ая фигура, которая плыла в небе над головой Гэри.
     - Наши дети могут удивить нас, Дэниел, - сказал он, прерывая долгое молчание.
     Немного подумав, друг-робот повторил:
     - Дети... Ты имеешь в виду потомков тех, кто сослан на Терминус?
     Гэри кивнул.
     - Через пять веков плюс-минус несколько лет начиная с сегодняшнего дня они уже будут другими людьми - дотошными, привередливыми, гордыми как своей цивилизацией, так и своей индивидуальностью. Ты сможешь одурачить большинство роботов своим "человеком, который всегда прав", но я сомневаюсь, что многие члены Академии смирятся с этим.
     - Знаю, - откликнулся Дэниел, в голосе которого звучала боль. - Близорукие будут сопротивляться объединению в Гайю. Возникнет паника, возможно, даже насилие. Но на конечном итоге это не отразится.
     Гэри улыбнулся в ответ.
     - Дэниел, кажется, ты не совсем понимаешь. Тебе следует бояться не сопротивления. Наоборот, величайшей угрозой твоему плану станет некий странный способ его принятия.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Вот что. Почему ты так уверен, что все и вся ассимилирует именно твоя Гайя? Возможно, культура этой будущей Академии будет такой сильной, такой разнообразной и открытой, что они просто впитают твое нововведение, дадут Гайе права гражданства, а затем двинутся к еще более великим свершениям.
     Дэниел уставился на Гэри.
     - Я... не могу себе такого представить.
     - По этому закону развивалась жизнь с тех пор, как выбралась из воды на сушу. Простое становится частью сложного. При всей их силе и мощи Гайя - и Галаксия - простые существа. Возможно, их красота и сила станут частью чего-то большего. Более разнообразного и величественного, чем ты можешь себе представить.
     - Я не могу охватить этого. Это слишком рискованно. Где гарантия, что...
     Гэри засмеялся.
     - Ох, мой дорогой друг! Мы оба всегда были помешаны на предсказуемости. Но все же тебе следовало понять, что Вселенная - не наша собственность и что командовать ею мы не имеем права.
     Телесная слабость не помешала Гэри выпрямиться в подвесном кресле.
     - Вот что я скажу тебе, Дэниел... Давай заключим пари.
     - Пари? Гэри кивнул.
     - Если ты по-прежнему стоишь на своем и считаешь, что Гайя ассимилирует все и в конце концов станет огромной единой Галаксией, скажи мне вот что: сохранится ли потребность в книгах?
     - Конечно, нет. По определению все члены коллектива будут почти одновременно знать все то, что знают другие. Книги в любой форме являются средством обмена информацией между отдельными разумами.
     - Ага... И эта ассимиляция должна будет закончиться через шестьсот лет? В крайнем случае - через семьсот?
     - Допустим.
     - С другой стороны, предположим, что прав я. Представь себе, что моя Академия сильнее, мудрее и прочнее, чем твоя, Ванды и всех твоих роботов. Возможно, она разобьет тебя, Дэниел. Они могут решить отвергнуть внешнее влияние со стороны роботов, людей-менталиков и даже премудрого космического разума. А может, они примут Галаксию как чудесный дар, встроят ее в свою культуру и двинутся дальше. При этом людское разнообразие и индивидуализм сохранятся в той или иной форме. И тогда сохранится потребность в книгах! Возможно, даже в "Галактической Энциклопедии".
     - Но я думал, что "Энциклопедия" была только военной хитростью, чтобы основать Академию именно на Терминусе.
     Гэри помахал рукой.
     - Ничего подобного! Энциклопедии будут, хотя, возможно, не сразу. Но вопрос, который составляет предмет нашего пари, заключается вот в чем: будут ли существовать издания "Галактической Энциклопедии", выпушенные в свет через тысячу лет начиная с сегодняшнего дня?! Если твой план с Галаксией в ее простейшей форме окажется успешным, через тысячелетие не будет ни энциклопедий, ни книг вообще. Но если прав я, Дэниел, люди все еще будут создавать и публиковать своды знаний. Они смогут передавать с помощью ментальной энергии огромное количество мыслей и интимных переживаний - вроде того, как сейчас люди пользуются голопроекторами. Кто знает? И в то же время они будут сохранять индивидуальность и связываться друг с другом старомодными способами... Дэниел, если я прав, Энциклопедия будет процветать... вместе с нашими детьми... и моей первой любовью. Академией.
     Гэри Селдон замолчал, погрузился в раздумья, и Р. Дэниел Оливо не стал ему мешать.
     Скоро на осыпающийся холм из щебенки, оставшейся от прошлых человеческих цивилизаций, поднимется его внучка Ванда, заберет Гэри и полетит с ним на Трентор... где он, может быть, воссоединится с той, о которой так тосковал. Но в этот последний момент Селдон не мог отвести глаз от зрелища, раскинувшегося над его головой, - галактического ландшафта, на фоне которого пламенели его любимые уравнения. Он смотрел на испещренное радиацией небо и приветствовал хаос, своего давнего врага. "Наконец-то я узнал тебя, - думал он. - Ты тигр, который привык охотиться на нас. Ты - зимняя стужа. Ты - лютый голод... внезапное предательство... или болезнь, которая набрасывается без предупреждения и заставляет нас кричать: "Почему?" Ты - все проблемы, которые встают перед человечеством и которые человечество решает, с каждым триумфом становясь немного сильней и мудрей. Ты - испытание нашей уверенности в себе... нашей стойкости и умения преодолевать себя. Я был прав, сражаясь с тобой... и все же без твоего сопротивления человечество было бы ничем и никогда не узнало бы вкуса победы".
     Теперь Селдон понимал, что хаос был той почвой, из которой вышли его уравнения. Так же, как и сама жизнь. Возмущаться не имело смысла. Скоро его молекулы присоединятся к хаосу и примут участие в его вечном танце.
     Но там, наверху, среди звезд, еще жила мечта всей его жизни.
     "Мы узнаем. Мы поймем и преодолеем все преграды, которые держали нас в тюрьме.
     И в свое время станем более великими, чем могли себе представить".

Уведомление

     Среди "специалистов по Азимову", чьими мудрыми советами мы пользовались, были профессор Дональд Кингсбери, Джеймс Ганн, Джозеф Миллер, Дженнифер Брел, Атилла Торкош, Алехандро Риверо и Уэй-Хва Хуан. Ценные замечания сделали Стивен Джонс, Марк Розенфельдер, Стейнн Сигурдссон, Джой Крисп, Рубен Краснопольский, Г.Свенсон, Сиан Хуан, Фредди Хансен, Майкл Уэстовер, Кристиан Райхардт, Мелвин Леок, Дж.В.Пост, Бенджамен Фримен, Скотт Мартин, Роберт Харт, Анита Голд, Джозеф Кук, Альберто Монтейро, Р.Сейрс, Н.Кноуф, А.Файкин, Майкл Хохберг, Адам Блейк, Джимми Фанг и Дженни Айве. Сара Швейгер и Боб Швейгер были внимательными и добросовестными редакторами. Кроме того, я признателен Джанет Азимов, Джону Дугласу, Джону Вичинанзе и особенно Черил Брайхем, искусному корректору, позволившему избежать множества опечаток, руки которой заменяли мои в минуты кризисов и которая поддерживала во мне жизнь, когда я чувствовал себя беспомощным роботом.
     Цитата, касающаяся "Евангелия Единообразия", приведенная в части 6, заимствована из книги Альфреда Норта Уайтхеда "Наука и современный мир" (1925).

Послесловие

     Нелегко писать о Вселенной, которая придумана другим (в данном случае блестящим) писателем. Особенно если этого писателя, увы, больше нет на свете и с ним нельзя посоветоваться ни с помощью письма, ни по телефону, ни сидя за кружкой пива. Приходится изучать его книги, чтобы придумать новый эпизод, написанный в том же ключе, что и сам роман, и добавлять свежие мысли, которые могли бы доставить удовольствие ему, если бы он мог их прочитать. В данном случае все три автора "Второй Академии" - Грег Вир, Грегори Бенфорд и я - считали себя обязанными следовать логике Вселенной, придуманной Айзеком Азимовым, и добавить ключевой элемент хаоса - страшной душевной болезни, поразившей все человечество. Айзек оставил много намеков для данной книги, что позволило нам сохранить единство с его более ранними работами. Более того, хаос объясняет наиболее характерную черту его истории будущего - амнезию, которая поражает квадриллионы людей в сотнях поколений.
     Я мог бы многое рассказать о причинах, которые заставили меня написать эту книгу так, как я ее написал, но удержусь от дальнейших комментариев, ограничившись только одним: я не считаю историю Гэри Селдона законченной! Как обычно делал сам Айзек, я оставил в "Триумфе Академии" намеки, которыми в один прекрасный день при желании могут воспользоваться другие. Больше всего таких намеков содержалось в двух нарочито туманных страницах, которые я подумывал включить в эпилог данной книги. Но по зрелом размышлении я не стал мутить воду и решил при случае вставить их куда-нибудь еще, поскольку они не имеют прямого отношения к "Триумфу Академии", а представляют собой перечисление событии, которые произошли позже.
     Включение шуточного эпиграфа про "бесконечную застольную беседу о судьбе человечества" вызвано тем, что мы действительно собираемся сунуть нос в будущее. Изучать его с помощью экспериментов и фантазии. Обнаруживать ошибки, чтобы избегать их. И раскрывать возможности, которыми смогут даром воспользоваться наши внуки.