системы  работают  медленно,
но в пределах нормы, - говорил эксперт Ваддо, показывая супругам  мягкие
ремни.  Потом  подробно  рассказал  о  системах  наблюдения,  о   скорой
медицинской помощи - если таковая потребуется - и охранниках.
   - Что ж, на  первый  взгляд  все  вполне  удобно,  -  сообщила  Дорс,
придирчиво все рассмотрев.
   - Брось, - упрекнул ее Гэри. - Ты обещала, что мы попробуем.
   - И в любую минуту вы можете связаться с нами, - заметил Ваддо.
   - Даже с вашей базой данных? - поинтересовался Гэри.
   - Понятное дело.
   Без лишних слов команда экспертов уложила их  в  капсулы  погружения.
Присоски и магнитные датчики разместили прямо на голове,  чтобы  снимать
мысли напрямую - новейшая технология.
   - Готовы? Хорошо ли себя чувствуете? - спросил  Ваддо,  удерживая  на
лице профессиональную улыбку.
   Гэри чувствовал себя не хорошо, а просто-таки отвратительно.  Отчасти
благодаря этому эксперту. Его всегда настораживали слишком самоуверенные
люди. Несомненно, и Ваддо, и Якани принадлежали к классу ученых. Но Гэри
успел заразиться осмотрительностью Дорс. Что-то беспокоило  его  в  этих
двоих, но что - он никак не мог понять.
   Ладно, Дорс сама говорила, что ему  нужно  отдохнуть.  Разве  это  не
лучший способ отвлечься?
   - Да, хорошо. Готовы.
   Технология  погружения  была  надежна   и   давно   отработана.   Она
действовала на уровне неврологических  и  мышечных  рефлексов,  так  что
погружаемый просто засыпал, а его сознание входило в тело сатира.
   Тело Гэри охватили магнитные сети. Электромагнитные волны проникли во
все уровни его мозга. Они  гнали  импульсы  по  нужным  микроскопическим
каналам, в  то  же  время  подавляя  многие  функции  мозга  и  блокируя
физиологические функции.
   Вследствие этого могучая энергия мозга высвобождалась по определенным
каналам, мысль за мыслью. И воспринималась электронным чипом, вживленным
в мозг сатира. Так происходит погружение.
   Эта  технология  была  широко   распространена   по   всей   Империи.
Возможность переносить  сознание  на  расстояния  применялась  в  разных
областях. Тем не менее  технология  погружения  пригодилась  и  в  такой
странной отрасли развлечений.
   На некоторых планетах, в том числе и среди высших  классов  Трентора,
женщин усыпляли постоянно и возвращали к жизни всего на несколько  часов
в день. Их богатые мужья пробуждали их  из  анабиоза  лишь  для  решения
социальных и сексуальных проблем. За пятьдесят лет такие  жены  узнавали
отрывочно несколько городов, знакомились с немногими друзьями, бывали на
вечеринках и курортах, но зато их биологический возраст увеличивался  на
пару лет, не больше. Когда их мужья умирали,  для  жен  это  происходило
очень скоро, зато они оставались богатыми вдовушками в возрасте не более
тридцати лет. Такие дамы  пользовались  бешеным  успехом,  и  не  только
благодаря  огромному  состоянию.  Они  были  необычайно  утонченными   и
опытными во всем, что касалось секса  и  развлечений,  поскольку  только
этим и занимались во время "семейной жизни".  Очень  часто  такие  вдовы
возвращались к привычному образу жизни, снова выходя замуж и  просыпаясь
раз в неделю.
   Гэри рассчитывал, что произойдет нечто подобное  -  этакая  видимость
культуры, которую он привык  видеть  на  Тренторе.  Он  думал,  что  его
погружение окажется приятным, интересным и познавательным  разговором  с
иным сознанием.
   Он полагал, что в какой-то мере предстанет гостем у чуждого  и  более
простого существа.
   Он не ожидал, что будет полностью поглощен.
 
Глава 4 
 
   Хороший день. В сыром овраге полно жирных и вкусных  личинок.  Вырыть
их с помощью когтей и съесть,  пока  свежие  панцири  сочно  хрустят  на
зубах.
   Здоровяк, он оттолкнул меня. Выгребает целую  кучу  толстых  личинок.
Сопит. Чавкает.
   Мой живот урчит. Я отхожу в сторону и гляжу на Здоровяка.  Он  скалит
зубы, и я понимаю, что огрызаться на него небезопасно.
   Я иду прочь,  присаживаюсь  на  корточки.  Меня  трогает  самка.  Она
находит несколько блох и выкусывает их зубами.
   Здоровяк кружит по оврагу, отыскивая оставшихся личинок, доедает  их.
Он сильный. Самки смотрят на него. Под ветками  деревьев  сидит  группка
самок, они перерыкиваются и плюют друг на друга. Еще рано, еще  полдень,
все спят, лежат в тени. Но не Здоровяк. Он машет мне  и  Горбуну,  и  мы
уходим.
   Охрана. Держаться прямо и выступать гордо. Мне нравится, это  хорошо.
Это лучше, чем горбиться. И даже лучше, чем ходить, опустив плечи.
   Вниз по ручью, туда,  где  пахнет  животными.  Здесь  есть  брод.  Мы
переходим ручей и идем дальше, а на ходу нюхаем. Где-то здесь есть  двое
Чужаков.
   Они нас еще не видят. Мы идем  тихо,  осторожно.  Здоровяк  подбирает
палку, мы тоже. Горбун принюхивается, старается узнать, кто эти  Чужаки.
И показывает на холм. Так я и думал. Они Холмовые. Плохо. Воняет гадко.
   Холмовые зашли на нашу территорию. Нарушили границу. Мы их проучим.
   Мы прыгаем. Здоровяк, он рычит, и они слышат его. Я уже  бегу,  палку
держу над головой. Я могу довольно долго бежать,  не  становясь  на  все
четыре. Чужаки кричат, делают большие глаза. Мы быстро бежим  и  прыгаем
на них сверху.
   У них палок нет. Мы бьем их и пинаем, и они вцепляются в нас. Они все
большие и быстрые.  Здоровяк  валит  одного  из  них  на  землю.  Я  бью
упавшего, чтобы Здоровяк знал, что я всегда рядом с ним. Колочу изо всех
сил. Потом быстро бросаюсь на помощь Горбуну.
   Его Чужак вырвал его палку. Я бью его своей дубинкой. Он корчится.  Я
хорошо ударил его, и Горбун прыгает на него сверху Замечательно!
   Чужак пытается встать, и я пинаю  его  ногой.  Горбун  отбирает  свою
палку обратно и бьет его снова и снова, а я помогаю.
   Здоровяк. Его Чужак вскакивает и хочет удрать. Здоровяк охаживает его
по заду своей дубинкой, рычит и смеется.
   Я проявил свое умение. Я подбираю камень. Я лучше всех бросаю  камни,
даже лучше Здоровяка.
   Камни - для Чужаков. Моих друзей я  иногда  царапаю,  но  никогда  не
швыряюсь в них камнями.  А  Чужаки  просто  обожают,  когда  им  в  лицо
попадает камень. Мне нравится гонять Чужаков таким способом.
   Я бросаю один камень, он гладкий и чистый. Попадаю Чужаку в ногу.  Он
скулит. Я швыряю еще один, с острыми углами, и попадаю ему в спину.
   Тогда он бежит еще быстрее. Я вижу, что у него течет  кровь.  Большие
красные капли падают в пыль.
   Здоровяк смеется и хлопает меня по плечу. И я знаю, что ему  со  мной
хорошо.
   Горбун  бьет  своего   Чужака.   Здоровяк   берет   мою   дубинку   и
присоединяется к нему. Кровь, Чужак весь в крови. Этот запах ударяет мне
в нос. Я прыгаю прямо на Чужака и скачу на нем. Мы делаем так еще долго.
Не надо беспокоиться, другие Чужаки  не  прибегут  сюда.  Чужаки  иногда
храбрые, но они понимают, когда они проигрывают.
   Чужак замирает. Я пинаю его еще раз.
   Он не отвечает. Наверное, умер.
   Мы визжим, и пляшем, и выражаем свою радость.
 
Глава 5 
 
   Гэри потряс головой, чтобы окончательно прийти в себя. Помогло, но не
особо.
   - Ты был тем, что больше всех? - спросила Дорс. - А  я  была  самкой,
под деревьями.
   - Прости, не узнал.
   - Как все... непривычно, правда? Он сухо рассмеялся.
   - Убивать всегда непривычно.
   - Когда вы ушли с... э-э... вожаком...
   - Мой сатир про себя называл его Здоровяком. Мы убили другого сатира.
   Они сидели в шикарной приемной управления погружениями.  Гэри  встал.
Мир слегка качнулся в сторону, а потом вернулся в нормальное положение.
   - Пойду, немного поработаю над историческими исследованиями.
   - А мне... мне понравилось, - кротко улыбнулась Дорс. Он на мгновение
задумался, потом удивленно моргнул.
   - Мне тоже, - сказал он, сам того не ожидая.
   - Не убийство, а...
   - Нет, конечно. Но... ощущение. Она усмехнулась.
   - Такого на Тренторе не получишь, профессор.
   Два дня он потратил  на  то,  чтобы  продраться  сквозь  дебри  сухих
отчетов,  хранившихся  в  библиотеке  главной  станции.  Она   оказалась
прекрасно оснащена и оборудована интерфейсом  с  несколькими  сенсорами.
Гэри упрямо пробирался по холодному электронному лабиринту.
   Время почти полностью уничтожило многие записи. Если двигаться вспять
по вектору времени, отображенному на огромных экранах,  то  миллион  лет
назад  все,  что  сохранилось,  представляло   собой   распухшие   папки
протоколов и листочки  по  технике  безопасности.  Конечно,  современный
подход категорически противоречил всем прошлым экспериментам. Но древние
отвлеченные  рассуждения,  рапорты,  пересказы  и  топорно  обработанная
статистическая информация - все это подлежало кропотливому пересмотру  и
расшифровке. Почему-то некоторые особенности поведения сатиров оказались
тщательно запрятаны в приложениях и дневниках, словно биологи этой богом
забытой станции смущались. И смутиться  было  от  чего:  взять  хотя  бы
брачные отношения. И как прикажете все это использовать?
   Он вглядывался в просторы,  открывающиеся  на  трехмерном  экране,  и
сводил воедино  собственные  идеи.  Целесообразно  ли  следовать  теории
аналогии?
   Сатиры  обладают  генами,  почти  идентичными  человеческим,  значит,
развитие сатиров должно быть упрощенной версией  развития  человечества.
Можно ли анализировать общественную формацию сатиров как  редуцированный
случай психоистории? Глава местной службы безопасности, Якани,  показала
Селдону секретные файлы, в которых говорилось, что за  последние  десять
тысяч лет сатиры генетически изменились. Но чем это закончится, Гэри  не
знал. Есть ведь еще не один измененный вид,  например,  "рабуны".  Якани
живо интересовалась его работой, даже слишком живо. И  Гэри  заподозрил,
что академик Потентейт поручила ей следить за странными гостями.
   В конце второго дня он сидел с Дорс и наблюдал,  как  багровый  закат
заливает небо, а края облаков отсвечивают оранжевым.  Никакой  эстет  не
прижился бы в этом мире, но Гэри  он  нравился.  Правда,  еда  оставляла
желать лучшего. Его желудок протестующе ворчал, переваривая  непривычный
ужин.
   - Соблазнительно, конечно, использовать сатиров в качестве игрушечной
модели для психоистории, - сказал он Дорс.
   Но ты сомневаешься. - Они похожи на нас, но они...
   - Недалеко ушли от животных? - хмыкнула она и поцеловала мужа. -  Мой
милый ханжа!
   - Я знаю, что у нас у самих в основе остались животные инстинкты.  Но
зато мы намного приятней.
   Ее бровь изящно изогнулась, и Гэри приготовился выслушивать  вежливую
отповедь.
   - Они живут полной жизнью, и в этом им не откажешь.
   - Я думаю, мы даже чересчур симпатичны.
   - Что? - удивилась она.
   - Я специально изучаю эволюцию человечества. По  мнению  большинства,
это не слишком актуальный вопрос. И я их понимаю.
   - А в Галактике живут в основном люди и еще малое число биологических
видов, так что живого материала попросту не хватает.
   Он никогда раньше не рассматривал проблему с этой  стороны,  но  Дорс
была права. Биология -  непознанная  до  конца  наука.  Все  официальные
течения преследуют то, что называется "чистой социометрией".
   Он продолжил последовательное изложение своих мыслей. Если кратко, то
человеческий мозг был ошибкой  природы,  не  подчиняющейся  эволюционным
законам. Мозг человека способен на большее, чем  удовлетворение  простых
охотничьих и собирательских нужд.  Создания,  обладающие  таким  мозгом,
поднялись выше животных. Они сумели разжечь огонь и соорудить простейшие
каменные инструменты. Эти способности сделали человека венцом  творения,
заставив закон  естественного  отбора  измениться.  И  изменение  самого
человека ускорилось: вывод следует из быстрого увеличения  массы  мозга.
Развилась кора головного мозга. Вдобавок  к  старой  сигнальной  системе
появилась новая. Кора расползлась на остальные области, наросла,  словно
плотная новая кожа. Так гласят древние  тексты,  привезенные  из  музеев
много тысяч лет назад.
   - Так появились музыканты и инженеры, святые и ученые, - торжественно
закончил Гэри.
   У Дорс была чудесная черта: она  всегда  прилежно  слушала,  пока  он
расхаживал по комнате и менторским тоном излагал свои соображения.  Даже
в отпуске.
   - И ты считаешь, что сатиры появились как раз в то время? На  древней
Земле?
   - А как  иначе?  И  все  эти  эволюционные  разделения  произошли  за
несколько миллионов лет.
   Дорс кивнула.
   - Подумай о женщинах.  Ведь  эти  самые  изменения  сделали  рождение
ребенка гораздо опаснее для матери.
   - То есть?
   - У новорожденных головы просто огромны.  Мы,  женщины,  до  сих  пор
расплачиваемся за ваши мозги... за наши мозги.
   Он засмеялся. Она всегда сумеет взглянуть на  предмет  с  неожиданной
точки зрения.
   - Тогда  почему  произошел  именно  такой  отбор,  а?  Она  загадочно
улыбнулась.
   - Может быть, мужчины и женщины обнаружили, что интеллект сексуален?
   - Да ну?
   Новая лукавая улыбка.
   - Вот пример: мы!
   - Ты видела когда-нибудь головидеозвезд? Интеллект из них так и прет,
правда?
   - Вспомни зверей, которых мы видели в имперском зоопарке. Может,  для
первобытных людей ум был чем-то  вроде  павлиньего  хвоста  или  оленьих
рогов:  яркой  побрякушкой,  которая  привлекает   самок.   Великолепный
сексуальный манок.
   - Понятно, туз в рукаве при хорошо сданных картах, - рассмеялся он. -
Итак, мозг - это всего лишь яркий хвост.
   - Мне этот хвост нравится, - подмигнула Дорс.
   Он смотрел, как  закат  сменяется  сумерками,  малиновыми  тенями,  и
почему-то почувствовал себя странно  счастливым.  По  глади  неба  плыли
мягкие облака причудливой формы.
   - Гм-м-м, - начала Дорс. - Что?
   - Может, стоит  попытаться  применить  метод  наших  экспертов?  Если
понять, кем мы, люди, когда были, и сравнить с тем, что получилось...
   - Если сравнивать разницу интеллекта, то  пропасть  огромна.  А  если
социальную структуру - так мы продвинулись не слишком-то и далеко.
   Дорс недоверчиво взглянула на него.
   -  Ты  полагаешь,  сатиры  настолько  близки   нам   по   социальному
устройству?
   - Ну... Смотри сама. Сперва мы прошли путь от сатиров до  ранних  лет
Империи, потом - до сегодняшнего дня.
   - Ничего себе скачки!
   - Возможно, мне удастся использовать саркианского сима  Вольтера  как
одну из ступенек этого пути.
   -   Постой,   прежде    чем    делать    какие-то    выводы,    нужно
поэкспериментировать. - Она пристально посмотрела на мужа. -  Тебе  ведь
нравится погружение, правда?
   - Гм, да. Вот только...
   - Что только?
   - Эксперт Ваддо следит за всеми погружениями...
   - Это его работа.
   - ...и он знает, кто я.
   Ну и что? - Она развела руками.
   - Обычно ты более  подозрительна.  Откуда  какому-то  эксперту  знать
неприметного математика?
   - Он просмотрел списки прибывающих гостей,  которые  поступили  перед
нашим приездом. Ты - претендент  на  пост  премьер-министра,  а  значит,
далеко не неприметная личность.
   - Надеюсь, что так. Послушай, я думал, что ты  всегда  ждешь  худшего
поворота событий. - Он улыбнулся. - Почему же  не  разделяешь  моих  мер
предосторожности?
   - Есть предосторожность, а есть паранойя. Ожидать  худшего  и  искать
худшего - вещи разные.
   И к ужину она уже уговорила его продолжать погружения.
 
Глава 6 
 
   Жаркий день, солнце. Пыль щекочет. Заставляет чихать.
   Этот Здоровяк, он идет рядом со мной.  Это  почетно.  Очень  почетно.
Женщины и молодые самцы сторонятся.
   Здоровяк трогает каждого, немножко возится рядом. Чтоб все  понимали:
он здесь. Все в мире хорошо.
   Я тоже трогаю его. Мне хорошо. Я хочу быть похожим на Здоровяка, быть
таким же большим, как он, быть им.
   С женщинами у него все просто. Он выбирает одну, она идет с ним. И он
на нее залазит. Он - Здоровяк.
   Остальные парни не  так  нравятся  женщинам.  Они  не  хотят  быть  с
остальными так долго, как со Здоровяком.  Маленькие  детеныши  визжат  и
бросаются песком, но все знают, что они ни на что не способны. У них нет
никаких возможностей стать такими, как Здоровяк. Им это не по вкусу,  но
им это вбивают в голову.
   Я, я достаточно силен. Меня уважают. Почти все.
   Все парни любят  играть.  Ласкаться.  Гладить.  Похлопывать.  Женщины
делают это с ними, а они поступают так с женщинами.
   Женщины делают даже больше. Почему нет, парни вовсе не грубы.
   Я сижу, и меня гладят. И вдруг я чувствую запах. Мне не нравится этот
запах. Я вскакиваю и кричу. Здоровяк слышит. И тоже принюхивается.
   Чужаки! Все жмутся друг к другу.  Запах  сильный,  его  много.  Много
Чужаков. Ветер принес их запах, они близко и подходят все ближе.
   Они бегом спускаются с гребня холма. Хотят наших женщин, хотят драки.
   Я бегу за своими камнями. Я  всегда  держу  несколько  под  рукой.  Я
бросаю один и промахиваюсь. А они уже среди нас. Трудно попадать в  них,
они двигаются очень быстро.
   Четыре Чужака. Они хватают двух наших женщин. И тащат их прочь.
   Все вопят и стонут. Пыль стоит везде.
   Я бросаю камни. Здоровяк ведет парней в погоню за Чужаками.
   Чужаки убегают. Вот так. Взяли двух наших женщин, и это плохо.
   Здоровяк злится. Он толкает парней, которые рядом с ним,  кричит.  Он
не так уж и хорош, он позволил Чужакам застать нас врасплох.
   Эти Чужаки плохие. Мы все падаем, хлопаем друг друга, гладим и ворчим
от удовольствия.
   Здоровяк подходит ближе, хлопает женщин. Залазит на некоторых.  Чтобы
все знали, что он до сих пор Здоровяк.
   Он не хлопает меня. Он знает, что лучше не пробовать. Я рычу на него,
когда он подходит ближе, и он притворяется, что не слышит.
   Может, он уже не такой уж и большой. Так я думаю.
 
Глава 7 
 
   На этом он остановился. После того, как Чужаки-сатиры  проскакали  по
их лагерю, он сел и позволил долго себя ласкать. Это  действительно  его
успокоило.
   Его? Кого его?
   На этот раз он мог полностью ощущать сознание сатира. Не под своим  -
это метафора - а вокруг. Разбросанную мозаику  чувств,  мыслей,  обрывки
ощущений - все это походило на подброшенные в небо и взвихренные  ветром
листья.
   А ветер заменяли эмоции. Ураганы, вихри,  которые  завывали  и  несли
ливни, прочищающие мысли мягкой, но неотвратимой гребенкой.
   Сатиры почти не думали, если это вообще  можно  было  назвать  словом
"думать" в том понимании, к которому мы привыкли. Это  были  всего  лишь
обрывочные,  разрозненные   суждения.   Но   сатиры   жили   напряженной
чувственной жизнью.
   "Конечно, - подумал он (а  думать  он  мог  свободно,  спрятавшись  в
сознании сатира). - Эмоции диктуют им, что нужно сделать, не думая.  Это
необходимо   для   быстроты   реакций.   Сильные    эмоции    превращают
незначительные позывы в непоколебимые императивы.  Тупой  закон  Матушки
Эволюции".
   Теперь он осознал, что люди приписывают себе  уникальную  способность
переживать высокие эмоции лишь  из  тщеславия.  Не  более.  Мироощущение
сатиров не слишком отличалось от человеческого. В чем  можно  убедиться,
если взяться за изучение психологии сатиров.
   Он постарался отстраниться от давящего  сознания  сатира,  в  котором
пребывал. Интересно,  сатир  понимает,  что  в  нем  кто-то  сидит?  Да,
понимает, хотя довольно смутно.
   И все же сатира не особенно беспокоит его присутствие.  Он  воспринял
вмешательство в собственное сознание спокойно, словно так и должно  быть
в его странном, непонятном мире. Гэри был сродни эмоциям, которые быстро
налетали, ненадолго задерживались и так же быстро проходили.
   А может ли он стать чем-то большим? Гэри попытался  заставить  сатира
поднять правую руку - словно отдал приказ. Как он ни боролся, ничего  не
вышло. И он  осознал  свою  ошибку."  Нельзя  побороть  сатира,  сидя  в
маленьком закутке более обширного сознания.
   Пока Гэри думал, сатир принялся гладить самку, осторожно  трепать  ее
густую спутанную шерсть. Пряди волос пахли так приятно, воздух  был  так
сладок, солнечные лучи купали его в тепле