лось, что несчастный  изо
всех сил старается перебороть  его.  Мы  едва  сделали  несколько  шагов  по
палубе, как снова  раздался  кашель.  На  этот  раз  сомнений  не  было:  он
доносился от одной из спасательных шлюпок. Стирлинг быстро вскочил в нее.
   - Здесь мальчик!
   И  я  увидела  голову,  грязную,  лохматую.  Испуганные  глаза   казались
огромными на побелевшем от страха лице.
   Стирлинг подхватил его и опустил на палубу. Несколько  секунд  мы  стояли
молча.
   - Пожалуйста, не говорите им, - захныкал мальчик.
   Когда он снова разразился этим ужасным кашлем, у  меня  уже  не  осталось
сомнений, что здоровье его в опасности.
   - Не бойся, все будет в порядке. Должно быть, я говорила очень  уверенно,
потому что он посмотрел на меня с доверием.
   - Ты ведь пробрался сюда зайцем? - спросила я как можно мягче.
   - Да, мисс.
   - И как долго ты здесь находишься?
   - С Лондона.
   - Маленький мошенник, - закричал Стирлинг, - ты понимаешь, что натворил?
   Мальчик в испуге прижался ко мне, и я почувствовала, что должна взять его
под свою защиту.
   - Он болен, - сказала я.
   - Так займитесь им.
   - Ты, верно, голоден, - сказала я мальчику. - И весь дрожишь. Тебе нельзя
здесь дальше прятаться.
   - Нет! - закричал он с таким отчаянием, что я подумала, уж не  собирается
ли он выпрыгнуть за борт. Мне стало очень жаль его.
   - Ты убежал из дому? - спросила я.
   - Разумеется, - вмешался Стирлинг.
   - У меня нет дома.
   - Твой отец...
   - У меня нет отца и нет матери, - сказал он, мое сердце дрогнуло. Разве я
сама не знала теперь, что это такое.
   - Как тебя зовут? - спросила я.
   - Джимми.
   - Хорошо, Джимми, -  заверила  я  его,  -  не  беспокойся  ни  о  чем.  Я
позабочусь о тебе.
   Стирлинг поднял брови, но я продолжала:
   - Ты сознаешься в том, что сделал, но я все улажу. А  теперь  тебе  нужны
горячая пища и постель. Кстати, что же ты ел все это время? Только  то,  что
удавалось украсть?
   Он кивнул.
   В этот момент на палубе появился один из  офицеров  и,  увидев  мальчика,
заспешил к нам. Узнав, что произошло, он сразу принял весьма суровый вид.  У
меня защемило сердце - такой затравленный взгляд  бросил  на  меня  мальчик,
когда его уводили.
   - Вы играете роль леди-благотворительницы, - сказал  Стирлинг.  -  Готовы
помочь каждому безбилетнику и даже наградить за грехи.
   - Этот бедный ребенок болен и голоден.
   - Естественно. А чего он ждал? Что его примут на  бор  г  как  пассажира?
Надо было подумать, прежде чем прятаться на корабле без билета.
   - Он не мог думать об этом. Он бежал от своей невыносимой  жизни,  мечтал
уплыть куда-нибудь, где светит солнце, чтобы начать все сначала.
   - Еще один мечтатель, как я погляжу.
   Это меня разозлило: он явно метил в моего отца. И я ответила твердо:
   - Не допущу, чтобы этот ребенок  страдал.  Как  они  накажут  его?  Очень
сурово?
   - Возможно, заставят работать на судне, а когда мы прибудем в  Австралию,
вышлют обратно в Англию, где он будет наказан.
   - Это жестоко.
   - Это справедливо.
   - Он слишком  молод.  К  тому  же  не  всем  дано  избегать  наказания...
Например, женясь на дочерях своих хозяев.
   Это было нечестно, но я не могла удержаться, чтобы не  отплатить  ему  за
нападки на своего отца Стирлинг только улыбнулся.
   - Люди должны быть умными, чтобы добиться лучшего в жизни.
   - Некоторым помогают в этом, - сказала я, - и я  тоже  постараюсь  помочь
бедному мальчику.
   - Конечно, ведь, хоть и опрометчиво, но вы уже дали слово.
   Он был прав. Я обязана сделать все, что в моих силах для Джимми.

***

   На судне только и говорили что о маленьком безбилетнике. Его поместили  в
лазарет, и в течение нескольких дней никто не мог поручиться, выживет ли  он
после перенесенных лишений. Днем, оказывался, мальчик прятался  в  одном  из
шкафов, где хранились лишние спасательные жилеты, а по ночам обшаривал судно
в поисках хоть какой-нибудь еды. Он почти умирал от  голода,  когда  мы  его
нашли. Сейчас, по крайней мере, за ним хорошо ухаживали, но он  был  слишком
слаб, чтобы задуматься о том, какие неприятности его ожидали. Однажды, когда
мы со Стирлингом сидели на палубе, я сказала ему:
   - Я хочу спасти этого мальчика. Ты должен помочь мне.
   - Я? Ко мне это не имеет никакого отношения.
   - Это имеет отношение ко мне, а я твоя сестра... Точнее,  твой  отец  мой
опекун. Полагаю, это что-нибудь да значит?
   - Только не то, что я буду участвовать в твоих сумасбродных затеях.
   - Ты мог бы оплатить его проезд, взять слугой, пока твой всемогущий  отец
не подыщет ему какую-нибудь подходящую работу. Ведь ты поможешь?
   - Не понимаю, почему ты в этом так уверена.
   - Потому что ты вовсе не такой жестокий, каким хочешь казаться.
   - Я просто практичный.
   - Конечно, потому-то ты и поможешь мальчику. Под) май,  он  будет  предан
тебе всю жизнь, а это уже не так мало.
   Стирлинг смеялся так, что даже не мог говорить. Мне было не  по  себе.  Я
очень волновалась за несчастного малыша, к которому,  похоже,  никто,  кроме
меня, не испытывал симпатии.
   - Мистер Мулленс утверждает, - сообщила мне вечером соседка по  каюте,  -
что никогда не слышал ни о чем подобном. Что мы соберем в Австралии половину
отребьев общества, если будем так поощрять каждого безбилетника.
   - Чем же мальчика поощряют? Только тем, что больного уложили в постель  и
лечат? А чего ожидал мистер Мулленс? Что  беднягу  на  канате  протащат  под
днищем судна? Или закуют в кандалы?
   Она вскинула голову. Не сомневаюсь, и она, и этот Мулленс осуждали меня.
   - Я слышала, мистер Херрик уже выручил мальчишку, - ухмыльнулась  девица.
- Этот сорванец будет теперь его слугой.
   - Слугой?? - вскричала я.
   - Разве он ничего не сказал вам? Мистер Херрик оплатил его проезд, и  наш
юный негодяй неожиданно превратился в честного мальчика.
   Какое счастье! Я помчалась к каюте Стерлинга и  постучала  в  дверь.  Мой
"брат" был один, я не могла удержаться, порывисто обняла его  и  поцеловала.
Смутившись, он высвободился из моих рук.
   - Ты это сделал, Стирлинг! - воскликнула я. - Ты это сделал!
   - О чем ты говоришь? - состроил он удивленный вид. - Ах, мальчик... Он  в
третьем классе. Конечно, жаль, но большего он не  заслуживает.  Билет  стоит
семнадцать гиней, но, естественно, столько не запросили, ведь он спал  не  в
каюте и не получал никакой еды. Доберется до Мельбурна...
   - А там ты подыщешь ему работу?
   - Он останется моим слугой, пока мы  не  подберем  ему  что-нибудь  более
подходящее.
   - О, Стирлинг! Это чудесно! У тебя, оказывается, есть сердце!
   - Только, пожалуйста, не взваливай на  меня  больше  такие  проблемы.  Ты
будешь горько разочарована, - притворился он равнодушным.
   Бедный маленький Джимми! Как он будет радоваться сегодня вечером!
   С этого дня мы со Стерлингом стали еще ближе.

***

   В остальном наше путешествие прошло без особых приключений, и через сорок
пять дней после его начала мы прибыли в Мельбурн.
   Были уже сумерки, когда мы сходили с судна.  Я  никогда  не  забуду,  как
стояла на пристани среди наших вещей, а рядом жался Джимми в своих лохмотьях
-  это  было  все  его  имущество.  Я,  как  могла,  успокоила  мальчика.  И
успокоилась сама.
   К нам подходила женщина, и я  мгновенно  поняла,  что  это  Аделаида,  та
самая, которая должна была встретить меня в Англии. Она была одета в простое
пальто и шляпку без отделки, подвязанную под подбородком лентой, потому  что
дул сильный ветер. Я была немного разочарована: она совсем  не  походила  на
дочь такого необычного человека, как Линкс. Скорее, простая,  уравновешенная
деревенская женщина. И, вглядевшись в ее лицо, я поняла - очень добрая.
   - Аделаида, это Нора, -  сказал  Стирлинг.  Она  взяла  меня  за  руку  и
спокойно поцеловала.
   - Добро пожаловать в Мельбурн, Нора.  Я  уверена,  что  путешествие  было
приятным.
   - Интересно, - откликнулся Стирлинг, - во всем-то ты уверена.
   - Мы остановимся в "Линксе", - продолжала она, - а завтра утром  за  нами
приедет экипаж Кобба.
   - "Линкс"? - переспросила я.
   - Это отель. Он принадлежит нашему отцу, - объяснила Аделаида. - Надеюсь,
вам там понравится. Здесь весь багаж? - тут ее глаза остановились на Джимми.
   - Он - часть багажа, - усмехнулся Стирлинг. Я нахмурилась, опасаясь,  как
бы Джимми не расстроился, услышав такой презрительный отзыв о себе,  но  тот
не обратил на это никакого внимания.
   - Мы подобрали его на судне, - продолжал Стирлинг. -  Нора  считает,  что
ему следует подыскать какую-нибудь работу.
   - Ты написал об этом отцу?
   - Нет, Нора сама все расскажет ему.
   Похоже, Аделаида была удивлена, но я сделала вид, что нисколько не  боюсь
предстоящего объяснения.
   - Нужно отослать все эти вещи в отель, - Аделаида повернулась ко  мне.  -
Мы живем в сорока милях от Мельбурна, но часто наведываемся в город. Мужчины
обычно едут  верхом,  ну  а  я  предпочитаю  экипажи  Кобба  -  они  у  него
Превосходные. Надеюсь, вы здесь хорошо устроитесь.
   - Спасибо. Я тоже надеюсь.
   - С ней будет все в порядке,  если  она  на  это  настроится,  -  заметил
Стирлинг. - "Очень своенравная особа.
   Я пошла вместе с Аделаидой  и  Стирлингом.  Джимми  последовал  за  нами.
Вокруг стояла страшная суматоха. Все эти повозки, запряженные  лошадьми  или
волами и груженные тюками шерсти, мясными тушами и другой поклажей.
   - Это очень оживленный город, - сказала Аделаида, - он  быстро  вырос  за
последние несколько лет. Золото сделало его богатым.
   - Золото! - выговорила я с горечью; она должна  была  догадаться,  что  я
подумала о своем отце.
   В самом деле, Аделаида  тут  же  постаралась  отвлечь  меня  от  грустных
мыслей.
   - Это хорошо, когда до города не слишком далеко,  -  сказала  она.  -  Не
чувствуешь себя отрезанной от всего мира. Вы  когда-нибудь  жили  в  большом
городе?
   - Да, и в деревне тоже. Но так одиноко, как там, где я провела  последний
год, мне не было нигде. Она кивнула.
   - Мы сделаем все, чтобы вам у нас было хорошо. А  вот  и  экипаж.  Я  дам
распоряжение Джону относительно багажа.
   - Джимми ему поможет, - сказал Стирлинг, - пусть отрабатывает свой хлеб.
   И вот я уже со Стирлингом и Аделаидой - моими новыми братом и  сестрой  -
въезжаю в Мельбурн. Рядом верхом ехали фонарщики и зажигали  уличные  фонари
своими факелами на длинных шестах.  Работая,  они  распевали  старые  песни,
которые я так часто слышала дома.  Вот  "Однажды  ранним  утром",  а  вот  и
"Прекрасная клубничка". Позади оставались тысячи миль,  но  мне  показалось,
что я не так уж далеко от Англии.
   Отель был полон скотоводов, съехавшихся издалека,  чтобы  договориться  о
продаже шерсти. Они громко обсуждали цены и  положение  на  рынке,  но  меня
больше заинтересовали другие мужчины  -  с  бронзовыми  лицами,  мозолистыми
руками и алчными глазами. Должно  быть,  это  искатели  золота.  "Они  хотят
потратить то немногое, что смогли добыть", - решила я. И не ошиблась.
   За обедом я сидела между Аделаидой и Стирлингом, который  рассказывал  об
этих одержимых и указывал на тех, кто уже поймал свою удачу, и тех, кто  еще
только на это надеялся.
   - А может, было бы лучше, если бы никто не нашел здесь золота, -  сказала
я.
   - Многие добропорядочные жители Мельбурна согласятся с тобой, -  допустил
Стирлинг. - Люди нередко бросают все  ради  золота,  а  потом  возвращаются,
быстро утратив всякие иллюзии. Они мечтали,  что  будут  попросту  подбирать
золотые самородки, а вместо этого с трудом намывают  лишь  несколько  гранов
золотой пыли.
   Я вздрогнула и подумала об отце. А вдруг он тоже приходил сюда и толковал
с теми же самыми людьми?
   - Их жизнь на приисках очень тяжела, - сказала Аделаида.
   - Но есть  и  такие,  кто  все-таки  находит  богатство,  -  напомнил  ей
Стирлинг.
   - Деньги - корень всех зол, - ответила Аделаида.
   - Вернее, любовь к ним, - поправил ее Стирлинг. - Но разве мы все  их  не
любим?
   - Некоторые хотят иметь  деньги,  чтобы  сделать  счастливыми  других,  -
возразила я.
   И он, и его сестра поняли, о ком я говорю. Аделаида, не  желая  причинять
мне боль, принялась рассказывать об их доме, построенном лет десять назад по
проекту самого Линкса.
   Я поинтересовалась, что буду делать там.
   - Линкс не терпит лентяев, - заметил Стирлинг.
   - Не называй его этим нелепым именем, - поправила Аделаида. - Я  уверена,
вы найдете для себя множество занятий.
   Затем Аделаида спросила меня об Англии, и я  рассказала  ей  о  Дейнсуорт
Хауз, о том, как из учениц превратилась в учительницу.
   - Должно быть, вы были там несчастливы, -  искренне  посочувствовала  она
мне.
   Так мы беседовали до конца обеда, а затем я вернулась в свою комнату.
   Но очень скоро  в  дверь  постучали,  и  вошла  Аделаида.  Она  выглядела
озабоченной.
   - Нет, нет. Ничего не случилось. Просто я подумала, что мне надо вас  кое
о чем предупредить. Возможно, вам многое покажется у нас странным...
   - Странные вещи происходят с того самого дня, как умер мой отец.
   - Это ужасно - потерять отца. Я знаю, что это такое.  Сама  осталась  без
матери, когда мне было восемь лет. Никогда не смогу этого забыть...
   Помолчав, она продолжала:
   - Не бойтесь моего отца.
   - Почему я должна его бояться?
   - Большинство людей его опасаются.
   - Возможно, потому, что они зависят от него. Они, но не я. Если ваш  отец
захочет избавиться от меня, я уйду.  Устроюсь  гувернанткой  в  какую-нибудь
семью, которая собирается переехать в Англию. А может быть...
   - Пожалуйста, не продолжайте, ведь вы  только  что  приехали  -  на  этом
настаивал и ваш отец.
   - Кажется, он попал под обаяние вашего.
   - Они сразу понравились друг другу, хотя оба очень разные, и быстро стали
лучшими друзьями. Ваш отец сумел увлечь моего так, как никому это прежде  не
удавалось. Мой отец часто говорил: "Теперь, когда с  нами  Том  Тамасин,  мы
станем богаче". Он верит в удачу так страстно, что она непременно придет.  А
потом ваш отец погиб, доставляя золото с шахты.
   - Значит, они все-таки нашли его.
   - Не так много, как им было нужно. Шахта пока не окупила расходов. Вообще
это странно. Во всем остальном мой  отец  преуспел.  Собственность,  которой
владела его жена, возросла в десять раз после того, как он взял дела в  свои
руки. Этот отель, который был захудалым постоялым двором, теперь процветает.
А сейчас отца просто обуяла жажда золота.
   - Разве он не богат?
   - Не так, как ему хотелось бы.
   - Я думала, он мудрец. Стирлинг говорит о нем  так,  словно  это  Сократ,
Платон и Юлий Цезарь в одном лице.
   - Стирлинг слишком много  болтает.  Мой  отец,  действительно,  необычный
человек. Он - властелин, центр  нашего  мира,  хоть  это  и  маленький  мир.
Примите его таким, и он будет вас уважать за это. Вы  не  совсем  похожи  на
своего отца. Вы горды, и не подчинитесь чьей-то воле. Это поможет вам здесь.
Надеюсь, вы сойдетесь и с Джессикой.
   - Джессика? Кто это?
   - Она рано осталась сиротой и с детства жила  вместе  с  моей  матерью  -
своей двоюродной сестрой. Когда мама умерла, Джессика едва не сошла  с  ума.
Мне пришлось ухаживать за ней, и это помогло справиться с собственным горем.
С ней бывает трудно, Джессика немного со странностями.
   - Она сумасшедшая?
   - Нет, просто слегка неуравновешенная. Иногда все в порядке целыми днями.
Тогда она помогает по дому, особенно на кухне. Она прекрасно готовит. У  нас
была очень хорошая повариха, а ее муж - вообще мастер на все руки. Но и  они
заразились золотой лихорадкой, все  бросили  и  ушли.  Бог  знает,  где  они
сейчас. Может быть, и жалеют о том, что потеряли, лежа на грубой подстилке в
палатке и вспоминая свои уютные постели в собственном домике.
   - Может быть, они нашли золото - Мы бы услышали об  этом.  Они  наверняка
вернутся, но отец не примет их обратно. Он очень разозлился, когда они ушли.
Это одна из причин, по которой я не смогла приехать в Англию Отец не захотел
оставаться на милость Джессики. Только не думайте, что у нас  нет  слуг.  Их
тьма, хотя таких, как Лэмбсы, ни одного Есть и аборигены, но  они  кочевники
по натуре и могут неожиданно сорваться с места. И еще - у нас вы никогда  не
почувствуете одиночества. С отцом работает множество людей,  взять  хотя  бы
Джэкоба Джаггера, управляющего поместьем, Уильяма Гарднера -  он  занимается
шахтой, Джека Белла - управляющего отелем Бывают у нас и другие.  Но,  вижу,
вы устали, отдыхайте. Завтра нам придется встать очень рано.
   Она подошла ко мне, словно хотела поцеловать,  и..,  в  последний  момент
передумала В этой семье не любили показывать свои чувства.  Но  Аделаида,  я
верила, принесет мне много добра в новой жизни.
   Утром  мы  разместились  в  экипаже,  вмещающем   девять   пассажиров   и
запряженном четверкой лошадей. Он был прочным, но легким, а тент, хоть и  не
совсем, но все-таки защищал нас от солнца и непогоды.
   Я уселась между Аделаидой и Стирлингом, и вскоре мы тронулись. Джек Белл,
которому меня представили перед отъездом, стоял в дверях и махал  нам  рукой
на прощанье. Этот высокий, худой человек  тоже  когда-то  искал  золото,  но
потерпел неудачу и теперь явно был рад своему  новому  положению  Он  слегка
заискивал перед Аделаидой и Стирлингом и не скрывал  своего  любопытства  по
отношению ко мне.
   При свете  дня  город  мне  очень  понравился  -  длинные  прямые  улицы,
маленькие вагончики, запряженные лошадьми, пышная зелень  парка.  Но  вскоре
все эго осталось позади.  Дорога  ухудшилась,  но  природа  -  природа  была
великолепна. Гиганты-эвкалипты устремлялись в небо,  равнодушные  ко  всему,
что оставалось там, далеко внизу. Стирлинг рассказал, что,  по  преданию,  в
эти деревья с призрачными кронами превращаются  души  разделенных  мужчин  и
женщин, оттого  их  стволы  такие  серовато-белые.  Аборигены  боятся  после
наступления темноты проходить мимо эвкалиптовой рощи, а не то  утром  в  ней
обнаружат еще одно дерево, в которое обратилась душа. Я была потрясена этими
величественными красавцами, которые возвышались здесь сотни, а то  и  больше
лет, возможно, еще до того, как капитан Кук заплыл в залив Ботани.
   Цвела австралийская акация, и ее перистые цветы, слегка колыхавшиеся  под
дуновением ветерка, наполняли воздух терпким ароматом. Заросли  древовидного
папоротника казались совсем карликовыми по сравнению с эвкалиптами -  солнце
касалось их своими золотыми  лучами.  Стайки  мелких  какаду,  когда  к  ним
приближался  экипаж,   взмывали   вверх   жемчужно-розовыми   облачками,   с
пронзительным свистом нас провожали розеллы. Мир был так красив, что я  даже
перестала тревожиться о будущем и просто наслаждалась чудесным утром.
   "Перевозочная компания Кобба" очень гордилась  тем,  что  меняла  лошадей
через каждые десять  миль,  это  обеспечивало  самое  быстрое  передвижение.
Однако дорога была скверной, и нас  буквально  засыпало  пылью.  Путешествие
казалось мне настоящим приключением, но, похоже, все остальные  отнеслись  к
нему совершенно спокойно. Мы проезжали через холмы и долины, через ручьи,  -
при этом вода захлестывала бока  экипажа,  -  через  каменистые  и  песчаные
пустоши, через глубокие  рытвины.  На  одной  из  них  наш  экипаж  едва  не
перевернулся. И все это время кучер разговаривал с лошадьми, обращаясь к ним
с самыми ласковыми словами,  вроде  "Поддай  быстрее,  Бесс,  дорогая!"  или
"Ровнее, Лютик, здесь леди!". Это был, несомненно,  веселый  человек.  Когда
однажды экипаж едва не перевернулся, он лишь расхохотался от всего сердца  в
то время, как мы с изумлением обнаружили, что все еще едем. Стирлинг в такие
моменты внимательно наблюдал за мной, словно пытался отыскать на  моем  лице
следы испуга, но я даже виду  не  подала,  что  эта  тряска  по  невероятным
дорогам Австралии хоть чем-то отличается от поездки в  комфортабельном  купе
поезда.