руда ушли от уставших после  долгого  перехода  ногайских  лошадей.
Разумеется, когда спустя несколько  часов  лихие  полусотни  влетели  на
деревенские улицы, там только хлопали  двери  опустевших  домов.  Воинам
досталась только пара куриц, отставших от своей стаи, да  потрескавшиеся
плошки, которых хозяева для незваных гостей не пожалели.
   И  это  было  плохо.  Обычно  даже  во  вспугнутых  селениях   всегда
попадается какой-нибудь дровосек, вернувшийся из чащи,  отлучившаяся  за
ягодами баба или же кто, прозевавший тревогу. Но в этот раз  не  попался
ни один пленник! А они требовались ногайцам для осады так же остро,  как
стрелы и сабли. Ведь благородный воин не станет марать свои руки работой
- а работы при штурме много. Поэтому три сотни  конников  из  пяти,  что
имелись в его распоряжении, Алги-мурза отправил не в глупую  беготню  за
одиноко девчонкой, а по дорогам и тропам: искать двуног дичь.
 
*** 
 
   Миновав кленовую рощицу. Юля увидела, как по правому  берегу  Оскола,
переваливая через взгорок ползет обоз из десятка повозок.  Она  потянула
поводья, придерживая коней, прикрыла ладонью  глаза  от  солнца:  может,
упредить надо, что татары впереди?
   Ответ пришел тут же,  в  виде  нескольких  темных  всадников,  лениво
обогнавших крытую кибитку: да это они самые  и  есть!  Охрана  походного
имущества. Интересно, сколько их здесь? Если человек пять, то почему  бы
и не лишить гостей взятого с собой барахла?
   Она ткнула скакуна пятками и устремилась к реке.
   В теплую  воду  взятые  ею  кони  вошли  без  страха  -  не  то,  что
современные люди. Она плыла рядом с первым, держась рукой  за  гриву,  и
чувствовала  себя,  как  рядом  со  спасательным  кругом.  Выбравшись  в
прибрежные заросли, двинулась первой, раздвигая ветви и остановилась  на
границе с некошеным лугом.
   - Ну, вы тут подождите,  травку  пощипайте,  отпустила  она  скакунам
подпруги, - а я скоро.
   Здесь, в низине за холмом, поперек дороги тянулось  несколько  то  ли
оврагов, то ли канав, вырытых убегающей  после  дождя  в  реку  водой  и
заросших ивовыми кустами. Точнее, не поперек дороги, которая эти  канавы
огибала, а поперек пути татарского обоза. И это было Юле очень на руку.
   Ногайцы уже маячили на вершине холма, на расстоянии метров  шестисот.
Попасть в цель на таком расстоянии затруднительно, но  лучница  к  этому
пока и не стремилась. Она натянула тетиву и выпустила одну за другой три
татарские стрелы вверх, под углом порядка сорока пяти градусов, надеясь,
что хоть одна угодит проклятым бандитам по голове.
   Не повезло. Но  воткнувшиеся  в  землю  посланники  смерти  произвели
должное впечатление, и всадники, хватаясь за луки, устремились вперед.
   -  Семеро...  Пятнадцать...  Тридцать...  -  торопливо  считала   Юля
выметывающихся из-за вершины холма и мчащихся вниз по  склону  татар.  -
Черт, много.
   Она вытащила уже свою стрелу и наложила ее на тетиву, дожидаясь, пока
степняки приблизятся на дистанцию прицельного огня.  Тен-н-нь!  -  самый
крупный вылетел из седла - и в  воздух  взвилась  туча  ответных  стрел,
быстро проредивших кустарник  на  ближней  к  ногайцам  канаве.  А  Юля,
стремясь стелиться над  самой  травой,  бежала  под  прикрытием  дальних
зарослей, торопясь к своим лошадям.
   - Ну, милые, пошли, пошли, скорее, - схватила лучница их  под  уздцы,
опять продралась сквозь заросли и вошла в реку. Добравшись до стремнины,
повернула вниз по течению.
   Кони встревоженно заржали, не понимая, куда они  плывут,  если  берег
впереди.
   - Тихо, милые, тихо...  -  умоляюще  прошептала  Юля,  оглядываясь  в
сторону врага, но за прибрежными зарослями разглядеть ничего не могла.
   Скакуны послушались - но все равно с  облегчением  зафыркали,  когда,
скатившись на полкилометра хозяйка повернула к берегу.
   - Умницы, молодцы, - похвалила их боярыня - Хорошие мои лошадки.
   Потом затянула первому подпругу и взметнулась седло.
   - Вперед?
   Теперь она находилась позади обоза, а  его  охрана  умчалась  вперед.
Остается развернуть повозки и отогнать за какой-нибудь лесок. Или просто
загнать телеги в реку - и пусть потом татары ловят свое тряпье до самого
Азовского моря.
   Юля  устремилась  вверх  по  склону.  Обоз  стоял  -  что  ее  только
порадовало, - и при нем маячили четверо всадников.
   Похоже, небольшое прикрытие степняки догадались оставить. Ничего, это
поправимо. Для этого дела и трофейные стрелы подойдут.
   Трен-н-нь! - свалился с оперенным древком в спине ближний к ней враг.
Трен-н-нь! - завыл в  голос,  задергался,  свалился  на  землю  и  начал
кувыркаться второй. И тут случилось непредвиденное: увидев смерть  двоих
воинов, татары  вдруг  задали  стрекача,  а  возничие  хлестнули  коней,
разгоняя повозки.
   - Алла! Алла! - подгоняли они упряжки, опасливо косясь за спину.
   И что тут оставалось делать? Не  гоняться  же  в  одиночку  за  такой
шумной оравой?
   - С паршивой овцы... - Женщина натянула лук.  Трен-н-нь!  -  один  из
татар кувыркнулся с телеги себе же под колеса. Трен-н-нь - мимо!
   Стрела мелькнула возле плеча  возничего  и  впилась  лошади  в  круп.
Бедолага споткнулась, упала, разрывая постромки.
   Кибитка  вонзилась  оглоблями  в  землю,  закувыркалась,  разбрасывая
какие-то узлы, тряпки, шкатулки. Вылетела на  траву  молодая  татарка  в
блестящих одеждах.
   Лучница подъехала ближе. Возничий. Точнее, как оказалось, возничая  -
предсмертно хрипела с неестественно вывернутой шей.  Татарка  поднялась,
повернула к ней веснушчатое лицо.
   - От блин! - удивилась Юля. - Ты кто?
   - Дашей меня звать. Из-под Смоленска мы.
   - А здесь откуда?
   - Наложница я, у мурзы. Нас  литвины  взяли.  Потом  татарам  отдали.
Сказывают, на своих пленников выменяли.
   - Понятно... - Юля поднялась на стременах, глядя вслед улепетывающему
обозу. - Сейчас охрана спохватится, примчатся. Давай скорее на  коня,  и
уходим отсюда.
   - Зачем?
   - На коня садись, и смываемся! - заторопила  боярыня.  -  Ты  что,  в
гареме остаться хочешь?
   - А куда мне деваться? Мать еще три года  назад  от  горячки  умерла,
отца литвины убили, братьев тоже в плен угнали. Подаяние просить  Христа
ради?
   - К себе в усадьбу возьму, - пообещала Юля.
   - Чтобы помыкали все? Нет, этого я в полоне  уже  натерпелась.  Мурза
уже сейчас меня с собой возит, остальных бросил.  Через  год  старшей  у
него стану. - Глаза полонянки хищно  блеснули.  -  Ребенка  ему  рожу  -
вообще, как шелковый станет. Нет, не поеду я с тобой, ратница. От  добра
добра не ищут.
   - Черт! - Юля увидела, что татары вдалеке и вправду  разворачиваются.
- Черт! Штаны снимай!
   - Чего? - не поняла Даша.
   - Штаны, говорю, снимай!
   - А-а, - сообразила наложница, оценив наряд  грозной  воительницы.  -
Вон тот узел возьми. Синий, у иван-чая. Он с одеждой.
   - Ну, прощай, главная жена! -  Лучница  подхватила  с  земли  узел  и
помчалась к реке. Уже привычно  переправилась,  остановилась,  ожидая  с
луком в руках появления преследователей. Но второй раз за день уловка не
удалась: татары к реке не пошли.
   А может, Даша из-под Смоленска просто пустила их по ложному пути.
   Выждав еще немного, Юля поднялась в седло и отправилась в долгий путь
на восток, куда еще не успели забраться русские колонисты и где пока  не
имелось деревень и хуторов. Наткнувшись через пару  десятков  километров
на узкий ручеек, журчащий в траве, она остановилась,  расседлала  коней,
спутала им ноги и отпустила пастись, а сама развязала узел.
   Здесь оказалось сразу несколько пар  шаровар,  несколько  блузок  или
кофточек - черт его знает, как называли это  татары:  смешная  войлочная
куртяха, похожая на курточку тореадора, - ножной браслет со свисающей  с
него короткой цепочкой, браслет ручной. Судя по весу и  жесткости  -  не
золотые. Юля  переоделась  в  сухое,  прицепила  браслеты  и  попыталась
исполнить танец живота.
   Жалко, зеркала нет!
   Потом расстелила войлочную подстилку, по-турецки уселась на  нее,  не
спеша поужинала  копченым  мясом,  запила  его  водой  из  ручья,  потом
укрылась одеялом и закрыла глаза.
   Утро вечера мудренее. Пусть сегодня ее ищут  тут  и  там,  а  завтра,
когда поиски прекратятся, она и  подастся  в  Оскол,  к  воеводе.  Пусть
выручает мужа - на то он здесь государем и поставлен.
 
*** 
 
   Алги-мурза не имел опыта полководца, но дважды, по  призыву  великого
султана, ходил с Сахыб-Гиреем воевать  в  Молдавию  и  имел  возможность
узнать,  каким  образом  положено  брать  крепости  и  города.  Способов
существовало всего три: развалить стену  пушечными  ядрами,  после  чего
ворваться внутрь, подкопать стену и подорвать  ее  порохом,  или  выбить
ворота граном.
   Пушек и пороха у него не имелось, поэтому оставалось только последнее
- таран.
   - Гумер! - окликнул он своего преданного нукеpa. - Нужно  вырубить  в
лесу толстый ствол и положить его на оглобли.
   - Уже сделано, мурза. Таран готов.
   - Молодец, - искренне похвалил  толкового  война  господин.  -  Тогда
пусть  сотник  первого  отряда  выделит  десяток  воинов,  а   остальных
поднимает на коней.
   С весны русские успели поставить над стеной навес, отчего стена стала
еще выше, и перебросить через нее стрелу стало куда труднее, а  закидать
сверху защитников частокола - и вовсе невозможно. Но в щель между верхом
частокола  и  крышей  попасть  бы  все-таки  можно,  не  давая   русским
высунуться наружу.
   - Вперед! - махнув рукой, он опустился обратно  на  брошенную  поверх
ковра подушку и поджал под себя ноги.
   Обе сотни,  остававшиеся  в  его  распоряжении,  ринулись  вперед,  с
расстояния двух сотен шагов начав осыпать крепость стрелами.  Крыша  над
воротами частокол рядом с ними быстро покрылись словно молодой порослью,
головы попрятались за стену.
   - Таран, - прошептал мурза, но нукеры и сами  знали  свое  дело:  они
подняли бревно, побежали вперед, торопливо переставляя ноги.
   - Вот, шайтан! - не  смог  не  выругаться  мурза:  русские  поставили
крепость на холме, и разогнаться к ней снизу вверх было довольно трудно.
   Внезапно торчавший в сторону тонкий пушечный ствол удивительно быстро
повернулся к тарану,  выплюнул  белое  облако:  б-бах!  Больше  половины
воинов полетели с ног, остальные выронили таран. Б-бах! Грохнула пушка с
другого угла, и с ног упали еще  двое...  Нет,  поднимаются...  Убегают.
Неподвижными под стенами остались только трое.
   - Любимый мурза! - Нукер, резко остановивший коня, спрыгнул на  землю
и тут же упал на колени.
   - Русские напали на наш обоз.
   - Как? - Алги-мурза вскочил. - Как вы допустили?!
   - Прости, любимый мурза... Твоя жена погибла...
   - Как? - охнул он и осел обратно на подушку.
   - Почему?
   - Мы разбили и прогнали их, мурза. Все остальные кибитки целы.
   - Где они? Где обоз?
   - Он подъезжает, любимый...
   Тут к ковру подскакала Даша, вся в  слезах,  слезла  с  коня  и  тоже
кинулась к мурзе:
   - Мой господин, мой господин... Это было ужасно... Они  рубили  всех,
всех подряд. Я и не знаю, как осталась цела. Я так  стремилась  к  тебе,
мой господин. Я знала, что ты непобедим, что ты сможешь нас защитить...
   Наложница упала к нему в ноги и зарыдала.
   - Ну-ну, - закряхтел Алги-мурза, гладя ее по  голове.  -  Теперь  все
позади. Я здесь, и бояться больше нечего. Ты еще увидишь, как я  захвачу
этот городишко и прикажу срыть его по самую землю.
   - Да, мой господин, - облегченно вздохнула пленница. -  Накажите  их.
Накажите их всех.
   Она утерла слезы - излишек плаксивости утомляет мужчин.  Прильнула  к
татарину  -  пусть  чувствует  свою  силу  и   ее   беззащитность.   Для
правдоподобия  пару  раз  тяжело  вздохнула  -   и   ощутила   утешающее
похлопывание по плечу. Вообще-то, в качестве утешения мог бы  что-нибудь
и подарить. Но здесь, в походе, среди степей - где  он  хоть  что-нибудь
возьмет? Ничего,  потом  отдарится.  А  все-таки  жаль,  что  узкоглазый
вонючка не взял в поход весь гарем.
 
*** 
 
   Остаток дня Алги-мурза провел в ожидании. Гнать нукеров под пушки, на
глупую, бесполезную смерть он не мог - да и кто полез бы на рожон второй
раз? Пленников не приводили... Еще неделя  такого  бездействия  -  и  от
Оскола сюда придет подкрепление. Впрочем, беспокоиться  рано:  ведь  они
стоят здесь еще только первые часы.
   И действительно, поутру, еще до полудня, нукеры второй сотни пригнали
со стороны Донца двух мужчин и женщину, пойманных на тропе у реки.
   - Откуда вы, кто?
   - Могилевские мы, - скинув шапку, низко поклонился один из них. -  На
новые земли податься хотели.
   - Подадитесь, - кивнув, пообещал Алги-мурз  -  Но  сначала  сруб  мне
сделайте. Шагов пять в длину и четыре в ширину. Из толстых бревен, да на
колесах. Понятно?
   - Да где же нам колеса взять, господин? - смял шапку мужик.
   - Вон, - кивнул мурза в сторону опустевших  повозок  обоза.  -  Любые
снимайте.
   Мужики переглянулись, кивнули и скинули на землю котомки.
   - О таком разе, господин, дозволь вернуться на полверсты. Деревья там
стоят высокие и прямые. Их на сруб пустить вельми удобно.
   - И повозочки две взять, - тут же добавил другой.
   - Ступайте.
   Работали пленники, естественно, под присмотром нукеров. Свалили  пару
высоченных пирамидальных  тополей,  на  месте  разделали  их  в  размер,
уложили на телеги, привезли, принялись укладывать венец за венцом.
   - Окошко впереди должно  быть,  -  спохватился  Алги-мурза.  -  Дверь
сзади.
   - Сделаем, - согласились мужики. - На шип бревна посадим.
   Часов за шесть сруб из бревен в локоть толщиной  пленники  соорудили,
снизу сделали вырезы, туда вставили жерди, на концы которых  и  насадили
колеса. Сверху, вместо  крыши,  тоже  накатали  толстые  бревна,  поверх
которых  мурза  приказал  настелить  шкуры,  старые  ковры  и  войлочные
подстилки: а то осажденные зачастую имеют привычку лить на таран кипяток
или сыпать раскаленный песок. Внутри  подвесили  таран,  десяток  первой
сотни забрался внутрь.
   - Все, господин, - поклонились мужики. - Сделали мы работу.
   - Обождите, - отмахнулся Алги-мурза. - Может, еще  чего  понадобится.
Гумер, прикажи их накормить!
   Таран медленно двинулся в воротам. Мурза махнул рукой, пуская  вперед
сотни. Нукеры ринулись атаку, засыпая стрелами частокол, а тем  временем
сруб, под которым семенили человеческие ноги,  приблизился  на  полсотни
шагов.
   С угла крепости грохнула пушка. Таран остановился... но вскоре пополз
дальше и остановился вплотную к воротам. Опять грохнула пушка - и  опять
ничего!
   Расстреляв стрелы, нукеры вернулись к  ставке,  а  со  стороны  ворот
послышался первый гулкий удар.  Потом  еще  и  еще.  Опять  оглушительно
бабахнула пушка - даже с холма было видно, как летят в стороны щепки. Но
удары не прекратились.
   - Сейчас... Сейчас они выбьют ворота...  -  Алги-мурза  оглянулся  на
сотни, готовые устремиться В открытый проход.
   Со  стен  крепости  посыпались  длинные   сучковатые   сучья,   ветви
валежника, палки, доски. Потом полетели факелы.
   - О, шайтан! Вперед, вперед, прикройте  их!  Со  жгут!  О,  Аллах!  -
Выметнувшиеся  вперед  сотни  принялись  осыпать  стену   стрелами,   но
накиданный вокруг сруба пересушенный валежник уже разгорался.
   - Сейчас побегут... Лучше бы они поливали кипятком!
   Однако засевшие в таране нукеры догадались не улепетывать от огня под
вражескими стрелами, а откатиться вместе с осадным сооружением почти  на
сотню шагов и, лишь  потом  выскочив,  стремглав  домчаться  до  лагеря.
Алги-мурза облегченно перевел дух  и  вознес  благодарственную  молитву.
Сырое дерево сруба от нескольких ветвей не загорится,  таран  уцелел,  а
ворота... Ворота можно будет разбить завтра.
   С рассветом к лагерю подошли последние сотни, рыскавшие  в  окрестных
землях. Они пригнали еще пару баб и мужика, привезли несколько повозок с
добром. Правда, не очень  ценным:  деревянные  миски,  корыта,  глиняные
горшки. Алги-мурза отправил всех пленных поливать сруб  водой  из  реки.
Русские тем временем так же старательно обливали водой крыши дома, навес
над стенами и частокол.
   Наконец, после утреннего намаза, конники снова  ринулись  под  стены.
Правда, теперь они не просто сыпали стрелы между  крышей  и  стенами,  а
дожидались, пока там промелькнет чья-нибудь голова. Это заметно  снижало
расход стрел - русские все равно почти не  отстреливались  и  подведению
тарана не мешали. Пальнули, правда, из своей пушки - но без результата.
   Начались гулкие удары, сопровождаемые ясно различимым треском: ворота
поддавались.
   - Гумер, - приказал мурза. - Сажай на коней вторую  и  третью  сотни.
Сейчас начнется.
   Треск перешел в громкий хруст. Еще удар, еще.
   - Прикройте их! - завопил мурза, отталкивая Дашу и вскакивая со своей
подушечки.
   Таран покатился назад. Нукеры выскакивали из него  сзади,  обегали  и
устремлялись вперед, к воротам. Теперь стало видно,  что  створки  висят
перекошенными,  и  достаточно  небольшого  усилия,   чтобы   они   вовсе
обрушились.
   Первая сотня принялась осыпать верх стены  у  ворот  стрелами,  чтобы
защитники не помешали воинам доделать  свою  работу.  Повернулся  ствол,
грохнул пушечный  выстрел.  Заряд  буквально  смел  половину  дорубающих
створки татар, но теперь, уже чувствуя близкую добычу, ни один из них не
отступил ни на шаг и даже головы не повернул. Подлетели ближе  несколько
всадников, кинули веревочные петли,  зацепив  воротины  за  верх.  Двоих
русские тут же сбили стрелами, но трое остальных рванули...
   - Да! - в азарте подпрыгнул Алги-мурза. - Гумер, коня!
   Створки с грохотом обвалились, подняв облако пыли.  Нукеры,  пешие  и
конные, кинулись вперед. Послышался новый грохот, поднялись  новые  тучи
пыли, в которых оказалось вовсе ничего не  разобрать.  Грохнул  пушечный
выстрел с дальнего угла, свалив десяток коней и нескольких татар,  потом
снова выстрелил" ближняя пушка, добавив дыма. От  ворот  доносился  звон
железа, выкрики, стоны.
   - Да что же там такое?! - в нетерпении  подпрыгивал  мурза  и  крутил
головой:
   - Гумер! Где тебя нечистый носит?!
   Наконец пыль начала оседать, и в просветах  чистого  воздуха  татарин
стал различать образовавшийся на месте ворот каменный  завал.  Подняться
на него верховому - только ноги коню ломать. Ногайцы спрыгивали с  седел
и пытались вскарабкаться наверх, на ходу отбиваясь  от  копий,  которыми
русские кололи сверху. Это еще полбеды. Имея даже такой лаз во вражескую
твердыню, отважные нукеры все  равно  пробились  бы  внутрь  и  добились
победы. Но с обеих угловых площадок им в бок били лучники, а еще...
   Б-бах! - выстрел пушки смел с каменистой россыпи и тех, кто уже почти
забрался наверх, готовясь ступить на стену  крепости,  и  тех,  кто  еще
только начинал карабкаться на завал.
   Б-бах! - выстрел с другой площадки ударил  по  тем,  кто  еще  только
приближался к стене.
   Ногайцы еще надеялись на успех и торопились вперед, но  их  радостный
порыв уже начал заметно угасать. Алги-мурза понял,  что,  не  срыв  хоть
одну из угловых площадок, войти в крепость ему не удастся.  Это  значило
подводить таран к стене,  выколачивать  из  нее  несколько  тех  толстых
дубовых кряжей, что местами выглядывают из-под  земляной  насыпи,  потом
подкапываться  под  нее,  пока  та  не  начнет  проседать   под   ногами
защитников. А это не воротину выбить, это работа долгая и нудная. На нее
еще и не всякий нукер согласится. Если, вообще, согласится хоть один.
   Штурм захлебнулся.  Ногайцы  отхлынули  от  крепости,  оставив  перед
бывшими воротами закатившийся в пересохший ров таран  и  десятки  темных
тел. Русские тут же принялись швырять к поставленному  на  колеса  срубу
хворост и дрова. Потом выстрелили из пушки - одно из колес  подломилось,
со стены донеслись радостные крики. Вскоре от  метко  брошенного  факела
занялся и хворост.
   Алги-мурза испытал  жгучую,  невыносимую  тоску