е сознание -- то, что есть Дом  -- никогда полностью не
воссоздастся, -- сказал Тревиз.
 -- Конечно,  нет.  Да и  не  все  ли равно?  Я  буду частью Геи, а  это
главное. Среди нас есть мистики, размышляющие,  не должны ли мы принять меры
к развитию групповой памяти прошлых существований, но  ощущения Геи  таковы,
что этого практически нельзя сделать,  да и пользы это не принесет. Это лишь
замутит теперешнее сознание. Конечно,  если  изменятся условия, ощущение Геи
изменятся тоже, но я не предвижу такой возможности в обозримом будущем.
 --  Почему вы должны умереть,  Дом?--  спросил  Тревиз.  --  Посмотрите
только, какой вы в ваши девяносто лет. Не могло бы групповое сознание...
 В первый раз Дом нахмурился.
 --  Никогда.   Я  не  могу  пожертвовать  столь  многим.  Каждая  новая
индивидуальность перегруппировывает молекулы по-новому. Новые таланты, новые
способности, новые пожертвования Гее. Мы должны иметь их, а для этого только
один  путь.  Я сделал больше,  чем большинство  других, но  даже у меня есть
граница, и она  приближается. После этого  времени уже  все равно, жить  или
умереть.  Желания  жить не будет.  -- И тут, как  бы заметив, что уже настал
вечер,  он  встал, протянув  руки к  гостям. --  Трев  и Пил, позвольте  мне
проводить  вас в мою студию, я  покажу вам  кое-что  из  моей коллекции.  Не
осуждайте старика за это маленькое тщеславие.
 Он повел их в другую комнату, где на круглом столе лежали темные линзы,
сложенные парами.
 -- Это, -- объяснил  Дом, --  соучастники,  которых  я  придумал. Я  не
мастер, но я  специалист  по  неорганике,  с которой  некоторые мастера не в
ладах.
 -- Могу я взять одну в руки? Они хрупкие?
 -- Нет, нет.  Можете бросить их  на  пол, если хотите.  Впрочем,  может
быть, лучше не надо. Сотрясение чего доброго испортит резкость видимости.
 -- Как ими пользуются?
 --  Приложите  их  к  глазам,  они закрепятся.  Они  не  то,  чтобы  не
пропускают свет, как раз  наоборот, затемняют его, чтобы тот не отвлекал вас
через  глазной нерв. Главное,  ваше  сознание становится  резче  и позволяет
присутствовать в других планах  Геи. Иными словами, если вы смотрите на  эту
стену, то видите, какой она кажется себе.
 -- Чудеса!-- пробормотал Пилорат. -- Можно попробовать?
 --  Конечно,  Пил.  Можете  взять  любую  пару  наугад.  У  всех разная
конструкция,  чтобы показать  стену  или  любой  неодушевленный предмет,  на
который вы смотрите, в различных аспектах его собственного сознания.
 Пилорат  приложил к  глазам  пару  линз, и они  сразу же  прилипли.  Он
поморгал и надолго застыл в неподвижности.
 -- Когда закончите,  -- сказал Дом,  -- приложите руки  к краям линз  и
прижмите друг к другу. Они сразу снимутся.
 Пилорат так и сделал, поморгал глазами и протер их.
 -- Что вы видели?-- спросил Дом.
 -- Трудно описать. Стена, казалось, мерцала и сверкала, а временами как
бы текла. Вроде бы рябила и изменяла симметричность. Я...  простите, Дом, не
нахожу это привлекательным.
 Дом вздохнул.
 -- Вы не составляете часть Геи, поэтому вы  и не видите того, что видим
мы. Я опасался этого. Очень жаль! Уверяю вас, эти соучастники
 не  только  радуют  глаз своей  эстетической  ценностью,  они  имеют  и
практическое значение. Счастливая стена -- это полезная стена.
 -- Счастливая?-- спросил Тревиз, слегка улыбаясь.
 -- Туманное ощущение, которое испытывает стена, аналогично тому, что мы
называем счастьем. Стена  счастлива, когда она  хорошо  спланирована,  когда
твердо  стоит на фундаменте, когда ее части симметрично сбалансированы и  не
вызывают  неприятного  стресса.  Хороший  дизайн  вырабатывается  на  основе
математических  принципов механики,  но  использование  точных  соучастников
может настроить его  до атомных измерений. Ни один скульптор на Гее не может
создать  первоклассные работы  без  хороших соучастников,  а  те,  которые я
произвожу для этого  частного  случая,  считаются  --  скажу  не хвалясь  --
превосходными.
 Одушевление  соучастники - они не  по моему  профилю  --  дают нам,  по
аналогии, точное восприятие экологического баланса.  Экологический баланс на
Гее прост, как и в других мирах, но здесь мы, по крайней мере, имеем надежду
сделать его более сложным, и это безмерно обогатит общее сознание.
 Тревиз поднял руку, чтобы опередить слова Пилората, и спросил:
 --  Откуда   вы  знаете,  что   планета  может  вынести  более  сложный
экологический баланс, если у всех остальных он простой?
 -- Ах, -- воскликнул  Дом, и глаза  его  заблестели,  --  вы проверяете
старика?  Вы  знаете  так  же хорошо как и  я, что первый  дом человечества,
Земля, имела невероятно сложный экологический  баланс. Простой баланс только
у вторичных миров, ответвленных.
 Пилорат не смог молчать.
 -- Но именно этой проблемой я  и  занимаюсь  всю  жизнь. Почему  только
Земля  имела сложную экологию? Что отличало ее от других? Почему  миллионы и
миллионы других миров Галактики, способных носить  жизнь, развили  ничем  не
примечательную растительность и мелкие неразумные формы жизни?
 -- У нас есть про это легенда, -- сказал Дом,  --  вернее,  сказка.  Я"
отнюдь не поручусь за ее достоверность. Вообще-то звучит она, как вымысел.
 В эту минуту в комнату вошла Блис, которая не присутствовала на  обеде,
и улыбнулась Пилорату. На ней была серебристая, весьма прозрачная блузка.
 Пилорат тут же вскочил.
 -- Я думал, что вы нас покинули.
 --  Вовсе  нет.   Я  рапортовала  о  проделанной  работе.  Могу  теперь
присоединиться к вам, Дом?
 Дом тоже встал, но Тревиз остался сидеть.
 -- Вы всегда желанны здесь, и радуете глаза старика, -- сказал Дом.
 -- Для вашего удовольствия я и надела эту блузу. Пил выше таких  вещей,
а Треву они просто не нравятся.
 -- Если вы думаете, что я выше таких вещей, Блис, -- сказал Пилорат, --
я когда-нибудь удивлю вас.
 --  Наверное, это  будет очаровательно, -- сказала  Блис  и села. ' Оба
мужчины тоже сели.
 --  Я собирался рассказать нашим гостям повесть  о  Вечности, -- сказал
Дом.  --  Чтобы понять ее, вы сначала  должны понять, что может существовать
множество вселенных  -- в  сущности,  бесконечное  множество. Каждое простое
событие может случиться или не случиться,  может произойти таким образом или
другим, и каждая из огромного числа альтернатив в результате  даст в будущем
курс  событий, которые  будут  отличаться, по  крайней  мере,  на  несколько
порядков. Блис могла
 не придти именно сейчас, она могла придти чуть  раньше, могла -- позже,
она  могла  быть в  другой блузке, даже в этой блузке она могла не улыбаться
старикам,  как она это делает по доброте сердечной. В каждом из этих случаев
-- или в каждом из  очень большого числа других событий -- мироздание пойдет
в  дальнейшем  по  различным  траекториям  для  всех вариантов  всех  других
событий, вплоть до самых мелких.
 Тревиз беспокойно завертелся.
 --  Я думаю, что это -- общая теория квантовой  механики,  в  сущности,
очень древняя.
 -- A, вы  слышали о  ней!  Но  давайте  продолжим...  Представьте,  что
человеческое  существо  имеет возможность заблокировать  все это бесконечное
число вселенных,  шагать по своей воле  с  одной на  другую и  выбирать  ту,
которую он сделает "реальной", что бы это ни означало в данном случае.
 Тревиз заметил:
 -- Я слушаю вас и даже представляю концепцию, которую вы описываете, но
не могу поверить, что нечто подобное когда-нибудь может случиться.
 -- Я тоже, в  целом, -- согласился Дом, -- поэтому я  и сказал, что все
это похоже  на сказку.  Однако сказка утверждает, что  были  такие,  кто мог
проходить сквозь время и изучать бесконечные  нити потенциальной реальности.
Эти  люди  назывались Вечными, и, когда они были вне времени,  они говорили,
что были в Вечности.
 Их   задачей   было   выбирать  реальность,   более   всего  подходящую
человечеству.  Они  бесконечное  число  раз  меняли  выбор,  поэтому  сказка
насыщена  деталями.  Должен сказать,  что она написана в эпической  форме  и
необычайно  многословна.  Как  там  сказано,  в  конечном  счете  они  нашли
вселенную, в которой Земля была единственной планетой во всей Галактике, где
можно  было найти  сложную  экологическую систему  и развитую разумную форму
жизни,  способную разработать высокую технологию. Это,  по  их  мнению, была
самая  безопасная для  человечества ситуация. Они  заблокировали такую  нить
событий  и  на  этом  прекратили  действия.  Теперь  мы  живем в  Галактике,
населенной  лишь  человеческими  существами  и,  в  более   широком  смысле,
растениями, животными и микроорганизмами, которых люди, вольно или невольно,
привезли с собой, и которые, как правило, подавили местную жизнь.
 Где-то в туманной дали множества вероятностей есть другие реальности, в
которых  Галактика  населена многими  разумами -- но они  недостижимы. Мы  в
нашей реальности --  одиноки. Из каждого действия, каждого  события  в нашей
реальности  выходят  новые  ветви, и  в каждом отдельном случае  только одна
является   продолжением   реальности,  так  что  есть  громадное  количество
потенциальных вселенных  -- может, и  бесконечное -- происшедших от нас,  но
все  они  предположительно  похожи  на  нашу  Галактику  с одним  разумом --
Галактику, в которой мы живем.  Я  должен был бы  сказать -- все они сходны,
кроме  малого  процента исчезнувших, потому что опасно  поправлять что-либо,
когда возможности приближаются к  бесконечности. --  Он  остановился, слегка
пожал  плечами и добавил:  -- Вот  такая  повесть. Она  написана  задолго до
основания Геи. И я не ручаюсь за ее достоверность.
 Трое других  внимательно  слушали.  Блис  кивала головой,  как если  бы
слышала эту историю раньше и теперь проверяла точность рассказа.
 Пилорат реагировал молчанием  растянувшимся, на добрую половину минуты,
а затем поднял кулак и ударил им по ручке кресла.
 -- Нет, -- воскликнул он, задыхаясь, -- это еще ничего  не значит.  Нет
возможности доказать истинность повести наблюдением или рассуждением, потому
что  это не вся  теория, а только часть ее... Допустим, что  все это правда.
Вселенная,  в которой мы живем, все  еще та,  где существует  Земля,  богата
жизнью и разумными видами, так что  в этой вселенной -- единственная она или
не  единственная --  должно быть что-то уникальное. И мне  очень хотелось бы
знать, в чем именно заключается эта уникальность.
 Последовало молчание. Затем Тревиз зашевелился и покачал головой.
 --  Нет, Янов, так не выйдет.  Давайте, скажем, один  шанс  на биллионы
биллионов,  что  из  миллиарда обитаемых планет Галактики  только  Земле  по
чистой случайности  удалось  развить сложную  экологию и, в  конечном счете,
разум.  Таким  образом, мы живем во  вселенной,  где Земля  --  единственная
планета --  и которую  естественно  из биллионов биллионов  различных  нитей
потенциальной  реальности  выбрала   Вечность.   Полагаю,  --  продолжал  он
задумчиво, -- что есть реальности, где разумная жизнь развилась на  Гее, или
на Сейшл, или только  на  Терминусе. И  во всех этих  случаях есть небольшой
процент реальностей исчезнувших  из общего числа, в  которых Галактика имеет
не один вид разума. Я полагаю, что если бы Вечные смотрели достаточно долго,
они обнаружили бы  потенциальные ветви реальности, где  каждая пригодная для
обитания планета развила бы разумные виды.
 Пилорат уточнил:
 -- Может быть, вы также  не согласны,  что была найдена реальность, где
Земля по каким-то  причинам не похожа на Землю в других ветвях, но  каким-то
образом  приспособлена  для  развития разума? В  сущности, вы  можете  пойти
дальше  и сказать, что  в  найденной реальности вся Галактика была не такой,
как в  других ветвях,  но именно  в том состоянии, что разум  мог  развиться
только на Земле.
 -- Можно думать и так, -- согласился Тревиз, -- но я бы считал, что моя
версия имеет больше смысла.
 -- Это, конечно, чисто субъективное решение, -- с жаром начал  Пилорат,
но Дом прервал его, сказав:
 -- Это четкая логика,  но давайте не будем портить предположениями  мой
приятный свободный вечер.
 Пилорат постарался остыть, улыбнулся и сказал:
 -- Как пожелаете, Дом.
 Тревиз, бросив взгляд на Блис, которая с притворной скромностью сложила
руки на коленях, произнес:
 --  А как образовался этот мир, Дом? Я говорю про Гею,  с  ее групповым
сознанием.
 Седая голова Дома  откинулась  назад,  он громко рассмеялся, и его лицо
покрылось морщинами.
 -- Опять  же сказки!  Я думал над этим  иногда,  когда  читал  записи о
человеческой истории. Как бы тщательно они  ни записывались, со временем они
становятся  все  более   неясными.   Рассказы   обрастают   пухом,   легенды
скапливаются, как пыль. Чем больше проходит времени, тем пыльнее история,  и
тем больше она напоминает сказку,
 -- Мы, историки, знакомы с этим процессом, Дом, -- сказал Пилорат. -- У
сказок  есть  определенное  преимущество.  "Драматическая  фальшь  вытесняет
скучную  правду",  -- сказал  Либел Дженерат  примерно  пятнадцать  столетий
назад. Теперь это называется законом Дженерата.
 -- Да?-- сказал Дом разочарованно. -- А я думал, что эта идея была моим
собственным циничным  изобретением. Ну, что ж, Закон Дженерата наполнил нашу
прошлую историю очарованием и неопределенностью. Вы знаете, что такое робот?
 -- Узнали на Сейшл, -- сухо ответил Тревиз.
 -- Вы его видели?
 -- Нет. Нам  задали  подобный вопрос  и тогда мы ответили отрицательным
образом.
 --  Понятно.  Когда-то человечество жило с  роботами, как вы знаете, но
это кончилось плохо.
 -- Так нам и говорили.
 -- Роботы  были глубоко проникнуты доктриной, которая называлась:  "Три
Закона Робототехники" и восходила  к предыстории.  Возможно, было  несколько
версий этих Трех Законов. По ортодоксальной точке зрения их следует читать:
 1.  Робот не может  причинить вред  человеческому  существу или  своим
бездействием, способствовать этому.
 2. Робот обязан подчиняться приказам человека, кроме тех случаев, когда
эти приказы противоречат Первому Закону.
 3.  Робот  должен заботиться  о собственном  самосохранении до тех пор,
пока это не входит в противоречие с Первым и Вторым Законами.
 Когда роботы стали  умнее и многостороннее, они стали истолковывать эти
законы, особенно всеобъемлющий первый, все более и более широко и приняли на
себя, к величайшему сожалению, роль защитников  человечества. Защита  давила
людей и стала невыносимой.
 Роботы  исключительно  добры.  Их  работа  была  чисто  человеческой  и
предназначалась для общей  пользы -- что почему-то делало роботов все  более
невыносимыми.
 Каждое робототехническое усовершенствование усугубляло ситуацию. Роботы
развили телепатические способности,  и  это  означало,  что  стало возможным
управлять  мыслями  человека.  Допустить  это --  означало попасть  к ним  в
зависимость.
 Внешне  роботы  становились  все более  похожими  на  человека,  но  по
поведению  их можно было безошибочно  отличить  от людей, и их гуманоидность
стала внушать отвращение. Так что, конечно, все пришло к концу.
 -- Почему "конечно"?-- спросил очень внимательно слушавший Пилорат.
 --  Подобное  завершение  вполне  логично.  В  конечном  счете,  роботы
настолько  далеко  шагнули вперед в развитии,  что  поняли, причину людского
недовольства. И  роботы решили, что человечество,  каким бы несовершенным  и
беззаботным оно ни было, лучше предоставить самому себе.
 Поэтому, говорят,  именно роботы каким-то образом установили Вечность и
стали  Вечными.  Они обосновались  в реальности, в которой, как они считали,
люди могут быть в относительной безопасности -- одни в Галактике. Сделав все
возможное, чтобы сберечь нас и выполнить Первый Закон наиболее полно, роботы
добровольно  перестали функционировать, и с тех  пор мы продвигаемся вперед,
как умеем, самостоятельно. --  Дом сделал  паузу,  посмотрел  на  Тревиза  и
Пилората и спросил: -- Ну, как, верите вы всему этому?
 Тревиз медленно покачал головой.
 -- Нет. Ни в  одной исторической  записи,  насколько мне известно,  нет
ничего подобного. А как вы, Янов?
 -- Есть мифы, в чем-то перекликающиеся с этим.
 -- Ну, Янов, есть мифы, которые совпадут с любой нашей выдумкой и дадут
всему достаточно изобретательную интерпретацию. Я  говорю  об  истории  -- о
достоверных записях.
 -- Понятно, понятно... Однако, по-моему, ничего такого нет.
 -- Не удивляюсь, --  заметил Дом. --  До ухода  роботов целые поселения
людей  ушли колонизировать космос, чтобы отстоять свою свободу.  В основном,
они уходили с перенаселенной Земли. Обосновавшись в новых мирах, они даже не
хотели   вспоминать  о  своем  унизительном  положении  детей  под  надзором
нянек-роботов. Они не хранили записей, и обо всем этом забыли.
 -- Неправдоподобно, -- буркнул Тревиз. Пилорат повернулся к нему.
 -- Нет, Голан, не совсем. Общество творит собственную историю и склонно
отбрасывать    начало,    либо    забывая    о    нем,    либо    придумывая
героев-освободителей. Имперское правительство делало попытки подавить знание
о доимперском  прошлом, чтобы усилить  мистическую веру  вечного  правления.
Тогда тоже не было записей о временах до гиперпространственных путешествиях,
и вы знаете, что большинству людей не известен сам факт существования Земли.
 Тревиз парировал:
 -- Нельзя  идти  в  двух направлениях,  Янов. Если  Галактика забыла  о
роботах, почему о них помнит Гея? Блис рассмеялась.
 -- Мы -- другие!
 -- Да?-- спросил Тревиз. -- В каком смысле?
 -- Блис, позвольте мне объяснить, -- вмешался  Дом. -- Мы отличаемся от
людей остальной Галактики. Из  групп, бежавших от господства роботов, только
мы в конечном счете достигли Геи, идя по следу тех, кто дошел до Сейшл, и мы
были единственными, кто научился раньше роботов искусству телепатии. Это и в
самом деле искусство, знаете ли. Телепатия  присуща  человеческому мозгу, но
развить эти  способности  можно только очень  деликатным и сложным способом.
Лишь через много поколений достигается потенциал, но как только он появился,
дальше  дело  идет  само собой.  Мы  занимались  этим  двадцать тысяч лет, и
чувство Геи есть тот полный потенциал, который даже теперь не достигнут. Уже
давно наше развитие дало нам понятие о групповом  сознании -- сначала только
для людей, затем -- животных, потом растений  и, наконец, несколько столетий
назад -- для неодушевленной материи самой планеты.
 Вот поэтому мы и не забыли роботов. Мы рассматривали их не как нянек, а
как  учителей. Мы чувствовали,  что они открыли  наш  мозг  чему-то, и мы не
хотим, чтобы он закрылся. Мы с благодарностью вспоминаем роботов.
 Тревиз сказал:
 -- Когда-то вы  были  детьми  роботов,  а  теперь  вы  дети  группового
сознания.  Разве  вы не утратили  человеческих свойств  теперь, как утратили
тогда?
 -- Это совсем  другое,  Трев.  Теперь  мы сделали  это по  собственному
выбору. Нас  никто не вынуждал извне, это внутренняя потребность.  И  это мы
никогда  не забудем. И еще одно отличие: мы -- единственные в Галактике. Нет
больше мира, похожего на Гею.
 -- Как вы можете быть в этом уверены?
 -- Мы  бы знали, Трев,  мы  бы определили такое же, как у нас,  мировое
сознание, хоть  на  другом конце Галактики. Мы можем  определить  зарождение
такого сознания  в  вашем  Втором  Основании, например, около двух  столетий
назад.
 -- Во времена Мула?
 -- Да. Одного из нас. -- Дом помрачнел. -- Мул был отщепенцем и ушел от
нас. Мы были слишком наивны и думали, что это невозможно,
 и  поэтому  своевременно не  остановили  его. Затем, когда мы  обратили
внимание  на  Внешние  Миры,  мы  узнали о  том,  что  вы  называете  Вторым
Основанием, и оставили это дело на них.
 Тревиз несколько секунд тупо смотрел для  Дома, а потом пробормотал еле
слышно:
 -- Исторические  книги терпят крах!-- он покачал головой и добавил  уже
громче.   --  Гея  поступила  так   из   трусости?  Он  же  был   на   вашей
ответственности.
 --  Вы правы,  но  когда мы  в конце  концов  обратили  свои взгляды  к
Галактике,  то  увидели, что  до  сих п