вать мне волосы.
   - Я больше этого не выдержу, - сказала я. - Ему все хуже и хуже.
   - Это можно было предвидеть с самого начала, - ответил Чарльз.
   - Но неужели нельзя ничего изменить?
   - Мы делали все, что могли. У него нет явных физических нарушений,  у
него сильный организм.
   - Он не сможет вынести этих приступов боли.
   - Да, это ужасно. Я готов сделать все, чтобы помочь ему...
   - Я знаю, - сказала я, - знаю...
   - А вы знаете, что я люблю вас? - неожиданно выпалил он.
   Я умолкла в растерянности. Да, я догадывалась об этом.  Я  уже  давно
чувствовала это.
   Я произнесла, заикаясь:
   - Вы были так добры...
   - Ах, если бы я хоть что-то мог сделать...
   - Чарльз, вы так заботились о нем. Вы были  мне  поддержкой.  Но  как
долго все это будет продолжаться?
   Он помолчал и сказал:
   - Присядьте, пожалуйста. Сепфора, мы сейчас одни. Миссис Эллис ушла.
   Я почувствовала, как застучало мое  сердце.  Мне  признался  в  любви
человек,  которым  я  восхищалась  и  ставила   выше   других.   Радость
переполняла меня.
   Но мысль о том, что мой верный Жан-Луи совсем один, быстро  отрезвила
меня.
   - Мне надо идти. Дайте мне настойку, и я пойду, - попросила я.
   - Но прежде надо было  бы  поговорить,  -  ответил  Чарльз.  -  Зачем
закрывать глаза на то, что очевидно? Я люблю вас, а вы -  меня.  Уверен,
что это так.
   - Даже если это и так, мы не должны говорить об этом.
   - Почему? Ведь это правда.
   - А что мы можем сделать? Он сжал мою руку:
   - Мы можем быть вместе...
   - И сознавать, что кроме нас, есть еще один человек,  который  думает
обо мне....
   - И ждет... - добавил он.
   - Да, ждет.
   - Но наступит день, Сепфора, когда мы сможем быть вместе. Так будет.
   Я замолчала. Мне было невыносимо говорить о  Жан-Луи  и  о  том  дне,
когда его больше не станет. Мы говорили об этом так, будто ждали  такого
исхода.
   - Вряд ли когда-нибудь впредь я смогу почувствовать себя  счастливой.
Если Жан-Луи умрет, угрызения совести не позволят мне забыть его. Я была
неверна ему.
   - Все проходит, - сказал он.
   - Вы хотите сказать, что все забывается?
   - Нет, не это. Нам иногда удается забыть о своих прегрешениях,  но  в
какой-то момент они напоминают о себе, и тогда мы сознаем, как  они  нас
ранят.
   - Пожалуйста, дайте мне настойку, мне пора возвращаться домой.
   Он не двинулся с места.
   - Почему бы вам не задержаться у меня? Жан-Луи спит.  Он  не  узнает,
когда вы вернетесь. Побудьте со мной, Сепфора.
   Чарльз сделал попытку приблизиться ко мне, но я отстранилась от него.
Я испугалась, ибо вновь ощутила в себе то непреодолимое желание, которое
впервые познала, встретившись с Жераром  д'Обинье.  Я  боялась  потерять
контроль над собой.
   Наверно, трудно найти  двух  мужчин,  таких  несхожих,  как  Жерар  и
Чарльз; и, однако, тот и другой пробуждали во  мне  ту  жгучую  страсть,
которой я ни разу не  испытывала  по  отношению  к  Жан-Луи.  Жерар  был
человеком веселым и ветреным, он не относился к жизни  всерьез.  Чарльз,
напротив, казался мне человеком рассудительным и сдержанным; тем опаснее
было разбудить в нем ту же страсть.
   Мне следовало разобраться в себе. Я очень привязалась  к  Чарльзу.  Я
любила Жерара, но и Жан-Луи любила тоже. Мне оставалось только признать,
что я слишком легкомысленна, и постараться быть осторожной.
   - Мне хотелось поговорить с вами, - продолжил Чарльз. - Я еще никогда
ни к кому не питал такого чувства, которым проникся к вам. Я был  женат.
Вам, наверно, известно это?
   Я отрицательно покачала головой.
   - Я думал, может, Изабелла говорила вам...
   - Она много рассказывала о вас, но, похоже, о многом умалчивала.
   - Сепфора, я давно собирался объяснить  вам,  почему  у  меня  бывает
гнетущее состояние. Мне не избавиться от сознания  вины.  Что  бы  я  ни
делал, оно не покидает меня. Сепфора, я хочу, чтобы  вы  знали  обо  мне
все. Вы должны знать, кто я такой  на  самом  деле.  Я  не  хочу  ничего
скрывать от вас.
   Я села рядом с ним.
   - Это случилось давно, - начал Чарльз, - а если быть  точным,  десять
лет назад. Я был тогда молодым и честолюбивым.  Не  таким,  как  сейчас.
Вероятно, события изменяют нас больше, чем время. Я жил в центре Лондона
и занимался врачебной практикой. Моими пациентами были люди богатые, моя
репутация росла. И тут я встретил Доринду. Это случилось в театре.
   Она была заядлым театралом,  так  же,  как  я.  Я  постоянно  посещал
Хэймаркет, Друри-Лейн и Ковент-Гарден. Однажды я смотрел "Короля Лира" с
блистательным  Гарриком  в  главной  роли.  Во   время   перерыва   меня
познакомили с Дориндой. Она была очень красива, полна энергии и  задора.
Я сразу же был очарован ею. Она любила общаться  с  актерами  и,  как  я
узнал позже, помогала многим из них  деньгами.  Ее  мать  умерла  вскоре
после появления Доринды на свет. Отец обожал ее, и после его смерти  она
унаследовала огромное состояние.
   Можете представить, что случилось. Наверняка серьезный и честолюбивый
доктор казался ей чудаком. Она ведь проводила жизнь среди актеров и тех,
кто никогда не трудился, а лишь предавался удовольствиям. До сих пор  не
пойму, почему она приняла предложение выйти за меня замуж,  но  она  это
сделала. Думаю, это была одна из ее  экстравагантных  выходок.  Я  узнал
лишь после свадьбы, что моя  жена  -  одна  из  богатейших  наследниц  в
стране. Данное ей воспитание делало ее крайне не подходящей на роль жены
доктора. Она не могла понять  моего  желания  работать.  "В  работе  нет
никакой необходимости", - заявила она. Она никогда не думала о  деньгах,
так как для нее они были чем-то таким же доступным и  неиссякаемым,  как
воздух или вода. Что касается моей работы, то она сказала, что  все  мои
пациенты - симулянты: они притворяются больными, чтобы привлечь  к  себе
внимание других. Моя увлеченность работой раздражала ее.
   Через месяц с небольшим после женитьбы я понял, что совершил  большую
ошибку. Я привык по вечерам совершать долгие прогулки по бедным  районам
города. Так однажды я оказался в квартале Уайт Фрайер. Я уже рассказывал
вам об этом. Мне  расхотелось  служить  богатому  Лондону,  и  появилось
желание заняться чем-нибудь более достойным.
   Я попытался  поделиться  своими  размышлениями  с  Дориндой,  но  она
отнеслась  к  этому  скептически.  Я  начал  замечать  странности  в  ее
поведении. Однажды вечером мне пришлось идти для оказания помощи к одной
бедной женщине, работавшей служанкой в богатой семье.  Она  прислала  ко
мне мальчишку. Женщина страдала неизлечимой  болезнью,  и  я  так  долго
пробыл у нее, что  опоздал  на  спектакль,  на  который  мы  с  Дориндой
собирались пойти вместе.
   Доринда вернулась  домой  после  спектакля  в  дурном  настроении,  и
впервые в ней проявилась настоящая жестокость. Она грубо обругала меня и
бросила в меня статуэтку. Статуэтка попала в зеркало. И  до  сих  пор  у
меня в ушах слышится звон падающих на ковер осколков. Затем она схватила
нож для бумаги и пошла на меня. Я  не  боялся  оружия,  но  ее  безумный
взгляд испугал меня. Она могла убить меня. Но мне удалось отобрать у нее
нож. Неожиданно она как подкошенная осела на пол. Я прислонил ее к стене
и дал ей успокоительного.
   Меня все это так обеспокоило, что я поехал к  ее  кузену,  ближайшему
родственнику Доринды,  который  сказал  мне,  что  следует  быть  с  ней
осторожным. Он рассказал, что ее мать пришлось  упрятать  в  сумасшедший
дом. Ее бабушка совершила убийство. В крови ее  рода  существовал  вирус
безумия, который, судя по всему, передавался по наследству. Родственники
Доринды надеялись, что ее миновала эта участь, ибо склонность  к  потере
разума никак не проявлялась в  ней  лет  до  восемнадцати,  да  и  потом
припадки безумия случались не часто. Родственники  считали,  что,  выйдя
замуж, она со временем излечится.
   Я спросил ее кузена, почему никто не предупредил  меня  об  этом?  Он
молчал. Я думаю, они хотели, чтобы кто-то избавил их от  ответственности
за Доринду. Она владела богатым наследством, и родственники считали, что
это послужит компенсацией ее мужу.
   Можете представить мои чувства. Я только начал  осознавать,  что  моя
женитьба явилась большой ошибкой. И теперь я узнаю, что оказался женатым
на душевнобольной. Это было для меня настоящим ударом.
   - Вы - доктор, - сказал кузен. - Мы думали,  что  ваш  брак  -  самое
большое счастье, которое могло ей выпасть. Мы надеялись, что, оказавшись
под вашим присмотром, она излечится от болезни.
   Я не могу описать вам, в какой депрессии я тогда находился. Я казался
себе узником, до конца своей жизни прикованным  к  этой  женщине.  Затем
передо мной возникла ужасная дилемма. Доринда забеременела.  Я  не  спал
ночами, думая, что мне делать. Если Доринде суждено родить девочку, наша
дочка будет обречена на безумие, ведь ей не избежать наследственности.
   Я должен был прервать беременность Доринды, но  не  мог  решиться  на
это. В каком-то смысле это было бы убийством. Конечно, было  бы  намного
разумнее  совершить  это,  чем  позволить  появиться  на  свет  заведомо
обреченному  существу.  Я  знал,  что  в  моем  распоряжении  находились
необходимые средства. Известная доза определенного  снадобья  с  большой
вероятностью могла вызвать выкидыш.
   Я принял решение и прервал беременность, но  допустил  просчет,  ибо,
убив неродившееся дитя, я прервал жизнь Доринды.
   Я рассказал вам все, Сепфора.  Я  не  мог  позволить  родиться  этому
ребенку. Но имел ли я право отбирать у него жизнь? Я  думал  тогда,  что
поступаю самым разумным образом, ведь я  не  знал,  что  Доринде  нельзя
рожать детей. Поэтому убеждал себя, что, если бы дело  дошло  до  родов,
Доринда бы не выдержала. Не могу утверждать это наверняка. Все кончилось
тем, что умер и ребенок, и Доринда. Ее смерть вызвала скандал.
   - О, Чарльз! - воскликнула я. - Вам пришлось столько пережить! Но  вы
поступили разумно. Я уверена в правильности вашего решения.
   - Вы понимаете, моя покойная жена владела огромным наследством, и оно
перешло ко мне. Многие знали, что Доринда не совсем нормальна, но  никто
не подавал вида, все выражали соболезнования... Хотя ее смерть  оставила
в душе у многих мутный осадок. Женившись на Доринде,  я  превратился  из
трудяги-холостяка в настоящего богача. Я стал богатым вдовцом.
   Он замолчал. Я могла представить, сколько грязных слухов пришлось ему
претерпеть.
   -  Мои  близкие  друзья  знали,  что  деньги  никогда  чрезмерно   не
интересовали меня, тем более,  я  узнал  о  ее  богатстве  только  после
женитьбы. Но это не помешало  возникнуть  всяким  слухам.  Мне  угрожало
судебное расследование, но ее кузен не допустил этого. Его заботило лишь
одно:  как  бы  не  получил  огласки  тот  факт,  что  его  родственники
подвержены наследственному  умопомешательству.  Поэтому  он  принял  все
меры, чтобы замять скандал.  Можете  представить,  в  какое  невыносимое
положение  я  попал.  Случались  моменты,  когда  мне  хотелось,   чтобы
расследование все-таки началось. Я хотел признаться, что  пытался  убить
еще  не  рожденного  ребенка,  чтобы  не  обрекать  его  на   неизбежную
наследственную болезнь. Я не знал, что Доринда  не  способна  рожать.  Я
хотел строить оправдание на том утверждении, что, если  бы  ей  все-таки
пришлось рожать, она умерла бы.
   Я покинул Лондон,  а  на  деньги,  которые  мне  достались,  построил
больницу, которую и содержу теперь.
   - Рада, что вы мне это рассказали. Думаю, вы  напрасно  вините  себя.
Возможно, вы поступили единственно правильным образом.  Вы  должны  были
принять решение, и вы сделали это.
   - Я отнял у человеческого существа жизнь, - сказал Чарльз. -  Точнее,
у двоих.
   - Возможно, не следовало допускать, чтобы  тот  ребенок  появился  на
свет?
   - Кому судить об этом?
   - Однако случается поступать именно так...
   - Мне жаль тех, кому приходится идти на это, Жизнь священна, и не нам
решать, можно ли кого-либо лишать ее.
   - Но ведь мы уничтожаем вредных насекомых и животных. Это  ведь  тоже
жизнь.
   - Я говорю о человеческой жизни.
   - Мне кажется, вы поступили верно, - сказала я. - Вы не  преследовали
личной выгоды и не знали, что Доринда может умереть.  Вы  только  хотели
предотвратить  рождение  ребенка,   почти   наверняка   обреченного   на
слабоумие...
   - Это убийство.
   - Законом предписано лишать жизни людей, которые  представляют  собой
угрозу для общества. Вы поступили законно. Вы должны это понимать.
   - Я не смогу убедить себя в этом. Я могу только искупить  свой  грех,
стараясь забыть о нем.
   - Сколько жизней спасли вы в своей больнице? Чарльз улыбнулся:
   - Вы пытаетесь утешить меня. Я знал, что найду в вас  сострадание.  Я
постоянно думаю о вас и верю, что когда-нибудь...
   - Не надо об этом. - Я не дала ему договорить. - Я  не  позволю  себе
обмануть Жан-Луи.., во второй раз.
   И я рассказала Чарльзу о том, что когда-то у меня был любовник.
   Теперь настала очередь Чарльза утешать  меня.  Его  не  потрясла  моя
исповедь, он просто сказал:
   - Это вполне естественно. В ваших жилах течет горячая кровь. Думаете,
я не догадываюсь об этом? Вы просто дали выход своему темпераменту...
   - Но я обманула своего мужа.
   - А после этого вы полюбили его  еще  сильнее.  Вы  стали  еще  более
нежной и терпеливой  по  отношению  к  нему.  Жан-Луи  не  найти  лучшей
сиделки. Он знает это и благодарен вам.
   -  Вы  стараетесь  оправдать  меня,  -  сказала  я.  -  Разве  вы  не
догадываетесь, что Лотти не ребенок Жан-Луи?
   - Вы в этом уверены?
   - Настолько, насколько женщина может быть уверена в этом. Жан-Луи  не
способен иметь детей. Лотти - ребенок Жерара. Я не вынесу, если  Жан-Луи
узнает об этом. Он обожает и  гордится  Лотти.  Он  всегда  хотел  иметь
детей...
   Чарльз взял мои руки и поцеловал их.
   - Мы оба с вами небезгрешны. Не это ли влечет нас друг к  другу?  Ваш
грех обернулся счастьем для Жан-Луи.
   -  Я  уверена,  что  вы  поступили  правильно.  А  я   -   нет.   "Не
прелюбодействуй". Сколько  раз  я  писала  в  детстве  эту  заповедь  на
школьной доске и не имела понятия, что она означает. Для меня  это  была
просто седьмая заповедь.
   - ".., и не убий", - сказал Чарльз.
   - Чарльз, вы не совершали убийства, вы должны перестать  говорить  об
этом.
   - Как хорошо забыть о прошлом...
   - Вы считаете, что это возможно?
   - Да, - ответил он. - Я буду учить этому вас, а вы - меня.  Мы  нужны
друг другу, и наступит день, когда мы будем вместе.
   Чарльз крепко обнял меня, и я прижалась к нему. Мы  услышали  шаги  в
холле. Это вернулась домоправительница.

***

   Этого невозможно  было  избежать.  Мы  оба  знали.  Противиться  было
бесполезно. Нас отчаянно тянуло друг к другу, и мы  хотели  хотя  бы  на
короткий миг почувствовать себя счастливыми, уверенными в том, что можем
подарить друг другу радость.
   Необходимо было только дождаться возможности остаться  наедине,  и  я
знала, что такая возможность рано или поздно появится.
   Домоправительница   ушла   навестить   свою   сестру   и   собиралась
отсутствовать весь день. Чарльз не сказал мне об этом. Однако эти визиты
были регулярными,  примерно  раз  в  две  недели,  и  поэтому  неизбежно
случилось так, что мой очередной приход к нему  за  опием  совпал  с  ее
отсутствием.
   В доме было тихо, и я, как только вошла, сразу поняла, что мы одни.
   Чарльз встретил меня с восторженным и даже несколько  игривым  видом.
Казалось, все его заботы отошли на задний план. Я почувствовала, что  со
мной происходит то же самое. Где-то там, за стенами его  дома,  остались
мои  обязанности,  страхи,  печаль  и  та  ужасная  жалость,  которую  я
испытывала, сидя у постели мужа. Здесь, в этом небольшом доме,  я  могла
испытать радость.
   - Сепфора,  мы  не  можем  долго  сопротивляться,  тому,  что  должно
случиться, - сказал Чарльз. Я покачала головой:
   - Мне надо вернуться домой.
   Но Чарльз снял с меня накидку и прижал к себе.
   - Пусть это произойдет сейчас, - сказал он.
   - Но я должна идти, - повторила  я,  однако  это  прозвучало  не  так
уверенно.
   Я позволила ему увести меня наверх и раздеть. Мы отдались друг другу,
и я разделила с ним то жгучее желание, которое тщетно пыталась заглушить
в себе.
   Чарльз  оказался  нежным  и  страстным  любовником,  и  я  покорилась
неизбежному.
   Во второй раз я нарушила супружескую верность.
   Потом мы молча лежали рядом, и я мысленно  перенеслась  на  несколько
лет назад и вспомнила Жерара. Он был легкомысленным и стремился только к
удовольствию. Чарльз не позволил бы себе сблизиться со мной, если бы  не
питал ко мне глубоких чувств. Он был человеком серьезным.
   - Настанет день, когда нам не нужно будет ни от  кого  скрываться,  -
сказал Чарльз. - Не так ли?
   Он признался в том, что отношения между нами обрели новый  смысл.  Мы
ни словом  не  обмолвились  о  Жан-Луи,  ибо  только  его  смерть  могла
позволить нам стать мужем и женой. Но мы знали: то, что произошло  между
нами, связывало нас до конца наших дней.

***

   Теперь, когда мы стали любовниками, наше страстное  влечение  друг  к
другу воспылало жарким пламенем. Мы не ждали возможности быть вместе,  а
искали ее. Бывали дни, когда  его  домоправительница  уезжала  навестить
свою сестру. Но  мы  не  ограничивались  только  этой  возможностью  для
встреч. Мы встречались в лесу подальше от любопытных глаз. Мы лежали  на
траве и разговаривали, а иногда занимались любовью.
   Чарльз  заметно  изменился.  В  нем  появился  оптимизм   и   исчезла
меланхолия.  Он  стал  другим  человеком.  Я  задавалась  вопросом,   не
изменилась ли я сама?
   Встречаясь с Изабеллой, я стала замечать, что в  ее  взгляде  сквозит
любопытство.
   - Ты стала лучше выглядеть, Сепфора, - как-то сказала она. -  Я  рада
за тебя. В последнее время ты совсем было скуксилась.
   - Просто начинаю привыкать к своему положению, - ответила я, стараясь
держаться уверенно и спокойно.
   Я сознавала, что веду  себя  непорядочно.  Но  теперь  в  моей  жизни
появились мгновения счастья, хоть я и  расплачивалась  за  них  душевной
болью. Часто, сидя у постели Жан-Луи, я испытывала острое чувство греха.
Однажды муж открыл глаза и пристально посмотрел на меня.
   - Ты так добра ко мне, Сепфора,  -  наконец,  сказал  он,  -  в  тебе
столько терпения. А я, наверное, стал совсем несносным. Я постоянно  жду
приступа боли, которая, как зверь, готова прыгнуть на меня из засады. Но
достаточно мне увидеть тебя, и я чувствую  себя  таким  счастливым.  Как
хорошо, что у меня есть ты...
   - Ах, не надо, - сказала я, не сдержав слез. - То, что  я  делаю  для
тебя, мне в радость. Я хочу быть с тобой и сделать тебя счастливым...
   Жан-Луи закрыл глаза и улыбнулся, а я подумала про себя: "Ты - лгунья
и изменница!"
   Однажды, выходя из леса, мы столкнулись нос к носу  с  Эвелиной.  Она
появилась неожиданно в тот  момент,  когда  мы  отряхивали  прилипшие  к
одежде сухие листья и траву. Я содрогнулась от ужаса при  мысли  о  том,
что мы могли встретиться чуть раньше. Я заметила, что она пополнела.
   - Скоро здесь созреет много ежевики, - сказала она, обращаясь к  нам.
- Взгляните на эти кусты. Мы взглянули на кусты.
   - Прогуливаетесь по  лесу?  Я  -  тоже.  Прекрасное  время  года  для
прогулок, не правда ли?
   Было ли коварство в ее словах? Мне казалось, что она изменилась,  или
все же это была прежняя Эвелина?
   - А как ваш муж? - спросила она. Я ответила, что не могу похвастаться
улучшением его состояния. Если боли не беспокоят его четыре дня  подряд,
мы считаем, что это  уже  какое-то  улучшение.  Эвелина  кивнула.  Затем
неожиданно улыбнулась:
   - Как мило с вашей стороны, что вы устроили ту  вечеринку.  Всем  нам
она была так кстати... Между прочим, я снова жду...
   - Поздравляю, - сказала я.
   - Спасибо. Ну что ж, до  свидания,  доктор..,  до