лл. Я
не вынесу, если еще хоть раз мне придется поехать туда. Как, впрочем,  и
Дамарис, я уверена.., хотя она и не  может  этого  сделать...  Когда  мы
ездили в Эверсли-корт, ей пришлось помогать. Только представь себе  это.
Дамарис, которая все уголки в округе объездила  на  своем  Томтите!  Это
невыносимо! Только так мы можем покончить со всем этим - постарайся  все
забыть.
   Вернулась Харриет.
   - Вино несут, - объявила  она.  -  А  теперь  расскажи  нам,  чем  ты
занимался с тех пор, как покинул Грассленд? Думаю, ты сейчас в  отпуске,
прямо  из  армии?  Насколько  я  помню,  ты  был  военным,  сейчас  всех
заставляют служить, в связи с этими победными боями на континенте.
   - Да, - ответил Мэтью. - Я в армии.
   - Но скоро возвращаешься в свой полк? Надеюсь, герцог Мальборо вскоре
закончит эту глупую войну. А как твоя мать?
   - С ней все хорошо, благодарю вас.
   - Надеюсь, она теперь счастливо  живет  в  Лондоне  после  того,  как
попробовала немножко сельской жизни?
   - Да, думаю, город ей больше по душе. Харриет вздохнула.
   - В городе хорошо... Часто ли она ходит по театрам? - Она повернулась
ко мне, по-видимому, заметив, что я необычно молчалива. - Ты знаешь,  во
Франции театры отнюдь не процветают. Мадам Мантенон сделала  из  бедного
старого Людовика настоящего  святошу.  По-моему,  на  старости  лет  она
раскаялась и закрыла большинство театров, будто  бы  это  обеспечит  ему
местечко в раю! Обещаю вам: он эту войну не выиграет.  Наилучший  способ
ускорить свое поражение - это закрыть театры.
   - О, Харриет, - сказала я с принужденным смешком, - что  за  странные
выводы!
   - Да, моя дорогая, это действительно так.  Людей  надо  подбадривать,
особенно в военное время, а самый лучший способ повергнуть их в  мрачное
настроение - это лишить  развлечений.  Ты  согласен?  -  улыбнулась  она
Мэтью.
   - Вы абсолютно правы.
   - Это естественно!  -  воскликнула  она.  -  Люди  с  такой  радостью
приветствовали возвращение короля Карла только  потому,  что  устали  от
пуританских законов. Я хорошо помню  ликование,  когда  снова  вернулись
веселые деньки. В то время я была очень молода...
   - Конечно, Харриет! - Я решила ей польстить.
   - Интересно, помнит ли твоя мать, как мы играли вместе?
   - Да, - сказал Мэтью. - Она упоминала об этом.
   - Вскоре после этого я покинула театр,  но  актриса  всегда  остается
актрисой. Признаюсь вам, огни рампы никогда не перестанут ввергать  меня
в сладостную дрожь.
   В таком духе продолжался разговор и дальше, но, по-моему,  ни  я,  ни
Мэтью особенно не прислушивались к ее словам.
   Когда Мэтью уезжал, Харриет спросила, когда он будет  в  Лондоне.  Он
ответил, что, может быть, он  еще  пробудет  в  "Приюте  скрипача".  Ему
понравилась эта гостиница, да и местность  была  очень  привлекательной.
Ему нравилось ездить по округе.
   - Если хочешь, заходи к нам еще, - сказала Харриет.
   - О, благодарю вас! - горячо ответил Мэтью.  Больше  случая  остаться
наедине нам не представилось, но по его пылкому взгляду я поняла, что он
еще вернется в Эйот Аббас.

***

   Немного позже ко мне с тревожным видом подбежала  Джейн  Фармер.  Она
интересовалась, не со мной ли Кларисса?
   Я была удивлена. Обычно в это время Кларисса играла в саду,  а  потом
она отдыхала. На этом, как  правило,  настаивала  Джейн,  хотя  Кларисса
частенько бунтовала. Но Джейн была непреклонна, и  каждый  раз  Кларисса
приходила к решению, что лучше подчиниться ей.
   - Я сидела в беседке, - сказала  Джейн,  -  и  шила,  как  обычно,  а
Кларисса играла неподалеку с воланом. Она подбрасывала его,  то  и  дело
окликая меня, - одним словом, все шло, как обычно, но  вдруг  я  поняла,
что уже долгое время ничего не слышу. Я тут же отложила шитье в  сторону
и пошла посмотреть. Ее нигде не было. Я подумала, что она пошла в дом, к
вам.
   - Нет, - ответила я. - Ее не было со мной.
   - Она говорила о вас, что покажет вам  новую  ракетку..,  так  что  я
подумала...
   Во мне проснулась тревога.
   - Она - разумная девочка. Ей не раз говорили,  чтобы  она  никуда  не
уходила.
   - Мы были только в саду. Я думала, что она могла пойти к вам...
   В моей голове мелькнула невероятная догадка,  но  я  тут  же  от  нее
отказалась.
   - Мы должны немедленно найти ее! - сказала я.
   В комнату вошла Харриет, я рассказала ей, что произошло,  и  пошла  в
сад.
   "Она должна быть где-то здесь", - думала я. Я хорошо помнила  случай,
когда она спряталась, чтобы подразнить нас, и другой случай,  когда  она
заснула в зарослях кустарника.
   Джейн все больше беспокоилась и  винила  себя,  но  я-то  знала,  что
Кларисса такая непоседа, что просто невозможно углядеть за ней.
   Мы обыскали каждый уголок, но прошел час, а мы не  нашли  ее.  Теперь
все уже были напуганы по-настоящему.
   Приехали  Бенджи  и  Грегори,  уезжавшие   по   делам   поместья,   и
присоединились к поискам. Именно Бенджи и обнаружил в кустарнике зеленое
перышко. Мы сразу узнали его: оно выпало из воланчика Клариссы.
   Вот тогда и я действительно испугалась.
   - С ней наверняка все в порядке, - заявила Харриет. - Это  напоминает
мне тот случай, когда ты потерялась и мы нашли тебя в Эндерби-холле.
   Мне не хотелось снова вспоминать Эндерби-холл, и я очень беспокоилась
за Клариссу.
   К этому моменту мои страхи начали приобретать конкретную  форму.  "Он
не мог, - думала я. - Он бы не сделал ничего подобного!" Но я знала, что
он способен на все.
   Я пошла к старому дубу, о котором рассказала Хессенфилду, сунула руку
в дупло. Внутри лежала записка.  Дрожащими  руками  я  развернула  ее  и
прочитала:

   "Дорогая моя, не беспокойся. С девочкой  все  в  порядке.  Ты  должна
присоединиться к нам. Встретимся на этом самом месте в полночь.  Я  буду
ждать тебя.
   X."

   Я стояла и мяла в руках эту бумажку. Я не могу описать свои  чувства:
облегчение, что Кларисса вне опасности;  гордость,  что  Хессенфилд  так
нуждался в ней, что рискнул своей жизнью ради нее; волнение  при  мысли,
что я снова буду с ним, и некую отчаянную решимость с этого момента быть
преданной Бенджи. Внутри меня кружился  вихрь  чувств.  Я  была  безумно
счастлива и в то же самое время глубоко опечалена. Мои мысли то  и  дело
возвращались к нему - снова  увидеть  его,  бежать  с  ним..,  куда?  На
побережье, конечно. Я знала, там нас будет ждать лодка, я знала,  что  с
этой ночи у меня начнется новая жизнь, полная радости и счастья. Я вновь
буду с моей девочкой, которая с каждым прожитым днем  значила  для  меня
все больше. Я буду с моей девочкой и ее отцом.
   Этого я хотела больше всего на свете. Что было  проку  отрицать  свои
желания?  Унылая  деревенская  жизнь  не   для   меня,   пусть   Дамарис
наслаждается ею. Но Дамарис была отвергнута, а какой бы  счастливой  она
могла быть, выйдя замуж за Мэтью! Но я все испортила, и  мне  так  легко
испортить сейчас жизнь Бенджи.., но я этого не сделаю. На моей совести и
так уже достаточно грехов.
   Что же мне делать?
   Было два выхода, нет, три. В первом случае я лишалась своего ребенка,
а на это я была не согласна. В  таком  случае  я  бы  никому  ничего  не
рассказывала и ничего бы не предпринимала.., то есть не пошла бы на  эту
встречу. И отказывалась бы от встреч с Хессенфилдом до тех пор, пока  он
не уедет и не увезет с собой Клариссу.  В  другом  случае  я  показывала
записку Бенджи, Грегори  и  Харриет,  рассказывала  им,  кто  он  такой,
говорила, что у него Кларисса, а потом мы бы расставляли  вокруг  кустов
солдат, и они бы хватали его в то время, когда я должна была  прийти  на
встречу. Тогда бы ему пришлось вернуть Клариссу, и этот вариант  означал
его смерть. Это было бы очень лояльным  поступком  как  по  отношению  к
Бенджи, так и по отношению к моей стране. И последний выход - это прийти
в назначенное место и втайне повидаться с ним...
   Я знала, что тогда произойдет. Хессенфилд  увезет  меня  даже  силой,
если потребуется. Зная его, я без труда догадалась, что у него на уме.
   Я не могла вернуться в дом, мои мысли в беспорядке кружились.
   Как я могу позволить всем беспокоиться и  искать  Клариссу,  когда  я
знаю, где она? Но могла ли я рассказать, что сейчас она в руках  главаря
якобитов, за которым гонятся?
   В конце концов, я направилась к дому. Бенджи ласково обнял меня. Лицо
его было бледным и напряженным.
   - Где ты была? Я уже и за тебя стал волноваться.
   В этот момент и надо было показать ему ту бумажку, которую я  сложила
и спрятала в корсете моего платья. Моя рука потянулась к  ней.  Это  был
Бенджи, который так любил меня, который был таким хорошим человеком, что
я чуть не решилась, но тут же все прошло, и я даже словом не упомянула о
записке. Я не стала разуверять всех в том, что Кларисса потерялась.
   Поиски продолжались, а я закрылась в своей спальне и начала  бороться
с собой.
   Как Хессенфилд мог сделать это? Он не имел  никакого  права  отнимать
Клариссу у меня, но что проку говорить с Хессенфилдом о каких-то правах?
Он следует одному закону, который сам же для себя и придумал, и все, что
он считал нужным сделать, сразу же становилось правильным и законным.
   Шло время, а я все еще колебалась.  В  доме  никого  не  было  -  все
обыскивали округу. Джейн Фармер была в таком отчаянии, что я  чуть  было
не призналась ей во всем, чтобы избавить ее от мук.
   Наконец, я решилась: я пойду и встречусь с ним,  буду  настаивать  на
том, чтобы он вернул ребенка. В двенадцать часов ночи я накинула плащ  и
спустилась вниз, к зарослям кустарника. Там, в тени  деревьев,  я  стала
ждать, но долго ждать мне не пришлось. Меня обхватили  сильные  руки,  и
донесся тихий смешок, когда он припал к моим губам.
   - Ты сошел с ума! - воскликнула я, - Где девочка?
   - В безопасном месте. Сегодня  ночью  мы  уплываем  во  Францию,  моя
миссия здесь выполнена, я получил все, за чем приезжал.., и даже больше.
Моя дочь! Я уже боготворю ее!
   - Где она? - настаивала я.
   - В безопасном месте,  -  повторил  он.  -  Пойдем!  Чем  быстрее  мы
уберемся отсюда, тем лучше. У меня такое предчувствие, что враги повисли
у меня "на хвосте". Мы должны быстрее добраться до побережья. Неподалеку
лошадь, а там, на побережье..,  в  одной  потайной  бухте  прячется  наш
корабль.
   - Ты и в самом деле сумасшедший! Неужели ты думаешь, что  я  поеду  с
тобой?
   - Естественно, и не трать времени зря! Я вырвалась из его объятий:
   - Я пришла сказать тебе, что... Он со смехом притянул меня к  себе  и
начал покрывать поцелуями лицо.
   - ..Что ты любишь меня, - договорил он в перерывах между поцелуями.
   - Неужели ты думаешь, что я так же черства и бессердечна, как ты? Что
я так вот уйду от мужа просто потому, что вернулся ты?
   - Я значу для тебя гораздо больше. Помни, я - отец твоего ребенка.
   - Как бы мне хотелось никогда не встречаться с тобой, Хессенфилд!
   - Ты лжешь, дорогая Карлотта! Ну, признайся, ведь  это  была  любовь?
Помнишь, как ты отказалась предать меня? Ты и сейчас могла бы сделать то
же самое.
   - Да, могла, а откуда ты знаешь, что я не предала тебя? Может, сейчас
тебя схватит взвод солдат?
   - Я был готов рискнуть, - сказал он, - и скажу  тебе,  почему:  я  не
верю в то, что такое может случиться. Пойдем, милая, ведь мы же не хотим
искушать судьбу?
   - Где моя дочь? Верни ее мне и уходи, и я никому  не  скажу,  что  ты
здесь был. Он рассмеялся:
   - Наша дочка очень счастлива. Мы хорошо с ней поладили, и  она  хочет
уехать со мной.
   - Где она?
   - У моря, там же, где через некоторое время очутимся и  мы  с  тобой.
Этой  же   ночью,   дорогая   Карлотта!   Подумай   об   этом.   Столько
воспоминаний... Никто не может заменить мне тебя, никогда мне не  забыть
те дни, что мы были вместе!
   - Я не могу ехать. Ты должен понять это! Внезапно он схватил меня,  и
я почувствовала, что  отрываюсь  от  земли.  Мой  плащ  скользнул  вниз,
Хессенфилд вынес меня из зарослей. Неподалеку  паслась  его  лошадь.  Он
посадил меня в седло, а сам вспрыгнул сзади.
   Не  думаю,  чтобы  я  очень  уж   сопротивлялась.   Авантюрная   душа
Хессенфилда  взывала  к  моей,  но  передо  мной  стояло  лицо   Бенджи,
искаженное болью, когда он узнает, что я бросила его.
   До побережья была всего лишь миля. В небе ярко светил полумесяц, и  в
его тусклом  свете  из  моря,  поверхность  которого  была  спокойной  и
гладкой, словно у озера, поднимался остров Эйот.
   Хессенфилд тихонько свистнул, и на пляже появилась  фигура  какого-то
мужчины.
   - Все тихо, сэр, - сказал тот.
   - Отлично! - ответил Хессенфилд.
   Он спешился и опустил меня на землю. Мужчина принял у него лошадь, и,
пока Хессенфилд нес меня через полосу гальки,  до  моего  слуха  донесся
звук копыт лошади, галопом удаляющейся от нас.
   На воде покачивалась небольшая лодочка,  на  веслах  сидел  еще  один
мужчина. Мы вошли в воду, вымокнув до пояса,  прежде  чем  добрались  до
лодки. Хессенфилд подсадил меня.
   - Не теряй времени! - приказал он.  Мужчина  стал  грести,  направляя
лодку к Эйоту. В воздухе повисла тишина. Немного спустя Хессенфилд снова
заговорил:
   - Побыстрее, они  на  пляже!  Клянусь  Господом  Богом,  мы  как  раз
вовремя!
   На пляже я разглядела чьи-то фигуры. Сверкнула вспышка выстрела, пуля
пролетела невдалеке от лодки.
   - Мы скоро выйдем за пределы досягаемости, - заметил Хессенфилд.
   - Если б не твои романтические забавы,  мы  бы  были  уже  далеко,  -
сказал мужчина.
   - Знаю, но мы и так скоро будем далеко от них. Мы уже почти на месте.
   Мы обогнули остров, и пред моим взором предстал корабль.
   - Спасены! - воскликнул Хессенфилд.
   Вскоре мы причалили к борту, сверху была скинута веревочная лестница,
и я стала подниматься на судно. Чьи-то  руки  втащили  меня  на  палубу.
Через несколько секунд рядом со мной стоял Хессенфилд. Он обнял  меня  и
громко расхохотался.
   - Миссия завершена! - крикнул он. - Такого  успеха,  у  меня  еще  не
было!  Нам  лучше  отплывать  немедля!  Пойдем,  ты,  наверное,   хочешь
повидаться со своей дочуркой?
   Кларисса спала, зажав в ручках воланчик. Я склонилась и крепко обняла
ее. Она проснулась:
   - Мама!
   - Да, моя милая...
   Она широко открыла глаза.
   - Я на большом корабле, - объявила она, - и у меня новый папа!
   Хессенфилд присел рядом с нами.
   - И он тебе очень нравится, да? Скажи своей маме!
   - Он подарит Мне новый волан, - добавила она.
   - Но ты же не сказала ей, что я тебе  нравлюсь,  настаивал  на  своем
Хессенфилд.
   Кларисса села в постельке и обвила ручонками его шею.
   - Это его корабль, и он покажет мне, как он плавает.

ПРЕСТУПЛЕНИЕ ИЗ-ЗА СТРАСТИ

   Очутилась я в какой-то другой, совершенно иной жизни. Сначала я  была
буквально ошеломлена, вновь началась эта  безумная,  полная  страстей  и
удовольствий, ни с чем не сравнимая жизнь с Хессенфилдом. Мы возобновили
наши отношения с такой естественностью, как если бы  они  никогда  и  не
прерывались, и, хотя первое время я и притворялась, будто  вне  себя  от
ярости, Хессенфилд быстро положил этому конец, заставив  меня  признать,
что я так же влюблена в него, как и он в меня.
   Но, конечно, здесь не было той чистой и ничем не омраченной  радости,
что присутствовала в первый раз. Я не выдумываю себе никаких  оправданий
и действительно признаю, что искренне радовалась, когда  меня  похитили,
соблазнили, изнасиловали, называйте это, как хотите. Но  я  могу  честно
сказать, что чувствовала глубокое раскаяние за то, что так  поступила  с
Бенджи, и была рада, что мой плащ остался в тех зарослях, как будто меня
увезли силой. По крайней мере, Бенджи не будет думать, что я  уехала  по
собственному желанию, и хотя горю его это ничуть не поможет, но  он,  по
крайней мере, не будет считать, что я предала  его.  Бедный  Бенджи!  Он
лишился и меня, и Клариссы, и я не могла радоваться  жизни,  потому  что
часто думала о нем.
   Наше плавание прошло гладко, и вскоре мы очутились у берегов Франции.
Кларисса  большими  глазами  следила  за  всем   происходящим   и,   как
свойственно детям, принимала это невероятное приключение как само  собой
разумеющееся. Один раз она все-таки спросила, когда приедут ее  дедушка,
папа  и  Харриет,  на  что  я  уклончиво  ответила,  что  надо  немножко
подождать.
   - Я хочу показать им своего нового папу, - заявила она,  и  гордость,
прозвучавшая в ее голосе, одновременно и взволновала, и  глубоко  ранила
меня.
   Мы пересекли Францию, останавливаясь в различных гостиницах,  и  меня
очень удивило,  насколько  известен  в  этих  краях  Хессенфилд.  В  его
распоряжении всегда были самые лучшие комнаты, а теперь, когда,  как  он
сам говорил, он путешествует en fanulle ,  удобства
были ему особенно необходимы.
   Человек, который доставил нас к судну, путешествовал вместе  с  нами.
Его звали сэр Генри Кэмпион, и, по  словам  Хессенфилда,  он  был  самым
преданным ему другом.
   - Настоящий якобит! Теперь, когда ты присоединилась к нам, ты  должна
брать с него пример.
   Я промолчала. Ах, если бы я могла забыть Бенджи и то горе, которое, я
уверена, терзает его сейчас! Я подумала, что, если бы не Бенджи, я  была
бы сейчас безумно счастлива. Если бы только я не вышла замуж за  Бенджи!
Ах, если бы я не сдалась, а родила ребенка и стала ждать... Но,  конечно
же, это было абсолютно невозможно, я могла действовать только так, а  не
иначе. Я думаю, даже Хессенфилд понимал это. Однажды он сказал:
   - Не надо было мне покидать тебя, я сразу должен был забрать тебя  во
Францию.
   Но Хессенфилд не из тех людей, которые скорбят о  прошлом,  и  каждый
новый день он принимал с радостью. Сомневаюсь, что его когда-либо мучали
угрызения совести. В нем присутствовало  какое-то  бесшабашное  веселье,
легкое отношение к жизни, и я была уверена, что,  даже  когда  он  будет
умирать, он и тогда будет хохотать во все горло.
   Но Кларисса его очаровала. Я была удивлена, не ожидала, что он  может
так привязаться к ребенку. Думаю, это потому, что она была его дочкой  и
она была так  прекрасна  и  мила.  В  ней  уже  чувствовалась  любовь  к
приключениям, и все, что находилось  вокруг,  вызывало  ее  любопытство.
Любой обыкновенный отец безмерно гордился бы такой дочкой, но  даже  то,
что  Хессенфилд  находил  время  поговорить  с   ней,   доставляло   мне
неописуемое удовольствие.
   Сначала мы направились в Париж. Он подготовил меня к  тому,  что  нас
там ждет, и рассказал, где мы будем жить.
   - Двор находится в Сен-Жермене.  Конечно,  король  живет  там  же,  в
замке. Большую часть своего времени я провожу там, но у меня  есть  свой
дом в Париже, так как много работы у меня и в этом городе. В том доме вы
с Клариссой будете жить, но, конечно, ты будешь представлена королю  как
моя жена, и мы часто будем ездить во дворец.
   - Как твоя жена? - воскликнула я.
   - Но ты же моя жена, Карлотта. О да, я знаю,  ты  неудачно  вышла  за
кого-то там замуж, но это же случилось в Англии, а теперь мы во Франции,
и ты моя жена. Тебе надо  привыкнуть  к  тому,  что  отныне  тебя  будут
называть леди Хессенфилд.
   Он нежно обнял меня и поцеловал.
   - Я люблю тебя, Карлотта. В тебе есть то, что как раз  подходит  мне.
Ты мне ближе, чем кто-либо в этом мире, и у нас есть прекрасная дочурка.
Слава Богу, что ты теперь рядом со мной!
   Я заглянула ему в глаза. Он был абсолютно  серьезен  и  действительно
имел в виду то, что сказал, и это  наполнило  меня  счастьем.  "Если  бы
только я могла  забыть  Бенджи,  -  подумала  я,  -  я  бы  стала  самой
счастливой женщиной в мире!"
   На другой день он сказал:
   - Теперь ты в добровольном изгнании, и ты одна из  нас.  И,  хотя  ты
приехала к нам не по своим убеждениям, мы с тобой -  одно  целое  и  мое
дело должно стать твоим. Нашей целью является возвращение в Англию. Кому
хочется быть вечным изгнанником? Когда бы я ни поехал  домой,  я  должен
делать это тайком, как вор, п