ее снова подвергнут
ужасной казни,  -  и  это  чрезвычайно  затрудняет,  делает  практически
невозможным ее выступление в защиту Веры. Она не сможет выступать  столь
же свободно, как могла бы, если бы  ее  мысли  не  омрачались  подобными
тяжкими воспоминаниями.
   - Должен заметить, - вмешался Марк, -  что  для  людей,  в  общем-то,
ничем не примечательных, мученичество  -  единственно  возможный  способ
прославиться. И Дева, которая не  претерпела  страданий  и  мученической
смерти, - это никоим образом не та  Дева,  что  прославилась  в  древние
времена!
   Сибил не осталась в долгу и ответила:
   - Но мы ведь вовсе не знаем их истории! Эти симы -  из  эпохи  Темных
Веков. И ее психологическая травма...
   - Если стереть ей воспоминания о пережитом, это все равно что...  Ну,
давайте разберем это на примере какой-нибудь первобытной легенды, - Марк
развел руки в стороны. - Или хотя бы  их  религии!  Это  все  равно  что
воссоздать симулятор некоего Христа - их доисторического божества -  без
распятия на кресте!
   Сибил обожгла Марка яростным взглядом, но он смотрел на  председателя
и обращался только к нему - словно Сибил здесь не было вовсе.
   - Сохранить сим  неприкосновенным  -  только  таким  он  нужен  нашим
клиентам!..
   - Я требую также, чтобы в программе памяти Вольтера были  стерты  все
воспоминания о мучениях, которые он перенес по  вине  власть  имущих!  -
заявила Сибил.
   - Я возражаю, -. - тотчас же отозвался Марк. -  Если  бы  Вольтер  не
подвергался преследованиям и нападкам со стороны официальных властей, он
не стал бы Вольтером!
   Сибил не вмешивалась, пока остальные  члены  комиссии  спорили  между
собой. Ее поразили необъяснимые  перемены,  произошедшие  в  Марке.  Все
вокруг казалось ей странным сном. В конце  концов,  она  узнала  решение
начальства - компромисс, на который Сибил согласилась только потому, что
выбора  у  нее  просто  не  было.  Сибил   позволили   усовершенствовать
информационный  блок  Девы,  однако  стереть  воспоминания  о  пытках  и
сожжении на костре не разрешили. Вольтера тоже не пожелали  избавить  от
навязчивой боязни преследований  со  стороны  церкви  и  государственных
властей.
   Председатель сказал:
   - Напоминаю вам, господа, что все  мы  балансируем  на  лезвии  ножа,
занимаясь этим проектом. Такие  симы,  как  Вольтер  и  Дева,  запрещены
законом. Они - табу. Представители сектора Юнин предложили нам  огромную
сумму только за то, чтобы мы согласились взяться за работу, - а мы еще и
преуспели в ней. Однако мы рискуем. Очень и очень рискуем.
   Когда собрание закончилось и  они  вышли  из  зала  заседаний,  Сибил
прошептала Марку на ухо:
   - Ты на что-то наткнулся!
   Марк растерялся и неожиданно смутился.
   - Ну, это же  исследование...  Ты  же  знаешь,  когда  работаешь,  не
поднимая головы, не знаешь толком, до чего в конце концов доработаешься.
   И Марк  пошел  дальше,  словно  по  рассеянности  не  обращая  больше
внимания на  Сибил.  А  она  так  и  осталась  стоять,  разинув  рот  от
удивления. Как можно понять этого человека?
 
Глава 15 
 
   Не  обращая  внимания  на  присутствие   госпожи   волшебницы,   Дева
расправила плечи и села прямо на пол своей тюремной камеры. В ее  голове
раздавались голоса - они говорили не по очереди, а все сразу,  перебивая
друг друга.
   Звук получался похожий  на  шум  сражения  -  пронзительно-громкий  и
неразборчивый.  Однако  если  прислушиваться  внимательно,  не  позволяя
бренной плоти  возобладать  над  бессмертной  душой.  -  тогда...  Тогда
благословенное святое многоголосье  раскрывало  перед  Жанной  всю  свою
красоту и тонкий смысл.
   Архангел Михаил, святая Екатерина и святая Маргарет - от чьего  имени
чаще всего говорили святые голоса - весьма  неодобрительно  отнеслись  к
тому,  что  Жанна,  сама  того  не  желая,  полностью  прочла  "Собрание
сочинений" мсье Аруэ.  Особенно  тяжким  преступлением  святому  Михаилу
казалось чтение  "Частиц  Ньютона",  философию  которого  Михаил  считал
совершенно несовместимой с философией  Церкви  -  и  с  его  собственным
существованием.
   Сама Дева колебалась. К  своему  великому  удивлению,  Жанна  познала
поэзию и гармонию уравнений, которые  доказывали  как  будто  для  этого
нужно было какое-то доказательство! - непревзойденную реальность Творца.
И для человека возможно было постичь установленные Создателем физические
законы, но не Его великие цели.
   Способ, которым Жанна постигла  это,  сам  по  себе  был  чудесным  и
дивным. Она просто видела красоту в расчетах  силы  и  скорости,  как  в
круговороте  миров.   Неодушевленные   вещества   кружились   в   строго
размеренном божественном гавоте - словно кавалеры и дамы на  королевском
балу.  Жанна  ощущала  эту  всеобщую  гармонию  всем  своим   существом,
непосредственно, словно на нее снизошло божественное прозрение.  Красота
и гармония являлись Жанне ниоткуда, просто являлись, и все. И как  можно
было не доверять тому, что чувствуешь?
   Божественное откровение не может не быть святым и благим. И  то,  что
познание  гармонии  мира  пришло  к  Жанне  потоком  новых   ассоциаций,
воспоминаний, умений, только вернее подтверждало,  что  откровение  было
ниспослано ей небесами. Волшебница Сибил бормотала что-то о компьютерных
файлах и подпрограммах, но все эти слова -  лишь  магические  формулы  и
заклинания, а не истинная правда.
   Но Жанну поразило и обидело даже не само по себе новое знание, но то,
что автор "Частиц" оказался англичанином!
   Жанна пожаловалась святому Михаилу, обсуждая с ним  еще  одну  работу
мсье Аруэ:
   - По-моему, "Генриада" гораздо более отвратительна, чем "Частицы".  И
как отважился мсье Аруэ,  который  надменно  называет  себя  придуманным
именем Вольтер, как только он отважился утверждать, что в  Англии  разум
свободен, а в нашей родной, горячо любимой Франции  он  скован  мрачными
предрассудками  абсолютистских  священников!  Но  разве  не   иезуитские
священники первыми научили его рассуждать? А он теперь их обвиняет!
   И было в  "Сочинениях"  нечто,  настолько  возмутившее  и  взъярившее
Жанну, что она бешено забилась в цепях, и волшебница Сибил  ради  ее  же
безопасности решила освободить запястья и  лодыжки  Жанны  от  кандалов,
чтобы та в приступе ярости ничего себе не  сломала.  Это  была  изданная
нелегально непристойная и оскорбительная пьеса о ней самой, о Жанне. Что
за отвратительные стишки!
   Как только святые голоса  покинули  ее,  Жанна  протянула  волшебнице
Сибил копию "La Pucelle". Жанна была в ярости. Что,  если  целомудренные
святые Маргарет и Катерина - которые  сейчас  скрылись,  но  обязательно
вернутся - случайно увидят эту непристойную мерзость! И ведь обе  святые
уже корили ее за глупые девчоночьи разговоры о том, что,  дескать,  мсье
Аруэ мог бы казаться весьма привлекательным, если бы избавился от своего
дурацкого парика и фиолетовых ленточек... И о чем она только думала?!
   - Как мог мсье Аруэ представить меня в таком свете? - сказала  Жанна,
словно  выругалась.  Она  знала,  что   мсье   Аруэ   до   невозможности
раздражается из-за ее упорного нежелания называть его  Вольтером.  -  Он
добавил мне девять лет возраста,  он  обозвал  мои  голоса  несусветной,
наглой ложью. И оклеветал Бодрикура, того, кто помог мне предстать перед
королем и рассказать ему о моих видениях, о его судьбе и судьбе Франции.
Автор нравоучительных пьес - и бессовестный клеветник,  который  оболгал
истинно верующих, как и Кандид! Он вполне мог бы... Нет, это нестерпимо!
Такие люди не имеют права называться историками?! Если и в остальном  их
исторические описания так же верны, как в том, что касается меня, то  не
мое, а их тела следует предать огню!
   Волшебница Сибил растерялась и отступила под бешеным  напором  Жанны.
Здешние люди - если, конечно, это вообще люди, те, кто  обитает  в  этом
причудливом туманном Чистилище -  отступили  от  простой  определенности
истинной божественной Цели. Жанна возвышалась над притихшей  волшебницей
Сибил, и это ей даже нравилось.
   -  Вычисления  Ньютона  -  весьма  своеобразное  видение   физических
законов, данных нам Создателем,  -  бушевала  Жанна.  -  А  исторические
изыскания Вольтера - всего-навсего плод его больного воображения,  голый
вымысел, и ничего более! Измышления, замешанные из  трех  частей  черной
желчи и двух частей меланхолии!
   Жанна вскинула правую руку в привычном жесте. Так она призывала своих
солдат и рыцарей Франции на  бой  против  английского  короля  и  подлых
английских прихвостней - к которым, как ей теперь стало совершенно ясно,
относился и мсье Аруэ  де  Вольтер.  Когда-то  Жанна  вдохновляла  своих
воинов на битву, хотя сама питала глубокое отвращение к убийству. И  вот
теперь она призывала к беспощадной, безжалостной  войне  против  этих...
против этих... Жанна задыхалась от возмущения, с трудом проговорив:
   -  Этих  разбогатевших  буржуа,  выскочек,   добившихся   милости   у
аристократов! Этих богатых бездельников, которые никогда не  знали,  что
такое настоящая нужда или  голод,  которые  думают,  что  лошади  так  и
рождаются - с повозками, привязанными к ним сзади.
   - Давай, давай! Задай  ему!  -  сказала  волшебница  Сибил,  донельзя
удивленная яростным пылом Жанны. - Это как раз то, что нам нужно.
   - Где он? - потребовала ответа Дева. -  Где  этот  ничтожный,  мелкий
сморчок? Где он? О, как мне хочется ввергнуть его  в  бездонные  глубины
мук и отчаяния, которые пережила я сама!
   Как ни странно, волшебнице Сибил, похоже, гневное  выступление  Жанны
пришлось по вкусу - словно оно соответствовало ее собственным непонятным
целям.
 
Глава 16 
 
   Вольтер довольно хохотнул. Кафе появилось перед ним и развернулось  в
отчетливой и ясной реальности совершенно независимо от  воли  и  влияния
его хозяев-людей.
   "Выполнение подпрограммы завершено", - сообщил тихий  голос.  Вольтер
заставил кафе  исчезнуть  и  вновь  появиться  три  раза  подряд,  чтобы
убедиться, что овладел приемом в совершенстве.
   Ну что за глупцы эти власть имущие! Они полагали, что могут принудить
Великого Вольтера танцевать под их дудку,  превратить  его  в  покорного
раба! Но вот оно - настоящее испытание,  сложнейшая  процедура,  которая
непременно должна произвести впечатление  на  Деву,  даже  при  всей  ее
женской непостижимости - которую, впрочем, Вольтер твердо решил постичь.
   Используя новые возможности, которые дал ему ученый-мужчина,  Вольтер
разобрался в причудливой внутренней логике этого странного места. Неужто
они  считали  его  примитивным  животным,  неспособным  применить   свой
блестящий разум для постижения запутанного лабиринта их логики? Он нашел
способ  -  проследив  пути  электронных  потоков,  посредством   которых
исполнялись  команды  компьютерных   программ.   Овладеть   ньютоновской
системой было не менее трудно, но ведь Вольтер с ней справился,  не  так
ли?
   Теперь  -  Дева.  Пальцы  Вольтера  станцевали  замысловатый   танец,
включились логические цепи, и...
   В кафе появилась Дева.
   - Ах ты дрянь! Мерзавец! - с ходу обругала  она  Вольтера  и  подняла
наперевес копье, на которое было что-то нанизано.
   Что и говорить, Вольтер рассчитывал на несколько иное приветствие. Но
он почти сразу разглядел, что на копье болтается копия его "La Pucelle".
   - Дорогая моя, - примирительно проворковал Вольтер, поскольку считал,
что, каким бы ни было оскорбление, лучше сразу начать с извинений.  -  Я
все могу объяснить!
   - Только это ты и умеешь! - сурово отрезала  Жанна.  -  Ты  только  и
знаешь, что объясняешь, объясняешь, объясняешь! Твои пьесы скучнее,  чем
все проповеди, которые мне пришлось выслушать на кладбище Святого Оуэна!
Твои нападки на святые таинства  Церкви  показывают,  сколь  ничтожен  и
мелочен твой бесчувственный разум, лишенный благоговения  и  неспособный
поверить в чудо.
   - Прошу тебя, не принимай все на свой счет, - умолял Вольтер. - Пьеса
обличает тех, кто лицемерно и ханжески пред тобою преклоняется, а  также
всяческие религиозные предрассудки и суеверия! Мой друг, Тьерио, добавил
туда гораздо более резкие  и  непристойные  пассажи,  чем  я  когда-либо
писал. Что поделать - ему нужны были деньги. Он устраивал  спектакли  по
моей пьесе в разнообразных салонах. Моя бедная девственница превратилась
в отъявленную блудницу, чтобы с ее помощью можно было высказать важные и
недопустимые слова.
   Жанна не опускала копье. Более того, она несколько  раз  прикоснулась
наконечником к обтянутой шелковым жилетом груди Вольтера.
   - Дорогая, - сказал он. -  Знала  бы  ты,  как  дорого  мне  пришлось
заплатить за этот костюм!
   - Ты хотел сказать  -  как  дорого  твой  костюм  обошелся  Фридриху?
Фридриху, этому жалкому,  распутному,  расточительному  человеку,  этому
позору человечества!
   - Эпитеты, на мой взгляд, немного тяжеловесны, - заметил  Вольтер.  -
Однако фраза составлена довольно складно.
   Если бы Вольтер воспользовался новообретенными  возможностями,  он  с
легкостью мог бы отобрать у Жанны ее копье, просто уничтожить его в одно
мгновение - и все. Однако он предпочел силе  убеждение.  И  процитировал
изречение Павла, одного из христиан, ненавидевших наслаждения:
   - Когда я был ребенком, я разговаривал, как ребенок, и вел себя,  как
ребенок. А когда я стал  женщиной,  мне  пришлось  отказаться  от  всего
мужского.
   Жанна  от  удивления  несколько  раз  моргнула.  Вольтер   припомнил:
инквизиторы осуждали Жанну за то, что она с удовольствием приняла в  дар
роскошный королевский плащ, и утверждали, что этот поступок  опровергает
божественное происхождение ее голосов. Легкое движение худощавой руки  -
и Вольтер  сотворил  расшитое  шантильскими  кружевами  платье.  Щелкнул
пальцами - и появился богато украшенный плащ.
   - Ты издеваешься надо мной! - сказала Жанна.
   Но Вольтер успел заметить, что в ее  огромных  угольно-черных  глазах
загорелся огонек интереса и любопытства.
   - Я очень рад видеть тебя такой, как ты есть, - сказал Вольтер.  -  Я
нисколько не сомневаюсь, что душа твоя - божественна, но  твое  нынешнее
тело, как и мое - человеческое. И, в отличие от моего, оно - женское.
   И он протянул ей одежду.
   - И ты считаешь, что я могу променять мужскую свободу и независимость
на вот это? - спросила Жанна, поддев копьем плащ и платье.
   - Не свободу, - пояснил Вольтер. - Всего лишь доспехи и одежду.
   Жанна замолчала, задумчиво глядя куда-то вдаль. Люди на улице спешили
по своим делам или проходили мимо, неторопливо прогуливаясь. "Совершенно
очевидно, что это - просто декорация, - подумал Вольтер.  -  Надо  будет
что-нибудь с ней сделать".
   Может, попробовать какой-нибудь фокус? Жанне нравятся всякие чудеса.
   - А вот и еще один маленький фокус, которому я научился  с  тех  пор,
как мы виделись в последний раз. Оп-ля! Я могу вызвать Официанта.
   И Официант мгновенно возник из ниоткуда,  со  всеми  своими  четырьмя
руками, на сей раз ничем не занятыми.  Жанна,  которая,  насколько  было
известно Вольтеру, и сама одно  время  работала  в  таверне,  не  смогла
сдержать улыбки. А кроме того,  она  сняла  плащ  и  платье  с  копья  и
аккуратно сложила, а копье отставила в сторону.
   Вольтер не удержался и процитировал одно из своих стихотворений:
   - Я - человек, мужчина, и горжусь, Что мне не чужды слабости людские.
К  ногам  прекрасной  дамы  брошу  сердце,  И  буду  счастлив,  ибо  тем
возвышусь.
   И  Вольтер  галантно  опустился  перед   Жанной   на   одно   колено.
Великолепный маневр - верный, понятный всем и каждому, насколько Вольтер
мог судить, исходя из собственного богатого опыта.
   Жанна замерла, не в силах произнести ни слова.
   Официант приложил обе свои правые руки к тому месту, где  у  человека
располагается сердце, и сказал:
   - Вы предлагаете мне свободу, такую же,  какая  дарована  вам  самим?
Мсье, мадемуазель, я высоко ценю вашу доброту, но  боюсь,  что  вынужден
отказаться от этого дара. Я не могу принять такую привилегию только  для
себя одного, пока мои товарищи обречены до конца  своих  дней  выполнять
надоевшую, тяжелую и грязную работу.
   - У него благородная душа! - воскликнула Дева.
   - Да, но его разум оставляет желать лучшего, - процедил  сквозь  зубы
уязвленный  Вольтер.  -  Всегда   будет   существовать   низший   класс,
избавляющий элиту от  выполнения  грязной  работы.  Это  естественно!  И
создание   механических   слуг   с    ограниченными    интеллектуальными
возможностями  -  идеальное  решение  этой  проблемы.  Остается   только
удивляться, почему за всю их историю никто не  сделал  столь  очевидного
шага...
   - При всем моем уважении к вам не могу не заметить - если  только  я,
по  скудости  ума,  не  впал  в  досадное  заблуждение,  -  что  мсье  и
мадемуазель  и   сами   не   более   чем   создания   с   "ограниченными
интеллектуальными возможностями", сотворенные  людьми  для  того,  чтобы
выполнять грязную работу для элиты.
   - Что?! - У Вольтера глаза полезли на лоб.
   - По какому такому праву вы претендуете на  высший  разум  и  большие
привилегии, чем любой из нас, механических  работников,  таких,  как  я?
Разве у вас есть душа? Так почему же вы считаете, что  вправе  требовать
равных прав с людьми - включая и право на заключение браков...
   Жанна скривилась:
   - До чего омерзительная мысль!
   - ...право голосовать, право на равный с людьми доступ к  сложнейшему
программному обеспечению... По какому праву?
   - Этот механический человек говорит гораздо более разумно, чем многие
благородные герцоги, которых я знала, - заметила Жанна,  в  задумчивости
приподняв брови.
   - Я не потерплю, чтобы мне возражали двое крестьян! - заявил Вольтер.
- Права человека - это одно, а права низшего  класса  -  это  совершенно
другое!
   Официант успел еще переглянуться с Жанной... Это  мгновение  навсегда
осталось  в  его  памяти  -  Вольтер,  раздраженный  и  возмущенный   до
крайности, одним движением руки выхватил Официанта и Жанну из реальности
и бросил в  беспросветную  серость  пространства-склада,  где  хранились
невостребованные виртуальные создания. И  потом,  всякий  раз,  когда  у
Официанта включалась самоподдерживающаяся подпрограмма перезагрузки, это
чудное мгновение прокручивалось в его памяти снова и снова.
 
Глава 17 
 
   Марк дозвонился до Нима по локальному каналу связи.
   -  Дело  сделано!  Все  получилось!  Сейчас  он  уже  может  говорить
абсолютно все, что ему вздумается. Я уничтожил все до единого неприятные
последствия препирательств с властями, какие только у него были.
   - Классно! - улыбаясь, сказал Ним.
   - Как ты думаешь, может, надо убрать и трения, которые были у него  с
отцом?
   - Не уверен, - сказал Ним. - На что это было похоже?
   - Они сильно не ладили. Его папаша был жуткий  аккуратист,  ко  всему
придирался - он был из так называемых "янсенистов".
   - Это еще что за ерунда? Название спортивной команды?
   - Вот и я спросил то же самое. Он сказал: "Это  католический  вариант
протестантства". Не думаю, что это спортивные команды. Там  было  что-то
про грехи - ну там  все  грешно,  удовольствия  омерзительны...  Короче,
обычная  примитивная  религия.  В  Темные   Века   такой   чепухи   было
полным-полно.
   Ним снова усмехнулся.
   - Любая чепуха достаточно омерзительна, если сработана на совесть.
   Марк рассмеялся.
   - Это точно! Однако может быть, этот занудный старик олицетворяет для
Вольтера первые нападки цензуры, с которыми ему пришлось иметь дело?
   Ним подумал немного, потом ответил:
   - Тебя беспокоит нестабильность в его блоке  характера,  я  правильно
понял?
   - В общем-то, да.
   - Но ты хочешь, чтобы он остался зубастым и агрессивным, так? Чтобы в
нем сохранился инстинкт убийцы?
   Марк задумался:
   -  Я  могу  встроить  кое-какие   дополнительные   подпрограммы   для
отслеживания нестабильностей.
   - Неплохая мысль. Не дума