Сейчас, быть может, была сходная ситуация.
     Улыбаясь, она обсуждала свадьбу.
     - Нет никакого смысла в отсрочке, - сказала она. - Я уже давно думала, Фабиан, что тебе пора жениться. Ты не можешь выходить замуж отсюда, Друзилла, это было бы нарушением всяких правил. В день свадьбы невеста не должна находиться под одной крышей со своим женихом. Поэтому ты можешь пойти в пасторский дом. Это было бы самым подходящим местом, поскольку это твой старый дом. Жаль, что Колин Брейди не может быть твоим посаженным отцом. Он был бы для этого самым подходящим человеком. Но он будет вести службу в церкви... поэтому им должен будет быть доктор. Это будет прекрасной альтернативой, так как его дочь теперь живет в пасторском доме. Это лучшая фигура после самого Колина Брейди.
     Леди Джеральдин была упомянута лишь однажды.
     - Милая девушка... слишком увлеченная верховой ездой. Большую часть дня она проводит в седле. Я полагаю, что это улучшает фигуру, но может свидетельствовать о недостатке других интересов.
     Она не делала никаких намеков, что была разочарована. Так открылась новая сторона леди Харриет. Ее любовь к сыну заходила также далеко, как и к Лавинии... и, возможно, даже дальше, поскольку Фабиан в ее глазах был совершенством. Тот факт, что она редко упоминала о своей дочери, не означал, что она забыла ее. Она часто приходила в бывшую комнату Лавинии, и надолго оставалась там и бывала заметно угнетенной, когда выходила. Что же касается Фабиана, он не мог делать ничего плохого. Он был ее сыном и следовательно безупречным человеком. Фабиан выбрал меня, и поскольку я была его выбором, я удивительным образом становилась и ее выбором,
     Я не могла поверить в такой поворот, пока не начала понимать леди Харриет. Она, конечно, должна была быть всегда правой, поэтому - очень мудро - она просто подстраивала свои взгляды под неизбежное и убеждала себя, что это то, что она хотела все время. Я стала относиться к ней теплее, поскольку мы любили одного и того же человека, и он был для нас более важен, чем все другое. Это сблизило нас.
     История, казалось, повторяется. Как и много лет назад, я невольно подслушала разговор леди Харриет с доктором.
     Я была в том самом саду, где когда-то подслушала ее; замечание о том, что я некрасивый ребенок из пасторского дома. Это произвело на меня гораздо более глубокое впечатление, чем я осознала это в тот первый момент.
     Леди Харриет была в гостиной с доктором и его женой. Доктор получал инструкции, поскольку она выбрала его выполнять роль посаженного отца в свадебной церемонии.
     До меня долетел ее голос, звучный и авторитетный:
     - Я всегда предназначала Друзиллу Фабиану, и так счастлива, что все обернулось, как я планировала. Она так хорошо обращается с детьми... и такая благоразумная девушка.
     Солнце садилось в пруд; водяные лилии были восхитительны. Белая бабочка замерла и села на одну из них. Отдохнув минутку, она улетела.
     Я была невообразимо счастлива.
     Меня любил Фабиан. Я была уверена, что Полли и Эфф скоро будут рядом, а вместе с ними и Флер. Сомнения, которые моя величественная свекровь могла возбудить во мне, утихли. Более того, я чувствовала в ней понимание, которое могло превратиться в любовь.
     Фабиан будет со мной, и жизнь будет прекрасной.


   Виктория ХОЛТ
   ДОРОГА НА РАЙСКИЙ ОСТРОВ

OCR AngelBooks, Вычитка: Вера


Анонс

     Юная и прелестная Эннэлис Мэллори, обнаружив заброшенную могилу своей родственницы, а затем ее дневник и карту Райского острова, узнает о страшной трагедии, разыгравшейся когда-то в ее родовом поместье. Брат Эннэлис Филип отправляется на поиски загадочной земли. Не получая долгое время от него известий, Эннэлис вслед за братом покидает Англию и предпринимает рискованное путешествие на другой край Света. Ее ждут приключения, опасность, любовь и раскрытие преступления.

НОЧЬ БУРИ

     В ночь большой бури наш дом, как и множество других в деревне, получил повреждение, и благодаря этому было сделано открытие. Мне было в ту пору восемнадцать лет, а моему брату Филипу - двадцать три, и в последующие годы я часто поражалась тому, что за этим последовало, и строила предположения о том, насколько же по-другому все могло сложиться, если бы не эта буря.
     Буря пришла после одного из самых жарких периодов, какие можно было припомнить, когда температура зашкаливала за тридцать градусов, и почти все разговоры вертелись вокруг погоды. Из-за жары умерли двое стариков и один ребенок, в церквях шли молебны о дожде, старая миссис Терри, которой уже стукнуло девяносто и которая после бурно проведенной юности и не слишком добродетельного зрелого возраста лет в семьдесят с хвостиком ударилась в религию, заявила, что Бог наказывает Англию в целом, а Большой и Малый Стэнтон в частности, моря голодом скот, осушая ручьи и не давая достаточно влаги для урожая. День Страшного Суда приближался, и в ночь бури даже наиболее скептически настроенные из нас были склонны поверить, что, возможно, она и права.
     Я прожила всю жизнь в Грине в старом поместье в стиле Тюдоров, где правила Бабуля М. "М" - означало "Мэллори" - нашу фамилию, а Бабуля М получила такое имя, чтобы отличать ее от Бабули К - бабушки Крессет, ибо в тот момент, когда умерла моя мать, что совпало с моим рождением, началась Война Бабуль.
     Они обе хотели забрать нас, - рассказал мне Филип, когда мне было четыре года, а он уже был осведомленным девятилетним мальчиком. И то, что мы были так нужны, придавало нам особую важность в собственных глазах. Филип рассказал мне, что Бабуля К предлагала взять к себе одного из нас, а Бабуле М - оставить себе второго, иными словами, разделить нас, словно мы были клочком земли, за которые сражались генералы. После этого я долго не могла доверять Бабуле К, потому что самым важным для меня в жизни человеком был Филип. Он всегда был рядом, мой старший брат, мой защитник, более умный, имевший за спиной пять бесценных лет опыта которых не было у меня. Порой мы ссорились, но эти разногласия только яснее давали мне понять, насколько важен он был для меня, потому что когда Филип на меня сердился, я ужасно переживала.
     Предложение поделить нас, к счастью, вызвало негодование у Бабули М.
     - Разлучить их? Никогда! - был ее боевой клич, причем она решительно подчеркивала тот факт, что в качестве бабушки по отцовской линии у нее больше прав. В конце концов Бабуля К была побеждена и вынуждена согласиться на компромисс, заключавшийся в проведении коротких летних каникул раз в году в ее доме в Чешире, однодневном визите время от времени, платье в подарок для меня и матросках для Филипа, чулках и перчатках для нас обоих, а также в подарках на Рождество и дни рождения.
     Когда мне было десять лет, с Бабулей К случился удар и она умерла.
     - В хорошенькое же положение она бы нас поставила, если бы дети были у нее, - услышала я комментарий Бабушки М, обращенный к Бенджамину Даркину - одному из немногих людей, когда-либо возражавших Бабуле М, однако он мог это себе позволить, поскольку работал в мастерской с двенадцатилетнего возраста и, по словам Бабули М, знал в искусстве составления карт больше любого другого человека.
     - Едва ли можно винить эту леди в том, что произошло по воле Божией, миссис Мэллори, - с мягким упреком заметил Бенджамен в этот раз, и, вероятно, потому, что это был Бенджамен Даркин, Бабуля оставила его замечание без внимания.
     Бабуля М вела себя в Малом Стэнтоне как помещица, а выезжая в Большой Стэнтон, что она делала в то время каждый день, она восседала в экипаже с кучером Джоном Бартоном и маленьким Томом Терри, потомком пророчицы судьбы и нынешней добродетельной девяностолетней миссис Терри, на запятках кареты.
     Когда Филипу, на мой взгляд, самому мудрому человеку на Земле, было восемнадцать лет, он говорил, что люди, ставшие кем-то, бывают более преданы своему делу, чем те, кто получил все при рождении. Он намекал на то, что Бабуля М не была по рождению дворянкой. Она просто вышла замуж за Дедушку М и таким образом стала одной из Мэллори, живших в поместье со времен его постройки в 1573 году. Мы это знали, потому что дата была выгравирована на фасаде дома. Однако среди Мэллори никто так не гордился своим именем, как Бабуля М.
     Я никогда не знала Дедушку М. Он умер до того, как началась великая Битва Бабуль.
     Бабуля М управляла деревней так же умело и автократично, как и своим хозяйством. Она председательствовала на праздниках и базарах и держала в строгости нашего мягкого священника и его "безмозглую" жену. Она заботилась о том, чтобы утренние и вечерние службы хорошо посещались, и по воскресеньям каждый слуга и служанка были на своем месте в церкви, а если какие-то серьезные обязанности препятствовали этому, существовала некая очередность - кто пропустил одну воскресную службу, должен непременно быть на следующей. Излишне упоминать о том, что мы с Филипом присутствовали всегда и степенно, по-воскресному, шествовали через Грин от поместья к церкви по обе стороны от Бабули М, чтобы занять свои места на скамье Мэллори по ту сторону, где находился запятнанный стеклянный оконный витраж с изображением Христа в Гефсиманском саду, подаренный одним из наших предков в 1632 году.
     Однако больше всего, наверное, Бабуля М была предана мастерской. Для помещицы это было необычным - быть связанной с каким-то делом и так много внимания уделять мастерской. Однако это была необычная мастерская.
     По сути дела, это был алтарь славы Мэллори, ибо Мэллори когда-то были великими навигаторами, совершавшими путешествия по всему миру. Они хорошо служили своей стране со времен королевы Елизаветы, и Бабуля М пребывала в твердом убеждении, что морским господством держава во многом обязана Мэллори.
     Один из Мэллори плавал с Дрейком. В семнадцатом веке они уходили на поиски приключений, однако у них был один интерес, отличавший их от других. Это было не стремление захватывать вражеские испанские и голландские суда, а страстное желание нанести весь мир на карту.
     По словам Бабули М, Мэллори вписали свое имя в мировую историю, и не только в историю Англии: они облегчили навигацию сотням - нет, тысячам великих искателей приключений по всему миру, и эти отважные мореплаватели и исследователи Земли многим были обязаны картам Мэллори.
     Мастерская находилась на главной улице Большого Стэнтона. Это было древнее трехэтажное здание с двумя сводчатыми окнами на нижнем этаже, по обе стороны от каменных ступеней, что вели к входной двери.
     Позади мастерской, во дворе, находилось другое здание, где помещались три паровые машины. Для нас это была запретная территория, разве что нас сопровождал кто-то из взрослых. Меня машины не особенно интересовали, зато Филип проявлял к ним огромный интерес. В одном из сводчатых окон помещался огромный глобус, расписанный голубыми, розовыми и зелеными красками, в детстве он совершенно меня завораживал. Когда я ребенком посещала мастерскую в обществе Бабули М, Бенджамин Даркин вертел такой же глобус в переднем комнате, показывал мне великие синие моря, землю и ее границы, выделял розовые участки глобуса - ту часть, что была британской. Я полагала, что это было дело рук славных Мэллори, начертивших карты, чтобы указать путь исследователям.
     Филипа визиты в мастерскую так же возбуждали, как и меня, и он часто говорил со мной об этом. В нашей классной комнате были карты, и, посещая нас там, Бабуля М частенько задавала нам вопросы по атласу. Географии отдавалось предпочтение перед всеми остальными предметами, и Бабуля М была счастлива, что мы проявляли к ней интерес.
     В другом окне мастерской находилась огромная карта мира. Она казалась великолепной, распростершись перед нами с африканским континентом по одну сторону и двумя Америками - по другую. Море было ярко-синего цвета, земля темно-коричневого и зеленого. Там были и наши острова, казавшиеся совсем маленькими, прямо слева от смешного тигра - Скандинавии. Но самым величественным было имя нашего предка, начертанное золотом в правом углу:
     ДЖЕТРО МЭЛЛОРИ, 1698.
     - Когда я вырасту, - говорил Филип, - у меня будет корабль, и я измерю моря. Тогда мое имя тоже будет написано золотом в низу карты.
     Бабуля М подслушала это, и ее лицо расплылось в широкой счастливой улыбке, поскольку именно к этому она и стремилась, и, по-моему, она поздравляла себя с тем, что вызволила своего внука из когтей Бабули К, которая попыталась бы сделать из него архитектора или Даже политика, ибо ее семья растила людей этих профессий.
     С годами я кое-что узнала о семейной истории и обнаружила, что Бабуля М никогда не одобряла брака своего сына с Флорой Крессет. Флора, судя по портрету, висевшему в галерее, была очень хорошенькой, но хрупкой и слабенькой, поэтому она и умерла при моем рождении. В то время так много женщин умирало при родах - и детей тоже, что выжить в определенном смысле было маленькой победой. Я сказала Филипу, что такая цепкость женщин - показатель того, что человеческая раса продолжает свое существование, а он на это ответил: "Ты и впрямь иногда говоришь глупости".
     Филип был более земным человеком, чем я. Я была мечтательной и романтичной. Филипа интересовала практическая сторона составления карт, вычисления и измерения, и у него просто руки чесались в ожидании, когда он возьмется за компас и прочие научные приборы того же рода. А я размышляла, кто живет в этих далеких местах. Мне было интересно, как они живут, и глядя на острова посреди синих тропических морей, я придумывала различные истории о том, как поеду туда, буду жить среди этих людей и изучать их обычаи.
     Мы были совершенно различны по взглядам, Филип и я.
     Возможно, именно поэтому мы так хорошо ладили между собой.
     Каждый из нас дополнял другого. Без сомнения, из-за того, что у нас не было матери - и в определенном смысле, отца, хотя он был жив, - мы обратились друг к другу.
     Когда наш отец привез в поместье новобрачную, он работал в семейном деле. Естественно, его воспитали так нее, как теперь Филипа.
     Возможно, если бы наша мать не умерла, отец по-прежнему оставался бы здесь и более или менее делал бы то, чего хотела от него Бабуля. Однако после смерти моей матери он не мог больше выносить жизнь в поместье. Наверное, здесь было слишком много воспоминаний. К тому же, вполне возможно, что он невзлюбил ребенка, занявшего место в жизни за счет той, кто была горячо любима. Как бы то ни было, он решил на время уехать и поработать в Голландии, в фирме по изготовлению карт - так, ненадолго, чтобы оправиться от потери жены. Голландия была страной, с давних времен рождавшей ведущих картографов, и в то время Бабуля М считала, что это хороший план, способный помочь сыну оправиться от горя и одновременно приобрести новый опыт.
     Однако отец остался в Голландии, не изъявляя желания возвращаться. Там он женился на голландке по имени Маргарита, ее отец был богатым торговцем-экспортером, и, к великому отвращению Бабули, отец стал партнером в его деле, предпочтя почетное ремесло картографа профессии, которую Бабуля презрительно именовала "коммерцией". У меня были два сводных брата и сестра, которых я никогда не видела.
     Шел разговор о том, чтобы Филип отправился погостить к отцу, однако Бабуля М всегда этому препятствовала. По-моему, она боялась, что Филип может соблазниться экспортной торговлей. Так что наш отец обосновался с новой семьей в Голландии и, похоже, удовольствовался тем, что поручил нас заботам Бабули М.
     В день моего восемнадцатилетия - это было в мае, примерно за три месяца до бури - гувернантка, что провела со мной семь лет, уехала, поскольку я больше не нуждалась в ее услугах. Я знала, что Бабуля начала подумывать о том, чтобы подыскать мне мужа. Никто из молодых людей, приглашавшихся в дом, до сих мне не нравился. Кроме того, в таком прозаическом замысле я не видела ничего романтического. В Большом Стэнтоне жили Голтоны, у которых был сын Джералд. Они были очень состоятельными и имели дело в Лондоне, находившемся всего в двадцати милях от Большого Стэнтона - не так далеко, чтобы полностью отрывать папашу Голтона от семьи. Джералд сопровождал отца в Лондон, где они часто проводили по несколько недель, а их посещения деревни были довольно кратковременными. Джералд, стань он моим мужем, подолгу не бывал бы дома, но когда я поняла, что это меня не огорчает, я тут же увидела, что он не вписывается в мои романтические сны.
     Был также Чарлз Фентон, сын сквайра Мерлингтона - охотник на лис, любитель пострелять, словом, спортсмен. Очень веселый, он смеялся почти по любому поводу, так что в его обществе люди начинали тосковать по некоторой меланхолии. Мне нравилось общество обоих молодых людей, но мысль о том, чтобы провести с ними всю жизнь, нисколько не вдохновляла.
     Бабуля М сказала:
     - Ты должна еще поучиться, как вести себя в обществе, дорогая. Рано или поздно молодая женщина должна сделать выбор, и выбирать надо из того, что есть. Те, кто откладывают это на более поздний срок, часто обнаруживают, что выбирать уже не из чего.
     Грозное предупреждение, да вот мои восемнадцатилетние уши были к нему глухи.
     И вообще, чем плоха была жизнь такая, как она есть?
     С Филипом Бабуля была более осмотрительна. Он ведь приведет жену в поместье. Она станет Мэллори, тогда как я, выйдя замуж, откажусь от этой блистательной фамилии. Я не сомневалась, что в свое время Бабуля М с некоторым опасением думала о прибытии в поместье Флоры Крессет. Да, она подарила Бабуле двоих внуков, однако хрупкость Флоры стоила Бабуле сына, которым теперь, по ее выражению "распоряжалась эта голландка".
     После этой женитьбы у Бабули не находилось для голландцев ни одного доброго слова.
     - Но, Бабуля, - напомнила я ей, - вы же сами говорили, что из этой страны вышли лучшие картографы мира. Кое-кто из самых древних исследователей... и сам Меркатор был фламандцем. Подумайте о том, чем мы им обязаны.
     Бабуля М разрывалась между двумя противоречивыми чувствами: удовольствием, которое всегда испытывала, когда я проявляла интерес к семейному делу, и недовольством от того, что с ней спорят.
     - Это было давно. Кроме того, именно голландец впервые стал покупать черно-белые карты и раскрашивать их. А потом продавал по бешеным ценам.
     - А его последователи позднее великолепно этим пользовались, - заметила я.
     - Ты очень несговорчива, - отозвалась Бабуля, однако она была не слишком недовольна и поступила так, как делала всегда, когда не была уверена в том, что ей удастся выиграть спор, - переменила тему разговора.
     Бабулю крайне радовало то, что посещение мастерской я считала удовольствием, и иногда во второй половине дня, разумеется, после занятий в классной комнате, мы с моей гувернанткой отправлялись в Большой Стэнтон, и я проводила в мастерской несколько приятных часов.
     Меня всегда ужасно интересовали разговоры с Бенджамином.
     Вся его жизнь была в картах. Иногда он водил нас с Филипом в здание, где печатались карты, рассказывал о современных достопримечательностях и о том, как в старые времена они пользовались деревянными печатными формам. Это называлось рельефной печатью, потому что формы местами были покрыты краской, и она переводилась на бумагу и рельефно выступала.
     - А теперь, - с гордостью говорил Бенджамин, - мы используем медь.
     Меня технические подробности весьма утомляли, а вот Филип задавал бесчисленные вопросы о разных процессах. А я в это время стояла рядом, не прислушиваясь к разговору и разглядывая карты на стенах. Большей частью это были копии карт, составленных в шестнадцатом, пятнадцатом и даже в четырнадцатом веках, и я думала о тех отважных исследователях, которые отправлялись в эти места впервые и открывали новые земли.
     Филип проводил в мастерской много времени, и когда ему исполнился двадцать один год и образование его было закончено, он стал проводить там целые дни, работая с Бенджамином и обучаясь делу. Бабуля М была в восторге.
     Мне было крайне неприятно оказаться не у дел, и Бенджамин это пон