Тогда я осознала, что надо радоваться  каждому  счастливому  моменту,
потому что их оставалось немного.
 
*** 
 
   Наступил май. В следующем месяце должен был родиться ребенок.  Миссис
Полгенни была теперь уверена в  том,  что  это  произойдет  раньше,  чем
предполагалось вначале.
   - Скоро я уже не смогу совершать дальние прогулки, - сказала мама,  -
Может быть, тебе лучше отказаться от них уже сейчас, - ответила я.
   - Я хотела бы еще раз увидеть пруд;
   - Не думаю, что тебе удобно сидеть на этих каменных валунах.
   - Мне сейчас везде неудобно, Бекка.
   - К тому же они могут быть сырыми.
   - В такую-то погоду? Уже несколько недель не было дождя. Пойдем.
   - Хорошо но, если ты устанешь, мы вернемся.
   - Туда я дойду. Мне этого хочется.
   - Почему это место так завораживает тебя? Там довольно мрачно, к тому
же мне все время кажется, что вокруг таятся какие-то злые силы.
   - Возможно, именно потому меня туда и тянет.
   - Следовало бы огородить пруд  перилами,  чтобы  избежать  несчастных
случаев, - сказала я.
   - Тогда местность полностью изменилась бы.
   - Наверное, это было бы к лучшему.
   Она покачала головой.
   Придя туда, мы уселись  на  валуны.  Вокруг  царила  тишина.  Немного
помолчав, мама сказала:
   - Бекка, я хочу поговорить с тобой.
   - Да, я слушаю.
   - Ты очень дорога мне. Я никогда не забуду день, когда ты родилась.
   - На этом золотом руднике...
   - Ты совершенно изменила  мою  жизнь..,  и  это  навсегда.  Не  стоит
думать, что сейчас я люблю тебя меньше, чем раньше. Ты же не  возражаешь
против этого малыша, правда?
   - Возражаю? Да я всегда обожала детей.
   - Я хочу, чтобы ты полюбила его по-настоящему.
   Это очень важно для меня. Меня вдруг осенило, как будто я заглянула в
будущее. Есть какие-то свойства у этого места...
   - Да, - согласилась я. - Что-то здесь есть. Ты думаешь,  что  если  я
ревную тебя.., к нему, то могу ревновать и к малышу?
   - Я люблю тебя ничуть не меньше оттого, что люблю других.
   - Я понимаю.
   - Никогда так не думай.
   Я  покачала  головой.  Я  была  слишком  взволнована,  чтобы   что-то
говорить.
   Мама взяла мою руку и прижала ее к своему животу.
   - Ты молода, - проговорила она. - Люди могут сказать, что тебе еще не
понять подобных вещей, но я так не считаю. Ты -  мое  родное  дитя,  моя
частица.
   Вот почему мы всегда были близки.., до тех пор.., ну,  ты  понимаешь.
Отбрось эти мысли, Бекка. Ему твоя любовь нужна не меньше, чем  мне.  Он
чувствует себя оскорбленным, потому что думает, будто ты презираешь его.
Ты ощущаешь движение? Это ребенок, Бекка.., наш ребенок.., твой,  мой  и
его. Обещай мне, что будешь любить его, заботиться о нем, присматривать.
   - Конечно, обещаю. Это будет моя сестра.., или брат. Конечно, я  буду
любить его. Обещаю тебе.
   Она приложила мою ладонь к тубам и поцеловала ее.
   - Спасибо тебе, милое дитя. Ты доставила мне огромную радость.
   Еще некоторое время мы сидели, глядя на пруд.
   Внезапно мама встала и взяла меня за руку.
   - Пойдем, - сказала она. - Ты - мое  дорогое  дитя  всегда  помни  об
этом.
 
*** 
 
   Я постоянно была рядом с ней. Казалось,  с  моих  плеч  упало  тяжкое
бремя. Когда родится ребенок, мы  вернемся  назад,  к  моему  отчиму.  Я
попытаюсь избавиться от ненависти к нему. Теперь я сознавала свою вину.
   Бенедикт хотел, чтобы я была членом семьи. Он не собирался  отвергать
меня. Я сама сделала  себя  отверженной  Все  изменится,  когда  родится
ребенок.
   Мама перестала выходить на улицу. Миссис Полгенни являлась  ежедневно
и сообщала о своей готовности:
   - При первых же признаках я буду здесь.
   Часто  к  ленчу  приходил  доктор  Уилмингхем.  Мама  была  бы   рада
присоединиться к нам, но она быстро утомлялась.
   Патрик ненадолго приехал в  Пенкаррон  Мэйнор,  и  мы  с  ним  вместе
катались верхом. Это было похоже на старые добрые дни, однако сейчас мне
не хотелось надолго покидать Кадор: я хотела побольше времени  проводить
с мамой.
   Как-то во второй половине дня мы с Патриком  катались  верхом.  Когда
подъехали к Кадору, Патрик попрощался и  направился  в  Пенкаррон,  а  я
развернула коня к дому. День был облачный, собирался дождь.
   По пути я проезжала мимо дома миссис Полгенни. Мы всегда посмеивались
над его чопорным видом: выскобленные ступеньки, сверкающие ручки,  окна,
обрамленные  по  краям   тяжелыми   шторами   и   затянутые   кружевными
занавесочками, - чтобы прикрыть обитателей дома от греховного окружения,
говорили мы.
   Миссис Полгенни находилась, видимо, в Западном  Полдери.  Я  слышала,
что с утра ее вызывали на роды миссис Пегготи.
   Бросив взгляд на окно, я заметила в нем силуэт.
   Выходит, миссис Полгенни была дома.  Это  значило,  что  Пегготи  уже
благополучно родила.  Силуэт  мелькнул  только  на  мгновение,  а  потом
пропал.
   Я заколебалась. Бабушка несколько  беспокоилась  за  миссис  Пегготи,
поскольку рожала та впервые, а было ей уже под сорок  лет  -  не  совсем
удачный возраст для того, чтобы заводить ребенка. Хорошо бы было узнать,
как прошли роды. Я соскочила  с  седла,  привязала  лошадь  к  кусту  и,
поднявшись на крыльцо, постучала в дверь.
   У меня невольно появилась улыбка при мысли о том, что подумает миссис
Полгенни, если я спрошу, как прошли роды. От одной из служанок  я  знала
ее мнение о себе: "Из молодых, да  ранняя".  Это  значило,  что  я  знаю
больше, чем положено ребенку, и миссис Полгенни кажется,  что  в  Кадоре
напрасно смотрят на это сквозь пальцы.
   Нужно сказать, я испытывала тайное удовольствие, шокируя ее.
   Я стояла и ждала. Никто не выходил. Дом казался вымершим. Но  я  была
уверена в том, что видела ее в окне, во всяком случае, это  должна  была
быть она, потому что Ли находилась у тетушки в Сент-Иве.
   Прождав почти десять минут, я забралась в седло и  поехала.  Все  это
меня озадачило. Я была уверена, что кого-то видела в доме.
   Вскоре я забыла об этом инциденте - до следующего утра, когда бабушка
объявила, что миссис Пегготи родила чудесного мальчишку.
   - По словам миссис Полгенни, ребенок родился в  три  часа  утра.  Она
пробыла там почти полные сутки и совершенно измотана.
   Значит, в то время ее не было в доме. Очень странно!
   Конечно, мне могла всего лишь почудиться тень в окне, но я знала, что
не ошибаюсь. Это казалось весьма загадочным.
 
*** 
 
   Пришел июнь. Миссис Полгенни была, как она говорила, "под рукой".  Он
выглядела какой-то озабоченной, что немножко  беспокоило  меня.  Неужели
она не очень уверена в себе?
   Однажды утром она сказала бабушке:
   - Вы знаете, я тут чуть с ног не свалилась от удивления. Никогда бы в
такое не поверила! Я,  конечно,  видела,  что  у  нее  что-то  не  то..,
глаз-то, знаете, у меня наметанный. Ну, я и говорю ей: "Дженни, хотелось
бы мне взглянуть на тебя". Она обрадовалась, впустила меня,  а  когда  я
осмотрела ее, то, знаете, глазам своим не поверила...
   Я  внимательно  слушала  ее.  Я  постоянно  была  настороже.  У  меня
появилось предчувствие, что с матерью не все в порядке, и хотя  со  мной
мало говорили на эту тему, мне казалось, что от меня что-то скрывают,  Я
решила выяснить это, потому  что  была  обязана  знать.  Подслушивала  я
совершенно бесстыдно и все подряд, надеясь выяснить  истинное  положение
дел, касающихся моей мамы.
   И вот так я узнала, что Дженни Стаббс действительно ждет ребенка. Это
стало предметом всеобщих толков в Полдери. Как же это  могло  случиться?
Все начали припоминать, что происходило во время сбора урожая в сентябре
или октябре. Тут же вспомнили, что Пегготи нанимали работников на уборку
урожая. (В прошлом случае с Дженни люди предполагали, что отцом  ребенка
был один из наемных работников.) Полубезумная Дженни очень хотела  иметь
ребенка  и  в  своих  фантазиях  уверила  себя  в  том,  что  он  у  нее
действительно  появился.  А  по  утверждению  знатоков,   вроде   миссис
Полгенни, такие навязчивые идеи делают зачатие более вероятным.
   Миссис Полгенни взяла на себя обязанность позаботиться о девушке.  Ей
не нужно было никакой помощи и никакого вознаграждения. Вероятно, у  нее
была  личная  беседа  с  Господом,  который  сообщил  ей,   что   Дженни
действительно беременна и на миссис Полгенни возлагается  миссия  помочь
ей.
   Услышав новость, мама обрадовалась.
   - Я знаю, какое прекрасное чувство - приносить в  этот  мир  ребенка.
Это потрясающее ощущение.
   Бабушка заметила, что,  когда  Дженни  в  прошлый  раз  действительно
родила ребенка, она была очень счастлива  и  даже,  кажется,  прекратила
свои чудачества. Эти роды могут стать началом ее новой жизни.
   Очень может быть, что она вновь станет нормальной.
   - Ну и ну! - заявила миссис Полгенни. - Теперь у  меня  хлопот  полон
рот. Двое младенцев готовы появиться на свет, и при  этом  одновременно.
Господь даст мне силы.
   - Как, должно быть, приятно  миссис  Полгенни  чувствовать,  что  она
выполняет Божественную миссию, что-то вроде помощницы Бога по акушерским
делам, - сказала бабушка.
   Моя мама рассмеялась.
   - Никакой в тебе нет богобоязненности, мама, - сказала она.
   Я очень ценила такие моменты, проведенные возле нее. Мне  никогда  не
забыть их.
   Настал тот самый день. Весь дом жил ожиданием.
   Вскоре  должно  было   начаться   тяжелое   испытание.   Потом   мама
возрадуется, и появится новый член семьи.
   Прибывшая миссис Полгенни сообщила:
   - Вчера ночью я приняла ребенка у Дженни Стаббс.. чудесная  маленькая
девчушка. Дженни вне себя от радости.
   - А кто за ней ухаживает? - спросила бабушка.
   - Я забрала ее к себе как раз перед самыми родами. Я решила, что  так
будет лучше, поскольку миссис Лэнсдон тоже пришла пора рожать. Ли  дома,
она поможет.
   - Как вы добры, миссис Полгенни!
   Миссис Полгенни похорошела и  стала  еще  более  добродетельной,  чем
обычно.
   - Ну, у нее-то все уже позади. Теперь очередь миссис Лэнсдон.
   Позже бабушка сказала мне:
   - Все-таки в глубине души она добрый человек, несмотря на то, что так
пыжится. Как хорошо, что она позаботится о Дженни.
   В то время мне все это казалось естественным. Роды  у  Дженни  прошли
нормально. Мы думали, что и у мамы все будет так же.
   Миссис Полгенни приехала в одиннадцать утра, а ко второй половине дня
мы  поняли,  что  далеко  не  все  идет  удачно.  Послали  за   доктором
Уилмингхемом.
   Приехал Бенедикт.  На  станции  его  никто  не  встречал,  но  мы  не
удивились его появлению, поскольку предполагали, что он приедет в  Кадор
к родам. Он хотел тут же пройти к маме, но его не пустили.
   - Ей дадут знать, что вы здесь, - сказала бабушка, - и  это  успокоит
ее.
   А потом начались самые ужасные часы в моей жизни.
   Я не все помню отчетливо. Позже я пыталась выбросить это  из  головы,
потому что  вспоминать  было  страшно.  До  некоторой  степени  мне  это
удалось, и  сейчас  в  моей  памяти  остались  только  какие-то  неясные
картины.
   Тем не менее, я Живо помню, сколь ужасны были часы ожидания, когда  я
сидела с дедушкой и бабушкой.., и с ним. Он не мог усидеть  на  месте  и
постоянно расхаживал по комнате, забрасывая нас вопросами.
   Как она выглядела? Почему за ним не послали раньше? Нужно  немедленно
что-то делать...
   Дедушка сказал ему:
   - Ради Бога, успокойтесь, Бенедикт, Все с ней будет в порядке. О  ней
заботятся как нельзя лучше.
   Бенедикт сердито сказал:
   - Она должна была остаться в Лондоне.
   - Кто же мог знать? Мы  думали,  что  так  будет  лучше,  -  ответила
бабушка.
   - Какой-то деревенский докторишка! И глупая старуха...
   Я разозлилась на него. Он обвинял моих бабушку с  дедушкой.  Но  они,
как и я, понимали, что лишь чрезвычайное волнение заставляло  его  вести
себя так, что, возлагая вину на других, он давал выход своим  страхам  и
страданию.
   Время тянулось бесконечно. Мне казалось, что все  часы  остановились.
Ожидание.., ожидание.., и с каждой секундой я боялась все больше.
   Это становилось невыносимым. Холодный страх постепенно  парализовывал
меня. Я чувствовала, что то же самое происходит и  с  остальными.  Возле
меня сидела бабушка. Мы смотрели друг на друга и даже не пытались скрыть
свои чувства. Она взяла меня за руку и крепко сжала ее.
   Потом вышел доктор, вслед за ним появилась миссис Полгенни.  Им  было
не обязательно что-нибудь говорить.  Мы  все  поняли,  и  меня  охватило
всепоглощающее чувство одиночества.
 
РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ТРАГЕДИЯ 
 
   Вспышки невыносимого отчаяния, перемежающиеся периодами никогда ранее
не испытываемого мной чувства полной безнадежности, преследовали меня  в
то  время.  Помню,  как  мы  стояли  возле  маминой  кровати.  Она  была
прекрасна: на ее лице застыло выражение покоя; она была так бледна,  так
молода - и так далека от всех нас. Я не могла смириться с  тем,  что  ее
уже нет с нами.
   На ребенка мы едва взглянули. Наверное, это было  просто  невыносимо.
Если бы не ребенок, ничего этого не случилось бы.
   Бабушка с дедушкой были убиты горем. Они так нежно любили свою  дочь!
Случившееся потрясло их не меньше, чем  меня.  Что  касается  Бенедикта,
трудно описать выражение отчаяния на его  лице.  Казалось,  он  винил  в
случившемся весь мир. Именно тогда я осознала, как он любил  ее.  Думаю,
все мы испытывали потребность уйти куда-нибудь, чтобы побыть наедине  со
своим горем.
   Ребенком занимались миссис Полгенни и  доктор.  У  меня  складывалось
впечатление, будто они не верят в то, что девочка выживет.  Существовала
проблема кормления, но  в  этом  миссис  Полгенни  была  непревзойденным
авторитетом. Мы были  слишком  сражены  горем,  чтобы  думать  о  чем-то
другом. Не представляю, что бы мы делали без миссис Полгенни.
   Впоследствии бабушка говорила, что мы должны  быть  вечно  благодарны
ей. Она слегка суетилась, но продолжала ухаживать за ребенком,  пока  мы
лелеяли свою скорбь.
   Потом настало время подумать о текущих делах. Я решила,  что  ребенок
останется в Кадоре. Я знала, что, когда бабушка немного  придет  в  себя
после этого  ужасного  удара,  она  тоже  захочет  сделать  так.  Однако
поначалу мне было трудно думать о девочке, и, каким бы странным  это  ни
представлялось нам позже, миссис Полгенни, кажется,  все  понимала.  Она
перестала быть вестником Господним и  превратилась  в  деловитую  сестру
милосердия, отдавшуюся заботам о живых, в то  время  как  мы  продолжали
скорбеть об ушедшей.
   Кое-как мы протянули этот день и ночь, а утром, встав с постели после
короткого сна, я вдруг осознала, что жизнь продолжается. Мама умерла,  и
мне следует смириться с этим. На этот раз я по-настоящему потеряла ее.
   Мы все находились в  подавленном  состоянии,  и  Бенедикт  в  большей
степени, чем остальные. Дедушка пытался быть здравым  и  рассудительным,
пытался  думать  о  будущем,  лишь  бы  как-то  спрятаться  от  ужасного
настоящего. Был назначен день похорон.
   Мама лежала в гробу... Она, которая всегда была  такой  живой,  такой
веселой, - главным для меня в жизни человека.
   Конечно, у меня оставались дедушка с бабушкой, за что  я  благодарила
Бога. А еще этот ребенок. По словам миссис Полгенни, девочка была  очень
слаба, так что нам не следовало суетиться вокруг нее:
   - Оставьте ее сейчас в покое, предоставьте ее мне.
   Мы так и поступили - по-моему, с чувством облегчения.
   Настал день похорон. Я никогда  его  не  забуду:  экипажи,  катафалк,
могильщики в траурных одеждах, запах лилий...  Впоследствии  этот  запах
всегда напоминал мне о похоронах.
   Мы стояли возле могилы: Бенедикт,  дедушка  с  бабушкой  и  я,  держа
бабушку за руку. Я  видела,  как  мой  отчим  смотрел  на  комья  земли,
падающие на крышку гроба, мне больше никогда  не  доводилось  видеть  на
чьем-либо лице такое отчаяние.
   Потом мы вернулись в Кадор, ставший домом скорби.
   Я убеждала себя, что это должно измениться, так как ничто  не  длится
вечно.
   На следующий день Бенедикт уехал. Наверное, ему не хотелось никого из
нас видеть.
   У дверей стоял экипаж, который должен был увезти его на станцию, и мы
спустились вниз, чтобы попрощаться с ним. Бабушка пыталась утешить  его,
глубоко осознавая его горе.
   Она сказала ему:
   - Оставьте все как есть, Бенедикт. Позже, когда все придут в себя, мы
что-нибудь придумаем. Ребекка и ребенок пока останутся с нами.
   Я видела выражение его лица, когда она упомянула о ребенке. Это  была
резкая враждебность, граничащая с ненавистью. Я понимала, что он  должен
кого-нибудь осудить,  чтобы  облегчить  свое  невыносимое  горе,  должен
вытеснить  его  более  сильным  переживанием.  Я  чувствовала,  что   он
недружелюбно относится к девочке и всю жизнь будет напоминать себе, что,
если бы не она - Анжелет была бы с ним.
   Я понимала его чувства, поскольку тоже ощущала подобную  неприязнь  и
сознавала, что это может стать преобладающим чувством. Но  он  винил  во
всем ребенка, а я винила его. Он внушал  себе,  что  ребенок  виноват  в
смерти матери, а я считала,  что,  если  бы,  мама  не  вышла  замуж  за
Бенедикта, мы по-прежнему чудесно жили бы вместе.
   Когда он уехал, стало легче.
   Пенкарроны - бабушка и дедушка Патрика - снова показали себя  верными
и преданными друзьями.
   Когда-то их дочь Морвенна и  моя  мама  впервые  вместе  появились  в
свете; затем Морвенна со своим мужем отправилась в  Австралию  вместе  с
моими родителями; там родились я и Патрик. Наши  семьи  были  так  тесно
связаны, что можно было считать нас единой семьей.
   После отъезда Бенедикта миссис Пенкаррон сказала моей бабушке:
   - Я хочу забрать вас к себе, в Пенкаррон. Хочу, чтобы  вы  провели  у
нас хотя бы два дня.
   - Есть ведь еще этот ребенок... - сказала бабушка.
   Миссис Пенкаррон задумалась, а потом сказала:
   - Миссис Полгенни  присмотрит  за  ребенком.  Вам  необходимо  уехать
отсюда, чтобы хоть немного отвлечься.
   Наконец бабушка позволила убедить себя, и мы поехали.
   Пенкарроны делали все возможное, чтобы помочь нам.  Проку  от  этого,
впрочем, было немного. Бабушка была очень беспокойна.  Мы  часто  гуляли
вместе, и она говорила со мной о матери:
   - Я чувствую, что она все еще с нами, Ребекка.
   Давай постараемся не отпускать ее. Будем  разговаривать  так,  словно
она находится рядом...
   Я рассказала ей о  разговоре  с  мамой,  который  случился  несколько
недель назад.
   - Она просила меня опекать этого ребенка. "Всегда заботься о нем",  -
так она и сказала о моих будущих братишке или  сестренке.  Странно,  что
она заговорила со мной возле пруда.
   - Это место имело для нее особое значение.
   - Да, я знаю. И теперь, оглядываясь  назад,  я  припоминаю,  как  она
говорила это. Как будто знала, что покинет нас.
   Бабушка взяла меня под руку:
   - У нас остался ребенок, Ребекка.
   - Поначалу никто не хотел и смотреть на него.
   - Это потому, что...
   - Потому, что ее рождение вызвало смерть моей мамы.
   - Бедная крошка. Она-то здесь причем? Мы  должны  и,  конечно,  будем
любить этого ребенка, Ребекка.
   Это ведь твоя сестра и  моя  внучка.  Именно  этого  хотела  бы  твоя
мать.., именно этого она бы и ждала.
   - А мы уже бросили ее...
   - Да. Но после возвращения все пойдет по-другому. Мы найдем  утешение
в этом ребенке. Мы скажем Пенкарронам, что  завтра  уезжаем.  Они  милые
люди и поймут нас.
   Они действительно поняли нас, и на  следующий  день  мы  вернулись  в
Кадор.
   Нас встретила довольная миссис Полгенни.
   - Девочке стало лучше, - сказала она. - Она пошла на  поправку.  Я  с
ней сижу день и ночь. Было видно, что с ней придется повозиться..,  хотя
поначалу казалось, что не удастся ее  вытянуть.  Вот  увидите,  как  она
изменилась. Орет во всю глотку.., ее светлости что-то не нравится.
   Она с гордостью ввела нас в детскую. И верно, девочка изменилась. Она
выглядела пухленькой, более здоровой - совсем другой ребенок.
   - Теперь она начнет расти как на дрожжах, - ск