оценивал мои шансы на брачном ложе. Однажды я спросила его:
   - Вы все еще намереваетесь спихнуть меня замуж?
   - Ваш брак - это вопрос, требующий определенных  размышлений,  -  ответил
он.
   - И мы обязательно должны подумать об этом! - воскликнула Анжелет. - Ведь
верно, Ричард? Он утвердительно кивнул.
   - Очень мило с вашей стороны уделять моим делам такое  внимание.  Анжелет
не пришлось заниматься поисками мужа. Судьба сама сделала  ей  подарок.  Мне
хотелось бы, чтобы со мной произошло что-то подобное.
   - Это глупо, - сказала Анжелет. - Если она будет сидеть здесь, то  никого
не найдет, правда, Ричард?
   Интересно, нравилась ли ему эта ее манера - всегда и во  всем  полагаться
на его мнение? Видимо, да, поскольку это доказывало, что  она  -  кроткая  и
послушная жена.
   - Меня устраивает здешняя жизнь, - сказала я, взглянув на него.
   Уголки его губ слегка приподнялись, а это означало, что он доволен.
   - И тем не менее, Берсаба, это будет очень нечестно по отношению к вам. Я
что-нибудь придумаю.
   Я полностью сосредоточилась на шахматной доске, поскольку  сама  мысль  о
том, что он не будет страдать,  переживая  мое  отсутствие,  была  для  меня
невыносима.
   Позже я ушла к себе в комнату. Я узнала, что не смогу заснуть,  размышляя
о том, что я натворила. Я снова и снова представляла,  что  сказала  бы  моя
мать,  узнав  о  случившемся.  Несомненно,  она  нашла  бы   обстоятельства,
оправдывающие меня, но в глубине души была бы потрясена всем этим и  никогда
не оправилась бы от шока. Она любила моего отца и была однолюбкой,  но  если
бы он женился на другой, она отступила бы, несмотря на горе.  Возможно,  она
никогда не вышла бы замуж, а может быть, вышла бы за другого.
   Люди вроде моей матери, обладающие врожденными добродетелями, не способны
понять ошеломляющего натиска искушений, обрушивающихся на людей моего  типа.
Я могла до поры до времени держаться, но мое влечение к Бастиану,  достигнув
пика, просто сломило все преграды.
   На следующий день я вновь  отправилась  на  ферму  Лонгриджей,  где  меня
встретила Элла. Она сказала, что ее брат ушел по делам фермы.
   Как опрятно и чопорно выглядела  она  в  простом  сером  платье  и  белом
переднике! Интересно, что бы она сделала, узнав  о  моих  грехах?  Вероятно,
перестала бы принимать меня в своем доме, ибо пуритане, ведя столь чистую  и
безгрешную жизнь, были нетерпимы к грехам других.
   Некоторое время Элла говорила мне о достоинствах своего брата  и  о  том,
как она боится его излишней смелости. Самые ужасные вещи могут  произойти  с
теми, кто пишет так называемые призывы  к  мятежу,  которые  на  самом  деле
содержат чистую правду.
   - Я никогда  не  забуду  дело  доктора  Лейтона,  шотландца,  написавшего
"Обращение к парламенту, или довод  против  папства".  Его  дважды  публично
отхлестали бичом, а затем привязали к позорному столбу.  Ему  отрезали  уши,
вырвали ноздри, а на щеках выжгли клеймо СС, что означает "сеятель смуты".
   Я содрогнулась.
   - Ваш брат не должен подвергать себя такому риску.
   - Вы думаете, он послушается меня?
   - Сомневаюсь. Так всегда и бывает с мучениками. Они  никогда  не  слушают
тех, кто пытается их спасти.
   - Доктора Лейтона выпустили из тюрьмы.
   - Возможно, теперь он будет вести мирную жизнь. Она резко повернулась  ко
мне.
   - А что ему остается? Девять лет в королевской тюрьме! Он потерял зрение,
слух, его не слушаются руки и ноги. Наверное, теперь его жизнь вполне  можно
назвать мирной. И все это - лишь за то, что он  посмел  изложить  на  бумаге
свои мысли, которые могли овладеть умами других людей!
   - Мы живем в жестокие времена, Элла.
   - Вот ради того, чтобы эти времена изменились, и рискуют  своими  жизнями
Люк и его друзья.
   Некоторое время мы молчали. Как легко и спокойно было  здесь,  на  ферме!
Мыслями я вернулась в Фар-Фламстед, пытаясь угадать,  о  чем  сейчас  думает
Ричард. А вдруг он заговорит с Анжелет о той ночи? Что тогда произойдет?
   Вошел Люк Лонгридж, и я сразу заметила, как загорелись его  глаза,  когда
он увидел меня. Я собрала все свои силы, чтобы привлечь его внимание, потому
что мне нужно было как-то развеяться. Я  должна  была  прекратить  думать  о
трагифарсовой ситуации, которую сама же и создала в Фар-Фламстеде.
   - У тебя мрачный вид, сестра, - сказал он, глядя в это время на меня.
   - Мы говорили о докторе Лейтоне.
   - О да. В свое время вокруг его имени было много шума, но теперь  он  уже
на свободе.
   - Через десять лет! - раздраженно заметила Элла - Его  жизнь  кончена.  Я
даже сомневаюсь в том, что он сохранил рассудок.
   Я в упор посмотрела на Люка и сказала:
   - Это предупреждение тем, кто безоглядно бросает вызов власть имущим.
   Люк сел за стол, и его глаза загорелись  тем  фанатичным  огнем,  который
появлялся у него при обсуждении любимых тем.
   - Нет! - воскликнул он. - Лейтон служит всем нам примером.
   - Примером того, как не следует поступать, - сказала я.
   - Госпожа Лэндор... Я прервала его:
   - Умоляю вас, называйте меня просто Берсабой.  Ведь  мы  с  вами  друзья,
верно?
   - Я счастлив, если это так. Видите ли, Берсаба, каждый должен делать свое
дело, и если мы отступим, увидев поражение одного из наших лидеров,  значит,
мы недостойны вести эту борьбу.
   - Возможно, вы достойны того, чтобы вести мирную семейную жизнь  и  чтобы
ваши дети выросли в безопасной обстановке.
   - Нет безопасной обстановки там, где царствует тиран.
   - А вы уверены в том, что, свергнув эту тиранию, вы не  замените  ее  еще
худшей?
   - Мы уверены в том, что этого не  произойдет.  Нет  тирании  в  смиренном
служении Господу.
   - Но это может стать тиранией в отношении того, кто не желает служить ему
смиренно.
   - Вы защищаете подобных себе, Берсаба.
   - Каких таких подобных? Я и не знала, что принадлежу к какой-то секте.  Я
думаю так, как мне думается. Я хочу иметь свое собственное мнение, а  отнюдь
не то, которое мне будет навязывать та или иная группа людей.
   - В таком случае, вы не менее опасны, чем я.
   - О нет. Ведь я не излагаю свои мысли в письменном виде. Я держу  их  при
себе и никому их не навязываю.
   Элла накрыла на стол, и  мы  продолжили  наш  разговор.  Она  в  основном
молчала, поставив на стол локти и внимательно  наблюдая  за  нами.  Люк  был
очень оживленным и возбужденным.
   - Вы, кажется, воображаете, что я  -  сам  архиепископ  Лод  ! - сказала я.
   - Никогда не принял  бы  вас  за  кого-то  другого.  Вы  слишком  сильная
личность, чтобы вас можно было с кем-то спутать.
   Я почувствовала, что начинаю краснеть, и воспоминания, которые я изо всех
сил пыталась подавить, вновь нахлынули на меня. Тогда я успешно -  если  это
можно так назвать - выдала себя за другого человека. Интересно,  что  сказал
бы Люк, узнав о том, что я натворила? Представляю, как  возмутились  бы  его
пуританские чувства.
   Но то, что я покраснела, сделало меня лишь еще более привлекательной  для
него.
   Я быстро проговорила:
   - Терпеть не могу, когда краснею. От этого мои оспины выглядят еще хуже.
   - Они ни в коей мере не портят вас. Ваша сестра рассказала нам о том, как
вы заболели.
   - Точно так же, как и все остальные. Я просто заразилась оспой.
   - Она рассказала, как это произошло.
   - Вы не должны считать меня героиней. Я не поехала бы туда, знай заранее,
что произойдет.
   - И вообще не было смысла ехать, - заметила Элла.
   - Тот факт, что вы совершили  такой  поступок  из  желания  помочь  своей
служанке, подтверждает ваше благородство.., несмотря на все ваши усилия  это
отрицать, - сказал Люк, - причем я эти усилия не поддерживаю.
   - Давайте вернемся к положению в стране, - попросила я.
   - Нынешний парламент будет распущен, и еще  до  конца  этого  года  будет
создан новый парламент. Его возглавят Пим и Хэмпден, а потом опять возникнет
конфликт между королем и парламентом. Вопрос  в  том,  кто  будет  управлять
страной:  те,  кто  был  для  этого  избран,  или  упрямец,  считающий,  что
божественное провидение усадило его на трон.
   - Полегче, Люк, - предупредила его сестра.
   - Вы неосторожны, - сказала я и  тут  же  подумала  о  том,  что  мы  оба
неосторожны и поэтому между нами много общего.
   Я спохватилась, что мне пора уезжать, и тут они поинтересовались,  почему
со мной не приехала сестра.
   - У нее болят зубы.
   - А раньше такое случалось?
   - Да, время от времени. Впрочем, у миссис Черри есть  хорошее  лекарство,
снимающее боль.
   - Надеюсь, вскоре она поправится, - сказала Элла.
   - Больной зуб лучше всего удалить, - добавил Люк.
   - Я скажу об этом сестре, - пообещала я. Люк поехал  провожать  меня.  По
пути он признался в том, что рад моим посещениям и  что  ему  интересны  мои
взгляды.
   - Несмотря на то, что они не совпадают с вашими собственными?
   - Частично - именно поэтому, а частично - потому, что  они  изложены  так
ясно, точно и логично.
   - Может быть, я сумела склонить вас на свою сторону?
   - О нет, - ответил он. - Вы по своей природе роялистка, это очевидно. А я
- пуританин. Я верую в то, что путь на небеса лежит через  самопожертвование
и отказ от мирских радостей.
   - Вот с этим я никогда не соглашусь. Отчего то, что приятно, должно  быть
грешным?
   -   Лишь   простая,   посвященная   религии   жизнь   приносит   истинное
удовлетворение.
   Я ничего не ответила, но мне хотелось рассмеяться ему в лицо.  Я  по  его
глазам видела, что он желает меня. Его ни в коей мере  нельзя  было  назвать
отталкивающим - даже сейчас, когда для  меня  существовал  один-единственный
мужчина. Мне еще многое предстояло узнать о самой себе. Я подумала, что было
бы очень забавно наглядно показать ему, насколько он не прав.
   Мы добрались до Фар-Фламстеда, и я сказала:
   - Вы правы, Люк. Вы для меня излишне правоверны. Боюсь, что я грешница  и
всегда такой останусь. Я нахожу слишком много радостей в тех вещах,  которые
Господь даровал нам. Не могу понять, зачем бы Он  дал  нам  возможность  ими
пользоваться, если бы ожидал от нас, что мы повернемся к Его  дарам  спиной?
По-моему, это было бы очень похоже на неблагодарность с нашей  стороны.  Это
все равно, как если бы, будучи приглашенной на банкет,  я  заявила  хозяину,
что не желаю принимать участие в застолье,  поскольку  предложенные  кушанья
излишне вкусны, а наслаждаться едой  -  грех.  Прощайте,  Люк.  Я  вынуждена
возвратиться к своей многогрешной жизни.
   - Берсаба! - воскликнул он, когда я повернула лошадь.
   Но я только подняла руку и помахала ему, так и не обернувшись.
   Вернувшись домой, я застала Ричарда в холле.
   - Вы ездили на прогулку.., одна? - с упреком воскликнул он.
   Вид у него был озабоченный, что доставило мне удовольствие,  но,  видимо,
это было всего лишь братской заботой.
   - Я просто съездила на ферму к  Лонгриджам,  а,  на  обратном  пути  меня
провожал Люк Лонгридж.
   - Вы часто посещаете эту семью?
   - Мне нравится их общество.
   - Скажите Люку, чтобы он вел себя осторожнее. В один  прекрасный  день  у
этого человека возникнут крупные неприятности, если он не  прекратит  писать
свои памфлеты.
   - Я обязательно скажу ему. Но он не обратит на это внимания.
   Я боялась находиться с Ричардом наедине,  опасаясь  сделать  какое-нибудь
неосторожное высказывание. Неужели он так ничего и не заподозрил?

***

   В  этот  же  день  он  покинул  Фар-Фламстед.  Действительно,  на  севере
назревали крупные события. Одной из причин волнений в стране  было  то,  что
король обложил большим налогом знать и мелкопоместное дворянство. К тому  же
город Лондон отказался дать королю требуемые им деньги. Ричард  сказал,  что
деньги  отчаянно  нужны  для  восстановления  армии  и   требование   короля
обосновано. Люк, со своей стороны, полагал, что королю вообще не нужна армия
и что, если бы он не вмешивался в религиозную  жизнь  Шотландии,  на  севере
царил бы мир.
   Я видела, что Анжелет довольна отъездом мужа. Как бы она  ни  восхищалась
им,  как  бы  ни  любила  его  -  по-своему,  конечно,  она  радовалась  его
отсутствию, поскольку на это время освобождалась от своей тяжкой повинности.
   Сестра очень сокрушалась, что потеряла ребенка, который,  по  ее  словам,
"решил бы все проблемы".
   Я решила на этот раз прижать ее к стене и прямо спросила:
   - Иными словами, ты со страхом и отвращением  думаешь  о  ночах,  которые
проводишь в супружеской постели?
   - Ты слишком грубо это излагаешь, Берсаба, - сказала она,  -  и  пока  ты
сама не замужем и понятия не имеешь о таких вещах, тебе вообще не  следовало
бы поднимать эту тему.
   - Есть вещи, которые способна понять и старая дева, - возразила я.
   - Тебе не угрожает стать старой девой. Вот тогда ты все и узнаешь сама.
   - Дело в том, - не унималась я, - что ты мечтаешь иметь детей, ты  готова
терпеть неудобства,  связанные  с  беременностью,  но  при  этом  хотела  бы
обойтись без начальной, необходимой стадии.
   Покраснев, Анжелет призналась:
   - Д-да. Мне  бы  хотелось,  чтобы  это  происходило  каким-нибудь  другим
образом.
   Этого мне было вполне достаточно.
   Анжелет продолжала ночевать в Синей комнате, объясняя это тем, что  хочет
быть поближе ко мне, как в старые добрые времена.
   - Знаешь, если держать двери раскрытыми, то мы  сможем  говорить  друг  с
другом, - сказала она с тоской.
   Это было оправданием, позволявшим ей избежать пребывания  в  постели  под
пологом на четырех столбиках в их общей спальне, о существовании которой она
предпочитала забыть, находясь в милой Синей комнате.
   Там мы и вели нашу пустую жизнь, ставшую такой только потому,  что  здесь
не было Ричарда, и время от времени говорили о нем, гадая, как идут  у  него
дела.
   - Нынче так много беспорядков, - вздыхала Анжелет, тайно надеясь  на  то,
что беспорядки будут не слишком серьезными, но все же  смогут  на  некоторое
время задержать Ричарда подальше от Фламстеда.
   - Будем надеяться на то, что все вскоре уладится, -  искренне  утешала  я
ее, мечтая о том, чтобы это действительно случилось и он поскорее вернулся к
нам.
   Несколько раз мы посещали Лонгриджей, где нас принимали очень тепло.  Люк
немедленно заводил со мной разговор. Его интересовала моя  точка  зрения  по
самым  разным  вопросам,  и  я  была  вынуждена  признать,  что  эти  беседы
доставляли удовольствие и мне. До некоторой степени  они  удовлетворяли  мою
жажду общения с Ричардом. Я была уверена в том, что Люк влюбился  в  меня  и
что сам он несколько смущен своими чувствами ко мне. Я и не думала облегчать
его положение. Я старалась опровергнуть все его теории и доказать  ему,  что
он, так же, как и все  остальные,  должен  пользоваться  радостями,  которые
предоставляет нам жизнь.
   Бывали дни, когда с утра  непрерывно  лил  дождь,  и  тогда  дом  казался
унылым.  Наступил  Хэллоуин,  и  в  этот  день  мы  вспомнили  о   Карлотте,
задумавшись над тем, как она сейчас поживает. Я  вспомнила,  как  ненавидела
ее, как мечтала ее убить, точнее, чтобы кто-то ее  убил,  и  о  том,  как  в
последний момент решила ее спасти. Этот случай дал мне возможность убедиться
в том, что я, считавшая, что хорошо разбираюсь в людях, не разобралась  даже
в самой себе.
   Мне очень хорошо запомнился последний день октября. Я с утра  чувствовала
беспокойство - может быть потому, что в воздухе висела густая мгла, так  что
даже мне было явно, что отправляться  сейчас  на  верховую  прогулку  просто
глупо.
   В середине дня я зашла в супружескую спальню,  взглянула  на  постель  и,
повинуясь какому-то капризу, улеглась на нее, предварительно задернув полог.
Я лежала, думая о ночи, проведенной мною  здесь,  вновь  и  вновь  переживая
каждую ее минуту, припоминая, что сказал он и что ответила  я.  Говорили  мы
мало. Слова нам были не нужны, а мне к тому же надо было помнить о том,  что
я - это не я, а моя сестра.
   И вдруг я услышала за  пологом  шум.  Тихо  стукнула  дверь,  послышались
легкие шаги. Кто-то вошел в комнату.
   Первой мыслью, мелькнувшей у меня в голове, было: он вернулся!
   Он увидит  меня,  лежащую  в  этой  кровати,  и  сразу  поймет,  что  его
подозрения.., подозрения-то у него, конечно, были...
   Выхода у меня не было. Если кто-то находится в этой комнате и  если  этот
кто-то одернет полог...
   Я слышала, как колотится мое сердце, лежала  и  ждала..,  а  потом  полог
откинулся, и на меня уставилась Анжелет.
   - Берсаба! Что ты здесь делаешь? Я приподнялась на локте.
   - Знаешь, мне просто захотелось попробовать, что  это  такое..,  спать  в
этой кровати.
   - Зачем?
   - Ты же спишь здесь иногда, верно?
   - Конечно.
   - Ну так я решила попробовать, вот и все.
   - Я услышала,  что  здесь  кто-то  есть,  -  сказала  она.  -  Вначале  я
подумала...
   - Что вернулся Ричард?
   - Да...
   - И сейчас у тебя камень упал с сердца.
   - Берсаба, как тебе не стыдно!
   - Но ведь это правда, а?
   И я рассмеялась, ощутив себя сторонним наблюдателем этой сцены.  Ситуация
была типичной для нас, Меня поймали в  щекотливом  положении,  а  я  тут  же
подставила на свое место сестру.
   - Я знаю, ты решила, что мне не нравится... - она слабо махнула рукой,  -
все это... Я ведь понимаю, что в браке  это  необходимо  и  следует  с  этим
смириться.
   Я встала с постели.
   - Ну ладно, теперь я знаю, что это такое  -  спать  здесь.  Выше  голову,
Анжелет! В Синей комнате очень мило.., и спокойно, и к  тому  же  я  сплю  в
соседней комнате.
   Анжелет повернулась и обняла меня.
   - Я так рада тому, что ты здесь, Берсаба.
   - Я тоже, - ответила я.
   Из комнаты мы вышли рука об руку.

***

   Этот инцидент помог мне несколько успокоить  свою  совесть.  Все,  что  я
сделала, так это спасла Анжелет от  того,  чего  она  боялась,  и  доставила
радость себе  и  Ричарду.  Я  пренебрегла  условностями,  согрешила  сама  и
заставила согрешить Ричарда.., пусть так; но это никому не принесло вреда.
   И все равно на душе у меня было нелегко. Я хорошо понимала, что наделала,
и было бесполезно советовать другим смотреть в лицо фактам, если я  сама  на
это не решилась.
   В тот вечер, пожелав сестре спокойной ночи, я улеглась в кровать, заранее
зная, что не смогу уснуть.  Я  все  еще  переживала  момент,  когда  Анжелет
обнаружила меня на своем супружеском ложе. С этого мои мысли перескочили  на
Карлотту  и  на  то,  как  я  пыталась  восстановить  против  нее   толпу...
Несомненно, я была грешницей. Я опять попробовала представить, что сказал бы
Люк Лонгридж, если бы я исповедовалась  перед  ним  во  всех  своих  грехах.
Конечно, он стал  бы  презирать  меня  и,  скорее  всего,  запретил  бы  мне
переступать порог своего дома, чтобы я не оказывала пагубного влияния на его
сестру. Наверное, мне было бы приятно ввести его в соблазн, чтобы  доказать,
что никто не является столь безгрешным, каким он сам  себя  считает,  и  что
тот, кто с гордостью носит одежды праведника, может совершить то,  чего  сам
устыдится.
   Не знаю, почему я так много думала о Люке Лонгридже. На свете существовал
единственный мужчина, действительно интересовавший меня. Я так ждала встречи
с ним; мне хотелось заставить его признаться в том, что он знал, кто  именно
пришел к нему в комнату в ту ночь; мне  хотелось,  чтобы  мы  вместе  с  ним
обдумывали свои планы, как я это делала когда-то с Бастианом. Мне  хотелось,
чтобы он беспокойно вопрошал: "Ну когда, когда и где?", как некогда вопрошал
Бастиан.
   И тем не менее я частенько думала о Люке Лонгридже.
   Вот так, лежа без сна, я услышала какой-то странный шум.
   "Это доски рассыхаются, - сказала я себе, - и ничего больше".
   Неожиданно раздался самый настоящий  грохот,  словно  по  полу  покатился
огромный котел. Мне показалось,  что  шум  доносился  со  стороны  кухни.  Я
вскочила с постели и набросила на себя халат.
   Подойдя к лестнице, я  прислушалась.  Похоже,  это  были  звуки  какой