лантно кивнула головой и обошла доисторическую колымагу. Я
ожидал, что, увидев Горыныча, дамочка если не истерику закатит, то  хоть
завизжит,  как  кастрированный  бультерьер,  но   она   меня   обманула.
Столкнувшись нос к носу с огнедышащим птеродактилем, Немертея не  только
не испугалась, но даже и не удивилась совсем.
   - Скажите, вы, случайно, родом не  из  титанидов?  -  крайне  вежливо
поинтересовалась она.
   - Нет, я вообще из другой местности, - не понял  вопроса  Горыныч,  и
Немертея,  пожав  плечами,  с  помощью  Рабиновича  взобралась  на  борт
лимузина дохристианской эпохи.
   Прежде чем отправиться дальше, предстояло  решить,  как  поступить  с
Прокрустом. Тюрем здесь не было, да и тащить с собой этого уродца  никто
не хотел, и уж больше всех этому противился Андрюша. Оставить на свободе
зверствующего маньяка менты также не  могли,  поэтому  приняли  решение,
способное побороться за звание самого мудрого с Соломоновым. То есть мои
соратники решили просто приковать садиста  к  его  собственному  ложу  и
оставить так лежать. Выберется - будет жить, а не сможет...
   Уложив Прокруста на его  эталонную  постель,  Жомов  так  старательно
вогнал края бронзовых пластин в доски кровати,  что  даже  невооруженным
глазом было заметно, какая именно судьба ждет впереди жестокого маньяка.
Впрочем, туда ему и дорога, а нам - абсолютно в другую сторону.  Пока  в
Дельфы, а затем - на Олимп.
   Закончив возиться с Прокрустом, который уже пришел  в  себя  и  вопил
дурным голосом,  то  умоляя  пощадить  его,  то  угрожая  расправой,  мы
приготовились отправиться в дальнейший путь.  Но,  чем  ближе  подходило
время нашего  отъезда,  тем  громче  Прокруст  орал.  Наконец  Попов  не
выдержал такой конкуренции собственному вокалу.  Подойдя  к  уродцу,  он
осторожно наклонился к уху Прокруста и, поднеся  палец  к  губам,  вдруг
рявкнул с неистовой силою:
   - Заткнись, гад!
   Надо ли говорить, что именно произошло?  Уродливый  маньяк  от  такой
силы звука получил вполне серьезную контузию и потерял  сознание,  а  мы
смогли спокойно отправиться в  путь,  чтобы  к  вечеру  увидеть  вдалеке
вожделенные огни Дельф...
 
Глава 2 
 
   К  удивлению  друзей,  Дельфы  оказались  вполне  приличным   местом.
Мощенные  камнем  улицы,  двух  -  и  трехэтажные  дома,  огромный  храм
Аполлона, почитаемого  здесь  едва  ли  не  больше,  чем  сам  Зевс,  по
сравнению    с     колхозно-коммунальным     бытом     скандинавов     и
разношерстно-кичливым укладом средневековой  Англии  казались  настоящим
эталоном цивилизации.
   Если бы среди  путешественников  нашлись  истинные  ценители  древней
архитектуры, то они могли бы  наслаждаться  видами  Дельф  бесконечно  и
поездка к Олимпу точно  накрылась  бы  медным  тазом.  Но,  по  счастью,
таковых в их пестрой компании не наблюдалось. Гомер уже бывал  здесь  не
раз и просто хрюкать от восторга давно замучился. Немертею ничего, кроме
правдоборства, не интересовало. Ну, разве  что  какие-нибудь  шмотки  на
лотках. Однако, к вящей радости Рабиновича, караван добрался  до  города
слишком поздно, и рынок был уже закрыт.
   Если Геракл и бывал раньше в Дельфах,  что  выяснить  не  удалось  по
причине неожиданно свалившегося на него скудоумия, то  в  данный  момент
меньше всего интересовался красотами  архитектуры.  Впавшему  в  детство
герою надоело баловаться с трехглавой зажигалкой, и он требовал у своего
новоявленного "папочки"  немедленно  поиграть  с  ним  в  "отломай  рога
Минотавру". Ну а доблестных милиционеров, откомандированных на  спасение
мира,  ввиду  приближающейся  ночи  волновало  только  одно:  где  найти
постоялый двор с мягкими постелями,  хорошим  вином,  плотным  ужином  и
возможностью перед сном набить кому-нибудь морду.  Все-таки  целый  день
без развлечений! Корявый Прокруст за таковое, естественно, считаться  не
мог.
   Несмотря на поздний час, на  улицах  Дельф  оказалось  полно  народу.
Причем народу повально пьяного и абсолютно  без  намека  на  присутствие
хотя бы ППС, не говоря уже об ОМОНе. Сердобольный Жомов хотел  было  это
упущение исправить и уговорить  друзей  разогнать  парочку-тройку  самых
шумных групп,  да  только  Сеня  воспротивился.  Рабинович  заявил,  что
размяться Ваня сможет и  в  кабаке,  а  если  уж  ему  так  не  терпится
погоняться по улицам за пьяными идиотами в туниках вместо штанов, то  он
может заняться этим в полном одиночестве, поскольку  лично  Рабинович  с
Поповым и прочими собирается пить вино из амфор и не откажется при  этом
плотненько закусывать.
   - Ни фига себе. Ну вы молодцы, - тут же возмутился  Ваня.  -  Значит,
меня в наряд отправляете, а сами бухать идете?
   - Так это не я, это ты предложил, - усмехнулся
   Сеня.
   - Вот только не нужно пургу гнать, - окончательно обиделся  Жомов.  -
Что я, дурак, по-твоему, чтобы такую  ерунду  молоть?  Хрен  ты  угадал!
Вместе в кабак поедем.
   И вновь Гомеру  пришлось  выступать  в  роли  экскурсовода.  Впрочем,
по-другому и быть не могло, поскольку именно в качестве проводника его и
взяли в дорогу. Поэт несколько секунд задумчиво смотрел по  сторонам,  а
затем уверенно выбрал центральную улицу, ведущую прямо к храму Аполлона,
объяснив, что на площади, перед храмом, и  находится  лучший  в  Дельфах
постоялый двор. Однако не успели они проехать  и  двадцати  метров,  как
из-за  угла  высыпала  огромная  толпа  полуголых  греков   в   каких-то
невообразимо идиотских масках и полностью перекрыла  дорогу.  Мужчины  и
женщины были пьянее, чем Попов  после  литра  самогонки.  Они  распевали
песни,  подозрительно  похожие  на  стихоплетства  Гомера,  и  прямо  на
проезжей части занимались настоящим непотребством - играли в  "ладушки".
Геракл, увидев это, дико захохотал и попытался сбежать из колесницы,  но
Андрюша вовремя успел его поймать и, отвесив хорошую  затрещину,  усадил
на место. Увидев это, Жомов поморщился  и  грозно  посмотрел  на  толпу,
перегородившую дорогу:
   - Это что за сброд такой? ОМОНа давно не видали?
   - Вот уж не знаю, видел ли кто-нибудь из них Амона, -  пожал  плечами
Гомер. - А этот сброд называется Обществом любителей  Диониса.  Они  тут
вакханаются потихоньку.
   - Ни хрена себе, потихоньку.  Да  за  такое  "потихоньку"  пятнадцать
суток без базара дают, - возмутился дисциплинированный Ваня и заорал  на
толпу:
   - А ну, разойдись! Мать вашу... к моей теще на практику!
   Крик  Жомова  никакого   воздействия   на   распоясавшееся   общество
алкоголиков-любителей не оказал. Судя по всему, никто из толпы  даже  не
заметил, какую страшную участь приготовил их  родителям  Иван.  Омоновца
это,  естественно,  огорчило,  и  он  тут  же  собрался  провести  среди
попавшихся под руку эллинов воспитательную беседу при  помощи  резиновой
дубинки, но в дело вмешался Андрюша и все удовольствие Жомову  испортил.
Вместо того чтобы подождать, пока Ивану не надоест  изображать  из  себя
внука Буденного, Попов взял и включил на полную мощность свой  природный
громкоговоритель.
   После его вопля часть разгулявшейся компании унесло вдоль по улице, а
остальные позорно отступили в боковые переулки. ИТАР-ТАСС сообщает,  что
большинство демонстрантов отделалось легким  испугом.  Однако  несколько
человек обратились  к  ближайшим  эскулапам  с  телесными  повреждениями
различной степени тяжести, а  один  из  пострадавших  оказался  в  столь
сильном шоковом состоянии, что  немедленно  явился  в  храм  Аполлона  и
признался жрецам, что это именно он убил президента Кеннеди.
   Сильнее  всего  пострадал  двухэтажный  коммунальный  дом  по   улице
Афродиты   Космодемьянской,   который    по    несчастливому    стечению
обстоятельств оказался прямо на пути ударно-звуковой  волны,  испущенной
Поповым. После встречи с ней у дома обвалился фасад, бесстыдно  выставив
на  всеобщее  обозрение  внутренности  квартир  вместе  с  девицей   Н.,
почему-то именно в тот  момент  принимавшей  ванну  на  грудь.  Стыдливо
покраснев, девица кокетливо  улыбнулась  и,  сказав:  "Совсем  охренели,
менты  поганые!"  -  скрылась  в   соседней   комнате.   Подробности   о
происшествии  смотрите  в  программе  "Итого,  и  этого!"   с   Мурзиком
Рабиновичем...
   - Вот Джельсомино гребаный! - облегченно выдохнул Сеня, едва  Андрюша
перестал орать. - Еще раз так рявкнешь,  я  в  нашем  дежурном  "уазике"
крышу прорежу и твою пустую голову в дыру вставлю. А потом попрошу  шефа
тебя из экспертного отдела в штатные сирены перевести.
   - Так вот, значит, какие они, сирены?! - восхищенно пробормотал Гомер
себе под нос. - Что же теперь я смогу кое-что рассказать потомкам...
   Когда эхо  поповского  крика  заблудилось  где-то  в  колоннах  храма
Аполлона  и  появилась  возможность  заткнуть  рот  истерично   вопящему
Гераклу, а заодно и привести в чувство Немертею, впавшую в легкий транс,
кавалькада путешественников продолжила свой путь к постоялому  двору.  К
счастью для Дельф, улица впереди  оказалась  совершенно  пустынна,  и  у
Попова просто не возникло шанса устроить городу слегка урезанную  версию
гибели Помпеи.
   В  дальнейшем  вечер  обошелся  без  приключений,  если  не  считать,
конечно, того, что трое друзей никак  не  могли  привыкнуть  к  выходкам
Геракла. Впавший в детство сын Зевса то норовил  попасть  куриной  ногой
точно по лысине пожилого грека,  что  сидел  за  соседним  столиком,  то
старался плюнуть с пяти метров в амфору с вином, а  под  конец  ужина  и
вовсе принялся гоняться за  античной  официанткой,  доказывая,  что  эта
бедная, ни в чем не повинная девушка является его няней и просто обязана
провыть ему на ночь хоть одну колыбельную песню.
   В итоге Геракл под конвоем Немертеи был отправлен в  снятые  на  ночь
комнаты, что в свою очередь  послужило  причиной  новой  трагедии.  Сеня
Рабинович, оставленный без предмета  воздыхания,  опечалился  настолько,
что даже отказался пить и ушел в свой номер, обозвав подвернувшихся  под
руку Жомова с  Поповым  алкашами  и  безмозглыми  идиотами.  Жомова  эти
ласковые прозвища не впечатлили, а вот у  излишне  ранимого  Попова  они
вызвали приступ депрессии. Андрюша, в свою  очередь,  обозвал  Жомова  с
Рабиновичем идиотами и ушел в свою  комнату,  сказав  на  прощанье,  что
лучше в одной ванной с барракудой купаться, чем с Сеней и Ваней в  одном
отделе работать.
   Гомер, который и до этого таскался  за  Поповым,  как  будто  скотчем
приклеенный, увидев душевное состояние своего предполагаемого учителя по
вокалу,  посчитал  несопоставимым  с  честью  великого  античного  поэта
оставаться в  обществе  его  обидчика  и  покинул  помещение  следом  за
сэнсэем. Ваня таким демаршам друзей поначалу страшно обрадовался, решив,
что теперь ему по крайней мере больше выпивки достанется, но  оказалось,
что задаром только уксус сладкий, а вот в одиночку пить - как-то даже  и
не весело. На всякий случай Жомов осмотрелся по сторонам,  надеясь  если
не выпить, так хоть  подраться  с  кем-нибудь,  но  ни  одной  достойной
кандидатуры в пределах видимости не оказалось, а гонять мух  монтировкой
Ваня как-то не привык. Горестно вздохнув, Жомов забрал с  собой  остатки
вина в номер и обернулся, чтобы поискать, куда запропастился Горыныч.
   Оказалось, что трехглавый сушеный птеродактиль пристроился на  уголке
одного  из  столов  и  вел  достаточно  оживленную  беседу  с   каким-то
подвыпившим седоволосым греком в белоснежной  тунике.  Ахтармерз  что-то
возбужденно доказывал, чувствуя себя в Элладе словно рыба в воде. Дело в
том, что как бы это ни  показалось  странным,  но  никто  из  греков  не
удивлялся встрече с говорящим трехглавым  драконоподобным  иномирянином.
Вот и седовласый незнакомец лишь поинтересовался, подобно  Немертее,  не
титанид ли он, а в остальном не выказал совершенно  никакого  изумления,
наблюдая, мягко говоря, странного собеседника.
   - Познакомься, Иван,  -  Горыныч  махнул  правой  головой  в  сторону
Жомова, левой  -  в  направлении  своего  оппонента.  -  Это  тот  самый
знаменитый Сократ...
   -  Ну,  не  такой  уж  я  и  знаменитый,  -  скромно  потупил  голову
седовласый. - Узнают, конечно, на улицах, что я Сократ...
   - Да мне плевать, хоть двести крат, - буркнул в ответ Ваня,  все  еще
пребывающий  не  в  лучшем   настроении,   и   обернулся   к   Горынычу,
поперхнувшемуся от удивления. - Короче, керосинка болтливая, марш быстро
в  номер.  Тебя  одного  оставлять  нельзя.  Или  опять  всю   гостиницу
переломаешь, или полгорода, как в Камелоте,  спалишь,  -  и,  схватив  в
охапку обидевшегося Ахтармерза, пригрозил:
   - Ты у меня только  попробуй  тут  раздуйся.  Будешь  потом  полжизни
вместо дирижабля над Дельфами туристов катать.
   Горыныч тут же сообразил, что сейчас с Ваней  лучше  не  пререкаться.
Поэтому сопротивления при задержании  не  оказывал.  Он  лишь  перекинул
длинную шею через Ванино плечо,  прощаясь  с  недавним  собеседником,  а
потом пробормотал себе под нос, что в его мире даже второгодники  знают,
кто такой Сократ, а уж гуманоидам просто должно  быть  стыдно  не  знать
своего великого предка. Сказал так, словно обидеть Жомова хотел,  только
вот на Ваню эта тирада не произвела ровным счетом никакого  впечатления.
Ему на самом деле было безразлично, кто  разговаривал  с  Ахтармерзом  -
Сократ, Панкрат или Домкрат. Да и какое значение может иметь чье-то имя,
когда запланированная и предвкушаемая попойка таким бессовестным образом
обламывается? В такие моменты Ваня Жомов, как и любой нормальный  мужик,
плевать хотел на философию с ее прародителями, историю с ее загадками  и
литературу с ее печатными буквами, вместе взятые!
   Забросив Горыныча в  комнату  к  Попову,  Ваня  вернулся  в  свою  и,
устроившись на довольно удобном топчане, принялся потягивать вино  прямо
из огромной амфоры, задумчиво глядя в потолок и прислушиваясь к  сопению
Геракла. Вот так и не заметил, как высосал из амфоры двадцать литров,  и
тут же, будто невинный младенец, заснул, видя во сне исключительно тир и
безумную комбинацию из Рабиновича, Попова, Геракла и собственной тещи  в
качестве грудных мишеней.
   Утром, вместо петухов, будильника или сигнала тревоги, средством  для
всеобщей побудки решила поработать Немертея. Встав по обыкновению  рано,
правдолюбивая девушка в порядке утреннего моциона решила прогуляться  по
анфиладе  внутреннего  дворика.  Подышать  чистым  воздухом,  улыбнуться
первым лучам солнца, насладиться прохладой, тишиной, утренним  покоем  и
все такое прочее. Но вот тут-то, коварно затаившись за углом, ее и ждала
очередная подлость человеческой натуры!
   Выйдя на анфиладу, Немертея не прошла  и  пары  шагов,  как  едва  не
столкнулась  с  девчушкой  лет  девяти  на  вид,  усердно   надраивавшей
мраморные плиты пола. Ласково улыбнувшись, титанида похвалила малютку за
усердие, старание и трудолюбие, а также пообещала, что если она и дальше
будет такой умницей и помощницей родителям, то Гера  непременно  сделает
для нее что-нибудь приятное. Например, пошлет хорошего мужа. После  этих
слов и  сама  Немертея  мечтательно  закатила  глаза,  представив  такую
хорошую награду, и начала подумывать о том, не взять ли самой  тряпку  в
руки, но тут девчушка неожиданно опустила  ее  с  небес  на  землю.  Так
сказать,  с  олимпийского  пьедестала,  да  мордой  прямо  в   тест   на
допинг-контроль!
   - Ой, тетенька, на фига мне муж? - всплеснула руками  малышка.  -  Вы
лучше скажите своей Гере, пусть она моей  мачехе  другого  мужа  пошлет,
потому что эта корова старая только и делает целыми днями, что  валяется
на папиной кровати, а я вкалываю,  как  колхозница  на  посевной.  Может
быть, когда мачеха с другим мужем смоется, я хоть  недельку  отдохну.  В
Артек съезжу или в крайнем случае на Кипр.
   Нетрудно себе представить,  что  тут  началось.  Первые  пару  секунд
правдолюбивая титанида просто стояла на  анфиладе,  беспомощно  открывая
рот, а затем, круто развернувшись, помчалась  внутрь  постоялого  двора,
прямо в хозяйские покои. Без стука распахнув дверь, Немертея ворвалась в
спальню и начала в извращенно-тактичной  манере  сыпать  нелицеприятными
выражениями, из которых хозяин трактира и его  жена  поняли  лишь  одно:
"Ребенок  имеет  право  на   отдых,   на   взаимопонимание,   любовь   и
самовыражение!"
   Неизвестно,  чего  бы  еще  в  праведном  гневе  наговорила  хозяевам
Немертея, но от остальных ужасов  культурной  речи  их  спас  Рабинович.
Проснувшись от истошного крика своего  нового  увлечения  и  решив,  что
правдолюбицу  атакуют  никак  не  меньше  эскадрильи  горгон,  батальона
минотавров и флотилии гидр, Сеня мгновенно бросился ей на выручку,  чем,
собственно  говоря,  спас  владельцев   постоялого   двора   от   тихого
помешательства. Правда, после этого инцидента никакой речи быть не могло
о том, чтобы хоть слегка задержаться в трактире, но в планах  Рабиновича
подобной задержки и не было.  Быстро  собрав  вещи,  Сеня  без  завтрака
выгнал  друзей  на  улицу  и,   несмотря   на   яростное   сопротивление
оголодавшего за ночь Попова, повел всех к оракулу.
   Храм Аполлона, где  располагался  оракул,  при  близком  рассмотрении
оказался выдающимся сооружением, причем как в прямом, так и в переносном
смысле этого слова. Храм был действительно красив,  да  вдобавок  еще  и
возвышался над всем городом  почти  на  десяток  метров.  Словоохотливый
Гомер по дороге успел рассказать путешественникам,  что  на  самом  деле
Дельфийский оракул далеко не всегда стоял в храме Аполлона. Не так давно
жрецы, решив, что таскать на каждом празднике дары от оракула к храму  и
обратно довольно тоскливо, сочли необходимым исправить положение  раз  и
навсегда. Они совместили две реликвии в  одну,  изобретя  таким  образом
античный   религиозный   "шампунь-кондиционер".   Более   того,    чтобы
окончательно запудрить несчастному обывателю мозги, жрецы Аполлона еще и
придумали  оракулу  совершенно  дурацкое  имя   -   Пифия,   заявив   во
всеуслышание, что это имя им назвал сам бог. Жители  Дельф,  а  особенно
паломники, которым также надоело во время праздников носиться за жрецами
от одной святыне к другой, сделали вид, что поверили этой болтовне, и  с
тех самых пор Дельфийского оракула дразнят  Пифией  и  стоит  он  у  ног
статуи Аполлона.
   Андрюша Попов, горячо  убеждавший  друзей  обратиться  за  помощью  к
оракулу, от созерцания оного ожидал каких-либо необычайно одухотворенных
красот,  но  Пифия  оказался  всего  лишь  огромным  квадратным  камнем,
испещренным со всех сторон столь же  выдающейся  резьбой,  как  граффити
малолеток на стенах его подъезда. Удивленно осмотрев  кусок  гранита  со
всех сторон, Андрюша поник головой и остановился около Рабиновича.
   - Сеня, что-то я уже сомневаюсь, что обычный кирпич  может  высказать
умную мысль, - разочарованно вздохнул он. - Теперь я даже  не  уверен  в
том, что булыжники, хоть в Греции, хоть в Катманду, разговаривать могут.
   - А не уверен, так и нечего было приходить,  -  раздался  со  стороны
оракула писклявый  голос.  Попов  подпрыгнул  на  месте,  вызвав  мелкое
землетрясение  своей  тушей,  и  резко  обернулся,  чтобы  нос  к   носу
столкнуться со стариком в желтом хитоне. - Тута  тебе  не  театр  небось
какой!
   - Тьфу, хрыч старый, напугал до  полусмерти,  -  облегченно  выдохнул
Андрей. - Больше так не делай, а то ведь я с перепугу  и  рявкнуть  могу
Мало не покажется...
   - А вот этого не надо, - перебил его дедок. - Слыхал я  вчерась  уже,
что вы за погром в городе учинили. Бандиты этакие! Ущерб  кто  возмещать
будет?
   - Ты, отец, не офигел? - удивился Ваня, но Немертея перебила его.
   - Извините, почтенный Анхиос, но ни о каком возмещении ущерба и  речи
быть не может, - твердым голосом произнесла она, делая шаг вперед. -  Да
будет вам известно, что на нас напала орда  пьяных  приверженцев  партии
Диониса и мои спутники просто защищались.  Пусть  и  таким  неординарным
способом.