Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
- Молятся...
***
В эти самые минуты в небольшой рыбацкой деревушке Ветвенник, что
стоит на самом берегу Чудского озера на десять верст южнее Гдова,
отделенная от древней крепости чавкающим, непроходимым болотом,
собралось необычайно много народа. В большинстве это были бородатые
мужики и молодые парни, одетые в темные, нечищеные кольчуги поверх
толстых холщовых стеганок, в шлемах или толстых, часто прошитых
проволокой и набитых конским волосом "бумажных шапках", с топорами и
кистенями за поясом, - хотя многие могли похвастаться и самыми
настоящими мечами на боку.
Среди оружных рыбаков царило оживление: им и раньше приходилось,
спасаясь от зимней скуки или от вынужденного безделья между запашкой
земли и первыми летними работами, ходить в набеги на близкие лифляндские
волости или на юг, к извечным ворогам - жмудинам. Однако не так уж часто
сии походы возглавляли умелые бояре, а уж тем более - человек государев,
самим Иваном Васильевичем из многих ратников служилого сословия
избранный. Одно это сулило явный успех набега и богатую добычу - а
потому и собралось из ближних и дальних деревень не в пример больше
народа.
В глубокой, удобной бухте, напротив пяти причалов из потемневшего
дерева покачивался, ако поглотивший Иова левиафан, новгородский морской
корабль, способный и полтораста сотен пудов товара в трюмы принять, и
два десятка судовой рати, не считая корабельной команды, на борту
унести. Крупные рыбацкие баркасы казались рядом высунувшимися из глубин
озерными сомами - достойной добычей сами по себе, но слишком мелкими по
сравнению с настоящей рыбой.
На берегу потрескивали костры, над которыми зажаривались заколотые по
такому случаю два кабанчика, рядом жмурились на огонь двое пареньков лет
пятнадцати - в новеньких длиннополых стеганках с нашитыми на грудь
широкими железными пластинами.
- Тоже, стало быть, в поход собрались, - задумчиво кивнул Зализа. -
Впервой, надо думать...
- Что говоришь, Семен Прокофьевич? - не расслышал сидящий рядом
купец, одетый в шерстяные шаровары и подбитый ватой суконный кафтан с
короткими рукавами. По виду он не сильно отличался от других членов
корабельной команды, перевозящих на борт ладьи снятые с лошадей
чересседельные сумки - вот только под окладистой бородой заметно
выступал солидный, приличествующий званию округлый животик, а на пальцах
поблескивало несколько золотых, с крупными каменьями, перстней.
- Говорю, время сейчас хорошее для похода, Илья Анисимович, -
обернулся на него опричник. - И не померзнем без костров, и не жарко,
коли хороший поддоспешник под броню надеть. Еще месяц протянуть, так в
броне хуже, чем в печи жарить начнет.
- Это да, - согласился купец. - По мне, так лучше мороз, нежели
пекло. По холоду налатник накинешь, поддоспешник войлочный добавишь - и
хоть в снегу спи. А от жары никуда не спрячешься. О, еще парус!
Из-за поросшего соснами мыса показался баркас, лихо лег набок, едва
не черпнув бортом воды, повернул в бухту, выпрямился. Белый треугольник
быстро пополз вниз. Дальше баркас двигался только по инерции, но маневр
оказался рассчитан настолько точно, что остановилось суденышко только у
самого причала. С него на округлые жерди настила спрыгнул мальчишка,
торопливо намотал веревку на выступающую сваю.
- Ай, хороший кормчий, - приподнялся купец. - Вот мне такого на
вторую ладью надоть...
- Когда она будет-то? - усмехнулся опричник. - Третий год про нее
слышу, а видеть чегой-то не довелось.
- Нонешней весной артельный закончить обещал, Семен Прокофьевич, -
расплылся в довольной улыбке купец и запустил руку в мешок со снетками.
- Как с твоим делом закончим, так за товаром и поеду. Ужо и команду
новую сговорил.
Из баркаса на причал выбрались один за другим четверо мужиков, сошли
на берег.
- Ага, - Зализа кинул в рот пару рыбок и, торопливо их прожевывая,
поднялся, блеснув на солнце начищенными пластинами юшмана.
Следом за ним поднялись сидевшие поблизости купец Баженов,
председатель клуба "Черный шатун" Костя Росин и его друг Игорь Картышев.
В этом мире Игорь привлекал куда меньше внимания, нежели в двадцатом
веке. Уж очень любил "красный петух" посещать русские города, слободы и
деревни. Как ни зарекались от него люди - и кузни с мастерскими в
сторону от жилья выносили, и овины в стороне ставили, и топить запрещали
без воеводского дозволения - а все равно в каждом столетии всякий город
выгорал дотла по три-четыре раза. Мелкие пожары и в счет не шли:
выгорела улица - слава Богу, дальше не перекинулось. Потому покрытое
ярко-красными пятнами заживших ожогов лицо удивления не вызывало: ну
пересидел где-то в охваченной пламенем избе, не уберегся, добро али
детей малых спасти пытался - бывает. И даже скажи им кто, что горел
Картышев не в избе или сарае, а в танке на узкой афганской дороге - так
ведь мало ли кто где горел? Дело обычное...
- Здрав будь, воевода Семен Прокофьевич, - сняв шапки, дружно
поклонились подошедшие от баркаса мужики. Двое из них были в кольчугах,
один в стеганке с нашитым на живот большим кольчужным куском, один - в
любовно начищенном колонтаре. - Слышали мы, собираешь ты дружину,
лифляндских схизматиков уму-разуму поучить. Сами мы будем из Стрекотово,
черные пахари, Мелкошины, челом бьем.
- И вам здоровья, добрые люди, - кивнул одной головой опричник. -
Дружину я не собираю, ибо для схизматиком много чести будет, но за
зимний набег наказать желаю, и в деле этом любому охотнику завсегда рад.
В воздухе повисла тишина - гости осознавали услышанное. Разумеется,
ничего нового для себя они не узнали. Коли смерды черные, то есть
государевы - они могли считаться вольными от всяких закупов и недоимок,
от Юрьева дня. Стало быть, вступив в дружину государева человека, они
становились служилыми людьми, тягла государева имели право более не
платить, и даже сами рассчитывать на жалование. Такого Зализа позволить
себе не мог. Другое дело - охотчие люди. Эти в поход идут только ради
веселья или добычи, по своей воле, и облегчения иных повинностей ждать
не должны.
Правда, ничего другого Мелкошины услышать и не ожидали - смердов на
Руси в походы никто и никогда не верстает, это удел служилого сословия.
Разумеется, простому человеку ход в служилые не заказан: хочешь, в
стрельцы записывайся, хочешь, в черные сотни по призыву иди. И коли
стоящие перед опричником пахари по сей день в деревеньке своей обитают -
стало быть, сами на воинскую службу не рвутся. А решили ради скуки и
прибытка у соседей пошалить - другое дело. Ради этого тягла никто
снимать не станет.
- Спасибо за честь, Семен Прокофьевич, - ответил за всех мужик в
колонтаре. - Мы люди охотчие, но надолго от хозяйства оторваться не
можем. Потому определи нам воеводской волей место при дружине, да долю
свою назови.
Зализа улыбнулся, услышав речь бывалого человека. Никаких лишних
жалоб, наивных надежд. Место при дружине, да доля воеводы в добычи - это
все, что нужно знать охотнику в лихом набеге. Да еще предупредил, что
рассчитывать на них надолго нельзя - тоже спасибо. Пожалуй, на этого
ратника положиться можно, не подведет.
- Идем мы гостевать на один день, - так же четко и ясно ответил
опричник.
- Место ваше будет за ладьей, последними. Как вблизи берега ладья
парус спустит, к борту подойдете, да четырех латников к себе примете, и
с ними высадитесь... Хотя нет, - оборвал себя Зализа. - Иначе сделаем.
Илья Анисимович сказывал, кормчий у вас зело хорош...
- Сын мой младший, - не удержавшись, перебил воеводу охотник.
- Потому, - сдержал раздражение опричник, - до темна примете на борт
меня с тремя латниками, и пойдете вперед. Надобно высадиться тайно, дабы
шума раньше времени не поднять. А на счет добычи... Ничего просить не
стану. Но коли девки вам справные попадутся: Илье Анисимовичу на ладью
отдайте. Он знает, что с ними опосля сделать.
- Благодарствую за честь, Семен Прокофьевич, - приложив руку к груди,
поклонился Мелкошин. - Все сполним.
Отступив, он отдельно поклонился купцу и, махнув рукой односельчанам,
повел их к деревне.
- Первыми пойдем! - услышал его радостное сообщение Зализа и довольно
улыбнулся:
- Ну вот, почитай, семь десятков ратников под рукой имеем.
- Да какие это ратники? - хмуро огрызнулся Картышев. - Мужики
сиволапые.
- Да ладно тебе, боярин, - незлобливо покачал головой опричник. - Их
на рать никто и не посылает. А подмога неплохая получится. Ты не
мучайся, боярин, выручим мы твою родственницу из полона.
- Правда, Игорь, - неожиданно поддержал Зализу Константин. - Все в
точности по плану идет. Пока даже лучше, чем ожидали. Вытащим мы Ингу от
епископа, ни хрена он сделать не сможет!
- Слишком хорошо все получается, - поморщился Картышев, зачерпнул
целую горсть снетков, поднялся и пошел вдоль берега.
- Нервничает, - извиняющимся тоном произнес Росин.
Впрочем, Зализа это и сам прекрасно понимал. Когда у тебя
единственная родственная душа прямо из дома исчезает - это беда. Когда
ты узнаешь, что она у дикарей-схизматиков в полоне томится - это беда
столь же страшная. А боярину Картышеву с бедой такой, почитай, три
месяца жить пришлось - пока узнали, пока к ответному набегу
изготовились. Понятно, душа у служивого не на месте.
Опричник прихватил из раскрытого мешка еще немного рыбки, и
поморщился: снетки. Рыбка мелкая, почитай сорная - но местные рыбаки
догадались подсаливать ее и вялить целиком, отчего стало получаться
лакомство - не лакомство, но угощение приставучее, хуже семечек. Пока
все не съешь - не успокоишься. Ужо и брюхо набито, и в горло не лезет -
а руки все едино ко рту тянут.
Ветвенникские рыбаки с готовностью выставили желанным гостям сразу
пять мешков: угощайтесь! В итоге за полдня все бояре объелись так, что
думали только о воде. А хитрые смерды к собственной выдумке не
прикоснулись - дождались, пока кабанчики поспеют.
- Ну что, Илья Анисимович, - решительно отодвинул мешок Зализа. -
Пора нам к тебе на ладью перебираться. Рыбакам на баркасы сесть быстро,
а нам на твоей лодчонке раз десять метаться придется.
- На ладью с причала садиться надобно, а не с мелководья, - покачал
головой купец. - А коли причала высокого нет, никуда не денешься. На
лодке придется переплывать.
- Тогда, Константин Алексеевич, - кивнул Росину опричник, - поднимай
своих ратников, отправляй на борт. Батовы следом пойдут. Пока соберемся,
охотники как раз подкрепиться успеют, следом и тронутся.
Глава 3
Кодавер
На Чудском озере русский берег от лифляндского отделяет всего
тридцать верст. Небольшая флотилия из одной ладьи и двух десятков
баркасов преодолела это расстояние еще до сумерек и легла в дрейф вне
видимости берега. Возможно, не на всех судах кормчие были одинаково
опытны, но родные места отлично знали все, а потому, сгрудившись вокруг
флагмана, достаточно уверенно указывали на ровную линию горизонта:
- Кодавер прямо. Монастырь там у схизматиков, и деревня большая. Коли
севернее брать, то к Сассуквере попадем. Там селение из четырех дворов,
и все. А южнее - Пярсикиви. Там поселок большой, кабак монастырский,
церковь богатая. К Пярсикиви идти треба, пока сила у нас. Там есть что
на меч взять. А в Кодавере монастырь, стража.
Зализа стоял, опершись локтями на борт и слушал - слушал внимательно,
не отмахивался. Однако и решения своего вслух не произносил. Как назло,
погода стояла ясная, спокойная. В такую погоду на ровной, отблескивающей
лунным светом поверхности озера корабли видно ой, как далеко! А ливонцы,
хоть и схизматики, но не дураки, и засеку с малым отрядом непременно
должны выставить.
Опричник отступил к мачте, сграбастал за ворот Прослава:
- Повтори, что про засеки сказывал?
- Промеж Кодавером и Пярсикиви болото лежит. Потому стража и там, и
там, возле топи. А далее токмо перед Ранной. За ней опять топи
начинаются.
- И более нигде?
- На монастырской колокольне. Но с нее озера за топью не видать, холм
там крутой. Потому и засеку у берега поставили.
Зализа отпустил проводника и, ощущая на спине холодок ужаса, принялся
неторопливо расстегивать крючки юшмана. Этот острый холодок с бегающими
по спине мурашками он испытывал каждый раз, заранее готовясь к сече, или
мчась в атаку на рыхлые татарские орды - и именно этот холодок,
смешиваясь с решимостью пройти свой путь до конца и вызывал у него то
щемящее чувство восторга, которое заставляет воина искать для себя
схватки, вступать в бой, из которого обязательно выйдешь победителем:
потому, что русских воинов хранит Бог, и они могут погибнуть, но
проиграть - никогда!
- Смотри, Прослав, - предупредил он смерда. - От слова твоего ноне
жизнь твоя зависит. Не ошибись.
- Почто доспех снимаешь, Семен Прокофьевич? - удивился купец.
- Звенит он, Илья Анисимович. Ночью, почитай, за версту услышать
можно, - опричник перевел взгляд на Росина. - Со мной пойдешь,
Константин Алексеевич. И ты, боярин Малохин.
Костя хмуро кивнул. Лично он никакого восторга от схваток не
испытывал, и сражаться не любил. И каждый пораженный в бою враг вызывал
в нем чувство вины за отнятую жизнь. Но он прекрасно понимал, что без
этой тяжкой работы русской земле не обойтись, а потому выполнял ее
честно, не отлынивал и за спины одноклубников не прятался.
- Вот черт, доспех заранее надеть поленился, - Сережа, видимо,
радости от предстоящей вылазки тоже не предвкушал. Не нужно быть семи
пядей во лбу, чтобы понять, почему опричник выбрал именно их: оба стояли
на палубе судна в одних стеганных куртках, без железа. - Мушкетон брать?
- Нет, бояре, - покачал головой Зализа. - Начнем тихо.
Он протянул свою броню, превратившуюся в бесформенную груду железа,
старшему Батову и перегнулся через борт:
- Ну, где тут Мелкошин со своим кормчим?
- Здеся мы, воевода! - на одном из баркасов взметнулось в воздух
весло, послышался громкий плеск. Масса суденышек пришла в движение.
- А нам когда выступать? - поинтересовался купец.
- До полуночи выждете, а потом к краю топи правьте, к Кодаверу, -
распорядился Зализа. - Дорогу тебе рыбаки укажут, не впервой.
К борту с гулким стуком приткнулся баркас, и опричник кивнул
Прославу:
- Прыгай.
Потом бесшумно соскользнул сам, отодвинулся, освобождая место еще
двум воинам. Рыбацкое суденышко заметно просело, но на гладкой воде
небольшой перегруз особого вреда принести никак не мог.
- На Пярсикиви правь, к болоту, - кивнул сидящему на корме мальчишке
Зализа и поправил саблю, подтягивая ее вперед. - И торопись, полной
темноты нам ждать ни к чему.
С этим опричник рассчитал совершенно правильно: одинокая лойма,
возвращающаяся в сумерках с озера к соседней рыбацкой деревушке, не
привлекла внимания кодаверского патруля, греющегося у костра почти на
самом берегу. В Пярсикиви растянувшийся на траве латник удивился, что
идущая явно к ним лодка вблизи берега почему-то исчезла - но тревоги
поднимать не стал. Какая может случиться беда от одной-единственной
заблудившейся лоймы? Тем паче, что вот уже четвертый год язычники с
русского берега ни разу не пытались потревожить владения дерптского
епископа. Видно, сам Господь берег церковные земли, отводя беды войны
либо далеко на юг, в полуязыческую Литву, либо обрушивая свой гнев
только на русские пределы.
Тем временем баркас, едва не ткнувшийся носом в заболоченный берег,
повернул на север и поднял парус, заметно завалившись на левый борт. Не
сместись все пассажиры на правую сторону - глядишь, и перевернулась бы
лодчонка. Однако, уравновесившись, лодка помчалась со скоростью хорошего
рысака, стремительно скользя мимо поросшего осинами болота.
- Версты две будет, не более, - шепотом предупредил Прослав, сжав
острие клевца с такой силой, что захрустели суставы. - Как ельник
начнется, так и засека епископская недалече.
Над озером стремительно сгущался мрак, и мир разделился на две части:
лес, под кронами которого сгустилась непроглядная тьма, и озера, на
волнах которого легкая рябь играла отблесками яркой луны, словно
шелковая нарядная рубаха.
Впереди, за округлыми осиновыми кронами, проглянули острые еловые
пики.
- Ты, Мелкошин, пока останешься здесь, - наказал Зализа одетому в
колонтарь охотнику. - А остальные - за мной. С нами Бог, бояре.
Особо не таясь, опричник спрыгнул в воду. Плеск от его ног
растворился среди мерного шума накатывающихся на берег волн, и ничьего
внимания привлечь не мог. Следом за ним баркас покинул Прослав, а потом
и остальные воины.
Выбравшись на сушу, опричник сразу двинулся вглубь берега. Ему,
поставленному государем хранить рубежи Северной Пустоши, было хорошо
ведомо, куда в первую очередь станет смотреть поставленный в секретную
засеку ратник, куда не стоит показываться ни в коем случае. Только
углубившись в чащу на пару сотен шагов, он пропустил вперед себя
Прослава, родившегося в здешних местах, и знавшего каждую тропинку
наизусть.
- Ну, показывай.
Проводник кивнул, двинулся дальше вглубь леса, уверенно петляя между
вековых елей, пока не вывел отряд на узкую утоптанную тропу.
- Туда, - махнул он в сторону озера.
Зализа кивнул, снова обгоняя бывшего ливонца, положил правую руку на
саблю, хотя оружия пока не обнажал. Прослав тоже схватился за чекан, но
шаг у него получался какой-то уж очень короткий, и его обогнали сперва
Росин с Малохиным, а затем и охотники из Стрекотово.
Опричник тем временем замедлили шаг, повел носом:
- Никак костер жгут?
Такой беспечности от лифляндских караульщиков он никак не ожидал.
Ведь единственное достоинство засеки - это ее потаенность. Увидеть
ворога до того, как он увидит тебя, успеть упредить воеводу, ближние
селения, пока их не застали врасплох. И первое, чем выдает себя врагу
тайная стража - это огонь. Дымок над кронами, запах гари, потрескивание
поленьев - все это может стоить жизни малочисленному воинству.
Да, разумеется, его засечники тоже жгут костры, когда стоят на страже
Невы и ее берегов. Но схрон для отдыха делают куда как далеко от самого
поста. Да и нет у них другого выхода, от Невской губы до ближайшего
жилья - полдня пути, не набегаешься. А здесь, чуть не в самом поселке
лежбище устраивать...
Зализа жестом подозвал охотников и Малохина, указал им дальше по
тропе, шепотом уточнил:
- Разойдитесь до воды, да зрите в оба! Коли вестник к монастырю
побежит, не упустите!
Сам же в сопровождении Росина, свернул к кустарнику и стал тихонько
пробираться вперед - туда, где за переплетением ветвей просвечивал живой
темно-красный свет. Прослав, некоторое время помявшись на тропе,
повернул следом за опричником.
Сторожей оказалось трое. Один лежал, вытянувшись у огня и подперев
голову рукой, еще двое сидели, жмурясь на пламя и зажаривая что-то на
длинных оструганных веточках. Неподалеку стояли прислоненные к низкой
ольхе копья, мешающие сидеть короткие мечи-кошкодеры лежали в траве.
Такого момента Зализа упустить не мог, а потому, не раздумывая, выхватил
саблю и ломанулся вперед.
Стражники, за долгие годы привыкшие к безмятежности и скуке своей
службы, вместо того, чтобы хвататься за