строил из  этих  камней  себе  дворец.  Разве  не  чудесно
размышлять о том, что хотя все эти камни, весь этот мрамор свое отслужили  и
построившие Колизей давно умерли, все же  спустя  четыреста  лет  еще  можно
построить новые дома из того же самого материала?
   - Ну разве она не очаровательна, моя сестренка? - сказал Чезаре и стал ее
целовать.
   Некоторое время они скакали через развалины, затем повернули  лошадей  ко
дворцу Санта Мария в Портико.
   Чезаре сказал Фьяметте, что навестит ее сегодня же вечером,  и  пошел  во
дворец вместе с сестрой.
   - Ну, - начал он, когда они остались одни, -  ведь  когда  бы  Чезаре  ни
приходил к Лукреции, служанки знали, что он хочет остаться с ней наедине.  -
Теперь признайся, что ты немного шокирована.
   - Люди смотрели нам вслед, Чезаре.
   - А как тебе понравилась бедняжка Фьяметта?
   - Хорошая девушка. Она очень красива... Но она куртизанка, правда ведь? И
разве ей подобает прогуливаться вместе с нами по улицам?
   - Почему бы нет?
   - Хотя бы потому, что ты архиепископ. Чезаре с силой ударил себя  кулаком
по бедру с детства привычным жестом.
   - Именно потому, что  я  архиепископ,  я  еду  по  улицам  с  рыжеволосой
проституткой.
   - Наш отец говорит...
   - Я знаю, что говорит наш отец. Имей своих любовниц -  десять,  двадцать,
сто, если надо. Развлекайся, как хочешь.., наедине. А на людях  не  забывай,
никогда не забывай, что ты сын святой церкви. Клянусь всеми святыми,  что  я
избавлюсь от необходимости служить церкви, я стану вести себя так, что  отцу
придется освободить меня.
   - Но ты сделаешь его несчастным.
   - А как насчет того, что он сделал меня несчастным?
   - Это ведь для твоего продвижения.
   - Ты слушаешь его, а не меня. Я вижу это, сестренка.
   - О нет, Чезаре, нет. Если бы я знала, что могу тебе чем-то помочь, я  бы
охотно сделала для тебя все.
   - И все-таки ты печалишься об отце. Ты с  таким  сочувствием  произнесла:
"Его сделает это несчастным". И ни слова о том, как несчастлив я.
   - Я понимаю, что ты несчастлив, дорогой мой брат, и я сделаю все,  что  в
моих силах, чтобы положить конец этому несчастью.
   - Правда? Правда, Лукреция?
   - Все.., все возможное.
   Он обнял ее за плечи и улыбнулся, глядя на нее сверху вниз.
   - В один прекрасный день я могу попросить тебя выполнить свое обещание.
   - Я буду ждать. Я буду готова, Чезаре. Он горячо поцеловал сестру.
   - Ты успокаиваешь меня, - сказал он. - Разве ты  не  всегда  делала  это?
Любимая моя сестра, никого на земле я не люблю так, как люблю тебя.
   - И я люблю тебя, Чезаре. Разве  этого  недостаточно,  чтобы  чувствовать
себя счастливыми, несмотря на все испытания и трудности?
   - Нет, - крикнул он, глаза его пылали. - Я знаю, для  чего  я  рожден.  Я
должен быть королем. Завоевателем! Разве ты сомневаешься в этом?
   - Нет, не сомневаюсь. Я всегда вижу тебя королем и завоевателем.
   - Дорогая Лукреция, когда мы прогуливались вместе с Фьяметтой верхом,  ты
смотрела на развалины и размышляла о прошлом. В нашей истории  один  великий
человек. Он покорил многие страны. Он жил до того, как был построен Колизей,
он один из великих, чья родина - Рим. Ты понимаешь, о ком я говорю.
   - О Юлии Цезаре, - ответила девушка.
   - Великий римлянин, великий завоеватель. Я представляю  его  пересекающим
Рубикон, знающим, что вся Италия лежит перед ним. Это происходило  за  сорок
пять лет до рождения Христа, и с тех самых пор  нет  ни  одною  похожего  на
него. Ты знаешь, какой у него  был  девиз?  Aut  Caesar,  aut  nihil!.    Лукреция,  с
этого момента я принимаю этот девиз.  -  От  сознания  собственного  мнимого
величия у него горели глаза. Он был уверен в нем, заставляя поверить в  свое
величие и свою сестру. - И послушай, ведь не зря меня  назвали  Чезаре.  Был
только один великий Цезарь. Я стану следующим.
   - Конечно! - воскликнула Лукреция. - Я в этом уверена.  Пройдут  годы,  и
люди станут говорить о тебе, как сейчас говорят о великом  Юлии.  Ты  будешь
великим полководцем...
   Лицо его неузнаваемо изменилось.
   - А наш отец сделал меня священником!
   - Но ты ведь станешь папой римским, Чезаре. В  один  прекрасный  день  ты
станешь папой. Он в гневе топнул ногой.
   - Папа правит в тени, а король при свете дня. Не желаю быть  папой.  Хочу
быть королем. Я хочу объединить всю Италию под своими знаменами и править..,
сам. Это задача короля, а не папы.
   - Отец должен освободить тебя.
   - Он не согласится. Он отказывается. Я умолял  его.  Я  пытался  убедить.
Нет, он настаивает на своем решении  -  я  должен  посвятить  себя  служению
церкви. Один из нас должен быть священником. Джованни  в  Испании  со  своей
длиннолицей  кобылой.  У  Гоффредо  есть  его  неаполитанская   проститутка.
Лукреция, можно ли смириться с такой вопиющей несправедливостью? Мне хочется
совершить убийство, когда я начинаю об этом думать.
   - Убийство, Чезаре! Тебе хочется убить его! Чезаре  положил  руки  ей  на
плечи.
   - Да, - подтвердил он, лицо его исказила  гримаса  боли,  -  мне  хочется
убить.., даже его.
   - Нужно заставить его понять тебя. Он самый любящий отец на свете и, если
узнает о твоих чувствах.., о Чезаре, он поймет. Он подумает, что можно будет
сделать для тебя.
   - Я говорил ему о своих чувствах, пока  не  отчаялся.  У  него  пропадает
всякое желание обсуждать их. Никогда не встречал человека, который до  такой
степени стоит на своем. Он твердо решил, что я останусь служить церкви.
   - Чезаре, твои слова причиняют мне  боль.  Я  не  могу  чувствовать  себя
счастливой, пока в твоей голове таятся подобные мысли.
   - Ты слишком нежна, слишком добра. Тебе не следует быть такой, детка. Как
тебя использует наш жестокий мир, если ты останешься такой в будущем?
   - Я  не  думала,  как  меня  могут  использовать.  Я  думаю  о  том,  как
использовали тебя, брат мой, в этом мире. И я не могу выносить саму мысль  о
том, что между тобой и отцом установятся недобрые отношения. Чезаре,  о  мой
дорогой брат, ты говоришь об убийстве!
   Чезаре громко рассмеялся. Потом стал нежен.
   - Оставь свои страхи, детка. Я не убью его. Это было бы  безумство.  Ведь
от него зависит наше благосостояние.
   - Не забывай об этом, Чезаре. Не забывай.
   - Я бываю преисполнен ярости, но не глупости, - ответил он. - Я отомщу за
себя иначе. Наш отец настаивает на моем служении церкви, а я буду доказывать
ему, что совершенно не гожусь для этого. Именно  поэтому  я  показываюсь  на
улицах в обществе своей рыжеволосой куртизанки - в  надежде  заставить  отца
понять, что я не могу вести образ жизни, на котором он настаивает.
   - А что за слухи насчет твоей женитьбы на принцессе Арагонской?
   - Слухи, - ответил он уставшим голосом, - и ничего больше.
   - Но отец какое-то время, казалось, обдумывал эту возможность.
   - Это был дипломатический ход, детка. Неаполь предложил этот брак,  чтобы
встревожить мианских Сфорца, и наш отец решил одобрить его  по  политическим
мотивам.
   - Но он с таким радушием принял послов, и все знали, что  они  прибыли  к
нам, чтобы обсудить возможный брак между тобой и принцессой.
   - Дипломатия. Дипломатия! Не трать времени зря на мысли об этом. Как я. У
меня одна надежда - показать отцу, насколько я не  подхожу  церкви,  или  же
силой заставить  его  дать  мне  свободу.  Отец  намеревается  сделать  меня
кардиналом.
   - Кардиналом, Чезаре!  Это  и  есть  причина  твоего  гнева.  -  Лукреция
тряхнула головой. - Я вспоминаю тех, кто  приносит  подарки  мне  и  Джулии,
потому что надеются, что мы повлияем на отца, и  он  даст  им  кардинальские
шапки.  А  ты..,  тот,  на   которого   он   сам   хочет   возложить   ее..,
сопротивляешься. Как  непонятна  жизнь!  Чезаре  стоял,  сжимая  и  разжимая
кулаки.
   - Боюсь, что когда я окажусь в одеждах кардинала,  то  у  меня  не  будет
возможности изменить свою судьбу.
   - Чезаре, брат мой, ты добьешься своего.

***

   - Я решил, - сообщил папа, - что ты должен стать кардиналом.
   Чезаре хотел еще раз обсудить вопрос о своем будущем, поэтому он  настоял
на том, чтобы при разговоре с отцом присутствовала Лукреция: он  чувствовал,
что сестра должна смягчить отца.
   - Отец, я умоляю тебя разрешить мне оставить службу церкви, прежде чем ты
совершишь этот шаг.
   - Чезаре, ты что, глупец? Кто в Риме отказался бы от подобной чести?
   - Я не кто-то другой, я - это я. Я отказываюсь..,  от  этой  сомнительной
чести.
   - Ты  смог  сказать  это  перед  Всевышним!  Чезаре  нетерпеливо  тряхнул
головой:
   - Отец, ты знаешь, ведь правда,  что  когда  я  стану  кардиналом,  будет
намного труднее освободить меня от клятвы?
   - Сын мой, речь не идет о том, чтобы освободить  тебя  от  клятвы.  Давай
больше не касаться этого вопроса. Лукреция, любовь моя, принеси свою  лютню.
Мне хочется послушать, как ты поешь новую песенку Серафино.
   - Хорошо, отец.
   Но Чезаре не согласился слушать пение сестры, и хотя папа смотрел на сына
с мягким упреком в глазах, продолжил:
   - Ты не сможешь заставить меня стать кардиналом, отец, - сказал он,  и  в
его голосе слышалось торжество. - Я твой сын, но сын незаконный,  а  как  ты
знаешь,  ни   один   человек   не   может   приняв   этот   сан,   если   он
незаконнорожденный.
   Папа отмахнулся от этого довода,  словно  это  был  всего  незначительный
повод для недовольства.
   - Теперь я понимаю твое  нетерпение,  сын.  Именно  по  этой  причине  ты
упорствовал. Надо было высказать свои опасения раньше.
   - Отец, ты видишь, твое намерение невыполнимо.
   - Ты... Борджиа не может говорить о  невыполнимом!  Ерунда,  мой  дорогой
мальчик, все выполнимо. Небольшая сложность, полагаю; но  не  беспокойся,  я
обдумал и такую возможность.
   - Отец, я молю выслушать меня.
   - Я бы предпочел послушать пение Лукреции.
   - Ты выслушаешь меня, ты  выслушаешь!  -  пронзительно  закричал  Чезаре.
Лукреция задрожала от ужаса. Она слышала, что он кричал  так  и  раньше,  но
никогда он не вел себя подобным образом при отце.
   - Думаю, ты просто переутомился, - холодно сказал Александр. - Все  из-за
прогулок на солнце в компании, которая не подходит тебе.  Я  предлагаю  тебе
воздержаться от подобных поступков, уверяю тебя, твое недостойное поведение,
мой дорогой мальчик, крайне огорчает тех, кто любит  тебя,  но  еще  больший
вред оно может причинить тебе самому.
   Чезаре стоял, кусая губы, сжимая и разжимая кулаки.
   Был момент, когда Лукреция замерла от ужаса -  ей  показалось,  что  брат
сейчас  ударит  отца.  Папа  сидел,  снисходительно  улыбаясь,   отказываясь
признать, что это противоречие - главное между ними.
   Потом Чезаре, казалось, сумел  взять  себя  в  руки;  он  с  достоинством
поклонился и тихо сказал:
   - Отец, я всем своим существом хочу  избавиться  от  духовного  звания  -
Вопрос решен, сын мой, - мягко ответил Александр.
   Чезаре ушел, а Лукреция печально смотрела ему вслед.
   Потом, сидя на скамеечке у ног отца,  она  почувствовала,  как  его  рука
коснулась ее головы.
   - Начинай, дорогая, песню! Приятно послушать ее из твоих прекрасных уст.
   Она запела, а отец гладил ее по золотым волосам, оба на  время  забыли  о
неприятной сцене с Чезаре; и  дочь,  и  отец  считали,  что  очень  несложно
позабыть о чем-то, если находили это удобным.

***

   В личных апартаментах папы сидели кардиналы Паллавичини и Орсини.
   - Простое дело, - начал Александр, добродушно улыбаясь. - Я  уверен,  что
оно не представит для вас  никакой  сложности..,  небольшая  формальность  -
доказать, что юноша, известный под именем Борджиа, законнорожденный.
   Кардиналы не сумели скрыть своего изумления - ведь папа тем самым открыто
признавал Чезаре своим сыном.
   - Но, святой отец, это совершенно невозможно.
   - Как так? - спросил папа с вежливым удивлением.
   Орсини и Паллавичини переглянулись с недоумением.
   Потом заговорил Орсини:
   - Святой отец, если Чезаре Борджиа - ваш сын, как же он тогда может  быть
законнорожденным?
   Александр с улыбкой смотрел то на одного, то на другого, словно оба  были
маленькими детьми.
   - Чезаре Борджиа -  сын  Ваноцци  Катани,  римлянки.  Во  время  рождения
ребенка  она  была   замужней   женщиной.   Это   доказывает,   что   Чезаре
законнорожденный. Ведь если ребенок рожден в браке, он  -  законнорожденный,
разве не так?
   - Ваше святейшество, -  пробормотал  Паллавичини,  -  мы  не  знали,  что
госпожа была замужем  во  время  рождения  ребенка.  Все  считали,  что  она
вступила в брак после рождения дочери Лукреции, именно тогда она вышла замуж
за Джордже Кроче.
   - Верно, она стала женой Кроче после рождения Лукреции, но она и до  того
была замужем. Ее мужем был некий Доменико д'Ариньяно, чиновник.
   Кардиналы склонились перед папой:
   - В таком случае это означает, что  Чезаре  Борджиа  -  законнорожденный,
ваше святейшество.
   - Воистину так, - сказал Александр, улыбаясь. - Пусть будет издана булла,
в которой говорилось бы, кто его родители, и утверждалось  бы  его  законное
происхождение.
   Лицо  папы  выражало  сожаление;  ему  печально  было   отказываться   от
собственного  сына,  но  этим  поступком  он  помогал  осуществиться   своим
честолюбивым замыслам.
   - Поскольку я взял под свою опеку этого молодого человека, я разрешил ему
взять фамилию Борджиа, - добавил папа.
   - Мы немедленно исполним все ваши пожелания, пресвятой отец,  -  негромко
сказали кардиналы.
   А когда они удалились, папа сел писать еще одну буллу, в которой заявлял,
что законным отцом Чезаре Борджиа является он. Его угнетала мысль,  что  эта
булла должна оставаться секретной - на время.
   Чезаре гневно мерил шагами комнату Лукреции, тщетно старавшуюся успокоить
брата.
   - Мало ему того, - кричал Чезаре, - что он силой  заставил  меня  принять
сан, так теперь он хочет, чтобы  обо  мне  говорили  как  о  сыне  какого-то
Доминико д'Ариньяно.
   Кто хоть когда-либо слышал об этом Доменико д'Ариньяно?
   - Скоро услышат, - мягко проговорила Лукреция. - Теперь весь свет  узнает
о нем. Он может претендовать на славу только потому, что его  назвали  твоим
отцом.
   - Оскорбление за оскорблением! - кричал Чезаре. - Унижение за  унижением!
Сколько я должен терпеть?
   - Дорогой мой брат, нашему отцу ничего не нужно, только одно -  он  хочет
возвысить  тебя.  Он  считает,  что  ты  должен  стать  кардиналом,  и   это
единственный путь, который приведет к успеху.
   - Значит, он отказывается от меня!
   - Только на какое-то время.
   - Никогда не забуду, - выкрикнул Чезаре, ударив себя кулаком в  грудь,  -
что мой отец отказался от меня.
   Тем временем Александр созвал консисторий, на котором Чезаре должен  быть
объявлен законнорожденным.
   Он выбрал именно это время, потому что многие покинули Рим. Погода стояла
жаркая, город задыхался от зноя, поступали сообщения о  случаях  заболевания
чумой в разных кварталах города. Когда Риму стала угрожать эпидемия,  многие
старались отыскать предлог, чтобы удалиться в свои поместья и  виноградники.
Такое время и выбрал папа.
   Александр знал, что среди  кардиналов  много  противников  того,  что  он
осыпает милостями членов своей семьи и друзей. Вопросы,  которые  им  сейчас
предстояло обсудить, касались не только его сына, но  и  брата  возлюбленной
папы - хотя Александр давно обещал Джулии сделать ее  брата  кардиналом,  он
еще не выполнил обещания.
   На  консистории  присутствовало  всего  несколько  человек,   что   очень
понравилось папе.  Лучше  иметь  дело  с  несколькими  оппонентами,  чем  со
многими. Но собравшиеся терзались сомнениями, поскольку понимали,  что  папа
делает сейчас первый ход, и опасались того, что последует  далее.  Александр
вел слишком широкую политику непотизма, говорили кардиналы между собой.  Так
недолго и до того, что он сделает кардиналом человека  любого  звания,  если
тот будет угоден папе.
   Их подозрительность усилилась,  когда  Александр  потер  руки,  улыбнулся
самой милостивой улыбкой и заговорил:
   - Господа кардиналы, приготовьтесь. Сегодня мы выбираем новых кардиналов.
   Все сразу стало понятно. Чезаре объявили законнорожденным, чтобы он  смог
стать кардиналом.
   Среди собравшихся раздался шепот,  многие  устремили  взор  на  кардинала
Карафа, который  на  предыдущих  заседаниях  проявил  достаточную  смелость,
высказываясь против папы.
   - Ваше высокопреосвященство, - начал Карафа, - ваше святейшество  должным
образом рассмотрело вопрос о необходимости сделать подобные назначения?
   Снова добрая улыбка.
   - Этот вопрос находится полностью в моей компетенции.
   -  Ваше  святейшество,  -  раздался  чей-то  голос,  -  многие   из   нас
придерживаются мнения, что сейчас не время выбирать новых кардиналов.
   Улыбка сошла с лица Александра, и на мгновение собравшиеся в зале увидели
Александра таким, каким он был на самом деле.
   Карафа смело продолжал:
   - Дело в том, что мы  знаем  имена  некоторых  из  тех,  кого  вы  хотите
предложить, но не считаем их достойными кандидатурами и не хотим считать  их
своими коллегами.
   Это уже был прямой намек на репутацию Чезаре и напоминание о том, что его
видели в  городе  в  компании  с  куртизанкой  Фьяметтой.  Чезаре  умышленно
показывался с ней на людях, ожидая подобной сцены.
   Но для папы естественным было разгневаться не на сына, а на кардиналов.
   Казалось, он стал выше ростом. Кардиналы трепетали перед ним,  зная,  что
по Риму ходят легенды о его  силе,  необычайно  крепком  здоровье,  которыми
может обладать разве что сверхчеловек.
   Собравшиеся кардиналы  чувствовали,  что  это  может  оказаться  правдой,
поскольку сейчас папа стоял перед ними с искаженным от гнева лицом.
   - Вы должны помнить, кто такой папа Александр VI,  -  услышали  кардиналы
гневный голос. - И если вы станете упираться, я огорчу  всех  вас,  назначив
столько новых кардиналов, сколько захочу. Вам никогда не удастся убрать меня
из Рима, а если кто решит попробовать, то вскоре поймет,  каким  глупцом  он
был. Вы должны подумать о том, какую глупость можете совершить.
   Наступило недолгое молчание. Александр  сердито  смотрел  на  кардиналов.
Потом с достоинством сказал:
   - А теперь мы назовем новых кардиналов. И когда они увидели,  что  список
начинается  с  фамилии  Чезаре  Борджиа  и  Алессандро  Фарнезе  и  что  все
тринадцать кандидатур вполне заслуживают доверия служить папе,  они  поняли,
что ничего не отважатся сделать, а безропотно согласятся на  избрание  новых
кардиналов.
   Александр улыбнулся им, и на его лице  снова  появилось  благожелательное
выражение.

***

   После окончания консистория они обсудили сложившуюся ситуацию.
   Делла Ровере, всегда смотревший на  остальных  как  лидер,  выразил  свое
полное несогласие с папой, хотя в присутствии последнего  он  был  таким  же
послушным, как и другие.
   Асканио Сфорца, некогда враг делла Ровере, поддержал его. Сколько они еще
будут  терпеть  выходящую  за  всякие  рамки  политику  непотизма,   которой
придерживается  папа?  -  спрашивали  они  друг  друга.  Сделал   кардиналом
собственного сына, так мало того - делает и брата своей любовницы. Все вновь
выбранные - его люди, пешки. Скоро в его окружении едва  ли  останется  хоть
один человек, имеющий вес и способный возразить папе.
   А какую политику проводит Александр? Обогатить свою семью и своих друзей?
Похоже, что так.
   В городе ходили слухи, что  люди  стали  таинственно  умирать.  Репутация
Чезаре Борджиа становилась все хуже; теперь говорили, что его заинтересовали
яды и он принялся изучать искусство их создания; говорили, что у него  много
рецептов отравы, некогда полученных от испанских мавров. А от  кого  он  мог
почерпнуть все эти знания и сведения? Не от отца ли?
   - Остерегайтесь Борджиа! - эти слова все чаще стали слышаться  на  улицах
города.
   Александр знал о том, что происходит и, опасаясь  раскола,  действовал  с