гадая, какова будет ее судьба. В одном  не  было
сомнений: Лондон радостно приветствовал новую королеву и возвещал  о  начале
ее правления.
   Кэтрин неожиданно произнесла:
   - Как жаль, что с нами не поехали Питер и Пол Им бы это тоже пришлось  по
душе.
   Я вздрогнула и подумала, как воспримет моя  мать  рассказ  о  чествовании
новой королевы и о том, что правившая так  недолго  Джейн  Грей  со  страхом
ожидает своей участи.

***

   Кейт  некоторое  время  жила  в  Аббатстве.  Она  постоянно  говорила   о
переменах. При последнем правлении фаворитами были сторонники Лютера. Теперь
происходил возврат к католицизму, и приближенные  к  царственной  особе  при
последнем правлении чувствовали себя в немилости.
   Люди старались помалкивать. Все понимали,  как  быстро  можно  попасть  в
опалу. При разногласиях между двумя королевами и двумя  религиями  неизбежно
должна была пролиться кровь.
   Эдуарда похоронили в Вестминстерском аббатстве, и  королева  торжественно
отслужила по нему католическую мессу.
   Несколько дней спустя герцог Нортамберленд лишился головы.
   Кейт осталась на коронацию в октябре. Мы видели, как  Мария  проследовала
на коронацию. Ее карета была убрана серебряной  тканью  и  запряжена  шестью
белыми лошадьми. На королеве было платье из синего  бархата,  отделанное  по
краям  красным,  волосы  убраны  золотой  сеткой,   усыпанной   жемчугом   и
драгоценными камнями.
   Я взглянула на Кейт и подумала, помнит ли она другую королеву, которую мы
видели много лет назад, когда Кейт заставила Тома Скиллена  отвезти  нас  на
лодке в Гринвич. Как отличалась элегантная, сияющая Анна от стареющей Марии!
   Кейт прошептала, что головной убор со всеми  этими  камнями  должен  быть
неимоверно тяжел. И в самом деле, бедная королева выглядела  так,  словно  у
нее болит голова.
   В открытой карете, украшенной темно-красным бархатом, ехала и другая дочь
короля - юная Елизавета. Рядом с  ней  сидела  ее  мачеха,  единственная  из
несчастных жен Генриха VIII, дожившая до этого дня. Наблюдая за этой  пышной
процессией, я, как и многие, думала о том, что ждет нас впереди.

***

   Конечно, я знала,  новое  правление  принесет  перемены.  Мы,  живущие  в
Аббатстве,  избежали  большой  беды.  Саймон  Кейсман  присмирел.   Он   был
достаточно умен для того, чтобы не осуждать и не восхвалять новую  королеву.
И то и другое могло привлечь к нему  нежелательное  внимание.  А  вот  Бруно
светился самодовольством. Теперь его  считали  чудотворцем,  от  Клемента  я
узнала, что многие поверили, будто Бруно сотворил новое чудо, которое спасло
Аббатство. Это было третье чудо. Первое чудо произошло, когда  он  младенцем
появился в рождественских яслях, и  благодаря  этому  начавшее  приходить  в
упадок Аббатство стало процветать. Потом он возвратился  в  Аббатство  после
того, как оно было распущено, и многие монахи сочли возможным  вернуться.  И
теперь, когда враг угрожал тому, что было вновь построено,  как  по  велению
свыше, умер король, а на престол взошла королева-католичка.
   Это сделал Бруно, Бруно-чудотворец.
   Первым изменением стала отмена протестантской литургии, которую Эдуард  и
его парламент провозгласили вдохновленной Святым Духом,  и  были  возрождены
старые обряды, по которым велась церковная служба при Генрихе VIII.  Событие
могло показаться не заслуживающим внимания,  но  оно  указывало  направление
грядущих перемен.
   В начале следующего года мы услышали о предстоящем браке королевы Марии и
Филиппа Испанского, самого фанатичного из католиков.
   Многие высказывали недовольство этим, что, как я понимала, давало надежду
желающим восстановить веру реформаторов. Марию  любили,  она  была  законной
наследницей,  но  народ  Англии  не  желал  господства  испанцев.  Парламент
обратился к королеве с просьбой не выходить замуж за чужеземца, но все  было
напрасно.
   Я редко посещала Кейсман-корт, так как не хотела встречаться  с  Саймоном
Кейсманом, но матушка и близнецы постоянно навещали Аббатство.
   Питер и Пол, такие похожие, что их невозможно было различить, родились на
год позже Кэри, и все любили их.
   Однажды матушка спросила, не могут ли ее близнецы заниматься  с  теми  же
учителями, что и мои дочери, и я ответила согласием. Когда  Кейт  гостила  у
нас, к детям в скриптории присоединился Кэри. Мне было жаль, что ни одна  из
моих девочек не блистала в учебе. Они были смышлеными, но, к  сожалению,  не
слишком усидчивыми. Кэри тоже отличался больше в играх, чем на уроках. Самым
умным был Питер, хотя это поняли не сразу. Сначала способными считались  оба
близнеца, но потом выяснилось,  что  большую  часть  домашних  заданий  Пола
делает Питер и он же всегда  готов  подсказать  брату.  Пол  же  предпочитал
физические упражнения и игры на свежем воздухе, в которых мог соперничать  с
Кэри. Мне всегда казалось, что близнецам пополам достались способности одной
совершенной личности.
   Матушка души в них не  чаяла.  Их  отец,  несмотря  на  свою  жадность  и
неприятный характер, тоже любил своих сыновей.
   Я часто размышляла о том, как мы были бы счастливы, если бы  не  алчность
Саймона и непомерная гордыня Бруно. Если бы  Бруно  мог  стать  обыкновенным
мужем  и  отцом,  если  бы  Саймон  перестал  завидовать  другим,  если   бы
довольствовались тем, что у нас есть и радовались этому, все могло  бы  быть
иначе. Нашим семьям следовало крепко держаться друг за Друга и  пребывать  в
мире и согласии, ведь жизнь в Англии становилась все тревожнее и тревожнее.
   Моя простодушная матушка рассказывала, что происходит в Кейсман-корте,  и
меня беспокоило происходящее там.
   В разговорах о замужестве королевы она не скрывала своего возмущения, и я
сразу же поняла, что матушка надеется, что королева будет свергнута, а также
что Саймон Кейсман тоже рассчитывает на это.
   - Если мужем Марии будет король Филипп, - говорила мать, когда мы  вместе
сидели в саду, - то мы станем испанскими подданными! Разве  англичане  хотят
этого?
   - Я не сомневаюсь, - ответила я, - что, если  королева  выйдет  замуж  за
Филиппа Испанского, в брачном договоре будут условия,  препятствующие  тому,
чтобы Испания овладела нашей страной.
   - Ты забываешь, что муж всегда истинный хозяин в доме.
   Я улыбнулась.
   - Матушка, - ответила я, - не все женщины покорны своим мужьям.
   Моя мать была не совсем уверена в том, что я имею в виду, но продолжала:
   - В Англии будет инквизиция. Ты понимаешь, что это значит? Никто не будет
в безопасности. Любой может предстать перед трибуналом.  Ты  понимаешь,  что
такое жить в Испании под властью инквизиции?
   - Это ужасно. Как и любые несправедливые преследования.
   Матушка, разволновавшись, уронила рубашку, которую  вышивала  для  Питера
или Пола, и схватила меня за руку.
   - Моя  дорогая  Дамаск,  мы  должны  сделать  все,  чтобы  инквизиция  не
появилась на этих берегах.
   - Я уверена, что народ не потерпит ее здесь.
   - Если брак Марии и Филиппа состоится,  то  кто  может  предсказать,  как
развернутся события? Если мы станем испанской колонией, то в Англии появятся
люди с тисками для пальцев и другими орудиями пыток.
   - Они уже здесь, мама. Еще  до  того,  как  королева  надумала  выйти  за
иностранца, они были в нашей стране. Я каждый раз вздрагиваю, когда  прохожу
мимо Тауэра и думаю о его темницах  и  камерах  пыток,  в  которых  страдают
любимые сыновья и мужья. И женщины... Ты не забыла Анну Аскью?
   - Она была мученицей! Святой! - пылко произнесла матушка.
   - То же самое ты сказала бы, если бы  она  принадлежала  к  любой  другой
вере.
   Некоторое время матушка молчала, потом наклонилась ко мне.
   - Это правление долго не продлится, - промолвила она. - У меня  есть  все
основания считать так. Я беспокоюсь о тебе, Дамаск.., о тебе и о детях.
   - Мама, а я беспокоюсь о тебе и о близнецах.
   - Странно, что вера может стать причиной раздора. Не могу понять,  почему
люди не видят истинного пути, - вздохнула она.
   - Твоего пути, мама? Или, может быть, твоего мужа?
   - Правда в том, - сказала она, - что ты  подвергаешь  себя  опасности.  Я
предпочла бы, чтобы ты приняла нашу веру, Дамаск. Твой отчим тоже  хотел  бы
этого. Он всегда так тепло говорит о тебе.
   Я усмехнулась:
   - Что же, это и в самом деле весьма мило с его стороны, мама.
   - О, он добрый человек. Человек с твердыми устоями.
   "О, Боже, - подумала я, - разве ты не подозреваешь, что он погубил  моего
батюшку?"
   - Он считает, что ты в обиде на него за то, что  он  занял  место  твоего
отца.
   - Никто не может занять его место! - с негодованием воскликнула я.
   - Я имела в виду, дорогая,  из-за  того,  что  мы  поженились.  Некоторые
дочери таковы и сыновья тоже. Но ты должна помнить,  он  сделал  меня  очень
счастливой.
   Мне захотелось закричать: "Он просил меня выйти за него замуж. Он погубил
отца,  пытался  заключить  со  мной  гнусную  сделку.  Он   потребовал   мою
добродетель в обмен на безопасность моей семьи.  И  этого  человека  ты  так
почитаешь, мама!".
   Но, конечно, я промолчала,  лучше  пусть  матушка  остается  в  блаженном
неведении.
   - И подумай, Дамаск, - продолжала она, - подумай о том,  что  для  страны
будет означать брак Марии с  испанцем.  Королева  Джейн  все  еще  узница  в
Тауэре. Многие хотели бы вернуть ее на трон, а те, кто считает,  что  у  нее
нет законных прав на престол, говорят о принцессе Елизавете.
   - Но,  мама,  как  может  принцесса  претендовать  на  корону  при  живой
королеве?
   - Государь доказал, что его брак с матерью Марии был незаконным.
   - Он доказал это только себе, - сказала я. - К тому же, матушка, разве ты
не считаешь, что заботы по хозяйству, сад и  вышивание  гораздо  интереснее,
чем эти государственные дела?
   - Что же, - согласилась она, - пусть ими занимаются мужчины.
   - Тогда разве не лучше и небезопаснее для женщин делать то,  в  чем  они,
несомненно, преуспевают? Она улыбнулась и кивнула.
   - Все равно я беспокоюсь о тебе. Хорошо бы,  Бруно  купил  уютный  дом  в
сельской местности. Аббатство всегда подозрительно.., особенно когда...
   - Ах, мама, когда политика зависит от вопросов веры, то предатель вчера -
сегодня верный слуга трона. Поэтому лучше всем быть поосторожнее, и давай не
забывать - сегодня в опасности враги Рима, но завтра все может быть иначе.
   - Я надеюсь на завтрашний день, - улыбнувшись, промолвила мать.
   Неудивительно, что ее слова расстроили меня.
   В рубашке, с закатанными до локтей  рукавами,  Клемент  в  пекарне  месил
тесто. Казалось, что он ласкает его.
   Кэтрин наблюдала за ним,  сидя  на  высоком  табурете.  Ее  милое  личико
светилось от удовольствия Она всегда была  восторженной  девушкой,  хотя  ее
интерес к тому или иному предмету быстро угасал, пока она чем-то увлекалась.
Он был искренен. Хани была более постоянна в своих привязанностях.
   - Ну, продолжай же, Клемент, - просила Кэтрин Входя, я  слышала,  как  он
рассказывал:
   - Аббат позвал нас, и вот мы стояли вокруг ясель, а  в  них  лежал  живой
ребенок.
   Дочка повернулась, когда я вошла.
   - А вот и наша хозяйка, - сказал Клемент  -  Госпожа,  сегодня  я  пробую
положить в суп немного лопуха и лиловых орхидей. Они дают приятный вкус. Что
скажете на это?
   - Мама, - воскликнула Кэтрин, - ну что за  чудо  рассказал  мне  Клемент!
Просто чудо! Оно так похоже на Библейское сказание  о  Моисее  в  тростнике,
которое я так люблю, но теперь знаю другое...
   Я смотрела на оживленное личико Кэтрин и не знала, что ответить. Она была
так взволнована, что ее отец оказался кем-то вроде  святого  или  Мессии.  И
хотя я знала, что история Клемента далека от истины,  и  считала,  что  моей
дочери лучше знать правду, у меня не хватило духу сказать ей это.
   Если у Кэтрин возникал интерес к чему-либо, то она всегда  хотела  узнать
все сразу. О живущих в нашей округе людях она знала больше, чем  о  любом  в
нашем доме. Я поняла,  что  затруднительное  положение,  в  которое  попала,
возникло бы рано или поздно. Кэтрин должна была либо поверить в своего  отца
как в существо высшего порядка или  же  узнать  отвратительную  историю  его
рождения. В тот момент я скрепя сердце подумала, что  для  нее  будет  лучше
услышать легенду.
   Я обсудила с Клементом меню на день и сказала:
   - Пойдем, Кэтрин, скоро начнутся уроки, а я еще хочу,  чтобы  ты  нарвала
для меня цветы и составила букет.
   - Ах, мама, я ненавижу составлять букеты. Ты же знаешь,  что  я  не  умею
этого делать.
   - Тем больше оснований поучиться. Этот навык необходим для хозяйки.
   - Я не думаю, что стану ею. Я проведу здесь остаток  дней,  постригусь  в
монахини и, наверное, буду аббатиссой этого монастыря.
   - Мое дорогое  дитя,  по  приказу  короля  мужские  и  женские  монастыри
распущены.
   - Ах, но это же было так давно, мама. У нас теперь  новая  добродетельная
королева, и она, конечно, захочет восстановить их.
   - Ты еще ребенок, Кэт, - с тревогой сказала я. - Ради Бога, не впутывайся
в это.
   - Мамочка, не переживай! Я всегда подозревала, что ты немного неверующая.
- Она ласково поцеловала меня. - Но я все равно  очень  тебя  люблю.  Раньше
меня иногда  пугало...  Все  эти  люди,  похожие  на  монахов...  Я  боялась
подходить к старым зданиям. Ты помнишь, как я, бывало, прижималась  к  тебе?
Но я знала, ничто не причинит мне  зла,  пока  рядом  мама,  которая  всегда
оберегает меня.
   - Конечно, моя дорогая, я всегда позабочусь о тебе.
   - Я знаю это, моя драгоценная мамочка. Ты  такая,  какой  и  должна  быть
мать.  Отец  -  другой.  Он  осенен  свыше.  Клемент  рассказывал,  в  каком
запустении было Аббатство, когда они нашли Святое Дитя. Монахи даже не умели
ухаживать за ребенком, ведь  он  был  обычным  младенцем,  а  следовательно,
наполовину смертным.
   - Клемент слишком много болтает.
   - Но все это так интересно. Как много я бы хотела узнать об отце.
   - На некоторое время ограничься уроками,  -  сказала  я.  Она  засмеялась
звонким заразительным смехом, который я так любила.
   - Дорогая драгоценная мама, ты всегда так разумна.., ты  так  отличаешься
от... Неудивительно, что тетя Кейт посмеивается над тобой.
   - Вот как? Значит, я даю повод для веселья. Кэтрин чмокнула меня в кончик
носа.
   - Но это же прекрасно, мы все тебя очень любим. Ах, мама, что  бы  я  без
тебя делала?
   - Что же, - сказала я, очень довольная, - тогда у тебя, надеюсь, найдется
время собрать цветы и составить мне  букет,  прежде  чем  ты  отправишься  в
скрип-торий. И не опаздывай. Мне уже жаловались, что ты непунктуальна.
   Она убежала, а я смотрела ей вслед с любовью, которая  была  так  сильна,
что больше походила на боль.

***

   После этого случая  я  часто  находила  Кэтрин  в  пекарне,  где  Клемент
рассказывал ей о детстве Бруно. Она узнала о нем даже больше,  чем  я,  и  с
каждым днем восхищалась отцом все больше и больше. Бруно заметил это, и  его
отношение к  Кэтрин  стало  другим  -  наконец-то  он  обратил  внимание  на
собственную дочь.
   Однажды я подошла к классу и услышала, как ссорятся Хани и Кэтрин.
   - Тебя легко одурачить, Кэт. Ты всегда веришь в то, во что тебе  хотелось
бы верить. Так ты никогда не узнаешь правды. Я не верю во все эти чудеса.  Я
не люблю его. И никогда не любила... Посмотри,  как  он  жесток  к..,  нашей
матери.
   - Ты говоришь так потому, что он не отец тебе. Ты завидуешь,  -  выпалила
Кэтрин.
   - Завидую! Нет, я рада. Я  бы  предпочла,  чтобы  моим  отцом  был  любой
другой, но только не он. Я помедлила в дверях, не вошла и тихо удалилась.  Я
много думала об этом разговоре. Конечно, теперь, когда девочки подрастали, у
них появилось собственное мнение. Малютками я держала их подальше от  Бруно,
зная, что в его жизни нет места для маленьких детей, но мне хотелось  знать,
было бы все иначе, роди я сына.
   Я долго размышляла о том, какими  они  выросли  Кэтрин  скоро  исполнится
двенадцать, Хани - четырнадцать. Она развилась раньше большинства сверстниц.
В ней было что-то от чувственности Кезаи, которая передала ей свою красоту и
удивительные фиалкового цвета глаза.
   Но вызвать Хани на откровенность было не так легко, как Кэтрин.  Ту  было
видно насквозь, она могла смеяться и плакать одновременно.  Кэтрин  выражала
свои чувства объятиями и поцелуями. Она  могла  посмеяться  над  чьей-нибудь
неудачей и тут же раскаяться, увидев, что человек обиделся.  Как  отличалась
от нее Хани! Я знала, что должна быть особенно внимательна к ней,  и  всегда
прилагала максимум усилий, чтобы показать Хани, что  люблю  ее  так,  как  и
Кэтрин. Это радовало меня и в то же время немного тревожило. Она была  такой
необузданной и страстной!
   Сейчас меня беспокоило то, что по мере  того,  как  они  подрастали,  все
явственнее проявлялись их  характеры.  Казалось,  что  чем  больше  обожания
Кэтрин выказывала Бруно, тем больше неприязни проявляла  к  нему  Хани.  Они
были молоды, и ни одна из них не скрывала своих чувств.
   Я решила, что нужно поговорить об этом с Хани, и однажды утром  попросила
ее помочь мне собирать цветы. "Я становлюсь похожа  на  свою  матушку  из-за
своей привязанности к дому", - подумала я. Но домашние заботы не  обременяли
меня. Я рвала цветы и размышляла о том, что происходит при дворе, и как  это
отразится на нашей жизни.
   - Хани, - спросила я, - Кэтрин часто рассказывает тебе о своем отце?
   - Последнее время она ни о чем больше и не говорит. Иногда  мне  кажется,
что она просто не слишком умна.
   - Хани, дорогая, - ответила я,  и,  как  сказала  бы  Кэтрин,  мой  голос
прозвучал неестественно добродетельно, - разве это плохо, если дочь  обожает
отца?
   - Да, - ответила Хани, - если он не стоит обожания.
   - Мое дорогое дитя, ты  не  должна  говорить  так.  Это  неблагодарно  по
отношению к...
   - А почему я должна быть ему благодарна?
   - Ты всю жизнь прожила под его крышей.
   - Я считаю, что жила под твоей крышей. Он  не  хотел,  чтобы  я  росла  в
Аббатстве. Мне позволили остаться здесь только потому, что  ты  настояла  на
этом. Я все знаю. Я хожу в лес к своей прабабушке.
   - И она рассказала тебе об этом?
   - Она умная женщина, мама, правда, иногда говорит загадками. Мне хотелось
бы узнать, почему? Может быть, потому,  что  если  мудрецы  станут  говорить
понятно, мы будем знать так же много, как и они?
   - Может быть. Бабушка сказала, что мне нужно знать правду. Я  думаю,  что
моя жизнь была бы совершенно иной, если бы не ты.
   - Милая Хани, моя радость и утешение!
   - Я всегда старалась, чтобы это было так, - пылко ответила она.
   - Мое благословенное дитя, помни, что ты моя дочь.
   - Но приемная. Расскажи мне о моей матери.
   - Разве прабабушка не рассказывала тебе о ней?
   - Я хотела бы услышать это и от тебя, ведь все люди видят по-разному.
   - Твоя мать была веселая и красивая.., как ты.
   - Значит, я похожа на нее?
   - Нет, ты еще красивее.
   - Она не вышла замуж за моего отца.  Ведь  он  пришел,  чтобы  распустить
Аббатство. Каким он был?
   - Я видела его лишь мельком.
   - Но моя мать влюбилась в него, и родилась я.
   Я лишь кивнула, потому что не могла рассказать Хани ужасную правду.
   - Я сестра Бруно, - промолвила она. - Моя прабабушка  рассказала  мне  об
этом. Она сказала: "Вы оба мои правнуки". Когда я услышала об  этом,  то  не
поверила. Моя прабабушка говорит, что именно поэтому он меня и ненавидит. Он
предпочел бы не видеть меня.
   - Он не верит этому, потому что не может согласиться с тем, что твоя мать
была и его матерью.
   - Он  считает  себя  святым,  -  рассмеялась  Хани.  -  Но  разве  святые
беспокоятся из-за того, что думают о них люди?
   - Он считает, что на него возложена великая миссия. Он дал  приют  людям,
которые живут в Аббатстве.
   -  Он  никогда  ничего  не  дает  просто  так.  Моя  Хани  была   слишком
проницательной.
   - Это не увеличит моего уважения