няла. Сейчас у нее не было сил на откровенный разговор со мной. Вероятно, позже она все-таки сможет довериться мне.
     - Вы можете обратиться ко мне в любое время, - заверила я ее.
     - Спасибо, миссис Верлейн, спасибо, - и Эдит снова закрыла глаза.
     Я не хотела подталкивать Эдит на откровенность. Такой испуганной женщины я еще никогда не видела, и мне было глубоко ее жаль.

***

     Сэр Уилльям воспрянул духом. Он послал за мной, чтобы я поиграла ему на рояле, и прежде чем я начала играть, он попросил меня присесть подле него.
     - Уверен, вы уже слышали новость, - сказал он. - Мы все совершенно счастливы.
     Он выглядел помолодевшим и, видимо, ему стало гораздо лучше.
     - Ваше выступление имело такой успех, что мы решили обязательно устроить еще один вечер, - сказал он. - Вы очень хорошая пианистка, миссис Верлейн. Я бы даже сказал, великая пианистка.
     - О нет, это слишком сильно сказано, - возразила я. - Но мне приятно, что я смогла доставить удовольствие вам и вашим друзьям.
     - Так хорошо, что в доме снова звучит музыка. Я хотел бы, чтобы миссис Стейси все же продолжала некоторое время свои занятия.
     - Но после рождения ребенка она вряд ли захочет брать уроки.
     - Но мы будем просить вас взять в ученики моего внука.
     Я рассмеялась и сказала, что до того времени пройдет немало лет.
     - Но и не так уж много, верно? Генделя застали за игрой на фортепьяно в каком возрасте? В четыре года! В нашей семье уже заложен музыкальный дар. Бабушка этого ребенка могла бы, я думаю, стать большой пианисткой. Услышав ее игру, вы бы наверняка согласились со мной.
     Да, атмосфера в этой семье явно меняется. Сэр Уилльям уже без внутренней стесненности говорит о своей жене. И все это благодаря ребенку, который должен родиться у Эдит, ребенку, который может и не быть внуком сэра Уилльяма.
     Бедняжка Эдит! В какое двусмысленное положение она попала! Что если она решится признаться мужу... Мне вполне хватило воображения представить, какая трагедия может тогда разыграться. Я снова вспомнила взвившийся в испуге голос Эдит, когда она разговаривала с тем, кто ее шантажировал. На вид она столь невинна. Но я уверена, что на самом деле она такая и есть. Просто жизнь слишком сложна и жестока.
     Некоторое время мы сидели с сэром Уилльямом молча, затем я сама спросила, не поиграть ли ему. Он ответил, что только того и ждет и вещи, которые он отобрал, лежат на рояле.
     Это были светлые жизнерадостные произведения. Я сыграла несколько "Песен без слов" Мендельсона. Особенно запала в память "Весенняя песня", наполненная ликующим предчувствием новой пробуждающейся жизни.
     Я играла уже час, когда появилась миссис Линкрофт. Она тихо закрыла за собой дверь, и подошла ко мне.
     - Сэр Уилльям уснул, - прошептала она. - Он совершенно счастлив.
     Миссис Линкрофт улыбнулась так, словно для нее самой, а не для сэра Уилльяма происшедшее в доме событие стало огромной радостью. И тут я вспомнила намеки миссис Ренделл о взаимоотношениях сэра Уилльяма и миссис Линкрофт.
     - Эту новость так ждали, и так быстро это случилось, - продолжила миссис Линкрофт тихим голосом. - Правда, лично мне казалось, что у Эдит недостаточно крепкое здоровье. Хотя часто именно хрупкие на вид женщины рожают детей. Но Нейпьер... он всегда своим поведением подчеркивал, что... одним словом, я хочу сказать, что его вряд ли можно было бы назвать любящим мужем. Правда, Нейпьер прекрасно понимал, что сэр Уилльям желает, чтобы он дал ему наследника. Его и домой вернули ради этого.
     - Словно жеребца-производителя! - невольно вырвалось у меня негодующее восклицание.
     Миссис Линкрофт явно шокировала резкость моего замечания, и мне стало немного стыдно, не стоило проявлять такую горячность. Нейпьер вернулся домой по собственной воле и прекрасно понимал, чем вызвано желание отца вернуть его домой.
     - Во всяком случае, - сказала миссис Линкрофт сухо, - у него есть определенные супружеские обязанности.
     - Которые он и выполнил, - не удержавшись заметила я.
     - И это только упрочило его положение.
     - Но ведь он и так является законным наследником сэра Уилльяма, его единственным сыном.
     - Если бы Нейпьер не вернулся, то сэр Уилльям передал бы дом, а следовательно, часть своего состояния кому-то еще. Но Нейпьер вернулся... он всегда отличался необузданностью желаний, всегда хотел быть впереди всех. Вот почему он завидовал Боументу. Впрочем с этим уже давно покончено. Нейпьер принял условия отца, и когда родится ребенок, сэр Уилльям смягчится по отношению к Нейпьеру, я в этом уверена.
     - Сэр Уилльям весьма суровый человек.
     Миссис Линкрофт слегка поморщилась. Я опять перешла границы дозволенного. Это все влияние Нейпьера. Почему я все время стремлюсь защитить его?
     - Обстоятельства сделали сэра Уилльяма таким, - произнесла миссис Линкрофт сухо, и по ее тону я поняла, что она считает неделикатным мое неодобрительное высказывание о хозяине дома. Есть что-то непонятное в этой женщине, но ее безусловная преданность двум людям - сэру Уилльяму и Элис - внушала уважение. Видимо, решив сгладить впечатление, которое могла произвести на меня холодность ее тона, она добавила с большей любезностью:
     - Сэр Уилльям очень обрадован этой новостью. Когда родится мальчик, то жизнь в доме наладится, я убеждена в этом.
     - А что если это будет не мальчик? На лице миссис Линкрофт изобразилось некоторое замешательство.
     - В этой семье всегда рождаются мальчики. Мисс Сибила Стейси была единственной дочерью на протяжении многих поколений. Сэр Уилльям наверняка захочет, чтобы ребенка назвали Боументом. Это, я думаю, его окончательно успокоит.
     - А как же родители ребенка? Может быть, им захочется дать другое имя?
     - Эдит будет только рада выполнить пожелание сэра Уилльяма.
     - А Нейпьер?
     - Моя дорогая миссис Верлейн, он ни слова не скажет против.
     - Не понимаю почему. Возможно, ему хочется забыть... это горестное происшествие.
     - Он никогда не пойдет против воли сэра Уилльяма. Если он сделает это, то, может, снова будет вынужден упаковывать свои вещи.
     - Вы хотите сказать, что выполнив роль самца и произведя на свет другого Боумента, он может еще раз получить отставку?
     - У вас сегодня какое-то очень странное настроение, миссис Верлейн. Это на вас непохоже.
     - Да, я, кажется, проявляю излишний интерес к делам семьи. Простите.
     Она кивнула и затем сказала:
     - От сэра Уилльяма зависит пребывание Нейпьера в этом доме. Я полагаю, ему это известно.
     Я посмотрела на часы, прибегнув к обычной своей уловке, чтобы, сославшись на уроки, избегнуть неприятных разговоров. Мне не хотелось ничего больше слушать. Нейпьер представлялся мне, по крайней мере, смелым и откровенным человеком. Но думать, что он под пятой отца, что он терпит тиранство ради наследства - этого мне совершенно не хотелось.

***

     По дороге в свою комнату я встретила Сибилу Стейси. Мне показалось, что она бродила поблизости, чтобы при первой возможности перехватить меня.
     - Добрый день, миссис Верлейн, - приветствовала она меня. - Как поживаете?
     - Прекрасно, спасибо. А вы?
     - Я тоже. Вы очень давно меня не видели, верно? А вот я вас видела. Я видела, как вы разговаривали с Нейпьером. Впрочем я не один раз вас видела. Однажды вы поздно вечером возвращались домой вместе.
     Меня это возмутило. Какое право имела эта женщина шпионить за мной!
     Сибила, видимо, уловила мое состояние, и оно, кажется, пришлось ей по вкусу.
     - Вы очень интересуетесь нашей семьей, верно? В этом, я думаю, проявляется ваша доброта ко всем нам. Вы вообще очень добрый человек, как я теперь поняла. Я ведь должна изучить вас, поскольку собираюсь писать ваш портрет. Пойдемте сейчас ко мне в студию. Вы ведь обещали, что будете приходить туда. Кроме того вы почти не видели моих картин.
     Я сомневалась, стоит ли сейчас идти к ней, но мисс Стейси со своей обычной ребяческой живостью схватила меня за руку и потянула за собой.
     - Ну, пожалуйста, пожалуйста...
     Затем она просяще сжала свои руки и придвинулась ко мне. При резком дневном свете ее лицо еще раз поразило меня гротескным сочетанием голубых бантиков и седых волос, детского лукавого взгляда и глубоких морщин вокруг глаз.
     И все-таки было что-то притягательное в этой женщине, как впрочем и во всех обитателях дома Стейси.

***

     Портрет трех девочек все еще стоял на мольберте. Он опять привлек мое внимание, это, видимо, доставило мисс Стейси удовольствие, потому что, стоя рядом со мной, она довольно похихикивала.
     - Не правда ли, поразительное сходство, - сказала она. - Жизнь еще нисколько не отразилась на их лицах... пока, - Сибила надула губы, словно ее это огорчало, - что очень затрудняет работу художника. Ничего существенного их лица не выражают, верно?
     Я согласилась и добавила:
     - Но зато они так молоды и невинны.
     - Нет, все мы рождены в грехе.
     - Тем не менее есть немало людей, которым удается жить вполне добродетельно.
     - Ну, да, миссис Верлейн, вы же принадлежите к оптимистам. Вы всегда видите только хорошее в людях.
     - Это лучше, чем видеть только худшее.
     - Нет, поскольку худшее все равно существует. - Она наморщила личико. - И я когда-то была такой же. Я верила... верила Гарри. Вы не понимаете, о чем я? Ах, да, ведь вам неизвестно, кто такой Гарри. Гарри это тот мужчина, за которого я собиралась замуж. Я покажу вам его портрет, вернее, два. А сейчас я работаю над портретом Эдит.
     Мисс Стейси проворно подбежала к составленным в углу холстам. Я поразилась, как бесшумно она двигается. Это помогает ей, подумала я, шпионить за людьми... за мной в том числе. Зачем она это делает? Только ли для того, чтобы узнать о наших тайнах, а затем, придя в эту комнату, отразить их на холстах? Мысль об этом привела меня в смятение. Детскостью поведения мисс Стейси, видимо, скрывала свой истинный характер, не желая, чтобы кто-нибудь узнал его.
     - Эдит, - задумчиво произнесла мисс Стейси. - Вот она на картине с другими девочками. Какие они там очаровательные. А теперь взгляните сюда.
     Она вынула из стопки в углу один холст и поставила его на мольберт поверх портрета трех девочек.
     Я не сразу поняла, чей это портрет. Что-то в изображенной беременной женщине с огромным животом напоминало Эдит. Но лицо было искажено какой-то жуткой гримасой страха, смешанного с коварством.
     - Вам не нравится этот портрет, - заметила мисс Стейси.
     - Он отвратителен, - ответила я.
     - Вы узнаете, кто это?
     Я отрицательно покачала головой.
     - Полноте, миссис Верлейн. Я думала, что вы всегда искренни.
     - Похоже на Эдит... и все-таки я ее такой не представляю.
     - Но она такой будет. Сейчас Эдит напугана, и с каждым днем страх все больше овладевает ею. И она будет испытывать его до последнего дня своей жизни.
     - Надеюсь, еще никто не видел этого портрета.
     - Нет, но со временем я покажу...
     - Почему же мне вы показали его уже сейчас?
     - Потому что у вас такой же интерес к людям, как и у меня. Вы тоже художник. Вы слышите музыку там, где другие ее не слышат. Разве не так? Вы слышите ее в шуме ветра, в шелесте листвы, в журчанье ручья. Я нахожу то, что интересно мне, в лицах людей. Мне никогда не хотелось писать пейзаж. Они оставляют меня равнодушной. Мне интересны только люди. Так было всегда. Еще ребенком я брала в детской карандаш и рисовала наших гувернанток. Но тогда у меня не было такого дара, как сейчас. Только после того, как Гарри... - тут ее личико опять сморщилось, и мне показалось, что она вот-вот разрыдается. - Иногда я испытываю непреодолимое желание написать портрет какого-то определенного человека. Но пока в отношении вас, миссис Верлейн у меня нет такого желания. Но я знаю, - оно придет... поэтому я слежу за вами... выслеживаю вас, как лев преследует свою добычу. Но львы не едят, пока они не голодны, верно? - Она приблизилась ко мне и рассмеялась прямо мне в лицо. - Я пока тоже не испытываю к вам голод. Но у меня есть контакт, - она указала рукой наверх, и на ее лице появилась отрешенная улыбка. - У меня есть контакт с некими силами. Этого никто не понимает. Знаете, что обо мне говорят? Что я ненормальная. Мне ведь это известно. Так говорят слуги. И Уилльям, и его миссис Линкрофт. Но я как раз более нормальная, чем они, потому что у меня есть контакт с теми силами, о которых они ничего не знают.
     Я почувствовала, что задыхаюсь в этой комнате. Мисс Стейси схватила меня за руку и придвинула ко мне свое странное, старчески детское личико. У меня уже не оставалось сомнений, что она, действительно, не в своем уме.
     Взглянув на часы, я пробормотала:
     - Мне уже пора... Я совсем забыла...
     Мисс Стейси посмотрела на свои эмалевые часы, приколотые к розовой в оборках блузке, и погрозила мне пальчиком.
     - У вас с Сильвией урок только в половине седьмого. Поэтому есть еще двадцать минут.
     Я была поражена, как хорошо она знает мое расписание.
     - А вчера вы весь вечер готовились к занятиям, - продолжала она.
     Мне стало совсем не по себе.
     - Но пока нет нового викария...
     - Девочки сейчас выполняют задание миссис Линкрофт. До чего умна эта женщина, - и мисс Стейси рассмеялась. - Добиться того, чтобы ее ребенок воспитывался в Лоувет Стейси! Да, это было ее условие. Она очень высокого мнения о своей дочке.
     - Это естественно для матери.
     - О, очень естественно. И поэтому Элис здесь на правах члена семьи.
     - Элис хорошая девочка и очень трудолюбивая.
     Сибила мрачно кивнула и добавила:
     - Однако сейчас меня больше интересует Эдит.
     - И все-таки я должна повторить, что такой, - я кивнула на портрет, - я ее не представляю.
     - Вы шокированы, да шокированы, шокированы, - скандировала мисс Стейси с ехидным ребячеством. Затем ее лицо будто окаменело. - Они собираются назвать ребенка Боументом. Думают, что можно заменить моего Бо другим, просто дав ему это имя. Никогда! Ничто не вернет Боумента. О, мой дорогой мальчик... Мы его потеряли навсегда.
     - Сэр Уилльям просто обрадован тем, что, может быть, родится мальчик.
     - Они не смогут заменить Воумента, - повторила мисс Стейои гневно. - Ничего уже нельзя исправить.
     - Жаль, что прошлое никак не могут забыть.
     - Нейпьер тоже так думает. И вы, конечно, на его стороне, - произнесла она с насмешливым осуждением.
     - Я здесь недавно и к вашей семье не имею никакого отношения, поэтому не могу принимать чью-либо сторону.
     - Однако вы это делаете. О, да, миссис Верлейн, я обязательно напишу ваш портрет... Но не сейчас. Я еще немного подожду. Вам кто-нибудь рассказывал о Гарри?
     - Нет.
     - Вы должны знать о нем. Вам ведь хочется знать о нас все, верно? Поэтому вам, конечно, интересно, кто такой Гарри.
     - Это человек, за которого вы собирались выйти замуж, вы уже говорили.
     Сибила кивнула. Лицо ее страдальчески сморщилось.
     - Я думала, он меня любит. Да, он любил меня. Все могло быть прекрасно, но нам помешали. У меня отобрали Гарри.
     - Кто же это сделал?
     Она неопределенно махнула рукой.
     - Больше всех виноват Уилльям. Он был моим опекуном, потому что наши родители умерли. Он сказал: "Нет. Подожди. Никакой свадьбы, пока тебе не исполнится двадцать один год. Ты слишком молода". Мне тогда было девятнадцать. Влюбиться в девятнадцать лет, разве это рано? Вы бы видели Гарри! Он был так красив, так умен, так обаятелен. Он умел так хорошо развеселить своими шутками. Все могло быть прекрасно. Он принадлежал к аристократической семье. Но они обеднели, и в этом была причина, почему Уилльям сказал "нет". Уилльям слишком много значения придает деньгам. Он ведь и Нейпьера наказал при помощи денег. "Уходи... ты лишен наследства!" А затем ему захотелось внука, и Нейпьера призвали домой, и тот покорно вернулся. Он клюнул, а наживкой были деньги.
     - Но, может быть, что-то еще, кроме денег?
     - А что еще могло быть, миссис Верлейн?
     - Желание сделать отцу приятное, желание вернуться домой, искупить свой проступок...
     - Вы слишком сентиментальны. Хотя, глядя на вас, никто бы так не подумал. Кроме меня, конечно. Вы держитесь так уверенно и спокойно. Но я вижу, что у вас в глубине души. Вы так же чувствительны, как... как Эдит.
     - А что плохого в том, что человек чувствителен?
     - Ничего. Пока это не превращается в слезливость, и слезы не начинают застилать глаза, не давая видеть правду...
     - Но вы начали рассказывать о Гарри...
     - Ах, да... Гарри. У него были долги. Ведь благородным происхождением долги не уплатить. Это могут сделать только деньги. Деньги были у меня. Возможно, Уилльям не хотел, чтобы они перешли в чужие руки. Вы тоже думаете, что в этом была причина его отказа? Но вы же не можете знать наверняка. Он не захотел дать согласие на брак, пока мне не исполнится двадцать один год. Оставалось еще два года. Мы были помолвлены. Был устроен даже званый обед в честь нашей помолвки. На нем присутствовала Изабелла. Она еще не была тогда замужем за Уилльямом. На помосте, где сейчас рояль, сидел оркестр. Мы танцевали. Гарри и я. Он сказал: "Два года пролетят быстро, моя любимая". Они, действительно, пролетели быстро, но я потеряла Гарри, потому что он встретил девушку, которая была богаче, чем я, и она могла, не откладывая, заплатить его долги. Видимо, это нужно было сделать как можно быстрее. Она не была так хороша собой, как я, но у нее было гораздо больше денег.
     - Но, может быть, и к лучшему, что так получилось.
     - Что значит "к лучшему"?
     - Если ему нужны были именно деньги, он, возможно, не стал бы хорошим мужем.
     - Это мне и старались внушить, - Сибила топнула ножкой. - Но это не правда! Он любил меня очень сильно. Он просто не захотел усложнять жизнь. Он был бы счастлив со мной, если бы нам в самом начале разрешили пожениться. - На ее лице появилась страдальческая гримаска, она стала похожа на обиженного ребенка, у которого отобрали игрушку. - Но нам не дали это сделать. Уилльям не дал. Как он посмел! Знаете, что он сказал? - "Этот юноша - охотник за приданым. Тебе будет лучше без него". И с таким добропорядочным, строгим видом, как будто Гарри был очень плохим, а он, наоборот, очень хорошим... Он... О, я бы могла вам рассказать!..
     Я смотрела на нее с такой грустью, что она улыбнулась, и вся ее гневная горячность вмиг улетучилась.
     - У вас доброе сердце, миссис Верлейн, - сказала она. - Вы знаете, что такое потерять возлюбленного. Вы тоже страдали, верно? Вот поэтому я и говорю с вами. У меня было кольцо... Прекрасное кольцо с опалом. Но говорят, что опал приносит несчастье. Гарри не мог заставить себя сказать мне правду. И вот когда мне исполнился двадцать один год, был назначен день свадьбы, стали прибывать подарки. И тут... в один прекрасный день я получаю письмо. Гарри не решился сказать мне в глаза. Он смог лишь написать письмо. Уже несколько месяцев как он был женат. Мне надо было ослушаться Уилльяма и убежать с Гарри еще в самом начале, когда он только сделал мне предложение. Уилльям разбил мне жизнь, миссис Верлейн. Я возненавидела его. Какое-то время я ненавидела и Гарри. Я выбросила опаловое кольцо в море... а затем взяла краски и написала лицо Гарри на стене своей комнаты. То лицо... страшное... страшное лицо. И это принесло мне облегчение.
     - Мне очень жаль, что так получилось, - вот и все, что я могла сказать ей.
     - Да, я это вижу, - Сибила грустно улыбнулась мне. - Но не говорите, что все забывается. Ничего не забывается. Я никогда не смогу забыть Гарри. Не смогу забыть Боумента. Моего любимого Бо... Я почувствовала себя гораздо лучше, когда он родился. Он тоже сразу меня полюбил. Ему всегда хотелось, чтобы рядом была его тетушка Сиб. У него была светлая душа, и он был так красив. Наш Бо! И так было хорошо, до того дня... когда его убили.
     - Это был несчастный случай. Такое может произойти с любым мальчиком.
     Мисс Стейси гневно покачала г