мый,  что  ожидать  вас  стану  именно  я,  -  уже
поднявшийся эмир почтительно поклонился. - Спускаться вниз по течению на
веслах намного легче, нежели идти пешком.
   -  Только  не  начинайте  штурм  без  меня,  -  милостиво   улыбнулся
Касим-паша. - Оставьте и мне кусочек славы.
 
*** 
 
   Меньше всего эмир Гундюз ожидал, того,  что  неверные  оставят  им  в
целости и сохранности весь тридцативерстный  волок,  по  которому  можно
переправить из Черного моря в Каспийское хоть весь  султанский  флот,  а
потом подняться на нем по Волге хоть до Казани,  хоть  до  Ярославля,  а
хоть и вовсе до Москвы. Но это оказалось именно так! Четыре ряда толстых
и широких, тщательно просаленных полозьев  тянулись  без  переломов  или
обрывов на всю сухопутную перемычку, огибая холмы и временами  ныряя  во
встречные озерца. Больше того - русские не потрудились  даже  уничтожить
или хотя бы спрятать многочисленные  волокуши  и  катки,  лежащие  возле
брошенного  местными  жителями  поселка.  Все,   что   требовалось   для
организации переправы -  так  это  просто  прислать  сюда  под  надежной
охраной гребцов и перевезти готовые приспособления на берег!
   Вернулся эмир к Дону в самом хорошем расположении духа. Настроение не
испортила даже безалаберность диких степняков, которые вместо построения
нормального воинского лагеря разбили вокруг несколько обычных кочевий и,
оставив возле шатров небольшие воинские отряды, мирно отправились  пасти
взятые в поход отары и конские табуны.
   Утешало одно: разъезды для присмотра за дальними подступами к  волоку
они  все-таки  отправляли.  Значит,  внезапного   нападения   ждать   не
приходилось.
   -  Памук-мурзу  ко  мне,   -   остановил   эмир   ближайшего   воина,
приглядывающего за укладывающими катки  гребцами.  Тот  с  беспокойством
покосился на таскающих дубовые бревна невольников, но спорить не решился
и убежал к кораблям.
   Капитан первой галеры  оказался  на  берегу  -  следил  за  тем,  как
плотники заводят сверкающую свежеструганным деревом  волокушу  под  киль
стоящего носом к полозьям корабля.
   Молодой  мароканец,  одетый  как  янычар,  разве  только  предпочитал
кривому  ятагану   менее   изогнутую   нимшу,   нравился   эмиру   своей
исполнительностью. Он  редко  проявлял  инициативу,  но  все  порученное
исполнял всегда точно и в срок.
   - Памук, - кивнул в ответ на приветствие капитана  Гундюз.  -  Возьми
полсотни гребцов, охрану и отправляйся  вдоль  волока  до  поселка.  Тут
недалеко. Притащите сюда две волокуши с катками. Если  повезет,  сегодня
до темноты успеем вытянуть на берег еще две галеры.
   - А...
   - А прослежу за подъемом твоего судна.  Надеюсь,  ты  мне  доверяешь,
Памук?
   Мароканец,  кивнув,  побежал  за  невольниками,  а  эмир  неторопливо
направился к берегу, гадая, когда  же  его,  наконец,  заметят  слуги  и
примчатся, чтобы предложить обед и горячий кофе.
   Плотники уже заканчивали крепление волокуши. Каркас с  ровными  дном,
высокими боковыми упорами  и  тремя  наклоненными  к  середине  балками,
обвязав сетками с чугунными ядрами, завели под днище корабля, после чего
принялись набивать снизу старые шкуры, кожи,  оставшиеся  от  срубленных
дубов ветки и просто траву. Затем сетки  отрезали,  с  помощью  запасных
веревок вытянув на берег и оставив сушиться. Волокуша всплыла  и  плотно
обняла  судно  снизу,  удерживая  наклонными  балками.  Теперь,   будучи
вытащенной на берег, галера сможет так же ровно стоять на киле, как и на
воде.
   Несколько веревок закрепили у волокуши на  углах,  опустили  к  срезу
воды катки, готовясь  положить  их  на  направляющие  полозья.  Кажется,
пора...
   - Капитаны! - достаточно громко скомандовал эмир. - Гребцов на берег!
   На малых галерах, что пригодны для плавания по рекам,  всего  по  три
десятка весел с каждой стороны, и всего по  одному  гребцу  на  лопасть.
Поскольку полсотни невольников увел с собой  Памук-мурза,  то  с  учетом
запасных на его корабле осталось всего два десятка  работников.  Слишком
мало, чтобы вытащить тяжело груженое судно. Придется использовать силы с
двух ближайших кораблей.
   Подгоняя  полуобнаженных  невольников  плетьми,  надсмотрщики  быстро
собрали перед галерой сотню гребцов, приказали им взяться за веревки.
   - Ну-ка, все  вместе...  -  эмир  решил  дать  отмашку  самолично,  -
Потащили!!!
   Люди  навалились  на  веревки.  Галера  начала  входить  носом  между
полозьями, волокуша коснулась  катков  -  первые  из  них  провернулись,
заставляя судного задрать нос и просесть кормой глубоко в воду.
   - Пошла, пошла, по... Навались!
   Нет! Вылезя всего на  пару  локтей,  галера  остановилась,  не  желая
сдвигаться дальше ни на шаг.
   - Ладно, оставьте, - сжалился Гундюз. - Эй,  надсмотрщик!  Пройди  по
остальным кораблям,  передай  мой  приказ  собрать  всех  гребцов  сюда.
Похоже, малыми силами здесь не обойтись.
   На то, чтобы возле первой галеры собралось  шесть  сотен  человек  со
всей флотилии ушло почти полчаса, но  зато  теперь  эмир  был  полностью
уверен, что судно удастся вытащить на берег с легкостью.
   - Ханчерлиоглу-мурза, - на этот раз  эмир  решил  отойти  в  сторону,
доверив командование капитану одной из галер. - Вытаскивайте ее...
   - Эй, неверные! - грозно рыкнул мурза, засунув руки за пояс. - Дружно
все... Навались! И р-раз! И р-раз! Не отлынивать! Тащите, тащите...
   Но как не ругался и не кричал на гребцов капитан Ханчерлиоглу, галера
опять застряла в приподнятом состоянии, и не желала вылезать из реки.
   Тем  временем  вернулся  Памук-мурза,  за  которым  его  моряки,  под
присмотром  вооруженных  копьями  и  ятаганами  надсмотрщиков,   волокли
необходимую для перетаскивания судов оснастку.
   - Подойди сюда, - поманил пальцем старшего плотника  Гундюз.  -  Стой
здесь и смотри. Сейчас мы  вытащим  на  этих  русских  волокушах  другую
галеру. И если окажется, что свою ты сколотил не правильно, я  самолично
отрублю тебе голову.
   - Слушаю, любимый эмир,  -  покорно  склонился,  покрывшись  крупными
каплями пота, плотник.
   На то, чтобы подвести уже готовую оснастку, с обитыми  толстой  кожей
буйвола  брусами  и  скругленными  для  удобства  вытаскивания,   углами
оснастку под вторую галеру ушло  всего  около  часа  времени.  Полтысячи
гребцов покорно впряглись в веревки.
   -  Ну,  неверные,  -  заложил  руки  за  пояс  Ханчерлиоглу-мурза.  -
Навались!!! И р-раз! Сильнее, бездельники!  Сильнее!  Еще!  Еще,  шайтан
чернорогий на ваши головы! Еще!
   -  Они  слишком  тяжелые,  любимый  эмир,  -  еле  слышно   прошептал
трясущийся плотник.
   - Что? - опустил глаза к вставшему на  колени  и  склонившему  голову
человеку Гундюз.
   - Они слишком тяжелые, любимый эмир, - повторил плотник. - Поэтому  у
людей не хватает сил их вытащить. Они могут поломать  полозья,  и  тогда
нам станет еще труднее.
   -  Шайтан,  -  сквозь  зубы  прошептал  эмир,  и  раздраженно  махнул
капитану:
   - Хватит! Памук, Ханчерлиоглу... Разгружайте трюмы.
   Гундюз  раздраженно  сплюнул  -  с  разгрузкой   и   погрузкой   дело
переволакивания галер неожиданно затягивалось.
   До темноты с двух галер успели выгрузить на  берег  почти  весь  груз
чугунных  ядер,  а  начиная  с  раннего   утра   -   пороховой   припас,
продовольствие, корабельные снасти и ремонтный  инструмент.  Последними,
ближе к полудню, вынесли тяжеленные бронзовые пушки.
   Зная, что на голодный  желудок  двуногий  скот  более  работящ,  эмир
приказал вытянуть суда на берег - хотя бы просто на  полозья  у  берега,
еще до обеда. Но полтысячи  гребцов,  навалясь  на  веревки,  не  смогли
выволочь  груз,  несмотря  на  щедрость  надсмотрщиков,  с  которой   те
обрушивали плети на их спины.
   Злобно играя желваками, Гундюз разрешил увести невольников к кострам,
а плотникам приказал вскрывать днище и выбрасывать на берег балласт.
   Работа оказалась непростой, заняв время до сумерек. Последние  валуны
вытаскивали уже в  полной  темноте,  но  исходящий  от  нетерпения  эмир
приказал выволакивать галеры немедленно.
   - Взялись все за веревки! - на этот  раз  командовал  Памук-мурза.  -
Натянули.  Теперь  приготовились,  и   все   вместе...   Одновременно...
На-авались!!! Давай, давай! Толкай! Сильнее толкай!
   - Тяни, неверные! А ну тяни, проклятые Аллахом! Тяни! - выхватив меч,
эмир сбежал к гребцам. - Силы  нет?  Силы  не  стало?  А  ну,  навались!
Сильнее! Еще сильнее. Не отлынивать, негодяи!
   Он взмахнул нимшей - голова одного из невольников  подскочила  вверх,
после чего  покатилась  вниз  по  берегу,  и  плюхнулась  в  воду.  Тело
свалилось на песок и задергалось, суча ногами.
   - Работать разучились? Я научу! - эмир размахнулся мечом из-за головы
и  развалил  следующего  гребца  пополам  -  от  плеча  и  до  паха.  Но
одновременно он рассек веревку, и сотни людей одновременно разлетелись в
стороны, потеряв опору.
   Эмир кинул нимшу в ножны, и предупредил:
   - Если завтра галеры не будут  на  берегу,  прикажу  казнить  каждого
десятого, включая надсмотрщиков.
   Однако своего обещания Гундюз не сдержал. Не  добившись  того,  чтобы
галеры вытащили гребцы, он уговорил татар дать  ему  лошадей,  употребил
все имеющиеся веревки,  чтобы  дотянуть  их  до  конских  седел,  загнал
гребцов в воду, где они пытались вытолкнуть галеры снизу вверх,  но  так
ничего и не добился...
   Спустя две недели ежедневных попыток,  окончательно  убедившись,  что
преодолеть волок у него не  получится,  эмир  Гундюз  повернул  назад  и
третьего июля бросил якоря  возле  Азова,  отписав  покаянное  письмо  в
Стамбул и ожидая новых приказов или заслуженной кары.
   Тем временем Касим-паша продолжал успешно двигаться вперед. Сразу  за
головными разъездами, шел, указывая дорогу, Башир-мурза, чей род кочевал
в здешних местах уже не первое поколение. За четыре дня войско дошло  до
Небольшого степного селения  Дербеты,  откуда  повернуло  вдоль  длинной
вереницы ядовито-горьких Сарпинских озер. Миновав самое протяженное, они
отвернули в ровную степь, направляясь по прямой на самую  Астрахань,  до
которой оставалось  всего  сто  тридцать  верст.  Всего  восемь  дневных
переходов.
   Аллах благоволил своему воинству, и погода над степью стояла сухая  и
жаркая. Привычные к царящей в Египте или  над  Балканами  жаре,  янычары
здешнее тепло  переносили  без  труда.  Высокие  зеленые  травы  покорно
ложились им под ноги,  под  колеса  повозок  и  копыта  коней.  Медленно
сдвигалось назад однообразное пространство - трава, трава, трава.
   Истребив припасы  вяленого  и  копченого  мяса,  янычары  перешли  на
парное. Татары, забивая коней и разделывая их мясо на  небольшие  ломти,
клали эти шматки под седла и так катались по полдня, после  чего  ели  и
нахваливали.
   Многие пехотинцы не отказывались от такого угощения,  благодаря  чему
на повозках оставался лишний запас сушеных  фруктов,  молотого  зерна  и
орехов.  Касим-паша  специально  воинов  на  мясо  не   уговаривал,   но
неожиданному подарку радовался. Мало ли  чего?  Может,  лишний  запас  в
походе еще пригодится. А не в походе - так он все равно  найдет  припасу
достойное применение.
   На восьмой день с  самого  утра  военачальник  начал  привставать  на
стремена, надеясь выглядеть на горизонте речные воды и башни  приморской
крепости - или хотя бы воды самого моря, но надежды его не сбылись, хотя
в этот день он и затянул с остановкой на отдых до поздних сумерек.
   С таким же нетерпением османский чиновник всматривался  вперед  и  на
девятый день. К полудню десятого он направил своего коня  к  главе  рода
Башир.
   - Где Астрахань, мурза? - недовольно поинтересовался Касим-паша. - Мы
в пути две недели. С нашей скоростью,  мы  давно  должны  были  пересечь
Волгу.
   - Похоже, вы идете куда медленнее, чем думаете,  уважаемый,  -  пожал
плечами татарин. - Еще один, два дня, и мы окажемся у города.
   - Я не "уважаемый", а "досточтимый", - поправил степняка Касим-мурза.
- А ты уверен, что мы не бродим по кругу?
   - Если бы мы бродили по кругу, - невозмутимо ответил проводник, -  то
уже не раз наткнулись бы на свои собственные следы. А степь  девственна,
словно в ней отродясь не кочевало ни единого племени.
   Касим-паша  несколько  успокоился,  вернувшись  к  пешей  колонне,  и
погрузился в мечты о том, какие награды и почести ему  удастся  получить
от султана после освобождения Астрахани. Сладостных  надежд  хватило  на
два пути, но к вечеру третьего он опять помчался к ногайцам:
   - Где Астрахань? - грубо спросил он, останавливаясь  перед  татарским
мурзой.
   - Впереди, - спокойно ответил степняк. - Слева  Волга,  справа  море.
Между ними крепость. Здесь невозможно заблудиться, Касим-паша.
   - Я думаю, что ты обманываешь меня, дикарь, - погрозил мурзе  пальцем
военачальник. - Ты водишь меня  кругами  и  зигзагами.  Смотри,  если  в
ближайшие два дня мы не выйдем к городу, я прикажу посадить тебя на кол,
изменник! Понятно тебе? Два дня!
   - Ты сперва найди здесь кол, османец, - сморщился татарин.
   - Как ты  разговариваешь  с  султанским  пашой,  презренный?!  -  зло
прищурился Касим-паша. - Не испытывай мое терпение, дикарь. Два дня. Даю
тебе два дня, чтобы вывести нас к Астрахани...
   Но ногаец не выдержал даже этого срока. Утром военачальник обнаружил,
что часть татар ночью ушла в степи.  Причем  вместе  с  Башир-мурзой  от
войска отделилось еще несколько племен.
   В бессилии скрипнув зубами,  паша  доверился  главе  небольшого  рода
Бурул, и снова приказал двигаться вперед. На протяжении  трех  дней  они
питались парной кониной и питали надежды на скорое окончание  пути  -  а
утром  четвертого  обнаружили,  что  еще  две   трети   ногайцев   ушли,
растворившись в бесконечных просторах степей.
   - Почему ты остался, Яшкуль-мурза? - стараясь сдержать гнев,  спросил
Касим-паша последнего стоящего рядом с лагерем степняка.
   - Я не остался, осман, - спокойно ответил тот,  а  за  спиной  мурзы,
подняв к небу острия копий, нетерпеливо гарцевали его  нукеры.  -  Мы  с
тобой одной веры, осман, и Аллах одинаково отвернул от нас свое лицо. Он
не хочет, чтобы мы дошли к  Астрахани.  Земля  отворачивается  от  тебя.
Степь не хочет тебя принимать. Возвращайся назад, осман. Тебе  не  нужно
здесь оставаться.
   Дождавшись конца разговора, татары торопливо умчались на север, вслед
за ушедшими еще ночью повозками, и янычары остались одни.
   - Вперед, - приказал Касим-паша. -  Слева  Волга,  справа  Каспийское
море. Здесь негде заблудиться. Нужно только проявить терпение...
   Уход степняков сразу ухудшил положение войска. Если раньше они шли от
колодца к колодцу, то теперь прорывались через  степь  наугад,  и  очень
скоро ощутилась нехватка воды.
   Но на  седьмой  день,  когда  янычары  уже  начали  роптать,  колодец
все-таки нашелся,  и  Касим-паша,  позволив  всем  напиться  вдосталь  и
приказав наполнить все емкости, какие только есть,  ввел  жесткую  норму
выдачи питья.
   Стало легче, и до следующего источника на повозках  даже  сохранилось
еще немного влаги. Янычары снова заполнили  все,  что  только  можно,  и
опять тянули сколько могли, сберегая каждый глоток. Надежду вселяло  то,
что где-то  впереди,  совсем  рядом,  может  быть,  за  ближним  пологим
холмиком текла широченная река, полная пресной воды.  Река,  до  которой
никак не удавалось дойти.
   По счастью, хотя бы с едой у войска не возникало особых сложностей  -
Касим-паша взял запас с избытком, да еще Девлет-Гирей дал кое-что в знак
своего дружелюбия,  да  еще  на  первых  переходах  янычары  питались  в
основном мясом, которым угощали степняки.
   Поэтому еды хватило до самой Астрахани. Упрямый Касим-паша  вместе  с
семнадцатью тысячами янычар до нее все-таки дошел. В сентябре...
 
*** 
 
   В этот день небо оказалось затянуто тучами, и на землю  упал  первый,
однодневный снег. Он падал, и белые крупинки тут  же  таяли,  коснувшись
еще теплой земли. А самые лучшие на планете пехотинцы стояли на  берегу,
и смотрели через широкую протоку на  ощетинившуюся  множеством  пушечных
стволов крепость, на дымки, вьющиеся из труб, на одетых в теплые тегиляи
стрельцов, с бердышами или пищалями в руках, и обитыми  мехом  суконными
шапками на голове. Не могли увидеть янычары только  галер,  что  обещали
ждать  их  здесь  со  многими  бомбардами,  теплыми  вещами  и   запасом
продовольствия, не видели татар,  которые  должны  были  идти  вместе  с
галерами и разбить здесь лагерь. Они не  видели  даже  лесных  зарослей,
которые можно было бы срубить для изготовления плотов, штурмовых лестниц
или хотя бы пустить на дрова. Сейчас им оставалось молить Аллаха  только
об одном: чтобы неверные не решились на вылазку,  и  не  расстреляли  их
сперва пушками, потом  из  луков  и  пищалей,  и  не  затоптали  кованой
конницей оставшихся после этого в живых.
   Касим-паша сделал единственное, что мог сделать на  его  месте  любой
полководец - немедленно развернул отряды и повел их назад.
   Янычары шли всю ночь, благо в степи невозможно даже в полной  темноте
наткнуться  на  какое-либо  препятствие,  и  шли  весь  день,   стремясь
оторваться от возможных преследователей как можно дальше. К  вечеру  они
падали с ног от усталости, и не хотели даже есть.
   Ночью ударил мороз. Не очень сильный - к  полудню  солнце  уничтожило
все его следы. Но почти половина воинов так и остались спать на земле  в
той же позе, в какой застало их первое проявление близкой зимы.
   Оставшимся воинам пришлось нарушить законы ислама  и  оставить  своих
товарищей так, как их застала смерть - для выживших  началась  гонка  со
временем. Они торопились вернуться в Азов до того, как в здешних  степях
начнется настоящая зима, про которую рассказывают, что даже птицы  порой
замерзают на лету, а вино застывает в кувшинах и его приходится вырезать
ножом.
   Ценности опять изменились - запасенные для похода продукты подошли  к
концу, а выпадающий по ночам снег вполне заменял необходимую людям воду.
После трех голодных дней янычары зарезали половину лошадей и  съели  их,
слегка подогрев мясо на поломанных и подожженных телегах. Спустя два дня
- сожрали оставшихся.
   Люди слабели, начинали кашлять, спотыкаться,  отставать  и  с  каждым
переходом в корпусе оставалось все меньше и меньше воинов.
   На двадцать пятый день после ухода от Астрахани янычары вышли к Дону,
каким-то чудом миновав разбойничьи казацкие поселения, повернули вниз по
реке и спустя  еще  два  дня  Касим-паша,  пеший,  грязный,  голодный  и
смертельно усталый постучал в ворота османской крепости. Из  доверенного
ему семнадцатитысячного отряда он привел назад всего шесть  с  половиной
тысяч людей.
 
*** 
 
   - А-а-а, Константин Алексеевич, - радостно захохотал царь, отпихнул в
сторону щупающего руку лекаря, поднялся с трона и пошел навстречу:
   - Ну, рассказывай!
   - О чем?
   - Про все, про все рассказывай, от начала и до конца,  -  он  подошел
ближе, взял Росина за плечи:
   - Опять ты в этой рясе потертой! Попросить, что ли, Иосифа Матвеевича
новую тебе выдать? - Потом глянул ему через плечо и поинтересовался:
   - Этот, что ли, колдун?
   - Этот, - оглянулся на саама Костя.
   - Да отстань ты, надоел! Толку  с  тебя  никакого,  только  мешаешься
вечно рядом...
   Росин резко, до боли в шее, повернул голову к государю, но понял, что
слова относятся  не  к  нему,  а  к  немецкому  лекарю.  Тот  и  вправду
попятился.
   - Опять кости разболелись, - пожаловался Иван  Васильевич.  -  Упроси
самоеда, пусть еще своего зелья сварит.
   - А сварил, московский царь, -  обойдя  боярского  сына  Толбузина  и
Костю, подступил  к  государю  колдун  и  протянул  деревянную  овальную
емкость. - Мало пей. Язык макни. Хватит. Ты хороший человек. Ты  хороший
царь. Тебе много не надо.
   - Ну, спасибо тебе, ведун северный, - на  диво  добродушно  улыбнулся
царь, наклонившись за бутылочкой, потов выпрями