остью Франциска,  скучали
в  одиночестве.  Французский  двор  потерял  половину  своего  блеска  и
жизненной энергии, когда король заболел.
   Катрин сидела на стуле, протянув руки к пламени. Она прислушивалась к
беседе окружающих.
   Молодой Ги де Шабо был веселым, смелым, порой безрассудным человеком,
предававшимся утехам любви с тем же пылом, с каким Монморанси командовал
армией. Сейчас  де  Шабо  беседовал  с  красивым  капитаном  гвардейцев,
Кристианом де Нанси, человеком  такого  же  склада,  что  и  он.  Катрин
невольно слышала их разговор.
   - Королю, - сказал де Шабо, - следует  быть  разборчивей  при  выборе
женщин. Поверьте мне, эту болезнь он подцепил от жестянщицы.
   - Мой друг, - прошептал де Нанси, - вы говорите истинную правду.  Она
сама сейчас болеет.
   - У нашего короля есть враги, - продолжил де Шабо.  -  Мужья  и  отцы
соблазненных им женщин не могут любить его с той же готовностью, что  их
жены  и  дочери.  Это  вполне  понятно,  хотя  иногда  может   причинять
неприятности. Я слышал, что муж жестянщицы сделал так, чтобы эта женщина
передала нашему королю свои маленькие проблемы.
   Де Нанси щелкнул пальцами.
   - Господи! Король страдает этой болезнью уже много  лет.  Это  просто
рецидив старого недомогания, поверьте мне.
   Они знали, что Катрин слышит  их.  Какое  им  до  этого  дело?  Тихая
малышка не представляла опасности.
   Анна д'Этамп подошла к молодым людям. Они тотчас вскочили; по слухам,
они оба пользовались ее милостями. Они поклонились ей,  поцеловали  руку
Анны.  Катрин  находила  смешными  их  усилия  превзойти  друг  друга  в
любезности.  Анна  одарила  их  обоих  мимолетными,  но  многообещающими
улыбками. Они были двумя самыми красивыми мужчинами при  дворе,  а  Анна
питала слабость к красивым мужчинам.
   Катрин следила за тем, как они шутят, смеются, весело флиртуют.  Анна
выглядела  превосходно,  и  лишь  такой  внимательный  наблюдатель,  как
Катрин, мог заметить следы беспокойства на ее лице.
   К камину приблизилась Диана; ее сопровождали Франциск де Гиз  и  поэт
Маро.  К  ним  присоединились  принцесса  Маргарита,  дочь  короля.  Они
расположились у огня, и Катрин оказалась членом этой группы.
   Напряжение усилилось. Так бывало всегда, когда Диана и Анна, эти  две
женщины, которых двор считал соперницами, оказывались рядом.
   Очаровательная  Диана,  на  пальце  которой  было  кольцо  с  большим
рубином, подаренное Генрихом,  всем  своим  видом  демонстрировала,  что
считает  себя  примой  двора.  Анна,  голубое  платье  которой  идеально
подходило по цвету к ее глазам и оттеняло ее прекрасные светлые  волосы,
была более красивой и оживленной, чем Диана. Солнце на закате,  подумала
Катрин, с жадностью следя за каждым жестом  Дианы,  часто  бывает  более
впечатляющим, чем восходящее светило.
   - Какими галантными поклонниками вы, верно, находите месье де Нанси и
месье де Шабо, - лукаво произнесла Диана. - Они всегда рядом с вами.
   - Верно, -  отозвалась  Анна.  -  Боюсь,  некоторые  люди  испытывают
зависть из-за каждой адресованной мне улыбки.
   - Они поступают не правильно! - заявила Диана. - Я  всегда  говорила,
что герцогиня д'Этамп заслужила те милости, которыми она пользуется.
   - Мадам весьма любезна. Я сама всегда говорю о ней то же самое.
   Смущение охватило Узкий Круг. Сейчас каждому придется стать на чью-то
сторону - это всегда было чревато опасностью. Де Шабо испуганно  перевел
разговор на другую тему. Он заявил, что ему не терпится поскорей увидеть
это чудовище - Карла Пятого.
   - Странно,  -  сказала  принцесса  Маргарита,  -  что  этот  человек,
державший моего отца в тюрьме, приезжает теперь в  качестве  гостя.  Это
выше моего разумения.
   - Но это было так давно! - сказал де Гиз. - Те события лучше забыть.
   - Да, - согласилась Анна, - с тех пор утекло  много  воды.  Мадам  де
Пуатье, вы должны помнить те дни  лучше  нас.  Вы  были  тогда  женой  и
матерью, а я - еще ребенком.
   -  Вы,  верно,  рано  проявили  свои  дарования,  мадам  д'Этамп,   -
парировала Диана. - По-моему, когда король  попал  в  тюрьму,  мадам  де
Шатобриан уже ревновала вас к нему.
   - Французы должны испытывать чувство неловкости, - поспешил  вставить
де Гиз, - от присутствия на их земле испанцев, пусть  даже  прибывших  в
качестве друзей.
   - Испанцев эта ситуация должна смущать еще  сильнее!  -  сказал  поэт
Маро.
   - Скорей бы они появились здесь. Как скучны дни ожидания! -  натянуто
засмеялась Анна. Дерзость Дианы всегда беспокоила  фаворитку  короля;  в
такие мгновения ей казалось, что время ее могущества проходит.
   - Я полагала, что мадам д'Этамп не может назвать свои дни - и ночи  -
скучными, - тихо сказала Диана.
   - Это верно, что я родилась с весельем в сердце, - произнесла Анна. -
Но я хотела бы увидеть здесь гостей.  Мечтаю  взглянуть  на  всесильного
Карла.
   Она заметила сидящую поблизости Катрин.
   - Наша  маленькая  дофина  хочет  поскорей  воссоединиться  со  своим
молодым мужем, правда, мадам дофина?
   Катрин пожала плечами.
   - Позор! - воскликнула Анна. -  И  это  называется  жестом  преданной
жены?
   Катрин не понимала, что на нее нашло. Она думала о Генрихе  во  время
этой беседы. Видя здесь Диану, испытывая к ней лютую ненависть, понимая,
что даже в словесном поединке она затмевает Анну, Катрин ощутила, что ее
чувства выходят из-под контроля.
   Она заставила себя рассмеяться.
   - Я должна быть преданной женой? Спросите мадам де Пуатье, с  кем  он
проводит дни и ночи.
   Анна  ликовала.  На  лицах  всех  присутствующих  появились   улыбки.
Маленькая Медичи сумела смутить Диану,  чего  не  удалось  сделать  Анне
д'Этамп.
   Диана с раздражением ощутила, что ее щеки краснеют. Она  не  выносила
намеков на ее любовную связь с дофином;  она  предпочла  бы,  чтобы  все
считали ее духовной наставницей Генриха.
   - Ну мы можем поверить слову бедной  брошенной  жены,  -  усмехнулась
Анна.
   Подойдя к Катрин, она обняла ее.
   - Я сочувствую вам, моя малышка. Не грустите, он еще вернется к  вам.
Вы так терпеливы, очаровательны, молоды!
   - Мне жаль, мадам дофина, что вы чувствуете себя брошенной, - сказала
Диана. - Когда дофин вернется, возможно,  мне  удастся  убедить  его  не
оставлять вас так часто одну.
   Поднявшись, Диана ушла. После нескольких  минут  молчания  придворные
заговорили о приготовлениях к встрече испанцев.
 
*** 
 
   Катрин знала, что она поступила неразумно. Теперь  Диана  планировала
устранение Катрин -  она  поняла,  что  дофина  не  была  той  покорной,
бессловесной женой, которой ее считали. Катрин могла вынашивать недобрые
чувства, была собственницей. Диана терпела итальянку, потому что считала
ее пустым местом. Никто не оскорблял Диану безнаказанно.
   Катрин испугалась. Жизнь оказалась сложной штукой.  Человек  проявлял
осторожность, следил за каждым  своим  словом  и  взглядом.  Потом  одна
минута легкомыслия перечеркивала результаты многолетних усилий.
   Генрих возвратился в Лош, и страх Катрин усилился. Она не  радовалась
торжествам, устроенным  в  честь  гостей.  Банкеты,  балы,  спектакли  и
турниры ничего для нее не значили. Генрих смотрел на Катрин  с  надеждой
на то, что когда-нибудь он избавится от своей  жены  навсегда.  Причиной
тому было мгновение ее безумия. Ненависть восторжествовала над рассудком
подобно тому, как любовь одерживала  верх  над  сдержанностью  во  время
объяснений с Генрихом.
   Двор покинул Лош и направился в Париж. С каким размахом  и  щедростью
принимали испанцев! Катрин равнодушно  наблюдала  за  происходящим.  Что
значат интриги и заговоры, когда ее собственная жизнь в  опасности?  Она
стала свидетельницей прибытия Карла в Париж; она стояла рядом с  королем
и королевой у окна отеля Монморанси на  улице  Сент-Антуан.  Однако  она
смотрела  не  на  испанца,  а  на  молодого  человека,  ехавшего   возле
императора - на своего мужа, в  котором  зарождалась  ненависть  к  ней,
желание избавиться от нее; с того момента, когда она  продемонстрировала
свою неприязнь к любовнице Генриха, Катрин стала верить  в  то,  что  он
задумывается о ее устранении. Она видела, как Карл дарит городу  большую
серебряную  статую  Геркулеса,  завернутую  в  львиную  шкуру,  расшитую
золотом. В честь императора в Нотр-Дам  исполняли  "Те  Деум".  Вся  эта
церемония не производила на девушку впечатления. Она могла думать лишь о
том, что ждет ее лично.
   Весь  двор  смеялся  -  во  время  охоты  молодой  проказник,  герцог
Орлеанский, вскочил на коня, на котором сидел Карл  Пятый,  и  закричал:
"Ваше Императорское Величество, вы - мой пленник!" И Карл, почувствовав,
что наступил момент, которого он боялся, мысленно назвал  себя  дураком,
осмелившимся ступить на вражескую территорию. Он поскакал во  весь  опор
сквозь лес в цепких объятиях молодого герцога.  Как  разозлился  в  душе
Карл, узнав, что это была шутка! Как смеялись над  ним  французы!  Но  в
сердце Катрин не было места для смеха; ею владел страх за свое будущее.
   Несмотря на бурное веселье и празднества, придворные  находили  время
перешептываться о маленькой дофине.
   Катрин, знавшая об этом, ночами лежала без сна. Неужели действительно
готовится развод?
   Некоторое время тому  назад  она  узнала  о  смерти  Алессандро.  Его
заколол кинжалом  ее  дальний  родственник,  немедленно  ставший  героем
Флоренции. Сестра убийцы сыграла роль приманки.  Жизнь  Алессандро  была
полна насилия, и умер он насильственной смертью.
   Какую  опасную  жизнь  ведем  мы,  Медичи,  подумала  она.   Климент,
Ипполито, Алессандро - все они погибли внезапно, а последние двое  были,
несомненно, убиты.
   Была ли она в большей безопасности, чем ее родственники?
   Ее не убьют; однако она предпочла бы смерть тому, что  ей  предлагали
сделать.
   Она  подумала  о  тете  императора  Карла,  которого  столь  помпезно
чествовала Франция. Эту женщину тоже  звали  Катрин;  Катрин  Арагонская
была женой английского короля. Ей пришлось пережить развод,  потому  что
она не могла родить сына. И затем, очевидно, по той же  причине,  вторая
жена короля, не имевшая могущественных родственников, способных защитить
ее, лишилась головы. Теперь некому было заступиться за Катрин де Медичи.
   Они не убьют ее. Она боялась смерти. Их  брак  расторгнут,  и  Катрин
выдворят из Франции. Она никогда не увидит Генриха.
   - Столько лет брака, - говорили люди, - и ни  одного  ребенка!  Зачем
наследнику трона такая жена?  Он  способен  иметь  детей;  это  доказала
девушка из Пьемонта. Такая супруга, как Медичи, заслуживает лишь  одного
- развода!
   Она плакала. Находясь одна, приходила в ярость. О каком ребенке может
идти речь, если она почти не видит своего мужа!
   Она старалась сдерживать свою ненависть к  Диане  де  Пуатье.  Но  во
время визита Карла Испанского она поняла, что это ей не по силам.
   Франциск, снова одолевший болезнь, взбодрившийся от визита во Францию
своего врага, заговорил с Катрин о ее отношениях с Генрихом,  когда  она
ехала рядом с ним на лошади в составе Узкого Круга.
   Анна осталась во дворце,  сославшись  на  недомогание.  Франциску  не
хватало ее; он попросил свою невестку поехать с ним; он чувствовал,  что
должен поговорить с Катрин. Это было неприятной обязанностью, и он хотел
покончить с ней как можно быстрей. Семь лет брака, и ни одного  ребенка!
Серьезная ситуация для герцога Орлеанского. Кошмарная  для  французского
дофина!
   - Катрин, - сказал король, - дела обстоят плохо. Столько лет брака, и
ни единого ребенка! Ты можешь это объяснить?
   - Ваше Величество, я могу лишь сказать, - печально отозвалась она,  -
что если бы дофин проводил со мной столько времени, сколько он  проводит
с вдовой сенешаля...
   Король вздохнул.
   - Я возмущен его поведением, - перебил он девушку. -  Это  похоже  на
Генриха! Он, наследник  трона,  ставит  увлечение  женщиной  выше  своих
прямых обязанностей. Это невероятно.
   - Ваше Величество, я надеюсь, что это увлечение продлится недолго.
   - С Генрихом все возможно. Катрин, следует что-то  предпринять.  Семь
лет - большой срок. До эпизода в Пьемонте  я  еще  мог  думать,  что  он
бесплоден. Дочь моя, нельзя допустить, чтобы твоя юная  соотечественница
превзошла тебя в этом деле.
   Ударив хлыстом лошадь, он ускакал. Катрин была не в силах  развлекать
короля. Он оставил ее огорченной, безутешной. Он начинает  испытывать  к
ней враждебность, подумала она. Его  голос  звучал  менее  ласково,  чем
раньше. Он выделил слова "нельзя допустить". Он хотел сказать, что  если
она не забеременеет, ее ждет развод.
   Если я потеряю Генриха, подумала Катрин, я не захочу жить.
   Король весь день пребывал в состоянии задумчивости;  неужели  он  уже
принял решение о разводе?
   Но она беспокоилась зря. Король  забыл  о  ней.  Он  чувствовал  себя
неважно и не получал удовольствия от охоты; он снова с грустью вспоминал
дни своей молодости. Он также думал об Анне. Почему она не поехала с ним
сегодня? Как относится эта еще молодая и  красивая  женщина  к  пожилому
мужчине, которым он становился? Любовь фаворитки, в  отличие  от  чувств
матери и сестры,  не  является  безусловной.  Ее  нельзя  принимать  как
должное. Маргарита, королева Наваррская, всегда думала о его благе. Анна
заботилась о себе. Он вспомнил, как в первые годы их любви она требовала
бриллианты,  которые  он  подарил  своей  прежней  любовнице,  мадам  де
Шатобриан;  Анна  утверждала,  что  дело  не  в  их   стоимости,   а   в
выгравированных на перстнях девизах, сочиненных его сестрой. Он был  без
ума от Анны и попросил мадам де Шатобриан вернуть драгоценности. Но Анна
оказалась обманутой - мадам де Шатобриан переплавила их,  чтобы  изделия
со словами, адресованными ей, не достались другой женщине. Он восхитился
поступком своей бывшей пассии, но Анна разозлилась на  них  обоих.  Анна
всегда  была  надменной,  уверенной  в  себе.  Многие  восторгались   ее
красотой; Франциску это нравилось, все лучшее принадлежало  ему.  Но  он
часто спрашивал себя, насколько активно проявляют свое восхищение  Анной
ее поклонники в его отсутствие. Он думал об  адмирале  Шабо  де  Брионе,
Кристиане де Нанси, Ги де Шабо и о других, включая поэта Маро.
   И все же, сомневаясь в верности Анны, он был несчастлив без нее. Если
бы он обвинил ее в изменах, она тотчас бы указала ему на его собственное
поведение. При французском дворе существовало  равенство  полов.  Первый
распутник Франции не мог жаловаться  на  то,  что  его  фаворитка  имеет
любовников.
   Он не получал удовольствия от охоты в отсутствие Анны; Франциск решил
побыстрей завершить дневную забаву и возвратиться к мадам д'Этамп.
 
*** 
 
   - Ты не боишься, что король застанет тебя в моей постели  и  отправит
на гильотину? - спросила Анна д'Этамп, небрежно лаская  волосатую  грудь
своего любовника - капитана гвардейцев Кристиана де Нанси.
   -  Старик  должен  радоваться  тому,  что  я  делаю  счастливой   его
фаворитку. В худшем случае я рискую карьерой. Надеюсь, ты  обратишь  его
внимание на то, что я заслуживаю досрочного повышения в звании.
   - Несомненно.  В  постели  ты  стоишь  целой  армии.  Ложе,  особенно
брачное, - твое любимое поле битвы.
   - Да, в старости мне будет что вспомнить.
   - Надеюсь, ты добивался моей благосклонности не  ради  новых  эполет.
Или они дороже тебе, чем обладание мною?
   - Можешь не сомневаться  -  что  хорошо  для  короля,  хорошо  и  для
простого капитана.
   Анна легла на спину, положила руки под голову и томно потянулась.
   - Налей мне, пожалуйста, вина, - попросила она де Нанси.
   - А что мне за это будет? - шутливо спросил капитан.
   - Все, - ответила Анна.
   - Одна женщина никогда не может дать мужчине все, - заметил гвардеец,
нехотя поднимаясь с постели. Наполнив бокал, он поднес его Анне. Женщина
оперлась о локоть и утолила жажду.
   - Кажется, мы заболтались. Охота и правда не может длиться  вечно,  -
заметила она.
   Похоже, вино ударило ей не только в голову,  подумал  де  Нанси.  Его
сильная властная рука скользнула от бюста Анны к ее  бедрам.  Прекрасные
физические данные счастливо сочетались в нем со знанием женского тела  и
его потребностей. Он в совершенстве овладел  этим  инструментом.  Смочив
палец слюной, он дотронулся  до  розового  бугорка,  расположенного  под
треугольником Венеры, и начал его массировать.
   - Иди же ко мне, - быстро отреагировала на ласки Анна.
   Он овладел ею грубо, мощно, неистово. Такое обращение нравилось Анне.
Женственные придворные уже давно вызывали у нее  аллергию  -  порой  она
мечтала о том, чтобы ее изнасиловал грубый, могучий конюх. Но это  могло
произойти только в ее воображении. Де Нанси был неплохим компромиссом  -
под совершенными манерами в нем таилась необузданная, дикая натура.
   Она трижды  побывала  на  вершине  блаженства,  прежде  чем  покрытый
испариной гвардеец перекатился на спину.
   - Король уже ни на что не способен, разве что делать  вид,  будто  он
управляет несчастной Францией. Хотя по старой памяти считает себя первым
мужчиной этой страны, - заявила Анна, приходя в себя.
   Приехав во дворец, Франциск тотчас направился в покои  Анны.  Там  он
наткнулся  на  ее  фрейлину  -  мадемуазель  де  Колльер   была   чем-то
взволнована; она покраснела  и  даже  попыталась  задержать  короля.  Он
оттолкнул ее в сторону и быстро прошел в  комнату  Анны,  где  торопливо
одевался Кристиан де Нанси. Анна в халате, расшитом серебристыми нитями,
с  растрепанными  светлыми  вьющимися  волосами,  заметно   растерялась.
Мадемуазель де Колльер вбежала в комнату. Девушка была напугана сильнее,
чем провинившаяся пара.
   Франциск с побагровевшим от гнева лицом и  яростно  бьющимся  сердцем
мигом оценил ситуацию; день выдался жаркий, душный, и  девушка,  которой
поручили ждать у окна прибытия короля, задремала. Когда она  проснулась,
у нее уже не было времени предупредить свою госпожу.
   Подобные вещи казались весьма забавными -  когда  они  происходили  с
другими людьми.
   Анна провинилась; чтобы понять это, королю хватило одного  брошенного
на нее взгляда. Де Нанси выглядел как человек,  которому  известно,  что
его карьера погублена; что  касается  фрейлины,  то  она  опустилась  на
колени  перед  королем,  обняла  его  ноги  и  умоляюще  посмотрела   на
Франциска.
   Он подошел к окну и вызвал свою охрану. Он  стоял  спиной  к  троице,
находившейся в комнате, и смотрел на двор. Он  чувствовал  себя  слишком
плохо, чтобы рассердиться. Он подозревал нечто  подобное.  Он  сравнивал
себя - старого, больного,  усталого,  -  с  сильным,  молодым  капитаном
гвардейцев. Десять... пять лет тому назад подобное было невозможным.  Он
все отлично понимал. Не следовало винить Анну  в  том,  что  она  решила
развлечься в его отсутствие с красивым молодым человеком. На ее месте он
поступил бы также. Он слишком ясно отдавал  себе  отчет  в  происшедшем,
чтобы сердиться.
   Он был всемогущим;  он  мог  заточить  де  Нанси  в  тюрьму;  он  мог
отвергнуть  Анну.  И  что  дальше?  Кем  он  заменит  ту,  которая  была
единственной в своем роде? Анна  потеряет  свое  положение  первой  дамы
двора, а он, Франциск, будет несчастен без нее.
   Стражники вошли в комнату.
   Франциск, разыграв великий гнев, указал на капитана:
   - Арестуйте этого человека! Пусть он поразмышляет  в  тюрьме  о  том,
прилично или нет затевать интрижку с фрейлиной мадам д'Этамп в покоях ее
госпожи.
   Охрана  схватила  молодого  де  Нанси,   который   испытал   огромное
облегчение.
   - Встань, - сказал Франциск девушке, - и покинь нас.
   Она обрадованно поднялась с пола и выбежала из комнаты.
   Франциск повернулся лицом к Анне.
   - Думаю, ты согласишься, - сказал он, когда дверь  закрылась,  -  что
мое поведение  было  сдержанным  в  той  же  мере,  в  какой  твое  было
безрассудным.
   Анна пребывала в замешательстве; Франциск получал удовольствие,