ун караулящего Елец отряда успел сожрать  до
земли всю траву в округе, и  теперь  его,  разбив  на  небольшие  стада,
приходилось гонять на пастбища  за  несколько  верст,  оставляя  нукеров
пешими. Захваченный в ближних деревнях скот  съели,  охотиться  в  лесах
никто не умел, а резать боевых коней  нукеры  не  хотели.  Настала  пора
уходить домой.
   - Завтра, - кратко пообещал уставший бей, уходя в шатер, и  радостная
весть тут же разнеслась среди ногайцев: набегу конец! Они возвращаются в
степь, к родным кочевьям.
   Тирц, вернувшись в свой походный шатер,  так  же  бессильно  упал  на
ковры и закрыл  глаза.  Но  даже  теперь  перед  глазами  маячили  остро
заточенные колья и земляные валы, валы и колья, колья и валы...
   - Ты голоден, ифрит? - спросила его невольница. - Может, тебе  налить
освежающего настоя?
   Русский раскрыл глаза. Потом рывком сел и схватил ее за руку:
   - Ты же ведьма! Ведьма, я знаю. Настоящая.
   - Я... Нет... - попыталась женщина выкрутить ладонь из его лапы.
   - Ведьма! - уверенно кивнул  Тирц.  -  Меня  вычислила,  и  Юльку  из
"Шатунов" засекла. А ну-ка, скажи: ты можешь командовать муравьями?  Или
короедами? Ну, говори!
   - Пусти, больно... - упала невольница на колени. - Ничего я не могу.
   - Врешь, можешь! Все ведьмы способны на что-нибудь этакое. Можешь...
   - Больно! - закричала женщина.
   - Это еще не больно, - покачал он головой. - Больно  будет,  если  ты
мне не поможешь, ведьма. Ты даже не  представляешь,  как  больно  иногда
бывает человеку.
   - Но я не могу... - заплакала от рези в вывернутой руке шаманка. - Не
умею...
   - А ты спроси. У этой... праматери  своей  спроси.  Она  ведь  хотела
сохранить свою внучку? И даже, по глупости своей, ухитрилась нагадать ей
долгую счастливую жизнь. - Тирц наклонился и прошептал женщине на ушко:
   - Но если вы с прамамашей не поможете мне снести  русский  вал...  Ты
мне будешь совершенно не нужна. И дни твои окажутся совсем не долгими  и
о-очень несчастливыми.
   Впрочем, как ни хотелось Менги-нукеру на следующий же день  отправить
свою невольницу "по лезвию ножа", но на этот  раз  бескормица  оказалась
важнее его прихоти, и татарский отряд снялся со  своего  места,  быстрым
маршем преодолел полтораста верст до Оскола  и  остановился  перед  ним,
пропуская за своей спиной груженые добычей и  полоном  сотни.  А  затем,
когда тяжелые обозы, переваливаясь на кочках грунтовой  дороги  скрылись
вдалеке, увозя, в том числе, шатры  Девлет-Гирея  и  его  калги-султана,
боевое прикрытие степняков поднялось в седло и стремительно  умчалось  в
родные просторы.
   Для южного русского порубежья наступала зима. Первая бесхлебная зима.
***
 
   - Ну? - закончив  елозить  по  точильному  камню  своим  ножом,  Тирц
опробовал  его  остроту,  попытавшись  сбрить  несколько   волосиков   с
предплечья, недовольно покачал головой, но точить больше не стал, вернув
короткий клинок в ножны. - Как свидание с праматерью?
   - Ой, как голова  кружится...  -  попыталась  подняться  шаманка,  но
сильная мужская рука опрокинула ее обратно на подстилку.
   - Хватит прикидываться! Я тебя всю ночь не трогал, дрыхла, как сурок.
Только писк стоял. Отвечай, как собирается праматерь спасать твою шкуру,
и собирается ли вообще?
   - Прародительница просила... - Шаманка облизнула пересохшие  губы.  -
Прародительница просила тебя, ифрит, не водить жителей степи за  русские
валы. Она сказала, что всех их там ждет смерть.
   - Интересно, - поджал под себя ноги Тирц. - На чьей она стороне?  Она
за русских или за  вас,  татар?  Почему  она  так  защищает  этих  тупых
деревенских медведей? Почему не хочет помочь вам?
   -  Она  помогает...  -  Колдунья,  опасливо  поглядывая   на   своего
господина, села на подстилке. - Она пытается спасти их от гибели. Она не
хочет, чтобы они умирали в чужих лесах.
   - Не проливая крови, не добьешься победы, -  усмехнулся  ифрит.  -  К
тому же, раз уж она такая всевидящая, ей ли не знать, что я не собираюсь
гробить нукеров в бессмысленных сражениях и штурмах. Они  станут  просто
ходить взад и вперед. И все!
   Русский заливисто расхохотался, откинувшись  на  спину,  потом  вдруг
оборвал смех, снова сел и вперся в шаманку взглядом:
   - Она сказала, как снести валы?
   - Она... Она передала мне слова жизни.
   - Чего-чего? - скривился ифрит.
   - Слова жизни. Ими можно оживлять мертвых...
   - Это хорошо, - кивнул Тирц. - Это  очень  хорошо.  Значит,  я  смогу
убивать тебя снова и  снова,  а  ты  станешь  произносить  эти  слова  и
оживать. Это просто здорово.  Значит,  сперва  я  смогу  выпустить  тебе
кишки. Потом утопить в колодце.  Потом  большим  камнем  раздробить  все
кости на руках и  ногах,  все  ребра  и  череп.  Потом  зарезать.  Потом
задушить.  А  после  этого  живьем  закопать  в  землю.  Да,  это  очень
остроумная идея.
   - Слова жизни могут оживить  только  того,  кто  способен  жить...  -
шепотом сообщила женщина.
   - Черт! Значит, я смогу убить тебя только один раз?
   - Прародительница сказала,  что  ты  не  должен  меня  убить.  Что  я
последняя из рода степняков. Что наш род  последний  в  степи.  Что  все
остальные пришлые. Что, если ты не откажешься идти за валы,  она  отдаст
тебе их всех. Но ты должен оставить здесь наш род.
   - Как это трогательно... - поцокал  языком  ифрит.  -  Но  только  ты
забыла про один момент. Чтобы повести  татар  за  валы...  я  должен  их
уничтожить!!!
   Шаманка вздрогнула от громкого крика, пригнулась, сжавшись в комок.
   - Ну? - Тирц выдернул из ножен только что наточенный клинок. - Как?
   - Ты должен дать клятву, что оставишь наш род в степи,  когда  уйдешь
за валы.
   - Понятно, - кивнул ифрит. - Оказывается, я тебе еще и что-то должен.
- Он приподнял кончиком ножа ее подбородок. - Надо  же!  Оказывается,  я
убью последнюю из рода настоящих степняков.
   - Если убьешь, не узнаешь тайну, - торопливо предупредила шаманка.
   - Какую?
   - Как уничтожить русские валы.
   - Ив чем эта тайна?
   - Сперва поклянись, что сохранишь наш род.
   - Ты играешь с огнем, ведьма.
   - Без меня ты не сможешь ничего, - сглотнула шаманка и скосила  глаза
вниз, пытаясь увидеть стальное лезвие. - Больше никто не умеет ходить  к
Прародительнице рода, и никто не знает слов жизни.
   - Хорошо, я не стану тебя резать. Я стану долго-долго жарить тебя над
своим очагом, пока ты не расскажешь все.
   - Я знаю только половину тайны. Другую половину хранит род.
   - И в чем твоя тайна? - вдавил нож в ее подбородок  Тирц,  и  по  шее
стекла алая капелька крови.
   - В словах жизни.
   - А вторая половина?
   - Я не знаю... Ее хранит род...
   - Черт! - Тирц убрал нож от горла невольницы и спрятал в  ножны.  Ему
пришло в голову, что куда проще дать требуемую шаманкой  клятву,  нежели
вытряхивать из нее и из  ногайцев  небольшого  рода  по  кусочкам  некий
неведомый секрет. Тем более, что он даже не знает, о чем  спрашивать.  И
колдунья, видимо, тоже. В конце концов, что изменится от того, что через
снесенную колдовской силой Засечную  черту  хлынет  в  Россию  на  сотню
нукеров меньше?
   Он покосился на невольницу, на застывшую на ее  шее  капельку  крови.
Потом запустил руку ей в короткие,  только  начавшие  отрастать  волосы,
закинул голову вверх и  наклонился  к  горлу.  Шаманка  вскрикнула,  как
подстреленный заяц, забилась в его руках -  но  он  всего  лишь  слизнул
кровь и снова отодвинулся.
   - Хорошо, я клянусь.
   - Скажи, - облегченно перевела дух шаманка, -  скажи,  что  клянешься
кровью и жизнью своей мне, последней в роду, что ты не станешь  брать  с
собой в набег представителей моего рода,  рода  последних  рожденных  от
Камня, Солнца и Кемра.
   - Клянусь.
   - Нет, ифрит, повтори клятву целиком.
   - Хорошо, - кивнул Тирц. - Я клянусь  кровью  и  жизнью  своей  тебе,
последней в роду, что не стану брать  с  собой  в  набег  представителей
вашего рода, рода последних рожденных от Камня, Солнца и  Кемра.  -  Тут
мужчина хмыкнул, и покачал головой:
   - Вот только как ты возьмешь долг, если я нарушу обещание?
   - Не  бойся,  ифрит,  -  зловеще  кивнула  шаманка.  -  Такие  клятвы
исполняются сами.
   - Ладно, - согласился Тирц. - Пусть исполняется.  Теперь  выкладывай:
как мне разрушить Засечную черту?
   - Я знаю только половину тайны, ифрит, - вздохнув, повторила шаманка.
- За второй половиной придется ехать в кочевье.
 
*** 
 
   Отказавшись отпускать Менги-нукера без охраны,  бей  отправил  с  ним
почти всех своих телохранителей. То ли защищая от возможных разбойников,
то ли присматривая, чтобы ценный советник не растворился  в  лежащих  от
Волги до самого  Днестра  просторах,  покрытых  первым,  искрящимся  под
солнцем снежком. Шаманка, в новом  ватном  халате  с  бейского  плеча  и
высоких войлочных челках, подшитых кожей, и странный  русский,  которому
Девлет-Гирей подарил вместо прорубленных новый войлочный поддоспешник  и
венгерскую  золоченую  кирасу  с  привешенными   на   кольцах   коваными
наплечниками, неслись первыми, и встречные путники, принимая их то ли за
очень знатных мурз, то ли  за  чиновников  султана  Сулеймана,  издалека
падали на колени и низко склоняли головы, ожидая, пока  отряд  промчится
мимо.
   Путь к родовому кочевью невольницы занял  три  дня  и  три  ночи,  на
протяжении которых Тирц, наравне с шаманкой и простыми нукерами спал  на
мерзлой земле, постелив поверх ковра войлочную  подстилку  и  накрывшись
верблюжьим одеялом. Оказалось, что это совсем не холодно  -  войлок  под
спиной и одеяло сверху, даже если в паре сантиметров  внизу  -  сплошной
лед. Впрочем, возможно, тепло было и  потому,  что  рядом,  скрючившись,
дыша под одеяло и  прикрыв,  словно  кошка,  нос  ладошками,  посапывала
колдунья.
   Кочевье обозначилось утром четвертого  дня  дымками  на  фоне  ясного
неба. Отряд повернул прямо  на  дым  и  спустя  полчаса  остановился  на
взгорке перед широкой долиной - овальной выемкой среди ровной степи,  на
дне которой блестели льдом два прямоугольника водопоя возле  колодцев  и
вытянулись в два ряда полтора десятка шатров.
   - Э - гей! - радостно помахала сородичам шаманка. - Я приехала!
   Эффект оказался прямо  противоположен  ожидаемому:  подняв  глаза  на
гостей, татары засуетились, торопливо  доделывая  свои  дела  -  хватали
кожаные ведра с водой,  привезенный  откуда-то  хворост,  отпускали  или
уводили с собой овец. Считанные минуты - и они очень быстро разошлись по
своим жилищам, предоставив нукерам  великого  бея  созерцать  утоптанную
землю посреди кочевья, да двух мужиков, явных  невольников,  безразлично
черпающих воду из-под древнего каменного купола степного колодца.
   - Чего это они? - не понял Тирц.
   - Они ведь знают, что ты ифрит, - погрустнела  шаманка.  -  Что  меня
отдали ифриту. Теперь ни за что не выйдут, пока не уедем.
   - А как же тайна?
   Колдунья немного подумала, потом вздохнула:
   - Бабу Масуду нужно спросить. Она меня не оттолкнет.
   - Бабка твоя? - понял Тирц. - Значит, тоже ведьма?
   - Шаманка, - поправила невольница. - Она меня учит...  Учила...  Чему
успела...
   - Подождите здесь, -  обернулся  Менги-нукер  к  сотникам  охраны.  -
Отсюда мы никуда не денемся. - А потом кивнул женщине:
   - Показывай.
   Колдунья хлопнула ладонью по крупу коня, и тот  неторопливо  поспешил
вниз. Ее хозяин тронулся следом.
   Они объехали стойбище  вокруг  и  остановились  у  небольшого  шатра,
больше похожего на вигвам: несколько скрещенных длинных жердей,  укрытых
сшитыми между собой шкурами так, чтобы  снизу  не  поддувало,  а  вверху
оставался  проем  для  выходящего  дыма.  Покрытие  выглядело   довольно
живописно - на нем имелись и овечьи, и  то  ли  волчьи,  то  ли  собачьи
шкуры, и лошадиные, и заячьи, и даже какие-то мелкие клочки, вроде  шкур
тушканчиков или сусликов.
   Пахло от вигвама тоже соответствующе - словно от скотобойни.
   - Вы тут, что, кровью все натираете? - брезгливо  передернул  плечами
Тирц. - Как вам самим не противно в такой клоаке жить?
   - Бабушка... - тихо и неуверенно позвала невольница.
   В вигваме  послышалось  шевеление,  и  на  свет  показалось  мохнатое
существо - явно никогда не чесанное, в вывернутой мехом  наверх  овечьей
телогрейке поверх халата. Оно  на  четвереньках  выбежало  к  выложенным
перед вигвамом, вокруг холодного кострища, камням, уселось  на  один  из
них.  Тирц  громко  хмыкнул,  подумав,  что  ходьба  на  четвереньках  -
профессиональное заболевание всех татарских колдуний.
   - Вы пришли? - заговорило существо чуть хрипловатым голосом и немного
наклонилось вперед.
   - Я хочу рассказать тебе одну историю, ведьма. - Тирц  подвел  правую
ногу под один из камней, резко подкинул его  вверх  и  вперед,  заставив
описать короткую дугу и бухнуться в самое кострище. - Решил как-то умный
человек обратиться  к  ведьме.  Все  ее  называли  ясновидящей,  знающей
прошлое и будущее и постигшей все  тайны.  Пришел  человек  к  ее  дому,
постучался в дверь. "Кто там?" - спросила ведьма. Человек развернулся  и
ушел.
   Неожиданно ведьма громко закудахтала - что, видимо, означало смех.
   -  Разница  между  этим  человеком  и  мной  заключается  в  том,   -
невозмутимо продолжил Тирц, - что я подобную ведьму обязательно спалю на
костре.
   - Чую, духом  христианским  запахло,  -  голос  ведьмы  был,  хоть  и
хриплым, но достаточно сильным и уверенным. - Добрый правоверный человек
обязательно посадил бы меня на кол...
   Она подняла руку, и невольница с готовностью прильнула к своей бабке.
   - Как ты, девочка?
   - Хорошо... - после минутной заминки ответила молодая шаманка.
   - Правду говоришь?
   - Правду, бабушка. - Невольница стрельнула глазами в Тирца. -  Пугает
только. Но не делает ничего.
   - Вот как? - Голос ведьмы потеплел, она погладила внучку по голове:
   - А волосы где?
   - Состриг.
   - Красивой хочет видеть?
   - Он меня не трогает... - Женщина опять стрельнула глазами  в  своего
хозяина.
   - Ты хочешь, чтобы я убрала его немочь?
   - Нет, она хочет, чтобы  ты  убрала  Засечную  черту!  -  оборвал  их
воркование Тирц.
   - А разве ты сам не можешь сделать этого, ифрит? - прохрипела в ответ
ведьма.
   - Я тебе что, трактор?
   - А чего тебе не хватает? Силы? Пошли на них более сильного!
   - Среди этих плюгавых племен сильнее меня нет ни одного  человека,  -
уверенно отрезал Тирц.
   - Тогда сделай его, ифрит.
   - Ты издеваешься надо мной, ведьма? - Рука Тирца легла на эфес меча.
   - Постой, бабушка. - Шаманка сняла руку своей учительницы с  плеча  и
погладила ладонью. - Я ходила к нашей Прародительнице, и та сказала  мне
слова жизни. И сказала, что вторую половину этой тайны хранит  наш  род.
Ты ведь знаешь, что это за тайна, бабушка? Уж ты-то  обязательно  должна
ее знать!
   - Конечно, - послышался клокочущий смех. - Я ее знаю. И весь наш  род
знает ее. И даже ты, маленькая моя девочка. Ну-ка,  вспоминай:  если  из
мертвой глины..?
   - Если из мертвой глины сложить бездыханного человека и наполнить его
сердце кровью нежити, то Слова жизни смогут оживить даже его... Так?
   - Вот видишь, - кивнула ведьма. - Эта тайна так важна,  что  про  нее
знают все, от мала до велика.
   - Но ведь это всего лишь сказочная присказка, бабушка? Какой  от  нее
прок?
   - Ты так и не поняла главного,  моя  маленькая,  -  тяжело  вздохнула
ведьма. - Самому главному я так и не успела тебя научить. В памяти  рода
нет  ничего  ненужного.  Наши  сказки  для  малышей,  наши  присказки  и
поговорки - это не просто слова. Это те знания, которые нужно  сохранить
нашим внукам. На такой вот, как у тебя, случай. Помни, внученька, помни.
Потому, что повторить тебе это будет некому. И думай над каждым  словом,
что мать тебе в кибитке пела.
   - Что за бред ты несешь, старая?! - Тирц подкинул второй камень  так,
чтобы он упал к ногам ведьмы. - Какая глина? Какая нежить? Какие слова?
   - А что тебе не хватает, ифрит? - спокойно удивилась старая  шаманка.
- Слова жизни вы знаете, - она опять погладила внучку по голове, - глины
полна степь. Человека слепить вы как-нибудь сможете. Выльете чашку крови
ему в сердце... И все.
   - Крови нежити, - напомнил Тирц.
   - Да, - прижала к себе внучку ведьма.
   - А где нам ее взять?! - заорал на нее Тирц и подкинул в  воздух  еще
камень, метясь  на  этот  раз  уже  по  ногам.  Однако  старуха  вовремя
отдернула ступню и покачала головой:
   - А скажи мне, ифрит, как отличить живое от неживого?
   - Обыкновенно, - пожал плечами Тирц. - Живые организмы отличаются  от
неживых  объектов  обменом  веществ,  раздражимостью,   способностью   к
размножению,  росту,  развитию,  активной  регуляции  своего  состава  и
функций... Черт! Какая разница?
   -  Не  кажется  ли  тебе,  ифрит,  -  прохрипела  старуха   и   вдруг
закашлялась. - Не кажется ли тебе, что все  живое  рождается,  растет  и
умирает?
   Тирц задумался. Мозг физика  вспомнил  правила  анализа  и  тщательно
взвешивал  предложенный   постулат,   подыскивая   контраргументы.   Все
рождается? В общем, да. Растет? Противоречащих этому примеров  в  голову
не  пришло.  Обязательно  умирает?  Память  услужливо  подсунула  пример
простейших микроорганизмов, которые  делятся,  что,  видимо,  не  совсем
смерть. Но, с другой стороны - новые микробы все равно имеют  конкретное
время рождения и активно растут. То есть, как минимум удовлетворяют двум
первым посылкам.
   - Да, - наконец кивнул Тирц. минимум рождается и растет.
   - А когда ты родился, ифрит?
   - Двадцать пятого дек... - Тирц осекся.
   - Вот так, мой милый, - довольно закудахтала старуха. -  Я  не  задаю
глупых вопросов, и ко мне не обязательно стучаться. А знаю я про  гостей
и то, чего они сами не знают. Ты камушки-то обратно положи.  Тяжело  мне
их, старой, катать. Хотя, духи все равно уже не зовут...
   Она крепко прижала внучку к себе. Тирц,  после  короткого  колебания,
подошел ближе, поднял один камень - вернул на место,  поднял  второй,  а
потом откатил к краю окружности  валун  из  кострища.  Когда  он  поднял
голову, старуха уже пропала, а его невольница сидела, тихонько хлюпала и
утирала слезы.
   - Поехали, - скомандовал Тирц, и шаманка послушно поднялась.
   Они  забрались  в  седла,  обогнули  кочевье,  поднялись  на  холм  и
помчались  обратно  по  своим  старым   следам.   Сотни   телохранителей
пристроились сзади.  Что  делали  Менги-нукер  со  своей  невольницей  у
одинокого шатра мелкого ногайского рода, добились ли  они  успеха  -  их
ничуть не касалось.
   Шаманка  осмелилась  задать  мучивший  ее  все  время  вопрос  только
вечером, когда они, пусть и одетые, забрались под одно одеяло.
   - Когда ты родился, ифрит?
   - Понимаешь... - Он протянул  руку  и  погладил  совсем  еще  молодую
женщину по щеке. - Понимаешь, я рожду... я родю... В общем,  я  появлюсь
на свет только через четыреста пятьдесят лет. И даже немного позже. Меня
еще нет. Я не родился. Я  нерожденный.  То  есть,  пока  еще  не  живой.
Нежить.
 
*** 
 
   Оттепель наступила  спустя  две  недели  после  возвращения  Тирца  и
шаманки из ее стойбища. Нукеры по приказу русского согнали невольников в
степь за ставку бея, приказав им захватить свои подстилки и  подобранные
для сна старые ковры. Девлет-Гирею Тирц ничего не говорил -  но  бей  не
воспротивился  его  распоряжениям,  а  лишь  вышел  к   крайним   шатрам
посмотреть, что происходит.
   Менги-нукер, время от времени тихо переговариваясь со своей шаманкой,
выложил из принесенного тряпья  очертания  большого  человека,  а  потом
рабам приказали копать глину и кидать сверху. Поначалу дело шло быстро -
но  снега  насыпалось  и  растаяло  еще  мало,  а  потому  земля  успела
размякнуть только сверху - на глубине ладони глина оказалась уже  вязкой
и комковатой.
   Впрочем, русского это, похоже, только радовало.  Он  постоянно  ходил
вокруг, следил, чтобы ленивые пленники не ки