говорилось, что королева довольна заключенным соглашением и  глубоко
благодарна кардиналу.
   Как ни странно, но когда кардинал увидел  это  колье,  у  него  появились
первые сомнения. Поверив, что  я  встречусь  с  ним  ночью  в  роще  Венеры,
поверив, что у него появился шанс стать моим любовником, он был удивлен, что
я могу носить такое вульгарное украшение, как это бриллиантовое колье.
   Он заколебался. Он  хотел  бы,  как  сказала  мадам  де  Ламот,  получить
какой-либо документ, подписанный королевой, уполномочивающий его  приобрести
данное колье для нее.
   Мадам де Ламот не проявила никакого беспокойства.  Почему  нет?  Рето  де
Вийет изготовлял разные документы. Почему бы не  изготовить  и  этот?  Через
некоторое время подобный документ появился, подписанный, как обычно,  "Мария
Антуанетта Французская", и  рядом  с  каждым  пунктом  было  написано  слово
"одобряю", предполагалось, что это моя собственноручная надпись.
   Как  мог  кардинал,  посмотрев  на  эту  подпись,  не  понять,  что   она
поддельная? Как он мог подумать, что я лично подписала бы все это?
   Я помню эти вопросы, которые задавались  непрерывно  во  время  судебного
разбирательства и после него, и один из памфлетистов дал  на  это  возможный
ответ:
   "Людей так легко убедить относительно того, что они желают видеть...  Это
ошибка,  которая  может  быть  легко  допущена  человеком,   находящимся   в
возбужденном состоянии, как кардинал, который  был  доволен,  даже  восхищен
сделкой,  дающей  повод  для  некоторых  надежд,  и  строил  новые  планы  в
бесконечном лабиринте своего воображения".
   Сделка была  завершена.  1  февраля  Бомер  и  Бассандж  доставили  колье
кардиналу, который в тот же самый день взял его на улицу  Нев-Сен-Жиль,  где
мадам де Ламот с нетерпеньем ожидала его. Его пригласили подождать в комнате
со стеклянной дверью, через которую он  мог  наблюдать  за  передачей  этого
колье.   Он   увидел   молодого   человека   в   ливрее   цветов   королевы,
представившегося графу  и  графине  де  Ламот  со  словами:  "По  приказанию
королевы". Он взял шкатулку и исчез.
   Кардинал также ушел, и, как только он покинул помещение, Рето  де  Вийет,
игравший роль посланника королевы, вернулся с этой шкатулкой, и  заговорщики
уселись вокруг стола, чтобы рассмотреть самые прекрасные бриллианты Европы.
   Но они разрабатывали весь этот план не для того, чтобы лишь посмотреть на
эти бриллианты. Они должны быть извлечены и проданы.
   Без всякой задержки сообщники приступили к работе.
   Вся эта история могла быть  раскрыта  гораздо  раньше,  поскольку  спустя
несколько дней  после  передачи  кардиналом  колье  штаб-квартиру  парижской
полиции посетил один ювелир и сообщил, что какой-то  незнакомец  принес  ему
несколько необычайно прекрасных бриллиантов, которые несомненно были  вынуты
из своих гнезд неквалифицированным человеком. В результате Рето, вернувшийся
в лавку, был арестован.
   Весьма правдоподобно Рето объяснил, что эти бриллианты были переданы  ему
одной из родственниц короля - графиней де Ламот-Валуа. Он смог доказать это,
перед именем Валуа полиция отступила, и Рето был освобожден.
   Это явилось предупреждением,  что  нельзя  пытаться  сбыть  бриллианты  в
Париже, и граф отправился в Лондон, чтобы продать  эти  камни.  Он  вернулся
богатым человеком, хотя лондонские  ювелиры  значительно  нажились  на  этой
сделке, и, вполне естественно, он не получил полной  стоимости  бриллиантов.
Теперь мадам де Ламот была  в  своей  стихии.  Она  относилась  к  женщинам,
которые живут настоящим и не  утруждают  себя  беспокойством  о  будущем,  -
подобный склад ума я хорошо понимаю.
   С королевской пышностью  она  отбыла  в  Бар-сюр-Об:  слуги  в  блестящей
униформе, в карету впряжена четверка английских  лошадей,  ковры,  гобелены,
мебель и  одежда;  ей  потребовалось  двадцать  четыре  повозки  для  вещей,
которыми она намеревалась  обставить  свой  дом.  На  ее  английской  карете
нежного голубовато-серого цвета был изображен герб дома Валуа с девизом: "От
короля, моего прародителя, получила я кровь, имя и лилии".
   Здесь она зажила  с  королевской  роскошью,  к  чему  стремилась  с  того
момента, когда, узнала, что в ее жилах течет кровь Валуа. Но,  конечно,  она
должна была понимать, что продолжаться долго  это  не  может.  Настанет  час
расплаты.
   Возможно, как и я, она должна была понять: что  посеешь,  то  и  пожнешь.
Кардинала арестовали, и он рассказал историю, в которой была замешана Жанна.
Спустя два дня в Бар-сюр-Об прибыла стража. Жанна знала,  что  сопротивление
бесполезно, ее арестовали и поместили в Бастилию.

Глава 4

Суд

   Королева невиновна, и для того, чтобы  общественное  мнение  признало  се
невиновность, она выбрала судьей парламент, В результате королеву  посчитали
виновной и пробудили недоверие к суду.
   Наполеон на о. Св. Елена

   Горе королевы было беспредельным... "Приди, - сказала мне Ее  величество,
- приди и оплачь свою королеву, оскорбленную и принесенную в жертву интригам
и несправедливости...". Пришел король и сказал мне:
   "Вы найдете королеву в отчаянии, у нее весьма веские причины для этого".
   Мемуары мадам Кампан

   Все действующие лица аферы с бриллиантовым  колье  были  в  Бастилии,  за
исключением графа де Ламот, которому удалось бежать в Лондон, прихватив  то,
что осталось от колье, а суд и страна пребывали в возбуждении и ожидании.
   Каждый день Париж заполняли возбужденные толпы.  Все  говорили  только  о
предстоящем суде. Кардинал сильно изменился. Он был  помещен  в  Бастилию  в
прекрасные апартаменты, резко отличающиеся  от  тех,  в  которых  содержатся
обычные заключенные, и там его обслуживало трое слуг. За свое  помещение  он
платил в сутки сто двенадцать ливров, ему было  позволено  принимать  членов
своей семьи, секретарей, и, конечно, адвоката, с  которым  он  готовил  свою
защиту. На протяжении всего дня подъемный мост Бастилии  был  опущен  -  так
много шло посетителей, он даже  устроил  банкет  в  своих  апартаментах,  на
котором  подавали  шампанское.  Он  продолжал  заниматься  своими  делами  в
соответствии со своими должностями, словно Бастилия была еще  одним  из  его
дворцов, который ему было удобнее временно  занять.  Он  ежедневно  совершал
моцион по саду начальника тюрьмы или прогуливался на площадках башен.
   Поддерживаемый  своим  влиятельным  семейством,  он  постепенно   обретал
уверенность. Когда он узнал,  что  Людовик  назначил  Бретея  одним  из  его
следователей, то немедленно заявил протест на том основании, что Бретей  его
враг. Людовик, стремясь быть справедливым, сразу  же  согласился  произвести
замену и назначил вместо Бретея министра иностранных дел Вержена, а в помощь
ему распорядился назначить маршала де Кастри, морского министра.
   В менее комфортабельном помещении Бастилии мадам де  Ламот  готовилась  к
свой защите.  Богатое  воображение  толкало  ее  на  придумывание  множества
фантастических историй для суда, но, когда были арестованы Рето и  баронесса
д'Олива, она, должно быть, встревожилась. Она предупреждала д'Оливу, что  та
может быть арестована, поскольку в интересах мадам де Ламот было, чтобы  эта
девица не рассказала о сцене в роще Венеры. Олива пыталась бежать вместе  со
своим любовником Туссеном, но их  арестовали  в  Брюсселе.  Рето  де  Вийета
задержали в Женеве, и эта парочка, вместе с графом и графиней  де  Калиостро
пребывала в Бастилии. Дело считалось настолько важным,  что  предпринимались
активные попытки вернуть графа де  Ламота  обратно  во  Францию.  Англия  не
признавала закона о выдаче преступников и  ничего  не  предпринимала,  чтобы
оказать помощь, так что граф оказался умнее своих сообщников, сбежав  в  эту
страну. Обнаружили, что он скрывается на границе между Англией и Шотландией.
Был  разработан  план:  хозяина  и  хозяйку  гостиницы,  где  он  скрывался,
попросили подсыпать ему в вино снотворное, чтобы его можно было запрятать  в
мешок, доставить на борт судна, прибывшего в Ньюкасл-на-Тайне, и привезти во
Францию, но он своевременно понял опасность и сбежал.
   Когда  начались  аресты,  улицы  заполнились  самыми  нелепыми   слухами.
Кардинала называли крупнейшим негодяем, которого когда-либо  знала  Франция.
Широко циркулировали сплетни об  оргиях,  происходивших  в  Саверне,  каждая
женщина, имя которой упоминалось в  этих  небылицах,  обязательно  была  его
любовницей.
   Париж был против кардинала, но суд был против меня. Я  неожиданно  поняла
это по взглядам, которые бросали на меня,  и  по  печальным  выражениям  лиц
своих друзей, таких, как моя дорогая Кампан и Елизавета. Габриелла  занимала
неопределенную позицию, она была окружена членами своей  семьи,  а  кардинал
принадлежал к одному из самых влиятельных домов Франции.  В  этом  была  вся
суть дела. Арест кардинала был оскорблением для дворянства.
   Постепенно до меня стало доходить, как же  сильно  меня  ненавидят,  и  я
стала сомневаться в чувствах этих людей, которые всегда выказывали мне такое
уважение и, как я думала, расположение.
   Затем  неожиданно  мнение  общества  изменилось,  казалось,  без  всякого
основания, но я считаю, что ничего без причины не бывает. Население  Парижа,
так быстро понявшее поворот в  этом  деле,  теперь  отдавало  свои  симпатии
кардиналу. Он больше не был главным злодеем,  а  стал  оклеветанным  героем.
Конечно, должен же быть злодей или  злодейка.  Графиня  де  Ламот?  Да,  она
глубоко замешана в этом деле, но  история  приобрела  бы  более  интригующий
характер, если бы на заднем плане появилась зловещая и таинственная фигура -
и этой фигурой была королева.
   Если бы не королева, шептали кругом, то ничего бы не произошло.
   Каждый день публиковались сообщения о ходе дела.  Один  издатель  печатал
ежедневные отчеты, и люди с нетерпением  ожидали  появления  листков  из-под
пресса.  Кардинал   вновь   стал   "красавчиком-преосвященством"   -   такой
величественный,  такой   красивый,   и   модным   цветом   для   лент   стал
иолукрасный-полужелтый, названный "соломенный кардинал". О нем  рассказывали
различные  истории.  Его  распутное  поведение  стало   теперь   именоваться
ухаживанием. Когда его арестовывали, ему удалось,  притворившись,  будто  он
застегивает ботинок,  нацарапать  записку  своему  доверенному  лицу  аббату
Жоржелю с просьбой уничтожить  определенные  документы,  касающиеся  дела  о
колье, которые были в  его  парижском  доме.  Аббат  повиновался,  уничтожив
значительную часть ценных доказательств. Об этом сейчас везде  говорили,  но
вместо того, чтобы уличить кардинала в попытке избежать  разоблачения,  этот
факт толковали как его  желание  ликвидировать  доказательства  причастности
"определенного лица".
   Я снова была беременной, меня тревожило состояние здоровья моего старшего
сына; я задумалась и начала лучше понимать  окружающую  обстановку,  и  это,
естественно, угнетало меня. Я  все  больше  и  больше  времени  проводила  с
семьей, но все равно не могла позабыть  о  деле  с  бриллиантовым  колье.  Я
оказалась сильно замешанной в нем, хотя и не принимала  никакого  участия  в
мошенничестве.
   У кардинала были самые лучшие парижские адвокаты - такие, как  Тарже,  де
Боньер и Ларже-Барделе. Тарже был признанным светилом  французской  коллегии
адвокатов. Шестидесятилетний мэтр Дойо защищал мадам де  Ламот,  и  она  так
очаровала его, что он превратился просто в ее рупор, и фактически  она  сама
защищала себя через его посредничество.  Как  оказалось,  это  не  пошло  на
пользу заключенной, лишь повлекло самые фантастические объяснения тому,  что
произошло. Оливе дали молодого адвоката прямо со  школьной  скамьи,  который
сразу же был очарован ею.
   Возбуждение общества возрастало. Только и было разговоров, что о  деле  с
колье. Мадам Калиостро освободили, так как было доказано, что она  не  имела
никакого отношения к делу. Она поселилась в гостинице  на  улице  Сен-Кло  в
ожидании приговора, и,  когда  ее  навещали  самые  высокопоставленные  лица
страны, чтобы намекнуть, что они  считают  ее  невиновной,  она  каждый  раз
принимала их со  следами  слез  на  лице.  Действительно,  считалось  модным
нанести визит этой даме.
   Все свидетельствовало  о  том,  куда  склоняются  чувства  широких  слоев
населения. Люди  уже  начали  шептаться,  что  есть  еще  один  человек,  не
участвующий в суде, который действительно виновен.
   По  обычаю,  консультации  между  заключенными  и  их  адвокатами  широко
публиковались, и их тут же расхватывали; речи защитников печатались до того,
как их  произносили,  и  поэтому  люди  могли  следить  за  ходом  судебного
разбирательства.
   Об  этом  деле  написано   так   много,   выдвинуто   столько   различных
предположений, что как я могу утверждать, какое из них правильное?
   Я считаю, что кардинал виновен, и не могу понять, как он позволил  ввести
себя в заблуждение. Но все считают его невиновным.
   Мадам де Ламот делала экстраординарные заявления, но не  упоминала  моего
имени.  Когда  доказывали,  что  очередная  ее   версия   не   соответствует
действительности, она  немедленно  выдвигала  другую.  В  суде,  где  одному
обвиняемому разрешалось задавать вопросы  другому,  она  поставила  в  тупик
кардинала, когда тот задал ей вопрос о том, как она так быстро  разбогатела.
Он должен знать, последовал ответ, он был щедрым любовником, а она была  его
любовницей. Она упрекнула Оливу в распущенности; Калиостро привел ее в такую
ярость, что она схватила подсвечник и швырнула в него.
   Калиостро ответил на это бранью, большинство из присутствовавших не могло
понять его слов, но всех интересовали его мистические рассуждения.
   Когда на очной ставке с Олива и Рето де Вийетом Жанне пришлось  выслушать
их показания о сцене в роще Венеры, она пришла в ярость и  раскричалась,  но
поскольку ничего не  могла  отрицать,  то  просто  упала  в  обморок.  Когда
надзиратель попытался помочь ей, она неожиданно ожила и укусила его в шею.
   Олива, родившая в  Бастилии  ребенка,  которого  ее  любовник  немедленно
объявил своим, постоянно  взывала  к  благородству  присутствующих.  Она  не
сделала ничего плохого. Да, правда, она выдавала себя за  меня,  но  она  не
имела ни малейшего представления о том, с какой целью это делается, и, когда
ее вызвали для дачи показаний, она принялась кормить новорожденного,  умоляя
членов парламента проявить снисходительность и подождать, пока ее  маленький
сыночек не  кончит  кушать.  Все  были  глубоко  тронуты,  члены  парламента
терпеливо ждали, и, как сообщалось в публикациях, "закон умолк  перед  лицом
природы". Вот какое впечатление она  произвела  с  распущенным  лифом  и  со
спадавшими ей на плечи длинными волосами, так похожими  на  мои!  Когда  она
проявляла какие-либо признаки слабости, то  самый  суровый  из  юристов  был
готов заключить ее в объятия. Все были убеждены, что подобное очаровательное
создание служило только орудием в руках заговорщиков и полностью невиновно -
впрочем, именно так и было, я в этом уверена.
   На фоне буйного поведения мадам  де  Ламот  и  таинственных  высказываний
Калиостро кардинал вел  себя  как  хорошо  воспитанный  и  даже  благородный
человек. С каждым днем его популярность росла, и  по  мере  выяснения  новых
подробностей, которые судьи и публика пытались понять, становилось все более
очевидным, что кардинал стал жертвой обмана со стороны негодяев.
   А затем настала очередь  Калиостро,  одетого  в  голубой  шелк,  расшитый
золотом.
   - Кто вы и откуда прибыли? - спросили его.
   - Я известный путешественник, - воскликнул он громко, что  вызвало  смех,
но  он  вскоре  заставил  публику  замолчать,  произнеся  речь,  изобилующую
оскорблениями, и я думаю, что многие, кто смеялся в тот день в зале суда,  в
действительности боялись, как бы этот знаменитый колдун  не  сделал  с  ними
чего-нибудь плохого.
   Итак, они стояли перед судьями - красавец  кардинал,  неистовая  красивая
интриганка-графиня, очаровательная молодая куртизанка с  ребенком  у  груди,
авантюрист Вийет и эксцентричный чародей, колдун или просто  умный  человек.
Все ожидали вынесения приговора, очень  важного  не  только  для  всех  этих
людей, представших перед судом, но, возможно, также и для меня.

***

   Приговор был объявлен в среду 31 мая. Заседание суда  открылось  в  шесть
часов утра. С пяти часов улицы  были  заполнены  народом,  а  перед  Дворцом
правосудия собралась большая толпа. Стража,  верховая  и  пешая,  сдерживала
толпу от Нового моста до улицы де ла Барийер.
   Перед входом в верхнюю палату собирались члены семейства Роган,  все  они
были одеты в траурные одежды и, без сомнения, выглядели  как  предупреждение
судьям, которые должны были проходить мимо них.  Они  хотели  показать,  что
кардинал должен быть оправдан, в противном  случае  это  будет  оскорблением
дворянства. Стало вполне ясно, что семейство Роганов полно решимости вывести
своего родственника из здания суда, оправданного по всем пунктам. И это было
учтено.
   Поскольку мадам де Ламот судили первой и признали виновной - иначе  и  не
могло быть при имеющихся доказательствах,  -  двое  судей  заявили  о  своем
намерении настаивать на вынесении смертного приговора. Это была уловка с  их
стороны - если разбирается дело, по которому  может  быть  вынесен  смертный
приговор,  в  процессе  не  должны  принимать  участия  духовные  лица.   Из
тринадцати духовных лиц, бывших среди судей, только трое стояли  на  стороне
Рогана, так что подсудимый избавлялся от одиннадцати настроенных против него
судей. Таково было влияние семейства Роганов.
   Мадам де Ламот была приговорена к смерти, но ей  заменили  этот  приговор
пожизненным заключением, Предварительно палач обнажил ее плечо ж прижег  его
клеймом - буквой V (воровка). Еe муж был осужден заочно за свои преступления
и приговорен к пожизненным каторжным работам. Рето де  Вийет  приговорили  к
ссылке, а Олива была оправдана, но не без порицания, поскольку она на  самом
деле принимала участие в заговоре, играя мою роль.
   Калиостро был оправдан по всем предъявленным обвинениям.
   Оставалась главная фигура этой драмы, чье участие  в  ней  вызвало  такой
большой интерес по всей стране.
   Потребовали полного его оправдания - кардинал стал жертвой этих негодяев,
но его верность неопровержима. Он абсолютно невиновен.
   - Его невиновность, господа, - заявил адвокат, - я отстаиваю как  человек
и как судья, и я настолько в этом уверен, что готов дать разрубить  себя  на
куски.
   Битва была окончена.  После  обсуждения,  длившегося  шестнадцать  часов,
кардинала оправдали без какого-либо напряжения для его нервов.
   На улицах бушевала толпа. Торговки  с  рыбного  рынка  собрались  у  стен
Бастилии с букетами роз и жасмина. Толпы парижан, самые возбудимые  в  мире,
кричали в знак одобрения:
   - Да здравствует парламент! Да здравствует кардинал!
   Когда я узнала приговор, то вдруг поняла его значение.
   Это было самое крупное поражение, которое я когда-либо потерпела.  Вынося
свой приговор, парламент подразумевал, что не было ничего необычного в  том,
что кардинал де Роган предполагал, что я могу пойти  на  свидание  с  ним  в
парке Версаля; не было  ничего  необычного  в  том,  чтобы  подумать,  будто
королеву можно купить за бриллиантовое колье!
   Меня охватил страх. Я бросилась на кровать  и  разрыдалась.  Когда  мадам
Кампан обнаружила меня в таком состоянии, она испугалась за меня  и  послала
за Габриеллой, чтобы та пришла и успокоила меня.
   Когда я увидела их в своей спальне, этих двух дорогих женщин,  которым  я
доверяла и которые, как я знала, были моими друзьями, я вскричала:
   - Идите и поплачьте о своей королеве, оскорбленной и принесенной в жертву
заговорщикам и несправедливости.
   Затем я неожиданно рассердилась. Французы ненавидят меня. В этот момент я
ненавидела их.
   -  Но  лучше