нах говорить? И  вообще, при чем тут женщины? Разве можно о таких вещах
говорить, когда мы тут делами занимаемся?
     -- Именно  о  делах  я  и  говорю,  --  терпеливо  объяснил  Сеня.  Ну,
тактичный, блин, как психиатр в беседе с буйно помешанным. -- Значит, женщин
вы  в  расчет  не  берете,  на  руководящие  должности  их  не  ставите,  но
участвовать в общей дискуссии им разрешено, при  том уж,  что вы все-таки не
включили?  --  патриархи  дружно  кивнули  головами,  мой  Рабинович  широко
ухмыльнулся и продолжил. -- Конечно, наши женщины вам бы за  такое положение
дел кое-какие детородные органы  пооткручивали, но  ваше счастье, что сейчас
не двадцать первый век. Короче, я предлагаю сделать так:  слабый пол считать
отдельной от мужчин частью общества. Раз голосовать они права не имеют, то и
к дискуссии  их не  допускать. Но,  -- Сеня  многозначительно  поднял  палец
вверх,  -- нужно  дать  и женщинам  возможность  участвовать в  политической
жизни.  Издайте  закон, чтобы ни один  мужчина не мог принимать  решение, не
посоветовавшись с женой, матерью  или сестрой. Это и  так  практикуется, но,
если вы официально за женщинами такое право закрепите, они вам даже удаление
с собрания простят. И еще. Чтобы вашим дамам не обидно было за то, что их из
политики выгнали, давайте-ка все эти выборы на хрен прекратим. Пусть старший
начальник назначит младшего, и дело с концом.
     Старцы, до этого  внимательно  слушавшие  Рабиновича  и  удовлетворенно
кивавшие головами, словно пудели на цирковой  арене, после  этих слов  моего
хозяина  переглянулись. Вот уж  не знаю, заметил Сеня или нет  разницу  этих
взглядов, но я на нее  внимание обратил. Моисей посмотрел  на своего брата с
облегчением, а тот в ответ буквально взбеленился.
     -- Значит, старший младшего назначит? Ну уж дудки! -- завопил Аарон. --
Брат  у  меня,  хоть и  младший,  но мужик  нормальный. К  тому  же с  богом
разговаривает  и  вообще,  можно  сказать,  пророк.   Но  вот  сыночки  его,
племянники мои, лодыри, бездари и дармоеды. Оба тупые, как казачий ротмистр!
Они таких тысячников поназначают, что нация от бардака потом три тысячи лет,
как минимум, не избавится!..
     --  Г-г-г...  --   привычно  завопил  Моисей,  и  я  обернулся,   чтобы
посмотреть, нет ли  рядом Попова. А  то, не дай бог,  еще какую-нибудь тварь
земноводную на несчастного старца натравит. Андрюши поблизости не оказалось,
и я облегченно фыркнул. На  этот раз  пронесло!  Я успокоился,  а  вот Аарон
утихать явно не собирался.
     --  Ща-аз,  делать мне  больше нечего!  -- заорал он на  брата.  --  Не
хватало только...
     --  Так  ты  кричи  поменьше,  -- тут  же  перебил  его  Сеня.  -- Тебя
переводить поставили, вот и переводи. Свое мнение потом высказывать будешь.
     -- Отвали! -- рявкнул  на  него  старец,  но  тут  же получил Моисеевой
клюкой  по хребту  и сразу успокоился.  --  Мой  брат  сказал, что мы  можем
контролировать  его  сыновей  и  лично   утверждать   каждого  тысячника  на
должность. Ладно, бог с ним. С этим я согласен. Но что нам теперь прикажете,
всех сынов израилевых заново пересчитывать?
     -- Проще простого, -- фыркнул  мой  Сеня, довольный  тем, что  всеобщее
собрание скоро распустят. -- Ваня, поди сюда!
     Мой Рабинович решил не ждать, пока сыны израилевы  сами себя посчитают,
и решил взять этот процесс в свои руки. Вместе с Ваней и бойцами Навина Сеня
смело  вклинился  в  толпу. Я решил помочь хозяину, и, пока Андрюша  во  всю
глотку озвучивал новое распоряжение Моисея относительно женщин, мы принялись
отсеивать  слабый пол  от  сильного.  Женщины,  еще  не  наоравшиеся  вволю,
попытались  было  сопротивляться,  но  нам  помогли  их  мужья,  уставшие от
непрерывных криков в самые уши.
     Вскоре  дочери  израилевы удалились к  своим  очагам,  а  вот  мужчины,
неожиданно  для  меня,  проявили  небывалую  тупость. Всего-то,  что  от них
требовалось,  -- это  разбиться на  десятки  и  построиться отдельно друг от
друга. Однако для переселенцев это почему-то  оказалось непосильной задачей.
То  ли  они  уже  утомились  и  от  воплей  своих  жен  полностью  перестали
соображать,   то  ли  тупость  у  многих  оказалась   врожденным  качеством,
старательно культивируемым на кирпичных  заводах, утверждать не берусь. Но в
общем и  в  целом картина получилась плачевной:  несчастные  сыны  израилевы
просто   сбивались  в  кучи,  совершенно   не  пытаясь  сохранять  требуемую
численность поголовья.
     Пришлось  нам   от  души  поработать.   Сеня,  Жомов  и  Навин  разбили
переселенцев  на три примерно  равные группы.  Чтобы  они  друг  с другом не
пересекались, проходы между группами цепочками заполнили солдаты  Навина. Ну
а трое счетоводов стали  разбивать поселенцев на десятки. Я  в  этой чехарде
принял  самое  непосредственное  участие.  Считать  я,  слава  Полкану,  мог
прекрасно, поэтому  носился  среди переселенцев  с воплями  и отгонял от уже
отсчитанных десятков лишних  людей.  Простые  уговоры действовали не всегда,
особенно если учесть, что моего языка и тут никто не понимал, поэтому иногда
приходилось пускать в ход клыки.  Однако именно эта мера и действовала лучше
всего.  Поэтому  только  благодаря  моей  помощи  сосчитать  евреев  удалось
примерно за полчаса. Оказалось, что мужчин среди переселенцев было около ста
пятидесяти тысяч, что,  соответственно,  вдвое уменьшило число подчиненных у
олигархов.
     --  Фу, управились,  --  облегченно вздохнул Рабинович, вместе со  мной
возвращаясь  обратно  на  бархан   к   патриархам.  --  Теперь   пусть  сами
разбираются.
     В  общем,  организовать у  переселенцев зачатки  общественного строя мы
помогли,  ну  а  то, кого там  они  назначат начальниками, меня интересовало
меньше всего. День уже давно клонился к вечеру и грозил превратиться в ночь,
а  у меня уже несколько часов даже  клочка кошачьей шерсти во рту не было. К
тому же я  по  жаре изрядно набегался. А поскольку в плане  физиологии  я от
верблюда  сильно  отличался,  то  и  пить  мне  хотелось  куда  больше,  чем
вышеуказанному представителю  местной фауны.  Мой Рабинович сам догадаться о
моих  потребностях  был не  в состоянии (видимо,  солнышком  башку напекло),
поэтому пришлось  у него  самым безапелляционным  тоном  потребовать  воды и
пищи.
     -- Действительно, пора бы и поужинать, -- согласился со мной Рабинович.
-- Сейчас пойду узнаю, кто тут за продовольствие отвечает.
     Сеня  тут  же направился  к  патриархам,  и я,  чтобы  не дать  хозяину
возможность  забыть  о  моем  питании и  начать болтать с Моисеем  о  всякой
ерунде, пошел вместе с ним. К счастью, моего вмешательства не потребовалось.
Не отвлекаясь  на политику,  Рабинович сразу  заговорил  со старцами  о еде.
Однако тут же выяснилось, что Моисей с Аароном являются крайне непрактичными
людьми.  Согласитесь, странно слышать  такое  о евреях! Отправляясь в  Землю
обетованную  через пустыню, они не только не подумали о  том, чем сами будут
питаться в этом странствии, но даже и личных вещей никаких не захватили.
     --  Не знаю,  -- пожал плечами Аарон в ответ  на вопрос  Рабиновича  об
ужине. -- Продукты, конечно, где-то есть, но в такой неразберихе их сразу не
отыскать. Вот сейчас  закончим  распределение должностей и попробуем с  этим
вопросом разобраться.
     -- Ну-ну, пробуйте, -- разочарованно буркнул Сеня  и вернулся назад. --
Андрюша,  доставай свои запасы. Только не говори, что ничего пожрать с собой
не захватил. Все равно не поверю.
     -- Что бы вы без меня делали? -- хмыкнул Попов и пошел к своей повозке.
-- Посмейте мне теперь хоть раз еще предъявить, что я только о еде и думаю.
     -- Ладно. Не ворчи, -- Рабинович плюхнулся на ковер, расстеленный прямо
на  вершине  бархана. -- Блин, ну  и  муторное  это  дело,  людей из  Египта
выводить.
     -- Понял теперь, как  нам с вашим  братом бывает туго? --  самодовольно
хмыкнул Жомов. -- Больше не обижайся, когда я чего-нибудь про евреев говорю.
     -- Тоже мне, беспроблемная нация нашлась! -- наперекор ему обиделся мой
Сеня.  -- Да если бы мы не евреев, а славян из Египта выводили, то не то что
за сорок,  за  сто  сорок лет бы  не управились. Вам  же сначала обмыть идею
нужно, затем опохмелиться и подумать на трезвую голову. После этого  принять
решение  и  тут   же  отпраздновать   это   принятие.  Потом   отпраздновать
празднование,   следом   опохмелиться   и   пойти   прощаться  с   друзьями,
родственниками, знакомыми, родственниками знакомых, их друзьями...
     -- Ну завелся,  --  оборвал его омоновец. -- Все. Давай замнем  все для
ясности, типа я вообще ничего не говорил. А то до утра стонать будешь.
     -- Тогда больше  и  не  обижайся,  когда  я славян  поминаю, --  ехидно
проговорил Рабинович, но дальше развивать тему не стал.
     Несколько секунд мы  сидели в  молчании,  ожидая явления Попова народу.
Тот  управился с ревизией своих  запасов довольно  быстро и вернулся  назад,
волоча по  песку  довольно  увесистый мешок.  Его появление  было  встречено
радостным  потиранием  рук,  довольным  хмыканьем   и  высовыванием  языков.
Последнее,  правда,  сделал не  только я.  Нахор попытался изобразить что-то
подобное, плотоядно облизнув губы. Андрюша разложил припасы на  ковре, и уже
мы  собрались  ужинать,  как вдруг выяснилось,  что за  всей этой суетой  мы
напрочь позабыли о Горыныче.
     -- Блин, мужики, хреново поступаем,  -- констатировал Жомов. -- Нужно и
эту керосинку ужинать позвать. Все-таки он хоть  и гуманоидами нас постоянно
обзывает, но кормить его  иногда надо. Да и самогонку проверить не помешает,
а то, Андрюша, совсем ты о своих обязанностях забыл.
     --  А  ты не охренел? -- обиделся  Попов. -- Я ее что,  для себя одного
гоню? Сам пьешь больше всех, вот и иди проверяй!
     -- Не надо! -- осадил Рабинович  уже вскочившего на  ноги  Ваню. -- Сам
схожу посмотрю. Самогонка целее будет.
     Назад  Сеня вернулся  вместе  с Ахтармерзом. Горынычу, не  покладая рук
трудившемуся  целый  день  на благо ментов,  тут  же предложили лучшие куски
мяса, но  тот с отвращением отказался, заявив,  что и так уже сутки напролет
ест, пополняя запасы  сероводорода в организме. А затем  сказал, что теперь,
чтобы  устранить дисбаланс в функционировании  органов,  ему придется  сутки
поститься.
     -- А самогонка как же? -- оторопел Ваня.
     --  Я и  так уже  произвел  столько  алкоголя,  что  его хватит,  чтобы
половину  нашей  планеты  от  вредителей  избавить,   --  сердито  проворчал
Ахтармерз, почесывая крылом правую  голову.  --  Ну,  не понимаю я, как  вы,
гуманоиды, можете столько алколоидов употреблять?!  Ведь если сопоставить их
количество,  поглощенное  вами,  с  килограммом вашего  же  живого  веса, то
получится,  что  никаких  бактерий в вашем организме просто существовать  не
может. Ни вредных, ни полезных. Мы  еще  этого не проходили, но, по-моему, у
вашего вида от алкоголя даже красные кровяные тельца деформируются...
     -- Ты давай не умничай, говорилка огнедышащая, -- урезонил его Ваня. --
Тебя сюда жрать позвали, а не антиалкогольную пропаганду вести. И вообще,  в
последний  раз предупреждаю. Еще раз нас гуманоидами обзовешь, я тебе на все
три едовища цементные заглушки поставлю. Будешь тогда пламя через оставшиеся
отверстия выпускать,  а  я  посмотрю, насколько  они у тебя  к температурным
перепадам приспособлены!
     Ахтармерз  решил не  проверять, насколько реальна угроза  омоновца,  и,
демонстрируя полное  презрение к оппонентам,  повернулся к столу задом,  а к
евреям передом. С нами была дама, поэтому Сеня терпеть такую вульгарность не
стал.  Ласково стукнув Горыныча дубинкой  по хвосту, он объяснил ему правила
этики.  Наш  трехглавый  второгодник  обиженно  зыркнул, но  приличествующее
случаю положение все-таки занял.
     Теперь  можно  было и  к ужину приступать. Понятное дело,  что я  после
отказа Ахтармерза  от  мясной вырезки  рассчитывал, что  эти  лакомые  куски
достанутся  мне  --  все-таки трудился я  ничуть не  меньше подвизавшегося в
самогонной промышленности птеродактиля.  Однако, к  моему  вящему удивлению,
мои  соратники принялись жрать мясо сами,  выделив  мне всего  лишь  бараньи
ребра. Нет, не стану  говорить,  что  мне они не нравятся, но обидеться имею
полное  право. Значит, если эта летающая пламефырчалка разговаривать  может,
так мои менты  с ним почти как с равным обращаются,  а мне за  мое безмолвие
можно всякие пищевые отходы совать? И эти гады еще друзьями называются?
     -- Сеня, все равно у  тебя  с псом что-то не в порядке, -- выслушав мои
вопли,  озабоченно  проговорил Жомов.  --  По-моему, он  какую-то  заразу от
местных шавок все же подхватил. Ты его  ветеринару  покажи, как только домой
вернемся.
     --  Я  тебя  ветеринару  покажу,  --  вступился за меня хозяин.  --  Не
приставай к Мурзику. Он  просто  пить  хочет,  -- и  Сеня сунул  мне под нос
полную миску воды.
     Я  сначала  и его облаять решил, а потом махнул на все хвостом. Ну чего
орать-то,  если люди из-за  своей ограниченности нормальный собачий  язык за
простой набор звуков принимают и учить его не  хотят?! Пришлось промолчать и
довольствоваться  бараньими  ребрами. Все-таки это  лучше,  чем ничего. А за
пренебрежение ментов к  моей персоне я  все же решил  отыграться. Как-нибудь
позже. Когда случай удобный представится.
     Наши  подопечные, которых требовалось в  Землю обетованную под  конвоем
препроводить,  к   окончанию  ужина  все-таки   определились  с  назначением
начальства  и разошлись. Моисей с  Аароном, так и  не  найдя  себе ничего на
ужин, пришли к нашему импровизированному столику  для пикников. При этом они
притащили с собой Навина,  против присутствия  которого никто не возражал, и
Гирсама  с  Елиезером, на которых Сеня  посмотрел косо.  Анд-рюша, проворчав
что-то  невнятное  по  поводу  нахлебников,  выделил  голодающим часть своих
запасов.  Толстый  мешок тут  окончательно исхудал, что привело  самозваного
каптенармуса в плохое расположение духа.
     -- Сеня, е-мое, я всех  твоих собратьев прокормить не в  состоянии,  --
недовольно констатировал  он. -- Завтракать будет нечем.  Поэтому, если ты о
жратве не позаботишься, будем сидеть на голодном пайке.
     Рабинович, конечно,  догадывался, что Андрюша  врет  и заначку какую-то
для себя сделал, но проблему  с питанием  так или иначе решать было нужно. Я
был только за. Причем всеми четырьмя лапами,  ушами и хвостом. Все-таки мне,
согласно нормальной  собачьей  физиологии,  требовался регулярный и  минимум
четырехразовый прием пищи...  Ой, только не говорите, что никогда не слышали
о том, чем процесс пищеварения нормального, нечернобыльского пса  отличается
от человеческого!
     В общем, мое стремление к оптимальному  графику питания лично  для меня
было  вполне понятно. Сразу прошу не путать с чревоугодием, поскольку у меня
это  физиология, а  у  Попова  --  слабость  характера.  Именно из-за  своей
физиологии я  внимательно прислушался к тому, о чем говорят Моисей и Аарон с
моим хозяином. Оказалось, что  ни о чем! Старцы  просто  понятия не имели  о
том,  чем  будут питаться  сами и  станут кормить подчиненных.  Они  наотрез
отказывались  даже думать о таких низменных вещах, как насыщение собственных
желудков.
     --   Святым    духом,   значит,   питаться   собираетесь?   --   ехидно
поинтересовался у них Сеня.
     -- Господь поможет, -- перевел гыканье Моисея Аарон. -- Сегодня  он нас
к вашему столу послал, завтра еще у кого-нибудь  кормиться  будем. В  общем,
пока в мире есть сыны израилевы, мы с голоду не пропадем.
     -- Обалдеть, -- вмешался в их диалог Попов. -- Мы что,  по-вашему, тоже
побираться должны ходить?
     -- А что в этом зазорного? -- удивленно вскинул брови Аарон.
     --  В общем, так, -- снова  взял слово  Сеня,  прежде  чем Попов  успел
покрыть   старцев   матом.   --   Я  думаю,   вам,  как   людям,  занимающим
государственные должности, следует установить какую-то зарплату. Размеры  ее
потом обсудите сами, но думаю, что никто из переселенцев не  будет возражать
против постановки вас на государственное довольствие. Возражения есть?
     Возражений  не  было,  и  Рабинович  тут  же  распорядился,  чтобы  для
организации нашего кормления ну и для патриархов заодно к утру нашли поваров
и создали продуктовый резерв. Навин тут же  пришел на помощь  и послал своих
бойцов  из   комендантской   роты,   чтобы  оповестить  поселенцев  о  новом
постановлении. Те, узнав о новом законе, слегка  поворчали, но сопротивления
оказывать не  стали.  Мне  оставалось только облегченно  вздохнуть, дожевать
бараньи ребрышки и подумать о том, куда пристроиться на ночь.
     Эта проблема решилась сама собой.  Навин,  на  прошлых занятиях с  лету
уловивший все ценные указания  Жомова по выживанию в экстремальных условиях,
позаботился о том,  чтобы захватить в дорогу целую кипу шатров всех цветов и
размеров. Мои соратники,  которым только  спьяну по  фигу где  спать, сейчас
изображали  больших  начальников  и  решили  отрываться  на  полную катушку,
потребовав отдельные апартаменты для  каждого.  Попов поначалу  выбрал  себе
голубенький шатер. Но, наслушавшись издевок со  стороны Рабиновича и Жомова,
плюнул  на   свои  цветовые  пристрастия  и  забрался  в  белый.  Сеня   для
собственного   жилища   отобрал  серый  шатер,   ну  а  Жомов  устроился   в
грязно-зеленом.
     Остальным  таких  привилегий,  как  отдельное  жилище,  не  полагалось.
Сыновья Моисея  вместе с Навином и нашим  персом отправились ночевать в один
шатер.  Сам  Моисей,  которому, судя  по  всему, и вовсе  было  наплевать на
бытовые удобства, взял  с собой Аарона и  занял  самую маленькую палатку. Я,
естественно, пошел к  Рабиновичу.  Причем, несмотря  на мои протесты, Рахиль
определили туда  же. Ну а  Горыныча  забрал к себе  брат по запаху -- Попов.
Понятно, что  воздух  они  вдвоем  испортили хорошо, и  лично  я предпочитал
держаться от их жилища подальше.
     Едва  с определением мест ночевок было покончено,  как идея попробовать
качество   самогона,  не  дававшая  покоя  Жомову,  начала   довлеть  и  над
остальными. В частности, в лагерь приперлась делегация  тысячников и, еще не
усвоив порядок обращения  к начальству, стеная,  потребовала  от  патриархов
начать   раздачу  обещанных  народу  благ.  Старцы  вытаращили  на  просящих
удивленные  крабьи  глаза  и,  поскольку в  окрестностях не  наблюдалось  ни
молочных рек, ни кисельных берегов, не  сразу  сообразили, о чем именно идет
речь.  И лишь после того, как один из  тысячников заявил, что, мол,  "братка
помирает, огненной  воды  просит", патриархи поняли, что речь идет о Сениной
предпоходной  пропаганде  и,  ничуть не  заботясь о чувстве  такта,  послали
полторы сотни сынов израилевых в палатку моего хозяина.
     Сеня  им,  конечно, не обрадовался, ну а я еще больше, поскольку наглые
страждущие самым зверским образом наступили мне на хвост. Пришлось  рявкнуть
на  них   хорошенько.  Хотел  даже  покусать  кого-нибудь,   но  вкус   мяса
соплеменников Моисея,  попробованных  мною на  зуб во время разбития оных на
десятки,  уже  вызывал  не просто  тошноту,  а стойкое  отвращение.  Поэтому
пускать зубы в ход  я не стал, а просто еще раз  громко рявкнул на наглецов,
вторгшихся на суверенную  территорию моего  хвоста.  Те выскочили  наружу  и
принялись стенать вдвое больше.
     -- Чего надо?!  -- поддержал мой рык Сеня, выскочив из шатра наружу. --
Приперлись сюда зачем, спрашиваю.
     В ответ стоны утроились. Делегаты говорили все вместе, причем абсолютно
о разном. Поэтому в такой  дикой  мешанине,  состоящей  из одних жалоб, даже
моему  чуткому  уху  не  сразу  удалось  разобрать суть  их  общей  просьбы.
Заставить их говорить синхронно удалось только Попову.  Андрюша, который уже
старательно  готовился  ко  сну, доедая в  качестве  второго  ужина  остатки
собственных  съестных  припасов,  не  выдержал всеобщего