ребенку необходимы оба  родителя:
нежная любовь матери и твердая рука отца.
   - Очень мило с вашей стороны проявлять такую заботу.
   - Заботу? Ну конечно, я озабочен. Речь идет о будущем лорде  Эверсли.  На
молодого Эдвина будет возложена большая ответственность, так же,  как  и  на
вас.
   - У его дедушки впереди еще долгие годы жизни.
   - Мы все на это надеемся, но, когда наследует внук, он обычно делает  это
до совершеннолетия. Вот почему Эдвина нужно особенно  тщательно  готовить  к
его роли. Обещаю  вам  помочь.  В  конце  концов,  это  моя  обязанность.  В
определенном смысле я являюсь его наставником. Я знаком с делами Эверсли  не
хуже, чем мой дядя. Вы забыли о том, что после смерти Эдвина-старшего  и  до
рождения малыша я являлся наследником всего того, что теперь должно  перейти
к вашему сыну.
   Боюсь, от его внимания не ускользнуло, что я вздрогнула при этих словах.
   - О да, - продолжал он. - Дважды мои ожидания  не  оправдались.  Когда-то
давным-давно, до того, как родился ваш муж (ведь я старше его  на  несколько
лет), я считал, что после смерти моего  дяди  все  перейдет  ко  мне.  Затем
появился Эдвин, и я отступил на шаг назад. Эдвин  умер  -  и  я  сделал  шаг
вперед. Затем появился маленький Эдвин,  и  я  оказался  там,  где  нахожусь
сейчас.
   - Вы.., обижены?
   - Умные люди не обижаются на судьбу, дорогая кузина. Чему быть,  того  не
миновать. Это мудрая поговорка, да и возможно ли по-иному? Бранить  то,  что
случилось, - значит напрасно тратить время. Я говорю вам это лишь для  того,
чтобы вы поняли, почему меня так интересуют вопросы наследования и почему  я
так хочу, чтобы ваш сын был достоин своей роли, когда настанет его пора.
   - Я полагаю, его дедушка прекрасно сознает все это. Он возьмет воспитание
Эдвина в свои руки, как только тот достигнет соответствующего возраста.
   - А я выполню свою задачу. Надеюсь, вы не выскочите поспешно замуж.
   - Я не собираюсь замуж - ни поспешно, ни как-то иначе.
   -  Иногда  такие  намерения  появляются  за  один  вечер.  Насколько  мне
известно, вы познакомились и поженились с Эдвином в  очень  короткое  время,
так что вы, видимо, из тех дам, которые умеют быстро принимать решения.  Мне
это нравится. Я сам люблю так поступать. Я знаю, чего я хочу,  и  знаю,  как
этого достичь.., как, вероятно, и вы. Но мне хочется, чтобы  вы  знали,  что
всегда можете рассчитывать на мою помощь.
   - Буду помнить об этом.
   - Хотелось бы мне иметь возможность оказать вам самую большую помощь.
   Я ничего не поняла и промолчала. Карлтон тихо  рассмеялся,  в  его  смехе
опять сквозила насмешка.
   - Мне, конечно, известно, какое решение было бы идеальным для  будущности
юного Эдвина. Увы, к тому слишком много препятствий.
   - Я в самом деле не понимаю, о чем вы говорите.
   - Короче: как хорошо было бы, если бы вы решили выйти замуж за меня, а  я
имел бы возможность к этому.
   Я в ужасе отстранилась от него.
   - О, я всего лишь размышлял о том, как  удобнее  было  бы  уладить  дело.
Ничего больше, уверяю вас. Всего лишь предположения. "Если бы", "если бы"  и
еще раз "если бы"...
   - Непреодолимый барьер из "если бы", - сухо ответила я. - Я вижу отца. Он
смотрит на нас. Проводите меня к нему.
   - С удовольствием. Ах да, еще одно. Вам обязательно надо сходить в театр,
раз уж вы выбрались в город. Я все устрою к завтрашнему дню. С  нами  пойдут
Карлотта и мой дядя. Я приглашаю ваших родителей и надеюсь, что вы  захотите
присоединиться к ним.
   - Спасибо, - сказала я.

***

   Этот человек привел меня в замешательство. Мне  не  понравилось,  как  он
пожимал мою руку во время танца. Если бы не  насмешка  в  его  глазах  и  не
легкая манера ведения разговора, к которой я постепенно  привыкала,  я  была
бы,  пожалуй,   более   встревожена.   Невозможно   поверить!   Неужели   он
действительно считает, что в иных обстоятельствах мы  могли  бы  пожениться?
Конечно, это могло бы произойти только ради Эдвина.  Карлтон  видит  в  себе
единственного человека, способного должным образом воспитать моего  сына,  и
это лишь потому, что Эдвин,  появившись,  отнял  то,  чем  Карлтон  надеялся
обладать. Но в любом случае он женат. И  слава  Богу!  Что  за  удивительный
человек! Что за  странный  разговор!  Правда,  он  происходил  в  меняющемся
обществе, которое становилось все более и более смелым. Люди вели себя  так,
будто долгие  годы  сидели  в  тюрьме,  а  теперь,  попав  на  волю,  решили
вознаградить себя за вынужденное воздержание.
   И еще кое-что беспокоило меня в Карлтоне Эверсли. Я не сознавалась себе в
этом, но где-то в глубине души допускала, что он оказывает на  меня  сильное
влияние. Я  не  забыла  слова  матери,  произнесенные  ею  когда-то:  "Такие
женщины, как мы, должны жить в замужестве. Мы не способны быть одинокими". Я
знала, что она думает о своей сестре Анжелет, которая  питала  отвращение  к
телесному общению и вследствие этого разрушила свой собственный брак. В этом
отношении я не до конца понимала себя. Меня вполне удовлетворяло то, как это
складывалось у нас с Эдвином. Я разделяла  его  страсть  и  одновременно  не
могла испытывать влечения к кому-либо другому. Я тосковала  по  Эдвину,  все
еще любила Эдвина и верила, что буду любить  его  до  конца  своих  дней.  Я
хотела Эдвина, но не могла представить на его месте никого другого.
   Возможно, я просто  не  до  конца  повзрослела.  Возможно,  я  была,  как
выразился Карлтон, "деревенской мышкой". Конечно, за те дни, что я провела в
обществе, столь сильно  отличавшемся  от  общества  Эверсли,  мои  горизонты
расширились. Я начала задумываться, не слишком ли упрощены  мои  взгляды  на
жизнь. Черное для меня было черным, а белое - белым, и никаких оттенков я не
видела.
   Эти мысли опять  обратили  меня  к  личности  Карл-тона.  Я  считала  его
повесой. Он хорошо вписывался в это безнравственное общество.  У  него  была
жена, и я знала, что они,  по  их  собственному  выражению,  "ходили  своими
дорожками". Видимо, такая жизнь устраивала  обоих.  Они  придавали  огромное
значение тому, что называли "своей свободой". Но были ли  они  счастливы?  В
этом я не была уверена. Существовало так много вещей, в которых  я  не  была
уверена, и особенно - во всем, что касалось Карлтона.
   Меня  беспокоило,  что,  едва  Карлтон  входил  в  помещение,   я   сразу
чувствовала его присутствие. Он был выше большинства мужчин и,  по-видимому,
с полным безразличием относился к производимому им эффекту,  что,  по-моему,
можно было бы назвать позой. Создавалось  впечатление,  что  ему  совершенно
безразлично, как к нему относятся окружающие. У Эдвина не было  этой  черты.
Эдвин всегда стремился вызвать у всех ощущение легкости и  радости.  Карлтон
старался казаться безразличным. Он был очень самоуверен. Более того, груб, -
решила я. И еще одно. В нем всегда ощущалось  мужское  начало,  в  какие  бы
костюмы он ни  одевался.  Никакое  количество  бархата  и  кружев  не  могло
заставить Карлтона казаться женоподобным.
   Мне было непонятно, почему он проводил так много времени при дворе, в  то
время как душой - я уверена - стремился в Эверсли. Впрочем, потеряв права на
наследство, он был вынужден  делать  самостоятельную  карьеру  и,  возможно,
именно этим и занимался при дворе. Но в то же время  его  волновали  дела  в
Эверсли. Он желал воспитать молодого Эдвина  так,  чтобы  тот  был  способен
достойно выполнить свой долг.
   Самые различные мысли кружили у меня в голове. Я была не способна уловить
их и разобраться в них. Да мне и не хотелось этого. Некоторые  из  них  были
просто абсурдными... Слишком смехотворными для того, чтобы рассматривать  их
всерьез.
   Но мне хотелось бы прекратить думать о Карлтоне Эверсли.

***

   У моих родителей на  этот  день  имелись  иные  планы,  и  они  не  могли
присоединиться к нам, так что в карете  лорда  Эверсли,  ехавшей  к  театру,
находились мой свекор, Карлотта, Карлтон и я. Поездка по  улицам  Лондона  к
Кингз-хаусу на Друри-лейн уже сама по себе являлась приключением. Улицы были
заполнены толпами людей. Кареты, подобные нашей, направлялись  к  театру,  в
них сидели изысканно одетые  кавалеры  и  дамы  с  подкрашенными  глазами  и
мушками на щеках. Какой контраст они составляли с  оборванными  нищими  и  с
теми, кто жил своим умом! Я видела этих ловкачей, быстро пробирающихся среди
толпы, и была уверена в том, что кое-кто из  прохожих  сегодня  обеднеет  на
содержимое своих кошельков. Улицы  были  плохо  освещены,  кое-как  замощены
булыжником и покрыты грязью, так что мне не хотелось бы оказаться  на  месте
пешеходов, на которых время от времени  летели  потоки  грязи  из-под  колес
проезжающих экипажей. Я никогда в жизни не видела такого контраста богатства
и нищеты, как сегодня на улицах Лондона.
   - Не вздумайте как-нибудь отправиться на пешую  прогулку!  -  предупредил
меня Карлтон. - Вы постоянно будете подвергаться опасности.
   - Я уверена, - сказала я, - что сумею сама о себе позаботиться.
   - Моя дорогая, - вмешался лорд Эверсли, - эти нищие  весьма  преуспели  в
своем  ремесле.  Им  известны  сотни  подлых   способов.   Улицы   наводнены
организованными бандами преступников.
   - Я слышала, что от ночных стражников мало пользы, - добавила Карлотта.
   - Вы правы. Они стали  чем-то  вроде  посмешища,  -  ответил  Карлтон.  -
Бедняги, они каждую ночь рискуют своей жизнью.
   - Что за опасное место этот Лондон! - воскликнула я. - И почему люди  так
рвутся в него?
   - Здесь кипит жизнь, кузина, - сказал Карлтон, внимательно  посмотрев  на
меня. Мне было непонятно выражение его глаз. Насмешка, презрение, жалость?
   Я не была уверена. - Я предпочитаю встретиться скорее с опасностью, чем с
застоем. Да и вы наверняка тоже.
   - Разве тихая достойная жизнь называется застоем?
   - Ого, вы видите, мой лорд, ваша невестка любит вступать в споры. Но я не
жалуюсь. Я сам их люблю. Как-нибудь на днях, дорогая кузина,  мы  рассмотрим
этот вопрос поподробнее, но сейчас, если я не ошибаюсь,  мы  сворачиваем  на
Друри-лейн, и вы будете иметь  счастье  увидеть  Королевский  театр.  Как  я
полагаю, это любимый театр Его Величества, и принадлежащий герцогу  театр  в
Линкольн-инне не пользуется тем же успехом, потому что мода, естественно, за
королем.
   Как только мы вышли из кареты, нас обступили  нищие.  Я  хотела  дать  им
милостыню, но Карлтон взял меня под руку и увел прочь.
   - Никогда не вынимайте кошелек на улице, - сказал  он,  -  даже  если  вы
идете с покровителем.
   Мне не понравилось то, как он  произнес  слово  "покровитель",  но  я  не
решилась протестовать, поскольку лорд Эверсли и Карлотта могли бы услышать и
задуматься, отчего я все время цепляюсь к словам Карлтона и пытаюсь  спорить
с ним.
   Я никогда не забуду свои первые впечатления от интерьера  театра.  В  нем
царила какая-то магия, и, по-моему, я была не единственной, кто ощущал  это.
Мы занимали ложу поблизости от сцены, что давало возможность осмотреть  весь
зрительный  зал.  Зрители  собирались  с  шумом.  В  зале  был  партер,  где
находились явно не самые удобные зрительские места, поскольку  над  ними  не
было крыши, и я представляла, что здесь происходит во время дождя.  Зрители,
сидевшие там, должны были либо разбежаться, либо промокнуть до нитки.  Места
на средней галерее стоили дороже, чем на верхней, которая  в  данный  момент
быстро заполнялась.
   В ложе напротив сидела весьма изысканная дама в маске, а рядом  с  ней  -
излишне крикливо одетый  джентльмен.  Когда  мы  вошли  в  ложу,  джентльмен
отвесил поклон, а Карлтон и лорд Эверсли ответили  ему.  Этот  джентльмен  -
если он заслуживал такого имени  -  уставился  вначале  на  меня,  затем  на
Карлотту и вновь на меня.
   - Как неприятен этот высокомерный мужчина! - пробормотала Карлотта.
   - Дорогая кузина, это лорд Уэлдон, - объяснил Карлтон. - Он  думает,  что
оказывает вам честь, глазея на вас.
   - Это скорее похоже на оскорбление, - возразила Карлотта.
   - Его даме это тоже не нравится.
   - А кто она? - спросила я.
   - О, не спрашивайте! Он меняет любовниц каждый вечер.
   -  Возможно,  в  один  прекрасный  день  он  найдет  свою  Шехерезаду,  -
предположила я.
   - Чтобы удержать его, ей придется выдумать что-нибудь  более  любопытное,
чем сказки, уверяю вас.
   - Во всяком случае, она не хочет, чтобы  мы  видели  ее  лицо,  и  потому
надела маску.
   - Мода, кузина.
   - Так, может быть, нам тоже следовало надеть маски?
   - Вам нет нужды  прятаться  за  ними.  Вы  находитесь  в  респектабельном
обществе. Тем не менее Уэлдон обратил на вас внимание. Меня не удивит,  если
завтра он набросится на меня с расспросами.
   - Надеюсь, вы сможете ответить ему должным образом и дадите  понять,  что
считаете его назойливость оскорбительной для вашей семьи.
   - Дорогая кузина, если вы пожелаете, я вызову его на дуэль.
   - Дуэли следует запретить, - сказал лорд Эверсли. - В  любом  случае  они
незаконны.
   - Согласен, дядя, но, хотя  мы  сами,  возможно,  виновны  в  оскорблении
некоторых дам, нам не следует стеснять  себя,  если  оскорбление  направлено
против наших дам.
   Карлтон цинично улыбнулся, и я, отвернувшись от  него,  посмотрела  вниз,
где начали прохаживаться девушки с корзинами апельсинов, предлагая  зрителям
купить свой товар и обмениваясь шуточками  с  мужчинами.  Мужчины  отпускали
остроты, а некоторые  из  них  пытались  ущипнуть  или  поцеловать  девушек.
Апельсины катились на пол, кое-кто пытался подхватить их, слышались  визг  и
смех.
   Зал был наполнен шумом и запахом не слишком чистых тел; но даже это  меня
возбуждало. Я с нетерпением ожидала начала спектакля.
   Должны были ставить "Виндзорских кумушек". Карлтон сообщил нам,  что  это
комедия. Никто не желал смотреть трагедии. Люди хотели  смеха,  а  не  слез.
Слезы кончились вместе с  "круглоголовыми".  Люди  хотели  видеть  на  сцене
шалости, а не трупы. А больше всего  они  хотели  видеть  на  сцене  женщин.
Долгое время женские роли исполнялись мужчинами, и хотя  некоторые  из  них,
например Эдвард Кинейстон, все еще исполняли женские  роли  и  выглядели  на
сцене так, что многие женщины, говорят, влюблялись в них и  поджидали  после
окончания спектаклей, чтобы усадить  их  в  свои  кареты,  все-таки  главной
изюминкой театра, причиной  его  растущей  популярности  становились  именно
актрисы.
   Карлтон рассказал нам о том, как король решил посмотреть  "Гамлета",  где
Кинейстон играл королеву, и, поскольку спектакль никак не мог начаться, Карл
потребовал объяснений. Управляющий, трясясь от страха, вошел  в  королевскую
ложу и сказал: "Простите, Ваше Величество, королева еще не побрилась".
   Его Величество был полностью удовлетворен этим и, более  того,  пришел  в
особо благостное настроение, передавшееся всему театру и обеспечившее  успех
спектаклю.
   - Его Величество, конечно, уже  проявил  свою  особую  благосклонность  к
дамам, - сказал Карлтон, - и его верноподданные  обязаны  следовать  примеру
монарха.
   Лорд Эверсли покачал головой.
   - Мне не хотелось бы проявлять нелояльность, - сказал он, - но, по-моему,
его верноподданные были бы более  счастливы,  если  бы  он  проявлял  больше
склонности к своей королеве и меньше - к этим гарпиям, которые окружают его.
   - Позиции Кастлмейн сильны как никогда, - заметил Карлтон. -  Но  это  не
исключает возможности того, что королевский взгляд может упасть и на кого-то
другого.., что вы и увидите, когда начнется спектакль.
   Судя по усмешке на его  устах,  готовился  какой-то  сюрприз.  Интересно,
какой же? Вскоре мне предстояло об этом узнать, поскольку вдоль  края  сцены
зажглись свечи, и это значило, что спектакль начинается.
   Появились Шеллоу  и  Слендер,  но  некоторое  время  ничего  нельзя  было
расслышать из-за шума в зале.  Слендер  сделал  несколько  шагов  вперед,  и
кто-то прокричал:
   - Поберегись, приятель! Сейчас у тебя загорятся штаны!
   Шеллоу поднял руку:
   - Дамы и господа, все и каждый, прошу тишины, мы начинаем спектакль.
   Манера, с которой он произносил эти слова,  вернула  меня  в  тот  давний
вечер в Конгриве, когда прибыли странствующие актеры.  Шеллоу  напоминал  их
драматическими нотками в голосе и жестами.
   В зале стало потише, и кто-то прокричал:
   - Тогда давай, приятель!
   - С вашего позволения, - сказал Шеллоу, отвесив глубокий поклон.
   Спектакль начался.
   Впервые оказавшись в театре, я  почувствовала  сильнейшее  волнение.  Мне
всегда нравилось сценическое искусство,  а  теперь  мне  предстояло  увидеть
профессионалов. Я знала содержание пьесы и приготовилась наслаждаться ею.
   В первой сцене второго акта на сцену вышла миссис Пейдж.
   В руке она держала лист бумаги, и, когда я пригляделась  к  ней,  у  меня
оборвалось сердце. Ошибиться было невозможно. Харриет!
   Повернув голову, я увидела, что за мной наблюдает Карлтон. Он  насмешливо
улыбался. Он все знал и специально привел нас сюда.
   Я вновь обратила свое внимание на  сцену.  Харриет  немножко  изменилась.
Возможно, стала менее стройной. А может быть, слегка постарела. Но она  была
красива, как и раньше.
   Я почувствовала, что Карлотта напряглась. Она тоже узнала ее.
   И новь я посмотрела на  сцену.  Мне  хотелось  смотреть  на  Харриет,  не
отрываясь. Я всегда чувствовала в ней какой-то  магнетизм,  и  зрители  тоже
ощущали его,  так  как  шушуканье  и  покашливания  прекратились  и  в  зале
воцарилась мертвая тишина.
   Я была глубоко потрясена и не могла следить за развитием сюжета. Все  мои
мысли были заняты Харриет. Что произошло с ней? Как она попала сюда?  Бросил
ли ее Джеймс Джилли, или она сама  покинула  его?  Была  ли  она  счастлива?
Занималась ли тем, чем хотела? Мне нужно было поговорить с ней сегодня же.
   Напряжение Карлотты, сидевшей рядом со мной, росло.
   - С тобой все в порядке? - спросила я.
   - Ты видишь? - шепнула она. Я кивнула.
   - Он, должно быть, бросил ее. Она дошла до этого...
   - Прошу тишины, дамы! Зрители, как ни странно, увлечены  происходящим  на
сцене,  -  шепнул  Карл-тон  Я  продолжала  размышлять  о  Харриет.  Я  была
чрезвычайно взволнована, потому что вновь увидела ее.

***

   - Мне нужно видеть ее, - сказала я. - Я не могу уйти, не  встретившись  с
ней. Карлотта воскликнула:
   - Нет, Арабелла! Это невозможно. Мы не хотим ее больше знать.
   - Я не могу не повидаться с ней, я должна видеть ее.
   - Я проведу вас в ее гримерную.  Несомненно,  она  будет  там,  -  сказал
Карлтон.
   - Благодарю вас, - ответила я.
   - Всегда к вашим услугам, - шепнул он. Я заметила, что он хорошо знаком с
расположением помещений в театре. Персонал  тоже  знал  его.  Мы  подошли  к
какому-то мужчине и объяснили, что мы - друзья миссис Пейдж и  хотели  бы  с
нею поговорить.
   Некоторая сумма денег сменила  владельца,  и  оказалось,  что  наш  визит
вполне возможен. Впервые я была благодарна Карлтону. Нас провели в небольшую
комнату, в которой вскоре появилась Харриет.
   - Харриет! - воскликнула я и, не раздумывая, бросилась к ней,  протягивая
руки. Она крепко обняла меня.
   - Я видела тебя в ложе, - сказала она, - и знала, что ты зайдешь.
   Карлтон поклонился.
   - Ваша игра была великолепна, - признал он.
   - Благодарю вас, добрый сэр, - кивнула она в ответ.
   - Я оставлю вас, чтобы дать вам возможность поговорить, и  вернусь  минут
через десять, кузина.
   Когда за ним захлопнулась дверь, Харриет состроила гримасу.
   - Он мне никогда не нравился, - сказала она.
   - Харриет, что ты здесь делаешь?
   - Мне казалось, что это очевидно.
   - Ты...
   - Я - одна  из  актрис  Томаса  Киллигрю,  и,  поверь  мне,  это  немалое
достижение.
   - Но сэр Джеймс...
   - Сэр Джеймс! Он послужил  только  ступенькой.  Мне  нужно  было  уехать.
Подвернулся он.., и предоставил мне средства.
   - Значит, ты его не любила?
   - Любила! Ах, моя милая, романтичная