ами  соленых  брызг  и  испепеляющими
солнечными лучами. Да и само судно, в котором взгляд опытного моряка без
труда узнал бы старый двухмачтовый неф, явно доживал свой  век.  Любимый
итальянскими купцами корабль щетинился отставшими досками, бортовой  люк
очерчивался широкими щелями, в которые при  сильном  волнении  наверняка
просачивалась вода, мачты заметно гуляли в своих гнездах.
   Скорее всего,  понимал  это  и  владелец  судна,  стоящий  на  юте  в
бархатном  берете  с  длинным  темно-синим  пером,   суконном   камзоле,
украшенном на груди полосами толстого желтого шнура, и в высоких кожаных
сапогах. Именно поэтому он не тратил накопленное в  путешествиях  золото
на насущный ремонт, надеясь на промысел Божий и на то,  что  корабль  не
развалится прямо под ногами еще пару месяцев - вполне достаточно,  чтобы
вернуться из владений султана в Италию.
   - Купить русских мастеровых, - пробормотал купец, - удачно продать их
в Венеции - и можно взять еще крепкую каравеллу. Или заказать  новенький
когт на ганзейских верфях.
   - Вы собираетесь торговать русскими мастеровыми в  Италии?  -  громко
расхохотался стоящий рядом с ним гладко выбритый ландскнехт, несмотря на
жару закованный в темную немецкую кирасу поверх кожаного  поддоспешника,
с длинным рыцарским мечом на боку.
   Впрочем, для воина рыцарский меч  длинным  не  казался  -  ландскнехт
превышал ростом своего собеседника едва ли не на три головы,  был  вдвое
шире в плечах, а руки его играли мышцами, едва не раздирая тонкую  ткань
выглядывающего из-под доспеха атласного рукава рубахи.
   -  Ну,  хороших  мастеровых  на  невольничьем  рынке  не  найдешь,  -
поморщившись, признал купец. - Но  для  венецианцев  за  ремесленника  и
деревенский кузнец сойдет. А таких татары пригоняют немало.
   - Русских кузнецов? - презрительно фыркнул воин. -  В  цивилизованную
Италию? Да вы с ума сошли, сэр Артур!
   Купец тихо вздохнул. Он давно смирился с тем, что  нанятый  в  Салисе
русский упрямо обращается к нему, как к дворянину, смирился с  тем,  что
он шляется на капитанский мостик, как на камбуз, что по утрам и вечерам,
раздевшись догола, обливается на палубе забортной водой, а  свою  одежду
регулярно полощет на веревке в бурлящей за кормой воде. Он предпочел  не
узнать, что странный наемник едва не изувечил двоих  моряков,  назвавших
его "русским".  Точнее,  одного  назвавшего,  а  другого  -  рискнувшего
вступиться за товарища. И выбил набок челюсть еще одному - попытавшемуся
посмеяться  над  его  любовью  к  чистоте.  Сам  русский  именовал  себя
магистром - и очень скоро вся команда предпочитала окликать  его  только
так, не придумывая никаких прозвищ. Московит  вел  себя  таким  образом,
словно искал смерти: молотил кулаками тех, кто пытался нападать на  него
с короткими абордажными палашами, обнажал  меч  против  схватившихся  за
мушкетоны и пытался  раздразнить  кучку  шведских  бородачей,  когда  те
собирались поболтать впятером. Если до сих пор на нефе никого не убили -
то только потому, что с безумцем, сильно смахивающим на берсерка, моряки
предпочитали не связываться даже все вместе против одного.
   Глядя на этого  русского,  Артур  Вильсон  начинал  понимать,  почему
викинги,  наводившие  ужас  на  всю  Европу,  настолько  боялись   своих
восточных соседей - даже насыпали вал поперек своего полуострова,  чтобы
было где отбиваться в случае славянского набега. Если в Московии таковых
хотя бы один мужчина из десяти - он и  сам  не  поленился  бы  поставить
вокруг родного городка стену, дабы отгородиться от подобных соседей.
   Впрочем, пользы от русского оказалось куда больше, нежели вреда. Так,
во всех портах,  в  конторы  которых  Вильсон  являлся  в  сопровождении
угрюмого московита, чиновники, глядя на огромного детину с холодным, как
у мраморного изваяния, взглядом, не пытались, как обычно, выпросить мзду
за разрешение на стоянку и разгрузку. В  портовых  кабаках,  где  всегда
таились где-нибудь в тени соглядатаи всякого  рода  витальеров,  каперов
или просто разбойников, он  непременно  устраивал  драки,  отбиваясь  от
обладателей ножей скамьями и выломанными из столов ножками. После  этого
потрепанный неф со столь  лихой  командой  вряд  ли  кто  считал  легкой
добычей. Еще русский походя предсказал, что во Франции,  куда  собирался
Вильсон с грузом пеньки и холста, начинается резня еретиков, и им  будет
не до торговли. Купец, проверив слухи, предпочел сдать груз в далекий от
континента Гулль. В Англии, прислушавшись  к  предсказанию  московита  о
назревающей в Голландии войне, он взял на борт полмиллиона  залежавшихся
на крепостных складах арбалетных болтов,  придержал  едва  не  проданное
сало и прикупил несколько бочек бурой самородной серы. Как  оказалось  -
очень даже удачно. Местные жители жили  мирно  только  внешне,  на  деле
привечая  бредущих  из  далекой  Германии  лютеранских  проповедников  и
потихоньку  накапливая  в  подвалах  аккуратненьких  домов   наконечники
Протазанов, кирасы и аркебузные стволы. Арбалетные  стрелы,  на  которые
комендант крепости Хелдера отказался даже смотреть, в сумерках торопливо
вывезли  какие-то  серые  личности,  заплатившие  золотом  втрое.   Серу
следующим утром забрали двое суконщиков для "протравливания  шерсти",  а
сало, не скупясь, приобрел цех пивоваров.
   На вырученные деньги Вильсон взял пару постав малоинтересных  местным
жителям кружев, закупил  драгоценные  луковицы  тюльпанов  и  отчалил  с
полупустыми трюмами, пока его не обвинили в контрабанде.
   За один только этот рейс русский окупил  все  серебро,  как  уже  ему
заплаченное, так и обещанное. Еще  успел,  помимо  прочего,  лениво,  за
кружкой пива, в подробностях рассказать о пути в  северный  московитский
порт Архангельск, через который и шли почти все грузы  огромной  страны,
про тайный путь к новой  Индии,  открытый  португальскими  и  испанскими
мореходами - с упоминанием даже  некоей  реки  в  океане,  -  предсказал
нападение Испании на Италию и ее порабощение ближе к концу века,  скорое
исчезновение Ганзейского  союза,  развал  Священной  Римской  Империи  и
объединение Польши и Литвы. А  еще  -  наемник,  как  и  обещал,  обучил
хозяина русскому языку.
   Пожалуй, расскажи теперь кто-нибудь английскому  купцу,  что  стоящий
рядом с ним воин - это кандидат физических наук Александр Тирц, когда-то
читавший лекции в Чикагском  и  Шеффилдском  университетах  об  акустике
твердых тел  и  генерации  носителей  зарядов,  и  основавший  в  тысяча
девятьсот   девяносто   втором   году    в    городе    Санкт-Петербурге
военно-исторический клуб "Ливонский крест", Артур Вильсон не удивился бы
не на мгновение. И даже не спросил бы, что за город такой "Петербург"  и
что такое "акустика"? Купец с самого начала рядом с  русским  чувствовал
себя, как с драконом, принявшим человеческий облик. И все-таки не  хотел
с ним расставаться - потому, что имея рядом злобного, но  не  трогающего
тебя дракона живется намного спокойнее, нежели совершенно одному.
   Однако  наемник  поднялся  на  борт  корабля  при  одном  непременном
условии: Вильсон доставит его в Крым. Русский почему-то был уверен,  что
из Крыма сможет в одиночку уничтожить всю огромную Московию,  которую  с
беспримерным упрямством называл Россией.  А  берег  уже  приближался,  и
впереди ясно различались  высокая  башня-донжон  с  караульным  наверху,
зубцы прочных каменных стен древней генуэзской крепости, заканчивающихся
на кромке высокого обрыва, над небольшим песчаным пляжем. Гавань Чембало
пока не просматривалась - казалось,  возвышается  над  волнами  сплошная
грязно-розовая стена.
   - Как повяжешь галстук, береги его: он ведь с красным знаменем  цвета
одного, - неожиданно произнес русский, выведя купца из задумчивости.
   - Что? - вздрогнул Вильсон.
   -  Знамя  красное  вижу  над  башней,  -  вскинул  вперед  подбородок
Александр.
   - Да, - грустно  согласился  капитан.  -  И  здесь  теперь  Османская
империя. Султанат растет и растет. Лет через сто, видимо, вся Европа под
его властью окажется.
   - Не окажется, - спокойно и уверенно предсказал русский. - Еще раза в
полтора вырастет, и все.
   - Слава Богу, - облегченно перекрестился  англичанин  и  не  к  месту
предложил:
   -  Зачем  тебе  здесь  оставаться.  Магистр?  Ты  ведь  не  араб,  не
мусульманин. Давай распродадим товар, возьмем рабов  и  уйдем  назад,  в
Италию. Я тебе серебра в полтора раза больше положу, чем сейчас.
   Наемник  повернул  голову  и  сверху  вниз  с  некоторым  недоумением
посмотрел на Вильсона.
   - Вдвое больше положу, - с  ходу  поправился  англичанин.  -  Ну  же,
магистр! Ты и в Архангельск дорогу знаешь, и в  новые  земли  за  океан.
Куплю каравеллу, или когт новый, на них и  по  океану  не  страшно  идти
будет.
   Русский так же молча отвел взгляд.
   - А хочешь, - решился англичанин, - хочешь, долю дам в  прибыли?!  Не
вечно же мне плавать! Осядем потом где-нибудь в  Блэкпуле,  подальше  от
штормов. Купим крепкие дома, женимся, заведем дети...
   - И когда вы собираетесь осесть на берегу, сэр  Артур?  -  неожиданно
перебил его Тирц.
   - Ну, - оживился купец. - Лет двадцать еще, я думаю, попутешествовать
придется, пока капитал собьем. А потом...
   - Двадцать, - кивнул русский, - что же, это вполне достаточный срок.
   - Ты согласен? - несколько даже удивился Вильсон легкости победы.
   -  Двадцать  лет...  -  задумчиво  повторил  наемник.  -  Лет  десять
понадобится, чтобы разорить. Года два-три на завоевание. Еще лет пять на
подавление сопротивления и исламизацию страны. Ну, еще пару лет  накинем
для подстраховки... Пожалуй, что так. Так вот,  сэр  Артур.  Думаю,  лет
через двадцать вы узнаете, что  такой  страны,  как  Россия,  больше  не
существует, что русский язык, который вы так  старательно  учили,  нужен
людям не более, чем древняя латынь, а вместо Москвы на  картах  появится
какая-нибудь Нью-Анкара. И это  будет  означать,  что  я  закончил  свою
работу и готов приехать в Блэкпул отдохнуть. Договорились?
   - Но почему, - первый раз за все  время  не  выдержал  англичанин,  -
почему ты думаешь, что тебе удастся справиться с Московией? Что  у  тебя
есть, кроме старой кирасы и одного меча?!
   - Вы все еще не понимаете самого главного, сэр Артур,  -  впервые  за
год широко и дружелюбно улыбнулся русский. -  Самое  главное  -  это  не
порох  и  железо.  Самое  главное  у  человека  находится  здесь,  -  он
выразительно постучал пальцем себе по виску. - А  здесь  у  меня  лишних
четыреста пятьдесят лет.
 
*** 
 
   Вильсону повезло - ветер дул с моря, поэтому в узкую и длинную  бухту
Чембало неф смог войти сам, без весельного буксира. А значит, в  кармане
купца сохранилась еще пара золотых монет. Оставив на  мачтах  по  одному
нижнему  прямому  парусу,  судно  неспешно  проскользило   под   темными
пушечными стволами охраняющей вход в  бухту  крепости  и  бросило  якорь
вблизи вытянувшихся от берега причалов. Теперь предстояло встретиться  с
начальником порта,  получить  разрешение  на  стоянку  и  разгрузку,  на
торговлю в городе. Никаких трудностей с этим англичанин не ожидал. Среди
купцов хорошие  вести  распространяются  быстро,  и  Вильсон  знал,  что
несколько лет назад султан казнил за взяточничество тридцать тысяч своих
беков, и теперь османские чиновники честны и исполнительны как  никогда.
При подобных сообщениях из дальних стран купцы начинали громко сожалеть,
что Сулейман Великолепный еще не успел прибрать под свою руку всю Европу
с  ее  дикими  нравами.  Тем  более,  что  османы,  как  всем  известно,
отличались крайней терпимостью к покоренным народам, не требуя принимать
свою веру, изменять обычаям и укладу жизни и  даже  оставляя  на  местах
прежних правителей - если те,  разумеется,  искренне  присягали  Великой
Порте.
   К корме судна подтянули привязанную на длинной веревке шлюпку, в  нее
спустились четверо моряков и сам купец, опустили на воду весла.  Десяток
гребков -  и  они  оказались  у  подножия  многоярусного,  ступенька  за
ступенькой взбирающегося на крутой склон города.
   - Водички свежей не желаете? - немедленно направился к ним  бродивший
у причалов старикашка в  свободной  рубахе  и  коричневых  шароварах,  с
бурдюком на спине. - Холодная, ключевая.
   Вильсон услышал, как  зарычал  на  спиной  Магистр  и  предупреждающе
вскинул руку:
   - Подожди, не ругайся, - а затем почти ласково обратился  к  торговцу
водой:
   - Откуда, говоришь, водица?
   - Родник под горой бьет,  -  неопределенно  махнул  рукой  в  сторону
старик. - Оттуда и ношу, как же иначе?
   - Далеко?
   - Далече, - тяжко вздохнул старик. -  Водицу  испивать  станете,  али
как?
   - Ты сам откуда... родился?
   - Из-под Калуги мы. Почитай, уж годков двадцать, как татары угнали. -
Интерес, проявленный иноземцами к его скромной персоне, заставил  забыть
водоноса о своей корысти. - Поначалу при саде у Массима-бея трудился,  а
как слаб стал, хозяин водой торговать отпустил. Монету серебряную в день
приношу, а остальное мое. И кормит по-прежнему,  и  за  жилье  платы  не
требует,  дай  ему  Бог  здоровья...  -  Старик  перекрестился,   слегка
поклонившись невидимому Господу.
   - Язык рабов! - презрительно фыркнул за спиной русский.
   Рабов не рабов - но русскую речь понимали и в Польше, и в Литве, и  в
Ливонии, и в Крымском ханстве.  Понимали  смысл  разговора  в  Швеции  и
Дании. Если Вильсон  собирался  наращивать  капитал,  торгуя  с  богатой
Московией, - то обходиться в восточных землях без толмача было для  него
едва ли не важнее покупки хорошего судна. И сейчас англичанин откровенно
наслаждался, общаясь с русским рабом запросто, без чьей-либо помощи.
   - А домой вернуться не хочешь?
   Стар ведь совсем, хозяин может и отпустить.
   - Кто меня там помнит, мурза, - отмахнулся  водонос.  -  Столько  лет
прошло. Кто кормить станет старика, кому нужен такой хомут на  шею?  Не,
здесь я уже привык, прижился.  Угол  есть,  харч  дают.  Водичкой,  вот,
приторговываю.
   - Ты налей мне водицы-то, налей, - полез в карман камзола  англичанин
и нащупал там медную монету. - Где начальник порта сидит, не знаешь?
   - Как же не знать. - Водонос торопливо  развязал  бурдюк  и  наполнил
большую медную кружку. - До конца этой улицы дойдете, там мазанка  белая
стоит, с  большим  крыльцом.  Рядом  два  янычара  постоянно  сидят,  не
ошибетесь.
   - Хорошо, ступай.
   Холодную родниковую воду, показавшуюся особенно свежей после затухшей
в бочках корабельной, купец  все-таки  выпил,  отдал  рабу  пару  медных
монет, не посмотрев на их достоинство  и  происхождение,  и  решительным
шагом  направился  в  сторону  мазанки,  угол  которой  виднелся   из-за
сложенной перед причалом груды мешков.
   Богатым портом Чембало управлял довольно молодой  араб  -  худощавый,
гладко  выбритый,  с  непропорционально  большими  голубыми  глазами  на
скуластом лице, одетый в короткую курточку, оставляющую открытой  грудь,
и шелковые штаны. В  мазанке,  пол  и  стены  которой  укрывали  плотные
войлочные ковры, покрытые коричнево-зелеными узорами, было  жарко  -  но
висевший в воздухе горьковатый запах крепкого кофе каким-то непостижимым
образом скрадывал духоту и придавал казенному дому ощущение уюта.
   Сидевший на вышитой подушке араб, сделав вид, что  приподнимается  со
своего места, указал посетителям на ковер перед собой. Артур  Вильсон  с
готовностью сел, поджав под себя пятки, а русский, слегка расставив ноги
и положив руки на рукоять меча, остался угрюмо  стоять,  глядя  в  стену
перед  собой.  Начальник  порта,  не  сумев  скрыть  изумления  от  вида
громадного воина, довольно долго рассматривал его снизу вверх  -  отчего
наемник казался раза в полтора выше, нежели был на самом деле,  -  потом
соскреб с подноса  костяную  трубочку  кальяна,  основательно,  судя  по
зазвучавшему бульканью, затянулся, после чего перевел взгляд на купца:
   - Напрасно ты пришел в город с вооруженным рабом...
   Говорил араб, естественно, по-итальянски - на  каком  еще  языке  мог
обращаться  к  гостю  чиновник  в  землях,  которые  больше  трех  веков
обживались генуэзцами, и населялись ими по  сей  день,  поскольку  после
вхождения  Крыма  в  османскую  империю  Порта  ограничилась   присылкой
нескольких гарнизонов  из  престарелых  ветеранов  в  крупные  города  и
горстки  чиновников,  присматривающих  за  общим  порядком?  Разумеется,
избавляясь от ханского налога с христиан,  большинство  местных  жителей
окрестились в мусульман, стали называть себя беями, мурзами и татарами -
но от этого они не переставали быть итальянцами, детьми итальянцев и  их
внуками, светлокожими, черноволосыми и остроносыми.
   Англичанин мстительно  улыбнулся,  представляя  себе,  что  чувствует
сейчас Магистр. Помнится, он всегда ругался,  что  в  портах  и  кабаках
многих стран слышалась русская речь вместо его любимой английской -  вот
пусть теперь порадуется. Здесь по-русски не говорят.
   Начальник порта принял улыбку на свой  счет,  осклабился  в  ответ  и
повторил:
   - Ты напрасно ходишь по улицам города с вооруженным рабом,  торговец.
Великая Оттоманская Империя - это не дикая  разнузданная  Европа.  Здесь
нет разбойников и грабителей, здесь никто не затевает на  улицах  пьяных
драк и не попрошайничает.  Твой  охранник,  скорее,  привлечет  внимание
караульных янычар, и вы оба окажетесь  в  зиндане  до  прояснения  ваших
личностей и намерений.
   - Я знаю об этом, уважаемый паша, - кивнул англичанин, - и горд  тем,
что мне посчастливилось ступить  на  земли  великого  султана  Сулеймана
Великолепного, да продлит Господь годы его правления на много-много лет.
   - И да будет милостив к нему Аллах, - подхватил слова гостя  араб,  -
да пребудет он в сиянии своей мудрости и непобедимости...
   Вильсон со своей стороны поддакнул, хорошо зная,  что  с  чиновниками
пресыщенного богатством  и  силой  Востока  нельзя  спешить  с  деловыми
вопросами, а  сперва  следует  просто  поиграть  словами,  выражая  свое
восхищение и уважение как своему собеседнику, так и  его  стране.  После
долгого  и  обстоятельного  восхваления   султана   купец   вернулся   к
прерванному разговору и кивнул на русского:
   - Разумеется, достопочтенный паша, я  не  стал  бы  ходить  по  земле
величайшей и могущественнейшей из империй с  оружием,  но  воин  сей  не
является моим рабом. Он всего лишь плыл вместе со мной в Чембало,  чтобы
поступить на службу к великому  султану,  желая  сражаться  на  границах
империи с его врагами.
   - Вот как? -  несколько  удивился  араб,  опять  переводя  взгляд  на
русского. - Что же, наш великий, мудрый и  могучий  правитель  всегда  с
радостью встречает  иноземцев,  желающих  честно  служить  блистательной
Порте. Вот только янычары могут этого не знать, и вы все равно окажетесь
в зиндане... Хотя я, мой уважаемый друг, постараюсь замолвить за  вас  в
этом случае несколько слов.
   Купец, услышав, что он стал "уважаемым другом", приободрился и понял,
что пора переходить к вопросу о стоянке. А что касается русского...
   - Я же говорил, о мудрый паша, - улыбнулся Вильсон, - он мне не  раб,
и я не могу запретить ему носить  меч.  Если  это  смогут  сделать  ваши
янычары...
   Араб кинул на русского оценивающий взгляд в третий раз, опять  взялся
за мундштук  кальяна,  глубоко  затянулся  и  наконец  покачал  головой,
признавая поражение:
   - Да, мой друг, не все наши желания увенчиваются успехом. Однако  вам
следует поскорее сходить к султанскому наместнику Балаклавы Кароки-мурзе
и высказать желание вступить на службу. Так будет спокойнее всем.
   - Разумеется, - с  готовностью  кивнул  англичанин.  -  У  меня  даже
имеется к нему рекомендательное письмо.
   - Откуда? - развел руками начальник порта. - У вас  есть  друзья  при
дворе султана?
   - Мне настоятельно советовал посетить Крым мой друг Францеско  Кроче,
продавший мне свой неф. Он говорил, что