, по ее словам, подходят как закуска к нему.
   Я отхлебнула вина и, почувствовав тепло, тряхнула влажными волосами.
   - Я упустил его, Клодина, - сказал он серьезно.
   - Да уж...
   - Из-за этого человека в лодке.., очевидно, тоже заговорщика.
   - Я уверена, что это именно так. Нехорошо получилось.
   - Все было  сделано  не  так.  Мне  нужно  было  сначала  подумать  и
действовать побыстрее.
   Тогда он бы не ушел. - Он в упор посмотрел на меня. - Ты знаешь,  мне
нравится быть с тобой, но сегодня лучше бы тебя со мною не было.
   - Почему?
   - Потому что ты еще больше впуталась  в  это  дело.  Ты  знаешь,  что
произошло. Ты знаешь, что люди.., невинные люди.., такие, как твои мать,
могут пострадать. И сколько еще опасностей подстерегает тех, кто слишком
много знает!
   - Ты намекаешь на мою осведомленность о  том,  что  Билли  Графтер  -
шпион?
   Он кивнул.
   - Видишь, и я тебя во все это втянул.
   - Нет. Я это сделала сама, когда узнала Альберика в кофейне.  Ты  тут
ни при чем.
   - Тебе придется быть осторожной, Клодина. Я думаю, они  уберут  Билли
Графтера из Лондона. Теперь они знают, что мы  опознали  его  здесь.  Он
рискует столкнуться лицом к лицу со мной или моим отцом.  Его  пошлют  в
другое место, чтобы он там занимался своим гнусным делом.
   - Подстрекательством к мятежу? Джонатан кивнул:
   - Тот же самый  метод,  который  был  столь  успешно  использован  во
Франции, - Это они стреляли в короля?
   - Вне всякого  сомнения,  это  был  один  из  их  компании.  Если  бы
покушение удалось, это было бы началом. Я беспокоюсь за тебя.
   - О, Джонатан, со мной все будет в порядке. Я могу сама  позаботиться
о себе. Я многого не знаю обо всех этих  делах,  но,  по  крайней  мере,
кое-что мне теперь известно.
   Он подошел ко мне и взял мои руки в свои.
   - Ты мне очень дорога, - сказал он.
   - О, пожалуйста, Джонатан.., не надо, - с дрожью в голосе  произнесла
я.
   Какое-то время он молчал; я никогда не видела его таким серьезным. Он
был сильно потрясен не только  случившимся  и  своей  неудачей.  В  этот
момент я поняла, насколько я ему дорога.
   Вино согревало меня. Я смотрела на синие языки пламени,  вырывавшиеся
из поленьев, и мне  представлялись  всякие  картины  -  замки,  яростные
красные лица.., фигуры, и я подумала: ах, если бы так могло продолжаться
вечно!
   Такое чувство охватывало меня всегда, когда я была с ним.
   Должно быть, прошло около часа, когда Мэг Борроус пришла сказать, что
наши вещи  уже  подсохли  и  их  можно  надеть,  и  предложила  нам  еще
глинтвейна.
   Я сказала:
   - Нам нужно идти. О нас, наверное, уже беспокоятся.
   - Я прикажу, чтобы ваши вещи отнесли в комнаты, - предупредила Мэг, -
и вы можете подняться за ними, когда захотите.
   Джонатан поглядел на меня.
   - Пожалуй, мы еще выпьем вашего превосходного вина, - сказал он.
   Мэг с довольным видом пошла за вином.
   - Нам надо возвращаться, - сказала я.
   - Еще немного...
   - Нам следует...
   - Дорогая моя Клодина,  ты,  как  всегда,  озабочена  тем,  что  тебе
следует делать, а не тем, что ты хочешь.
   - Дома будут ломать голову над тем, что с нами случилось.
   - Они, несомненно, могут поломать ее еще некоторое время.
   Мэг принесла вино, разлила его и подала нам. Джонатан пил  и  смотрел
на меня.
   - Пройдут годы,  -  сказал  он,  -  но  я  буду  помнить  это  время,
проведенное здесь,  когда  мы  с  тобой,  выбравшись  из  реки,  сидели,
наслаждаясь вином. Этот напиток для меня, как нектар, а сам  я  чувствую
себя Юпитером.
   - Я не сомневаюсь, что у вас с ним одинаковые вкусы.
   - Ты находишь меня похожим на бога?
   - Мне кажется, он постоянно преследовал женщин.
   - И делал это в разных обличьях: лебедя, быка... какой дар!
   - Можно подумать, что он чувствовал себя недостаточно привлекательным
в своем обычном виде.
   - Чувствую, мне такой дар не нужен. Я уверен, что и так неотразим.
   - Да неужели?
   - Почти неотразим,  -  ответил  он.  -  У  меня  нет  соперников,  за
исключением унылого Долга, а он, я согласен, соперник серьезный там, где
дело касается некоей весьма добродетельной дамы.
   - Хотела бы я, чтобы ты был посерьезнее.
   - Мне и так приходится большую часть времени быть серьезным.  Позволь
же мне хоть немного подурачиться. Сейчас я должен отправиться домой. Мне
предстоит работа. Ты не представляешь себе,  Клодина,  как  хочется  мне
быть с тобой, так как в эти минуты я забываю о том, что должен по  пятам
гоняться за нашими врагами. Ты - искусительница.
   - Нет, - возразила я, - это ты соблазнитель.
   - Клодина, выслушай меня прежде, чем мы уйдем.  Ответишь  ли  ты  мне
честно на один вопрос?
   Я кивнула.
   - Ты любишь меня?
   После некоторого колебания я сказала:
   - Не знаю.
   - Тебе нравится быть со мной?
   - Ты знаешь, что нравится.
   - Это волнует тебя? Я промолчала.
   Обращаясь как бы к самому себе, он сказал:
   - Молчание означает согласие. Затем он продолжал:
   - Ты когда-нибудь вспоминаешь о тех часах, что мы провели вместе?
   - Стараюсь забыть.
   - Зная в  глубине  души,  что,  какими  бы  греховными  они  тебе  ни
казались, ты бы ни за что от них не отказалась.
   - Хватит допрашивать меня.
   - А ты уже и ответила на все мои вопросы. Клодина, что будем  делать?
Продолжать так и дальше.., постоянно  видеть  друг  друга,  ощущая,  что
любовь между нами растет? Неужели ты действительно веришь, что всю  свою
жизнь мы будем отказывать себе в...
   Я встала:
   - Пойду переоденусь.
   Нам пора возвращаться.
   Я поспешно выбежала из зала.  Пока  я  одевалась,  меня  била  дрожь.
Грязная, в разводах одежда отнюдь не благоухала, но,  по  крайней  мере,
была  сухой.  Волосы,  рассыпавшиеся  по  плечам,  все  еще   оставались
влажными.
   Я сошла вниз. Джонатан был уже  одет  и  ждал  меня.  Джимми  Борроус
предложил доставить нас  обратно  на  Альбемарл-стрит  в  его  двуколке.
Подобное возвращение домой выглядело бы довольно странным, но  это  было
быстрее, чем пытаться найти какой-нибудь другой транспорт.
   Когда мы вошли в дом, появилась Миллисент. Она в изумлении уставилась
на нас.
   - Привет,  любовь  моя!  -  сказал  Джонатан.  -  Ты  потрясена  этим
зрелищем, верно?
   - Что случилось?
   - Упали в реку.
   - Значит.., на лодке катались?
   - Не пешком же мы по воде ходили.
   - А что вы делали?
   - Гребли.., и какой-то идиот врезался в нас.
   - Я думала, вы ушли по делам.
   - Правильно, по делам. И взяли  лодку.  Ладно,  мы  дома,  и  я  хочу
переодеться во что-нибудь чистое. Мне нужно снова уйти.
   Я поднялась к себе в комнату и сменила  одежду.  Когда  я  сидела  за
туалетным столиком, расчесывая волосы, раздался стук в  дверь,  и  вошла
Миллисент.  Мне  показалось,  что  в  ее  расширенных   глазах   застыло
недоверие.
   Она сказала:
   - Должно быть, ты очень испугалась.
   - Конечно.
   - Вы могли утонуть.
   - Не думаю. На реке было много лодок.
   - Я и не знала, что ты ушла вместе с Джонатаном.
   - Мы решили это в  последнюю  минуту.  Я  подумала,  что  неплохо  бы
выйти.., и поскольку Дэвида не было, а ты отдыхала...
   Она кивнула.
   - Твою одежду теперь остается только выбросить, - сказала она.
   - Это уж точно.
   Она пожала плечами и  вышла.  Мне  стало  не  по  себе.  "Она  что-то
чувствует - подумала я, - и полна подозрений".
   Джонатан ушел и отсутствовал остаток дня.  Когда  Дэвид  вернулся,  я
рассказала ему о нашем приключении.
   - Я думал, что ты сегодня никуда не пойдешь, у  тебя  ведь  было  так
много дел, - сказал он.
   - Я собиралась все подготовить к нашему отъезду,  но,  поскольку  это
особый день... Гай Фокс и все такое прочее.., я подумала,  что  было  бы
глупо не взглянуть на это веселье, и, поскольку Джонатан шел  на  улицу,
он предложил пойти с ним.
   Тебе понравилось?
   - Чучела и все остальное - да. Что же до купания.., гм.., оно было не
таким уж и приятным.
   - Я бы не подумал, что Джонатан так плохо управляет лодкой.
   - О, виноват был какой-то ненормальный в другой лодке.
   Он врезался прямо в нашу лодку.
   - Надеюсь, ты не пострадала.
   - Нет. К счастью, рядом оказалась таверна, и мы смогли там обсохнуть.
Хозяева нам очень помогли. Так мы завтра едем домой?
   - Если ничего не случится. Ты скучаешь по Амарилис?
   Я призналась, что это так.
   - Я тоже, - сказал он.
   "Насколько его легче обмануть, чем Миллисент", - подумала я.
   Я постоянно ощущала ее присутствие. Казалось, она следила за мной.
   Наступила ночь, и я посмотрела из окон на  ночное  небо,  красное  от
пламени костров, которые полыхали по всему Лондону.
   - Выглядит так, - сказала я, - будто весь Лондон охвачен пожаром.

ПОСЛЕДНЕЕ "ПРОСТИ"

   На следующий день все отправились обратно в Эверсли, кроме Джонатана,
который сказал, что дела еще удерживают его в Лондоне. Миллисент поехала
с нами. Большую часть дня Джонатан обычно отсутствовал, а ей не хотелось
оставаться дома одной. В любом случае Джонатан должен  был  вернуться  в
Эверсли не позже, чем через неделю, так что мысль о том, чтобы Миллисент
отправилась с нами, была вполне здравой.
   Дома  все  было  в  порядке.  Матушка   очень   обрадовалась   нашему
возвращению, особенно потому, что Дикон как раз наносил  один  из  своих
редких визитов в Клаверинг. Она не поехала с  ним,  так  как  не  хотела
оставлять Джессику,  у  который  была  легкая  простуда.  Амарилис  была
хороша, как никогда. При виде меня она выразила некоторое  удовольствие.
Я была счастлива.
   Дни проходили в приятных  домашних  заботах.  На  третий  день  после
приезда я сопровождала Дэвида при объезде поместья.  Когда  мы  навещали
фермы, нас, как обычно, вели в кухни, и жены фермеров всегда  настаивали
на том, чтобы мы попробовали их домашнего вина.
   В тот день мы были на ферме Пеннов, у Дженни Пени, крупной пышнотелой
женщины, которая получала большое удовольствие от кухни и всего, что она
в ней готовила. Но больше, чем свою стряпню, она любила посплетничать.
   Дэвид, бывало, говорил, что обо всем, что  происходит  в  имении,  мы
можем узнать от Дженни, ибо она знает обо всех событиях, и не только  на
участке, который возделывал ее муж, но и на других тоже. -  Ну,  что  вы
думаете о вине нынешнего урожая, сэр? - обратилась она к Дэвиду. - А вы,
миссис Френшоу? У меня такое ощущение, что оно лучше  прошлогоднего.  То
чуточку сладковато. Я  всегда  говорю  моему  Лену:  "Вино  должно  быть
терпким!" Вот что я говорю. Излишняя сладость может погубить вино.
   Мы оба согласились, что вино получилось идеальное, чем  доставили  ей
удовольствие, и в тот самый момент, когда  мы  собирались  уходить,  она
сказала:
   - А что вы думаете о призраке? Ежели  6  вы  спросили  меня,  я  была
сказала, что это все выдумки. - Она положила руки на  обширные  бедра  и
добавила:
   - Сама-то я никогда особенно в призраков не верила.
   - Призраков? - переспросила я. - Мы ничего не слыхали о призраках.
   - Ну, это тот молодой человек.., ну, вы  знаете,  который  утонул.  В
него выстрелили, тут ему и конец пришел. Кто-то говорил, что его  видели
на берегу.., выходящим из моря.
   - Но он умер и похоронен.
   - Я знаю. Но это, видите ли, сэр, был его  призрак.  Призракам  гробы
нипочем. И второй был с ним вместе.
   - Какой второй? - спросила я.
   - О, да тот молодой человек, с которым он дружил. Что в большом  доме
работал. Как это его звали?..
   - Билли Графтер? - подсказала я.
   - Он самый. Он утонул, когда лодка перевернулась. Ну  вот,  его-то  и
видели.., если верить слухам. Или его призрак.
   - Его видели.., здесь? - переспросила я слабым голосом.
   - Ой, да. Вы побледнели, миссис Френшоу. Призраков нечего бояться.
   - Кто это видел? - продолжала допытываться я.
   - О, несколько человек. Ада, дочка Патти Грей,  сказала,  что  они  с
братом собирали на пляже выброшенные приливом  деревянные  обломки...  и
увидели его там. Он появился.., а затем исчез.
   - Кто-то должен был начать выдумывать такие вещи, это было неизбежно,
- сказал Дэвид. - Изрядный тогда был переполох.
   Мы поставили стаканы.
   - Очень приятное вино, - добавил Дэвид. - Уверен, что вы правы насчет
терпкости.
   Она проводила нас из дома.
   - Хорошие фермеры эти Пенны,  -  произнес  Дэвид,  когда  мы  скакали
прочь. - Все у них в порядке. Хотел бы я, чтобы было побольше таких, как
они.
   Но я могла думать только об одном: "Кто-то видел Билли Графтера. Было
ли это плодом воображения, или же  это  означает,  что  он  здесь..,  по
соседству?"

***

   Нас беспокоило здоровье тети Софи, так как она не очень  хорошо  себя
чувствовала. Матушка сказала, что кто-то из нас должен  заезжать  к  ней
каждый день.
   - Она очень изменилась после смерти Альберика, - сказала нам Жанна. -
А теперь, когда ходят все эти  слухи  о  привидениях,  она  думает,  что
Альберик может возвратиться и поговорить с ней.., рассказать,  кто  убил
его...
   - А много толков о привидениях?
   - Больше среди слуг. Двое из них говорили, что на самом  деле  видели
друга Альберика, который утонул вместе с ним, и  вот  теперь  она  вбила
себе в голову, что Альберик хочет связаться с ней. Она все время об этом
говорит. Долли Мэйфер проводит с ней немало времени.
   Бедняжка Долли, она и жизни-то  почти  не  видит.  Миссис  Трент  так
сильно изменилась после самоубийства Эви.  Вы  знаете,  как  она  всегда
лезла во все дела.., сейчас же почти не выходит  из  дома.  Долли  здесь
часто  бывает.  Я  думаю,  она,  должно  быть,  находит   облегчение   в
возможности улизнуть из Грассленда. А мадемуазель любит быть с ней.  Они
постоянно говорят об Альберике.
   - До меня дошел слух, что видели Билли Графтера, - сказала я.
   - Да. Он выглядел, как будто только  что  вышел  из  моря..,  страшно
бледный, и вода с него стекала.
   - Это все больше воображение...
   - Да, но мысль о том, что Альберик может еще вернуться, утешает ее.
   - Она действительно так к нему привязалась, когда он был здесь?
   Жанна бросила на меня проницательный взгляд.
   - Он интересовал ее. Ей нравилось, когда он был рядом. Знаете, он был
очень полезен.
   Немногим она доверяла свои поручения в Лондоне.
   Она позволяла ему ездить на лошадях. Я думаю, дело в том, что он  был
одной с нами национальности и беспокоился обо всем, что  происходило  во
Франции... Это была общая трагедия.
   - А то, что он мертв, усилило ее любовь к нему.  -  Жанна  ничего  не
сказала, и я продолжала:
   - О, вы так же хорошо, как и  я,  знаете,  что  тетя  Софи  упивается
несчастьями. Если бы она только  попробовала  увидеть  в  жизни  светлые
стороны!
   Она отгораживается, живет как затворница.
   - Такова мадемуазель д'Обинье, - рассудительно сказала Жанна. - И  мы
должны принять это и делать все, что в наших силах, чтобы ее жизнь  была
сносной.
   - Вы, как всегда, правы, Жанна. Она  действительно  хочет,  чтобы  мы
навещали ее?
   - О да, она с нетерпением ждет встреч с вами. Она  любит  отдыхать  и
размышлять сразу после полудня, но если вы будете  приходить  в  три,  а
уходить в пять, то это ей понравится.
   Она любит порядок и хочет, чтобы жизнь шла по схеме.
   - Что ж, я буду приезжать каждый день, пока она хочет этого, а иногда
меня будет заменять мама.
   - О, я думаю, она предпочла бы видеть вас. Она по-прежнему тоскует  о
прошлом и часто говорит о вашем отце. Вы же знаете, она была влюблена  в
него, и думаю, она так до конца и не простила вашу мать за то,  что  она
вышла за него замуж. Она относится к вам, как к дочери, которая могла бы
у нее быть.
   - Тогда я буду приезжать.
   Что я и делала. Каждый день я приезжала верхом и не забывала  уезжать
ровно в пять.
   Тетя Софи часто говорила об Альберике.
   Она  действительно  верила,  что  люди  иногда,  как  она   говорила,
возвращаются и связываются с теми, кто был им очень дорог;  а  если  они
умерли   насильственной   смертью,   то   иногда   возвращаются,   чтобы
преследовать своих убийц.
   Обычно, когда я приезжала, с ней была Долли Мэйфер, но часто  она  не
задерживалась. Я думаю, она была утешением для Софи,  которая  видела  в
ней родственную душу, - обе были своего рода  калеками,  обе  обездолены
судьбой, обе переживали утрату любимого существа.
   Они разговаривали об Альберике и Эви. Софи постоянно утверждала,  что
однажды они "свяжутся" с ней.
   - А когда это случится, - говорила она, - Альберик назовет имя своего
убийцы, и тогда я сделаю все, что в моих силах,  чтобы  нечестивцы..,  а
их, наверное, было несколько, предстали перед судом.
   Мне стало интересно, что бы она сказала, если бы я сообщила  ей,  что
Альберик  был  шпионом,  что  именно  такие,  как  он,  помогли  поднять
революцию, которая принесла так много горя ее стране.
   Она никогда не поверила бы мне.
   Я всегда покидала Эндерби, когда было уже темно.  В  это  время  года
свечи в комнате Софи приходилось зажигать в четыре. Мне всегда казалось,
что при их свете эта комната преображалась. Она  всегда  была  для  меня
комнатой воспоминаний, а  когда  Жанна  время  от  времени  пользовалась
переговорной трубой, мое сердце обычно  начинало  неприятно  колотиться,
так как я вспоминала, что  кто-то  знал  о  том,  что  я  была  здесь  с
Джонатаном... Меня успокаивало лишь то, что никто  никогда  не  намекнул
мне о том, что он.., или  она..,  знает  нашу  тайну.  Тот  приглушенный
голос, доносившийся из переговорной трубы, не напоминал мне ни о ком  из
моих знакомых. Даже голос Жанны с его характерным акцентом звучал  через
нее иначе.
   Тетя Софи была  в  одном  из  тех  настроений,  когда  ее  тянуло  на
печальные размышления.
   Она  сказала,  что  после  полудня  у  нее  была  Долли  и  что   она
почувствовала большую близость Альберика, а Долли - своей сестры Эви.
   - На днях они свяжутся с нами, - сказала тетя Софи. - Мне  так  жалко
Долли. Она так любила свою сестру, а эта ее бабушка очень странная.  Она
приходит ко мне, бедное дитя, и рассказывает о своих бедах.
   Я согласилась, что возможность беседовать друг с другом является  для
них большой поддержкой.
   - Жизнь к некоторым из нас несправедлива,  а  другим  достается  все.
Возьми, к примеру, свою мать.
   Бедная тетя Софи! Удачливость моей матери в  течение  всей  жизни  не
давала ей покоя, и она часто сравнивала ее с собственным невезением.
   Я всегда испытывала некоторое облегчение, когда уезжала.
   Когда я спустилась в вестибюль, появилась Жанна.
   - Как хорошо, что я перехватила вас, - сказала она. - Я хотела, чтобы
вы посмотрели  ткани,  которые  у  меня  есть.  По-моему,  они  довольно
миленькие.  Мадемуазель  ведь  любит  красивые  платья,  и  я   стараюсь
поддерживать ее интерес к обновкам. Это ее очень поддерживает.
   - С удовольствием взгляну, - ответила я.
   - Они у меня здесь, внизу. Я вас долго не задержу.  Я  знаю,  что  вы
любите уезжать вовремя.
   - О, у меня масса времени!
   Ткани были бледно-розового и, любимого тетей Софи, сиреневого  цвета,
имелись также более густой пурпурной и красной расцветки.
   Я сказала, что, по моему мнению, более бледные расцветки больше  идут
тете Софи, чем насыщенные.
   - Мне тоже так кажется, - согласилась Жанна. - И  этот  более  мягкий
материал лучше подходит для чепцов. Я хочу, чтобы вы посмотрели также  и
ленты.
   Я выразила должное восхищение ими  и  покинула  Жанну,  должно  быть,
пятнадцать минут спустя.
   Я села на лошадь и отправилась домой. Я всегда выбирала один и тот же
путь - короткую тропу для верховой езды, по обеим сторонам которой росли
густые кусты. Этой тропой  редко  пользовались,  а  поскольку  она  была
прямой и узкой, я всегда скакала по ней легким галопом.
   Внезапно лошадь резко остановилась, и я чуть не вылетела из седла.
   - Что такое, Квинни? - спросила я.
   Я стала вглядываться в темноту. Поначалу мне ничего  не  было  видно,
однако кобыла отказывалась двинуться с места.
   Я