Менги-нукер еще не  начал  тебе
доказывать,  что  он  мужчина.   Вот   тогда   ты   получишь   настоящее
удовольствие.
   - Шерсть сбилась, - за волосы приподнял шаманку  над  водой  Тирц.  -
Ножниц ни у кого нет?
   - Фатхи! - оглянулся бей. - Овечьи ножницы принеси.
   Вскоре подбежавший татарин под ободряющие выкрики  окружающих  наголо
остриг знахарку, и Тирц, опять поймав ее голень, поднял и несколько  раз
макнул шаманку в воду, смывая остатки грязи. После чего отнес к шатру и,
широко размахнувшись, швырнул внутрь.
   -  Фатхи,  -  довольный   увиденным   зрелищем,   подозвал   татарина
Девлет-Гирей. - Прикажи невольникам вылить  воду  и  набрать  свежей.  И
пусть Менги-нукеру утром принесут хорошие женские  атласные  шаровары  и
шитую кофту. Не все же он ее голышом держать станет.
   Шаманка же, упав на ковры, опять на четвереньках  побежала  к  очагу,
принялась торопливо рыться в вещах:
   - Амулет, амулет... Вот он! - Она торжествующе вскочила,  выпрямилась
во весь рост и выставила навстречу  ифриту  маленькую  каменную  фигурку
сидящей, поджав ноги, жирной, грудастой бабы.
   Сейчас, обнаженная, отмытая и избавленная от колтунов, она  выглядела
уже не безобразным чудовищем без пола и возраста,  а  нормальной,  разве
чуть полноватой, женщиной лет двадцати пяти с широкими бедрами, развитой
грудью, алыми соблазнительными  губами,  вздернутым  небольшим  носиком,
иссиня-черными бровями и миндалевидными зелеными  глазами.  В  общем,  с
нормальной фигурой и смазливым личиком.
   - Все! - торжествующе заявила она. - Теперь ты уже не сможешь ко  мне
подойти!
   - Ага, - ухмыльнулся Тирц. - Зачихаюсь до смерти.
   Он взял ее руку в свою, легко вывернул, вынудив шаманку наклониться и
повернуться к нему спиной, потом забрал амулет и  дал  легкого  пинка  в
розовый голый зад. Поднес безделушку к глазам, покачал головой;
   - Что-то типа "великой матери"?
   - Сейчас ты сгоришь в  демоническом  пламени,  -  не  очень  уверенно
предсказала съежившаяся у стены колдунья.
   - У твоей "матери" сдохла зажигалка. - Тирц отбросил амулет обратно в
грязное тряпье. - А теперь ответь, как ты узнала, что я ифрит?
   - Ты ифрит? - Похоже, шаманка не была уверена в своем  прорицании  до
конца.
   - Нет, но это неважно. Как?
   -  Я  прошла  дорогой  меча  между  морем  и   скалой   и   встретила
прародительницу рода. Она мне и сказала.
   - Что за бред? Какая скала, какое море?
   - Я... Когда я камлаю... Мне  приходится  пройти  по  острому  лезвию
между  морем  и  горами.   Если   я   не   оступлюсь,   меня   встречает
прародительница.  Она  дает  советы,  рассказывает  интересные  вещи   и
отвечает на вопросы. Она сказала, что ты пришел из  мира  нерожденных  в
мир мертвых. Что ты не человек и явился в мир всего год назад. И что  ты
принесешь смерть нашему роду, всем родам степи и обезлюдишь  наши  земли
на долгие века.
   - Она тебе, что, фотографию мою показывала?
   Колдунья нервно вздрогнула, неуверенно кивнув.
   - Она подробно описала, и наш мурза тебя узнал.
   - Вот как? - Тирц хмыкнул, прошелся  по  шатру,  задумчиво  почесывая
нос. Оглянулся на женщину. Осклабился:
   - А что она про тебя сказала, ведьма? Я тебя убью?
   - Нет.
   - Тогда чего ты жмешься, словно тебя к виселице приговорили?
   - Она сказала, что я стану рабой ифрита и рожу ему детей.
   - Твоя прародительница слишком много воображает, -  хмыкнул  Тирц.  -
Нужна ты мне... как пьяной козе зонтик. Интересно, что она скажет,  если
сейчас я сверну тебе шею?
   - Ты не можешь этого сделать. Прародительница этого не говорила.
   Тирц хмыкнул, шагнул к ней.
   - Не-ет!!!
   - Да, - остановился он. - Я могу сделать с  тобой  все,  что  захочу,
чтобы там ни говорила твоя прародительница. Или не  делать.  Но  если  я
тебя убью как я узнаю, что ответит на это твоя... эта самая.
   Шаманка облегченно перевела дух.
   - Разожги огонь, - неожиданно поморщился Тирц. - И сожги эту помойку!
Не могу, воняет.
   - А в чем я стану ходить?
   - Ни в чем! Обойдешься. Делай, что приказано.
   Осторожно, на корточках, стараясь все-таки прикрывать свои  прелести,
шаманка подобралась к костру, покопалась в своем тряпье, высекла  огонь.
Вскоре от насквозь просаленной за долгие годы одежды наверх, к отверстию
в верхушке шатра, повалил густой  черный  дым.  Правда,  вскоре  чернота
иссякла, и над одеждой, приваленной сверху  горстью  катышков  песочного
цвета, заплясали голубые языки пламени.
   - Интересно, - задумчиво произнес Тирц, - а про то, что  тебя  станут
жечь каленым железом, тебя не предупреждали?
   - Нет, - мотнула головой татарка.
   - Сейчас, - довольно кивнул русский. - Сейчас узнаешь...
   Он подошел к очагу, пошарил вокруг. Чертыхнулся.
   - Блин, ни одной железяки. Ничего,  я  тебе  сейчас  на  живот  углей
насыплю. Ложись.
   - Не надо. Не надо, умоляю...  -  Однако  приказ  шаманка  выполнила,
зажмурившись от страха.
   Тирц присел рядом, немного подумал, а потом положил ей на живот  свою
ладонь.
   - А-а-а!!!
   - Чего орешь, дура? Заткнись. Я хотел спросить: твоя  прародительница
тебя любит?
   - Да, ифрит. Ведь она наша общая мать...
   - И она не захочет, чтобы я начал выполнять свои угрозы?
   На этот раз колдунья промолчала.
   - Значит так, ведьма. Я хочу, чтобы  ты  спросила:  сколько  ифритов,
подобных мне, в вашем мире, где они сейчас, что делают и где живет самый
ближайший? Так что давай, отправляйся по лезвию ножа к своей  праматери,
и подробненько ее расспроси.
   - Я так не могу, - мотнула головой шаманка. - Мне нужно собрать травы
и грибы. Часть из них высушить, некоторые замочить в кобыльем молоке  на
восемнадцать дней...
   - Ско-олько?
   - В-восемнадцать...
   - У тебя что, запаса нет?
   - Я не делала, - мотнула головой колдунья.
   - Почему?
   - Так ведь прародительница предупредила, что я все равно скоро  стану
рабой ифрита.
   - Тьфу ты, едрит твою мать! - Тирц прошелся по коврам.  -  А  она  не
говорила, что ты сможешь сбежать, пока собираешь травы?
   - Нет, ифрит...
   - И правильно. Потому что я сам за тобой послежу.
 
*** 
 
   В  короткой,  шитой  алой  и  золотой   нитью,   суконной   курточке,
закрывающей  только  ребра  и  застегивающейся  на  груди   единственным
крючком,  и  светло-бежевых  атласных  шароварах  невольница   казалась,
скорее, танцовщицей из стриптиз-клуба, нежели колдуньей. Да и компоненты
для своего чародейства  она  выбрала  весьма  необычные:  степные  грибы
оказались обыкновенными шампиньонами, трава, большей частью, -  щавелем.
Правда, имелись и незнакомые кандидату физических наук  травки  -  но  в
относительно малом количестве.
   Часть собранного сена шаманка посушила, кое-что  забросила  в  молоко
вместе с пленками грибов - сами шампиньоны съела. Потом долго  колдовала
над кувшином, постоянно таская его из одного места в другое, ставя то  в
тень, то на солнце, припевая над ним какие-то  молитвы  или  заклинания.
Впрочем, как подозревал Тирц, она просто соблюдала  тепловой  режим,  не
давая зелью сильно перегреться или остыть.
   По прошествии восемнадцати дней она  заварила  в  небольшой  глиняной
пиале кипятком сушеные растения, выдержала почти до обеда, потом  выпила
настой и принялась разжигать огонь. Потом, постоянно ловя глазом  пламя,
начала кружиться, тихонько себе подвывая.
   Тирц кинул у входного полога несколько подушек и развалился на них, с
интересом наблюдая за зрелищем.
   Она кружилась все быстрее и быстрее, и у русского уже у самого начала
кружиться голова, и он начал терять счет времени. Лишь голова колдуньи с
прикованным к огню взглядом казалась словно насаженной на кол.
   - А-а-а! - Она внезапно упала,  распластавшись  на  коврах  и  тяжело
дыша.
   Александр дернулся было помочь, но вовремя спохватился - а вдруг  это
часть ритуала?
   Шаманка пролежала минут пять, потом зашевелилась, поднялась  во  весь
рост. Постояла. Уверение походкой дошла до ифрита и села рядом.
   - И что сказала прародительница? - поинтересовался он.
   - Разве ты не знаешь? - удивилась женщина. - Я еще не входила в земли
духов, я лишь постучалась в дверь. Когда дверь откроется, духи позовут.
   - Интересная технология, - зевнул ифрит. - Долго ждать?
   - Нет. Меня зовут всегда. Бабка рассказывала, когда шаманка  стареет,
духи начинают звать ее не каждый раз, а все реже и  реже.  Нужно  успеть
передать умение внучке, иначе дверь  может  закрыться  навсегда,  и  род
навсегда забудет дорогу к прародительнице.
   - Оказывается, даже  духи  любят  баб  помоложе.  -  Тирц  окинул  ее
взглядом и довольно хмыкнул:
   - Ничего, тебя еще надолго хватит.
   У него даже появилось желание  протянуть  руку,  стиснуть  невольнице
грудь, но он передумал - нечего от камлания отвлекать.
   Неожиданно колдунья завалилась  на  бок,  испуганно  оперлась  рукой,
выпрямилась, дотянулась до кувшина с  перебродившим  молоком,  принялась
жадно пить. Поставила его на место, вскочила, снова закружилась у  почти
прогоревшего очага. Рухнула. Отлежалась. Отползла к Тирцу, без стеснения
привалившись к  нему,  словно  имела  дело  не  со  своим  господином  и
владельцем, а со спинкой дивана. Схватилась за молоко, осушив крынку  до
половины. Немного посидела ровно, потом опять начала заваливаться на бок
и тут же вскочила, снова устроив поначалу медленное, а потом все более и
более быстрое вращение. Упала на ковры, изогнулась дугой  и  покатилась,
словно и лежа хотела продолжать свой танец - пока не  уперлась  в  стену
шатра и не забилась в мелких судорогах.
   Конвульсии продолжались довольно долго,  но  в  конце  концов  начали
потихоньку затихать. Колдунья приоткрыла  глаза,  попыталась  встать  на
четвереньки,  но  плюхнулась  набок,  словно  умирающая  собака.   Снова
поднялась, и снова завалилась. Несколько минут полежала на боку, вытянув
руки и ноги, потом снова встала на четвереньки и торопливо  помчалась  к
выходу, мелко перебирая руками и ногами - но не рассчитала направления и
влетела головой в стенку шатра.
   - Ни хрена ты кефирчику опилась, - покачал головой Тирц. - Ходить уже
разучилась.
   - Мне... надо... - прошептала шаманка.
   - Ох, блин, - вздохнул Александр. - Все так  и  норовят  мне  на  шею
усесться.
   Он перекинул ее через плечо, вынес в степь на полверсты от  ставки  и
опустил в высокую густую траву.
   Шаманка на получетвереньках отбежала  немного  в  сторонку,  присела.
Тирц с интересом наблюдал за тем, как она пытается удержать  равновесие,
а когда шаманка выпрямилась во весь рост, натянула шаровары, а потом  со
всего размаха грохнулась на  спину,  плюнул,  подобрал  и  отнес  назад.
Положив невольницу на персидский ковер  напротив  входа,  он  накрыл  ее
тонким шерстяным одеялом.
   - Черт с тобой, завтра расскажешь. Обезьянка.
   - Прародительница сказала, что станет  тебе  помогать  ради  спасения
своей правнучки, - с закрытыми глазами прошептала шаманка. - Что похожих
на тебя много, и она устанет рассказывать про всех, кто чего  делает.  А
самый близкий ифрит - женщина, Она худенькая и высокая, с синими глазами
и прямы. ми вороными волосами, остроносая. Всегда ходит с луком,  черным
и высоким.
   - Юлька! -  моментально  вспомнил  Тирц.  Юленька  из  клуба  "Черный
шатун". Это хорошо, они поодиночке расползлись. Теперь я им поодиночке и
объясню, как нехорошо было меня пинками гнать и приказов не слушать. Где
она сейчас?
   - Она живет в доме, который первым встретился вам весной в дороге  на
север.
   - Ах, вот оно что... - Теперь ему совсем в другом свете представилось
наличие пушек у  мелкой  русской  крепостицы  и  мастерство,  с  которым
неведомый лучник выбивал нукеров из строя. - Вот она, значит, где... Что
же, тем лучше.
   Он машинально поправил одеяло на плече шаманки и вышел из шатра.
 
*** 
 
   -  Ах,  не  может  быть!  -  покачала  головой  Даша.  -  Неужели  ты
действительно можешь его натянуть, мой господин? Он же такой тугой.
   Невольница снова попыталась оттянуть тетиву и покачала головой.
   - Дай! - небрежно предложил Алги-мурза, взял лук, наложил  тетиву  на
сгиб большого пальца - чтобы кожу не порезать, зацепил  ее  указательным
пальцем,  резким  движением  натянул  лук  почти  наполовину  и  тут  же
отпустил: пальцу все равно без наперстка больно.
   - Ого, вот это да! - в восхищении захлопала  в  ладоши  полонянка.  -
Какой ты сильный, мой господин.
   Разумом татарин  понимал,  что  это  всего  лишь  рабыня,  полонянка,
наложница, но восхищение девушки все равно льстило, и он жестом подозвал
ее к себе, посадил рядом, перекинув руку ей через плечо и накрыв ладонью
просвечивающую сквозь шелк грудь.
   - Это еще что! Со старого лука пару  лет  назад  на  соревнованиях  с
янычарами в Балык-Кае я пустил пять стрел  на  расстояние  двух  полетов
стрелы, и три из них попали в натянутую на щит шкуру овцы!
   - Невероятно! - затаила дыхание наложница.  -  Наверное,  все  просто
обезумели от восторга.
   - Скорее, от  зависти,  -  многозначительно  ухмыльнулся  Алги-мурза,
свободной рукой дотянулся до чашки с прохладной водой, в которую,  кроме
того, был выжат сок из кисловатого, недозрелого граната. - Они  едва  не
умерли от зависти.
   На самом деле татарин не участвовал в соревнованиях, а лишь  наблюдал
за ними. А пять быстрых и точных стрел выпустил, подбив локтями округлый
живот,  османский  наместник  города  Кароки-мурза,  навсегда  добившись
непререкаемого авторитета у янычарского гарнизона. Да оно  и  понятно  -
ведь у султанского чиновника  в  руках  был  не  просто  лук  -  а  лук,
изготовленный самим Сулейманом. Из такого и он выпустит стрелу на полдня
пути.  Увы,  Алги-мурзе  приходится  довольствоваться  дешевым  крымским
луком,  купленном  в  Мангупе  за  пятнадцать  кобыл-трехлеток  и   трех
необъезженных жеребцов.
   - Но ведь  вам  приходится  выпускать  сразу  по  несколько  штук!  -
поразилась Даша. - Неужели вы не устаете?
   - Порой за пару часов по три колчана опустошить успеваешь, - поправил
ее Алги-Мурза. - А потом еще несколько часов саблей махать.
   - Несколько часов?.. - Русская невольница  наклонилась,  вытянула  из
ножен клинок, качнула в руке:
   - Тяжелая...
   Мог  ли  Алги-мурза  предположить  всего  полгода  назад,   что   при
прикосновении невольницы к его  оружию  он  не  изрубит  ее  немедленно,
страшась попытки покушения, а расплывется в довольной улыбке?
   - Какой ты сильный, мой господин... - скользнула она ладонью  по  его
плечам - татарин инстинктивно напряг  мышцы  -  по  рукам,  груди.  -  Я
чувствую эту силу даже через халат!
   Однако ладонь проникла уже под тонкую шерстяную подбивку  -  в  своем
шатре мурза возлежал только в одном халате, шитом поверху синим атласом.
И сейчас татарин ощутил жгучее желание показать рабыне, что сила у  него
есть не только в руках.
   - Эй, Алги!
   Мурза вздрогнул и поморщился -  русский  всегда  появляется  в  самый
неудачный момент!
   - Алги! - Менги-нукер вошел  в  шатер,  уселся  перед  ним,  принялся
ненавязчиво пощипывать ворс ковра. - Мурза, ты помнишь ту  крепостицу  с
частоколом, на которую мы наткнулись, перейдя Дикое поле? Ну, маленькую,
с земляным валом и частоколом поверху?
   - Помню, - кивнул татарин, отодвигая невольницу.
   - Там живет девка.  Лучница,  высокая,  голубоглазая,  остроносая,  с
прямыми волосами. Она мне нужна. А Девлет-Гирей, засранец, не отпускает.
Боится, сбегу. Зато обещал дать пять сотен нукеров из  рода  Мансуровых.
Сходи туда, Алги?  Крепостица  небольшая,  с  полусотней  воинов  ты  ее
возьмешь. Добыча тебе, девка мне. Хорошо?
   Русский поднялся.
   - Вот и договорились. Девлет обещал, что сотни завтра  подойдут.  Вот
вы послезавтра и отправляйтесь.
   Он кивнул и вышел из шатра. Не то попросил, не то приказал. Но отказа
и не помыслил. Алги-мурза тихо зашипел сквозь зубы:
   - Я ему что, нукер? Не пойду!
   Но он уже сейчас понимал, что пойдет. Удачный набег  -  это  слава  и
добыча. И не так часто его назначали  командовать  пусть  небольшим,  но
самым  настоящим  войском,  чтобы  так  просто  отмахнуться   от   такой
возможности. Хорошо покажешь себя один раз - значит, в будущем про  тебя
тоже вспомнят, когда понадобится толковый бей.
   - Проклятый русский!
   - Ты уезжаешь, мой господин? - Даша испуганно обняла его руками. -  А
как же я? Я не могу жить, не видя тебя, мой  господин.  Хоть  ненадолго,
хоть краешком глаза.
   - Это военный поход! - сурово отрезал Алги-мурза.
   - И я  смогу  увидеть,  как  ты  побеждаешь  врагов?!  -  восторженно
распахнула наивные глаза полонянка. - Как ты гонишь их этой саблей?
   Она попыталась вскинуть клинок,  но  тот  оказался  слишком  тяжел  и
завалился набок.
   - Как тебе удается его поднимать?
   - А вот так! - Мурза перехватил у нее саблю, выпрямился и  прошел  по
коврам, играя сверкающей сталью. - Вот так, вот так, вот так.
   Развернулся, взглянул в ее изумленные  глаза,  удивленно  приоткрытый
ротик, рассмеялся и шагнул к наложнице, расстегивая халат.
 
Глава 3 
Дичь в загоне 
 
   Стоял  июль.  Лето  выдалось  жаркое.  Юлю  вообще  поражала   погода
нынешнего времени.  Она  вела  себя,  как  чересчур  сильно  раскаченный
маятник: что ни зима - так трескучие морозы, аж деревья лопаются. Что ни
лето - так щеглы в полете запекаются. Вода в Осколе  нагрелась  сильнее,
чем она привыкла воду в душе делать. Хотя - где теперь этот душ...
   Купаться боярыня приспособилась за излучиной:  там  и  спуск  к  воде
более пологий, песочек, небольшой пляж. И от крепости не видно:  в  воде
она с бабами барахталась голышом и не хотела, чтобы  кто-то  из  усадьбы
мог это разглядеть, и вообще, мог узнать, где это происходит - чтобы  не
подглядывали. Обычно она говорила, что пошла к верше, за уловом, а сама,
спустившись до кустарника,  поворачивала  влево,  уходила  за  недалекий
поворот, раздевалась и погружалась в медленно текущие струи.
   - Сон мне приснился, боярыня...
   Голос Мелитинии заставил ее вздрогнуть. Юля подняла голову:
   - Какой?
   - А будто купаешься ты, барыня, на месте  нашем.  И  вдруг  наползает
неведомо откуда чудище морское,  многорукое.  И  начинает  вас  хватать,
хватать, хватать, все тянется, тянется и тянется...
   - Так тянется или хватает? - переспросила Юля.
   - Вроде как хватает... Почти...
   - Ох, - усмехнулась женщина. - Все тебе какие-то ужасы мерещатся. Ну,
откуда в нашем Осколе морское чудище? Они в пресной воде  дохнут.  Пошли
лучше, за рыбкой сходим.
   - Не ходила бы ты сегодня, боярыня,  -  мотнула  головой  кухарка.  -
Давай, одна я сбегаю?
   - А я тут от жары умирать останусь? Хитрая какая!
   - Не хитрю я, боярыня. Сон уж больно страшный.
   Юля ненадолго задумалась, а потом улыбнулась и покачала головой:
   - Нет, Мелитиния. Коли сюда чудище морское забредет,  страшно  станет
везде - и на реке, и в усадьбе. А коли не придет - я тут в духоте и  без
него помру. Поднимайся, пошли.
   Кухарка послушно отправилась за корзинкой для  рыбы.  Юля,  дожидаясь
ее, отошла к окну, выглянула во двор, на котором мужики наполняли  навес
свежим сеном, а муж, стоя к ней спиной, что ковырял у двери погреба.
   Варлам, почувствовав взгляд, оглянулся, помахал рукой. Юля махнула  в
ответ и внезапно ощутила в глубине души мерзопакостный холодок.  "Чудище
морское тянет руки и хватает, хватает...". Интересно, Мелитиния хоть раз
в жизни видела осьминога? Хотя бы на картинке? Да она даже слов таких не
знает! Ни про головоногих, ни про щупальца с присосками.  А  вот  у  нее
сразу разыгралось воображение.
   А  вдруг  в  шестнадцатом  веке  спруты  водились  в  реках.  Боярыня
передернула плечами, а потом сходила в спальню и сняла со  стены  лук  и
колчан. Пусть будет.
   Яркий свет на улице ударил по глазам, и Юля даже прикрылась  от  него
рукой:
   - Варла-ам! Мы до верши сходим, за рыбой. Ненадолго.
   Муж от погреба кивнул, и две молодые женщины вышли через  распахнутые
ворота