот
раз потерявший равновесие монстр провалился под воду целиком.
   - У-а-а-а!!! - свернулся от острой боли во  всем  теле  русский  и  в
страшных судорогах покатился по коврам.
   Некоторые  из  мурз  вскочили,  испуганный  Девлет-Гирей,  видя,  как
умирает его надежда на царский трон, в панике влепил оплеуху  одному  из
принесших очередное блюдо невольников и громко заорал:
   - Знахарку сюда! Немедленно! Скорее, остолопы!
   Голем, омываемый течением и теряющий  глину  слой  за  слоем,  словно
раздеваемый кроликами  капустный  кочан,  снова  выпрямился,  вознесшись
высоко над рекой, изумленно покрутил  головой:  гладкое  после  умывания
лицо лишилось глаз. Но он все равно знал куда идти,  а  потому  двинулся
дальше, к стремнине. Опять наткнулся на кромку, теперь на глубине  почти
по пояс. Попытался вылезти на лед...  Послышался  треск,  и  Менги-нукер
снова забился в страшных судорогах.
   - Знахарку! Скорее! - Гирей вскочил, выхватил саблю, разрубил пополам
лежавшую перед ним вареную лопатку,  а  потом  полосонул  растерявшегося
невольника. - Где она?!
   Течение затянуло монстра  под  ледяной  щит  -  но  разве  это  могло
остановить дитя древнейшей  магии?  Голем  выпрямился,