, не сочтя нужным  скрыть  это.  Но  о  каких
недобрых вестях он говорит?
   Поскольку девушка не раскрыла рта, молодой человек продолжил:
   - Я решил, что должен сообщить вам эту новость, герцогиня. Я  знаю  о
вашей привязанности к кузену.
   Она  овладела  своими  чувствами.  Неужели  воспитание  и   природная
сдержанность подводили ее только в отношениях с мужем?
   Она понятия не имела, что имеет в виду граф, но произнесла  абсолютно
невозмутимо:
   - Скажите мне, граф, что вам сообщили.
   - Герцогиня, вам известно, что творится в нашем любимом городе. Жизнь
под игом тирана стала невыносимой. Многие граждане оказались в изгнании.
Тайно собравшись вместе, они решили направить петицию императору Карлу с
просьбой избавить Флоренцию от Алессандро.  Послом  они  избрали  вашего
кузена, благородного кардинала Ипполито де Медичи.
   - И шпионы Алессандро узнали об этом, - догадалась Катрин.
   - Ипполито добрался до Итри. Он хотел сесть там на корабль и  отплыть
в Тунис.
   - И его убили.
   Катрин закрыла опухшие глаза своими руками.
   - Мой бедный кузен. Дорогой Ипполито.
   - Яд был в вине, герцогиня. Его мучения были ужасными, но недолгими.
   Она помолчала несколько секунд, потом сказала:
   - Надеюсь, за его смерть отомстят.
   - Его слуги сломлены горем,  герцогиня.  Италия  оплакивает  великого
кардинала. Флоренция безутешна.
   - О, наша  несчастная  страна,  Себастиано!  Наша  бедная  страдающая
Италия! Я знаю, что вы чувствуете, Себастиано. Вы и я могли  бы  умереть
за нашу страну.
   - Я счел бы это за честь, - серьезно сказал молодой человек.
   Она  протянула  руку  графу,  и  он  пожал  ее.  Катрин  разволновала
мелькнувшая в голове мысль; что-то предупреждало ее о  великих  грядущих
событиях. Перед ней стоял человек, глаза  которого  фанатично  блестели,
когда он говорил о своей родине.
   - Да, Себастиано, - сказала она, - ради блага  нашей  страны  вы  без
колебаний отдали бы свою жизнь хоть тысячу раз. Есть и  другие  мужчины,
подобные вам. Их не много, но вы - один из них. Если бы  вы  погибли  за
родину, ваше имя навеки осталось бы в памяти народа. Его произносили  бы
с почтением и благодарностью.
   Глаза девушки сверкнули, и граф, глядя на Катрин, удивился тому,  что
ее считали незначительной, серой личностью.
   - Порой случалось,  -  продолжила  она,  -  что  я  имела  привилегию
заглядывать  в  будущее.  Кажется,  я  вижу  что-то   сейчас.   Однажды,
Себастиано, вам представился шанс совершить великие дела  во  имя  нашей
страны.
   Она говорила с убежденностью, ее глаза блестели  неестественно  ярко;
молодому человеку показалось, что ее устами говорит какая-то  загадочная
сила. Он пробормотал:
   - Моя герцогиня, если это случится, я умру счастливым.
   Катрин, вздохнув, убрала свою руку.
   - Мы оба должны жить разумно, мудро, - сказала она. - Но  мы  никогда
не забудем нашу родину.
   - Никогда! - пылко воскликнул он.
   Она отошла от него и заговорила тихо, словно обращалась к самой себе.
   - Я  замужем  за  сыном  короля...  вторым  сыном.  У  дофина  слабое
здоровье. Возможно, Господь предначертал мне принести славу Италии через
моих детей. Так считал покойный Святой Отец. Мои дети!
   Ее голос внезапно дрогнул.
   - У меня нет детей. Я надеялась...
   Она почувствовала, что теряет контроль над собой, и сказала:
   - Мой муж влюблен  в  ведьму.  Говорят,  что  на  самом  деле  она  -
морщинистая женщина, которая  принимает  облик  красивой  молодой  дамы.
Жизнь - странная штука; пути  господни  неисповедимы.  Меня  успокаивает
сознание того, что вы, граф, готовы на все ради меня и  Италии.  Если  я
стану королевой Франции, я не забуду вас - хотя я знаю, что вы не  ищете
почестей.
   - Я лишь мечтаю о чести послужить нашей стране, герцогиня.
   - Вы славный, благородный человек, граф. Мы оба всегда будем  помнить
о нашей родине. Здесь мы - чужие.  Мы  не  вправе  забывать  об  Италии.
Останьтесь и побеседуйте со мной еще. Как  приятно  говорить  на  родном
языке!  Сядьте,  граф.  Говорите  об  Италии...  на  итальянском  языке.
Говорите о нашем любимом Арно, об оливковых рощах...
   Но она продолжала  говорить  сама;  перед  глазами  у  нее  стоял  не
Ипполито, которого она когда-то любила, а  Генрих,  смотревший  сияющими
глазами на Диану; его лицо было пристыженным, виноватым.
   Катрин рассказала молодому графу о своей жизни в  Мюрате,  о  чуде  с
плащом Девы.
   - Чудеса создаются на земле теми, кто способен творить их, -  заявила
она. - Есть люди, избранные Святой Девой на роль  чудотворцев.  Я  часто
думаю о моем предназначении, о возможности помочь моей стране, которую я
получила бы, если бы  дофин  умер.  У  него  слабое  здоровье;  наверно,
Господь не собирался сделать его правителем этой страны.  Если  я  стану
королевой, я должна буду иметь  детей...  сыновей...  я  смогу  принести
благо Франции... и Италии.
   - Да, герцогиня, - тихо промолвил граф.
   - Но я отрываю вас от ваших обязанностей,  граф.  Когда  вы  захотите
побеседовать  со  мной,   приходите   в   дом   братьев   Руджери.   Они
продемонстрируют вам много чудес. Я скажу им, что вы - мой друг, что  мы
понимаем друг друга, и тогда они не откажут вам ни в чем.
   Когда он покинул Катрин, она почувствовала,  что  боль  неразделенной
любви стала терпимой.  Возможно,  подумала  она,  со  временем  ситуация
изменится.
 
*** 
 
   Закутанная в плащ с капюшоном, Катрин в сопровождении  юной  служанки
покинула Ле Турнель и быстро пошла  по  улицам  Парижа.  Она  собиралась
посетить братьев-астрологов, которые жили на  левом  берегу  Сены  возле
моста Нотр-Дам. В дом можно было войти с улицы  или  с  реки,  поскольку
каменные ступени его задней лестницы спускались к воде,  где  стояли  на
приколе две лодки. Гость мог войти в дом через одну  дверь,  а  покинуть
его - через другую  Катрин  восхитилась  предусмотрительностью  братьев,
выбравших этот дом.
   Многие  придворные  дамы  ходили  к   астрологам-французам,   которые
продавали косметику и духи. Итальянцы не пользовались  популярностью  во
Франции; люди подозревали, что  они  занимаются  черной  магией.  Ходили
слухи о жестокой тирании Алессандро во Флоренции; все узнали об убийстве
Ипполито; многие подозревали, что Климента отравили.
   Французы считали итальянцев знатоками всевозможных ядов.
   Поэтому Катрин решила, что в такое время лучше  не  афишировать  свои
визиты к итальянским магам.
   Она предупредила Мадаленну, свою юную итальянскую  служанку,  о  том,
что никто не должен знать с их сегодняшнем посещении братьев Руджери.
   Подойдя к дому,  они  спустились  вниз  по  трем  каменным  ступеням,
открыли дверь и вошли в комнату, где на полках и столах  стояли  большие
банки и бутылки. С потолка свисали сохнувшие травы;  на  лавке  рядом  с
зельями и картами лежал скелет небольшого животного.
   Братья появились в комнате, освещенной всего одной свечой с  дрожащим
пламенем. Увидев, кто пожаловал  к  ним,  они  почтительно  поклонились,
спрятали  руки  в  карманы  своих  мантий  и  стали  ждать  распоряжений
герцогини.
   - Ты приготовил для меня мои  новые  духи,  Космо?  -  спросила  она,
повернувшись к одному из братьев.
   - Они готовы. Я отправлю их вам завтра, герцогиня.
   - Хорошо.
   Лоренцо и его брат ждали  приказов  Катрин;  они  понимали,  что  она
пришла не для того, чтобы узнать, готовы ли духи.
   Мадаленна смущенно переминалась  с  ноги  на  ногу  за  спиной  своей
госпожи. Повернувшись к ней, Катрин громко сказала:
   - Мадаленна, подойди сюда. Лоренцо, Космо, принесите  новые  духи.  Я
хочу узнать мнение Мадаленны о них.
   Братья  переглянулись.  Они  хорошо  знали  герцогиню.  Они   помнили
маленькую девочку, попросившую их вылепить фигурку Алессандро,  чтобы  с
ее помощью умертвить монстра. Сейчас она явно что-то задумала.
   Они принесли духи. Лоренцо взял руку Мадаленны, а Космо тем  временем
опустил в пузырек тонкую стеклянную палочку. Потом он  коснулся  влажной
палочкой руки Мадаленны и велел ей подождать несколько секунд.
   Они изредка бросали взгляды на Катрин. Что привело сюда  герцогиню  в
столь поздний час?
   - Потрясающе! - воскликнула Мадаленна.
   - Проследите за тем, чтобы утром их доставили мне, - сказала  Катрин.
Потом она добавила:
   - Вы знаете, что я пришла сюда не только из-за духов. Лоренцо, Космо,
что вам удалось установить? Есть ли новости насчет  ребенка?  Вы  можете
говорить при Мадаленне; это дитя знает мои секреты.
   - Герцогиня, пока нам ничего не известно о ребенке.
   Она стиснула руки, потом разжала их.
   - Но когда?.. Когда? Он же должен когда-то появиться.
   Они молчали.
   Катрин пожала плечами.
   - Я сама посмотрю в кристалл. Мадаленна, присядь и  подожди  меня.  Я
скоро вернусь.
   Она раздвинула шторы, разделявшие комнату на  две  части.  В  глубине
помещения стоял большой шкаф, который братья  всегда  держали  запертым.
Катрин знала, что в нем есть немало тайников. Она села на  стул.  Братья
задернули шторы. Катрин посмотрела в магический кристалл и ничего там не
увидела. Братья замерли в ожидании.
   Она внезапно повернулась к ним и заговорила. Они поняли истинную цель
ее визита.
   - Один юный граф, - сказала она, - желает послужить своей -  нашей  -
родине. Если он придет к вам и захочет поговорить о ней, будьте  к  нему
добры. Если он попросит любовного зелья или  какое-то  другое  снадобье,
дайте ему это. Вы можете доверять графу.
   Братья   понимающе    переглянулись.    Глаза    Катрин    оставались
непроницаемыми, ее лицо было невинным, как у ребенка.
 
*** 
 
   Двор переезжал в новое место. Причиной этого на сей раз  была  отнюдь
не непоседливость короля.
   Катрин ехала с Узким Кругом, неподалеку от Франциска и мадам д'Этамп.
Ее положение было почетным, но она хотела ехать рядом с Генрихом. Однако
там для Катрин не нашлось бы места, поскольку свиту  принца  возглавляла
ее ненавистная соперница,  которую  Генрих  по-прежнему  обожал.  Катрин
успешно скрывала свою страсть и ревность; она смеялась  так  же  громко,
как и другие дамы, окружавшие короля.
   Когда процессия на пути от Парижа к Лиону останавливалась в различных
городах  и  замках,  для  увеселения  короля  устраивались  всевозможные
зрелища. Мадам д'Этамп и королева Наваррская  вместе  сочиняли  пьесы  и
сценки. Короля сопровождало множество красивых девушек, кого-то  из  них
подбирали в дороге. Они танцевали перед  Франциском,  пытались  привлечь
его внимание своей смелостью или, напротив, скромностью. Но Франциск  не
мог расслабиться; война распространялась по территории  Франции.  Именно
вторжение войск императора Карла на  славные  земли  Прованса  заставило
короля покинуть Париж и отправиться в Лион.
   В этом городе Катрин выдала себя.
   Генрих пришел к ней, когда  она  находилась  со  служанками  в  своих
покоях. Ее сердце забилось чаще - это происходило  постоянно,  когда  он
оказывался рядом с Катрин. Она поспешно  отпустила  девушек,  попыталась
совладать с охватившими ее чувствами.
   - Извини, что я потревожил тебя, - сказал он.
   - Бывают случаи, когда приятно оказаться потревоженной.
   Они находились одни; она не могла утаить  страсть,  сверкавшую  в  ее
глазах. Девушка еле слышно добавила:
   - Я молю всех святых о том, чтобы это происходило чаще.
   Он удивленно посмотрел на нее, не понимая, о чем она говорит.  Катрин
охватило легкое раздражение. Однако, как ни странно, она любила  Генриха
еще сильнее за его несообразительность, так раздражавшую короля.
   - Пожалуйста, сядь,  Генрих,  -  она  похлопала  ладонью  по  дивану,
стоявшему у окна, и села на него, подобрав  расшитую  жемчугами  юбку  и
оставив место для мужа.
   Катрин было невыносимо тяжко находиться рядом с  ним  и  чувствовать,
что он бесконечно далек  от  нее.  Он  думает  сейчас  о  Диане?  Катрин
усомнилась в этом, потому что вид у  Генриха  был  несчастным;  думая  о
Диане, он всегда имел счастливое лицо.
   - Положение печальное, - сказал он.
   Она  коснулась  его  руки,  хотя  знала,  что  он   не   выносил   ее
прикосновений. Но сейчас он, кажется, просто ничего не заметил.
   - Ты слышала новости? - продолжил  он.  -  Монморанси  отступает  под
натиском войск императора. Завтра мой отец отправляется в Валенсию.
   - Что, новый переезд? Я почти не  видела  тебя  с  тех  пор,  как  мы
покинули Париж.
   В ее голосе прозвучал упрек, она не смогла  скрыть  его;  она  видела
себя  одиноко,  без  сна,  лежащей  в  постели,  ждущей  мужа,  который,
возможно, проводил время с Дианой. Почему? - спрашивала она себя. Почему
Диана, а не она, Катрин? Могла ли она слушать разговоры о  войне?  Когда
он находился рядом, она была способна думать лишь о любви.
   Ее голос прозвучал раздраженно.
   - Король говорил с тобой снова?  -  спросила  она.  -  Мы  так  редко
встречаемся, что не приходится удивляться отсутствию детей...
   Он не сдвинулся с места, и она поняла, что Генрих не слушал ее. Он не
умел думать о двух вещах одновременно; если что-то занимало  его  мысли,
остальное просто не существовало для Генриха.
   - Отступая, Монморанси сжигает и разрушает селения,  чтобы  вражеская
армия не получила запасов продовольствия. Французские мужчины,  женщины,
дети голодают после того, как по их землям прошли армии...
   - Но это ужасно, - перебила его Катрин.  -  Я  слышала  о  жестокости
Монморанси. Люди подчиняются ему только из страха!
   - Это единственный способ, - сказал Генрих. -  Монморанси  -  великий
человек. Его тактика - единственно правильная. Если бы не он,  испанские
дьяволы были бы уже в Лионе. Я бы хотел сражаться вместе с ним.
   Она обрадовалась. Уехав на войну, он расстанется с Дианой.
   Она взяла его под руку.
   - Солдат хватает, - тихо сказала Катрин.
   - Отец сказал, что пошлет за дофином, если он понадобится ему.  Я  бы
хотел, чтобы он послал за мной. Но он ненавидит меня. Он  знает  о  моем
желании воевать, поэтому говорит: "Ты не будешь сражаться!" А враг уже у
наших ворот. По глупости моего отца настоящей войны не будет. Милан  уже
давно должен был стать нашим.
   Катрин посмотрела на дверь. Она мечтала о доверительных отношениях  с
Генрихом, но боялась даже слушать, как он критикует своего отца -  рядом
могли оказаться посторонние уши. Потерять  расположение  Франциска  было
так же легко, как и  завоевать  его.  Однако  она  помнила,  что  Генрих
заговорил с ней так откровенно по чистой случайности.  Он  пришел  в  их
покои, не думая о жене. Застав ее там и испытывая  необычайное  волнение
из-за вероятности войны, он захотел поговорить с кем-то - пусть  даже  с
Катрин.
   - Говори тише, Генрих, - попросила она. -  Везде  есть  шпионы;  твои
слова передадут Франциску.
   Он пожал плечами.
   - Желание отца обладать Италией очень похоже на другие  его  желания.
Какие бы препятствия ни стояли перед ним, он пойдет на любую глупость  и
жестокость, чтобы добиться своего. Италии это касается в  той  же  мере,
что и женщин. Стремясь осуществить свое желание, он  не  останавливается
ни перед чем. Когда месье де Шатобриан  попытался  воспротивиться  связи
моего отца с мадам де Шатобриан, Франциск  пригрозил  своему  сопернику,
что отсечет ему голову, если он не отдаст жену.  Он  мог  потерять  либо
голову, либо жену.
   Катрин засмеялась, радуясь их близости.
   - И он решил сохранить голову. Благоразумный человек!
   - Я ненавижу жизнь, которую ведет мой отец! - сказал Генрих и  плотно
сжал свои губы. Катрин попыталась представить мужа занимающимся  любовью
с Дианой. - Он окружает себя порочными людьми. Мадам  д'Этамп  следовало
бы прогнать прочь.
   Катрин  улыбнулась  весьма  сухо.  Любовница  короля   считалась   ее
подругой.
   Генрих снова заговорил об отце, который  тянул  свои  руки  к  родине
Катрин, стране виноградников, оливковых рощ и лучших в мире  художников.
Он  был  безрассуден,  когда  от  него  требовалась  осторожность,   шел
напролом, когда  следовало  остановиться  и  все  взвесить.  Так  считал
Генрих.
   Катрин понимала эту незаурядную личность гораздо лучше, чем его  сын.
Она знала, что  над  его  яркой  жизнью  всегда  висит  тень  Павии.  Он
постоянно помнил об этом поражении.  Только  победа  над  Италией  могла
стереть его унижение. Павия делала его безрассудным, порождала  мечты  о
военном успехе, который  заставит  мир  уважать  короля  Франции.  Павия
вынуждала его колебаться, внушала страх перед  новым  поражением.  Павия
превратила лучшего любовника этого века в самого беспомощного стратега.
   - Император, - сказал Генрих, - с триумфом  вернулся  с  Востока.  Он
дважды нанес поражение Барбароссе, взял  Тунис.  Весь  христианский  мир
радовался этому, потому что  Карл  превратил  многих  варваров  в  своих
рабов. А что совершил мой отец? Он видит своего врага в императоре  -  и
заключает договор с турками! С неверными!  Этот  самый  христианский  из
королей! Он готов вступить в союз с дьяволом, чтобы получить женщину или
страну.
   - Умоляю тебя, Генрих, мой дорогой  Генрих,  говори  тише.  Если  это
дойдет до ушей короля...
   - Ему следует хоть раз  услышать  правду.  Это  пойдет  Франциску  на
пользу.
   - Он сердится, - мягко заметила Катрин, - потому что Милан был обещан
нам при заключении брака. Но мой родственник умер.
   Она с беспокойством посмотрела на Генриха.  Сожалел  ли  он  об  этом
браке, как вся Франция,  из-за  несвоевременной  кончины  Климента?  Она
страстно желала услышать, что он рад их  браку,  счастлив  быть  с  ней,
несмотря на то что она не принесла ему обещанных богатств.
   Он ничего не  сказал.  Он  мог  думать  лишь  о  губительной  военной
кампании отца.
   - Милан практически не защищали! - сказал Генрих. -  Мы  могли  взять
его. Но отец проявил нерешительность, и... время ушло.  Если  бы  я  был
там, я бы взял Милан... и удержал его.
   - Конечно! - воскликнула она. -  О,  Генрих,  ты  совершил  бы  много
смелых поступков, я знаю это. Я могу гордиться тобой... весь мир знает о
твоей находчивости и мужестве.
   Он не отодвинулся от нее. Она вспомнила о любовном зелье,  спрятанном
в шкафу; Катрин ждала момента, когда она сможет дать его Генриху.
   - Ты что-нибудь выпьешь, Генрих? - спросила девушка.
   Он покачал головой.
   - Спасибо, нет. Я не могу задерживаться здесь.
   Ей следовало отпустить Генриха, но его близость опьянила Катрин.
   - Генрих, пожалуйста. Пожалуйста. Выпей со мной вина. Я почти не вижу
тебя.
   - У меня нет времени, - твердо сказал он.
   Она потеряла выдержку и закричала:
   - Оно было бы у тебя, если бы ты меньше общался с вдовой сенешаля.
   Он покраснел и бросил на Катрин взгляд, полный отвращения.
   - Она - мой старый друг, - с достоинством ответил Генрих.
   - Действительно. Она так стара, что  могла  бы  быть  твоей  матерью.
Мадам д'Этамп говорит, что она  родилась  в  тот  день,  когда  сенешаль
женился.
   Глаза Генриха грозно сверкнули.
   - Я не желаю слышать, что говорит эта шлюха. Советую тебе  тщательнее
выбирать друзей.
   Она посмотрела на него; ей было так плохо, что она не  смогла  скрыть
свою злость.
   - Ты забываешь, что эта дама обладает большим влиянием при дворе.
   - Я помню, что она - весьма безнравственная особа.
   - Что безнравственного в том, что король имеет  любовницу,  если  его
сын избегает собственной жены... ночь за ночью... ради старого друга!
   Он побелел от ярости. Он не знал,  как  справиться  с  ситуацией.  Он
исполнял свой долг, насилуя себя. Если она будет устраивать такие сцены,
ему станет еще труднее делать это.
   Катрин заплакала; она обвила руками его шею, потеряла  самообладание.
Долго сдерживаемый поток чувств захлестнул девушку.
   - Генрих, - всхлипывала она, - я люблю тебя. Я -  твоя  жена.  Почему
мы... почему...
   Он стоял, как статуя.
   - Кажется, произошло недоразумение, - произнес он  ледяным  тоном.  -
Отпусти меня, я все объясню.
   Она застав