но затем выругался
и плюхнулся обратно.
   - На  хрена  мне  это  надо?  -  неизвестно  у  кого  поинтересовался
криминалист под удивленными взглядами друзей. - Хозяин, сюда. Быстро!
   Коротышка действительно появился перед столиком излишне буйных гостей
через секунду после крика Попова.  Андрюша  полчаса  ему  объяснял,  что
нужно цивилизованному человеку для принятия пищи, но ничего путного  так
и  не  добился.  Единственное,  на  что   оказался   способен   владелец
караван-сарая, это  принести  друзьям  ножи  и  огромные  ложки,  больше
напоминающие половники. Попов на  все  плюнул,  оставил  для  сервировки
стола режущие предметы, а остальное всунул обратно в руки коротышки.
   - Иди отсюда, чучело, - проговорил он. - И чтобы  больше  я  тебя  не
видел.
   Шеф заведения испарился с глаз долой, а менты  наконец  приступили  к
трапезе. Вино, конечно, не  водка  и  русской  душе  не  близко,  но  за
неимением лучшего и  оно  вполне  сгодилось.  Выпив  по  пиале  терпкого
кроваво-красного напитка,  трое  доблестных  сотрудников  удовлетворенно
вздохнули и принялись неспешно закусывать. Ваня, как  обычно,  попытался
быстренько  отправить  вторую  порцию  алкоголя  вслед  за  первой,   но
Рабинович вовремя успел выдернуть у него  из-под  рук  чайник  с  вином.
Жомов поворчал, но поскольку деваться было некуда, стал кушать и  ждать,
когда Сеня соизволит разлить еще по пиале вина.
   Как раз  в  тот  момент,  когда  дело  дошло  до  третьей  порции,  в
караван-сарай ввалился новый посетитель. Одет он был  в  белую  холщовую
куртку, такого же цвета и квинтэссенции  шаровары  и  подпоясан  красным
кушаком с прикрепленным к  нему  кривым  мечом.  Увидев  ментов,  он  на
секунду  застыл  на  пороге,  а  затем  бросился  прямиком  в  подсобные
помещения  никейской  забегаловки.  Ваня  вопросительно   посмотрел   на
кинолога, дескать, кто это был такой и что ему нужно, но  Сеня  в  ответ
только пожал плечами и вернулся к поглощению пищи. Минуты три  их  никто
не тревожил, а затем из-за портьеры показался  пузатый  коротышка,  след
подошвы берца  на  лице  которого  уже  начал  принимать  восхитительный
фиолетовый оттенок. Толстяк прокашлялся.
   - Уважаемые господа, минуточку внимания, - проговорил он, и разговоры
за столиками затихли. - Только что я получил известие о том,  что  среди
гостей нашего заведения находятся исключительные люди. Они пришли к  нам
с далекого севера, где, говорят, еще в ходу российский  рубль.  Все  эти
люди исключительно могущественные колдуны, маги и заклинатели джиннов. К
тому же их беспримерный героизм на поле боя уже стал притчей во  языцех,
да пошлет им Аллах соседей-алкоголиков...  -  Последнее,  впрочем,  было
сказано толстяком себе под нос. А вслух он произнес иное:
   - Позвольте вам их представить. - Хозяин забегаловки махнул  рукой  в
сторону ментов. - Вот они, эти выдающиеся люди!
   Все до единого посетители караван-сарая после  этих  слов  захлопали,
засвистели, заулюлюкали. Три особо оживленных сарацина вдобавок к  этому
еще и вскочили на ноги и затянули песню российских футбольных  патриотов
"Оле, оле, оле, оле! Россия, вперед!". Захмелевший Попов,  как  номинант
"Оскара", попытался встать и поклониться  в  ответ  на  приветствие,  но
Рабинович поймал его за штаны и усадил обратно. А Ваня Жомов рявкнул:
   - А ну, цыц все, в натуре. Дайте поесть спокойно.
   Посетители заведения  мгновенно  утихли  и  вернулись  к  продолжению
банкета, и лишь коротышка не хотел успокаиваться. Обратно на кухню он не
ушел.  Вместо  отступления  толстяк  занял  оборонительные  позиции   на
подмостках и терпеливо ждал, пока музыкант настроит инструмент, при этом
заранее закрывая владельца зурны свои  телом  от  тухлых  яиц  и  гнилых
персиков.  Ну  а  когда  музыкант  наконец  справился  с  этим,   хозяин
караван-сарая объявил:
   - А теперь в  честь  наших  гостей  Сектем-акын  сыграет  мелодию  их
родины.
   Коротышка отступил чуть в сторону, по-прежнему  оставаясь  поблизости
от музыканта, чтобы в случае крайней необходимости успеть  прикрыть  его
собой. Да, видимо, много он этому лабуху платил! Зурнист еще раз  тронул
струны своего инструмента, а когда в заведении  наступила  почти  полная
тишина,  виртуозно  выдал  "на  ура"  "Катюшу".  Ваня  несколько  секунд
морщился, как от зубной  боли,  а  затем  взвыл  в  голос  и  швырнул  в
музыканта медным тазом с остатками плова. Хозяин забегаловки,  никак  не
рассчитывавший на такие метательные снаряды, отскочил в сторону, и тазик
угодил точно в морду зурнисту. Хорошо, остатками плова, а не донышком.
   Музыканту, впрочем, этого хватило.  Выронив  из  рук  инструмент,  он
кувыркнулся через голову и остался лежать, запутавшись  в  портьерах,  а
остальные посетители, видимо, приняв Ванин бросок за часть  национальных
ритуалов, тут же полностью  завалили  музыканта  объедками  пищи.  Жомов
плюнул и улегся обратно на свое место.
   - Ты чего это? - удивленно поинтересовался у друга Рабинович.
   - А-а, ненавижу, в натуре, - огрызнулся омоновец. - Блин, как  кто-то
в Голливуде решил, что "Катюша" - наш национальный гимн,  так  теперь  в
каждом фильме про русских эту идиотскую музыку играют. Задолбали все уже
со своей простотой.
   - Понятно, - хмыкнул кинолог и  задумчиво  посмотрел  на  засыпанного
продуктами зурниста. - Ну, хоть поест теперь мужик на халяву.
   Попов согласился с другом, что это достойное  утешение,  и  продолжил
трапезу. Не возражал и музыкант, принявшийся обедать прямо на месте,  не
выбираясь из кучи продуктов. Зато хозяин забегаловки был против. Видимо,
имея с зурнистом какие-то свои счеты, он зло зашипел на него и,  вытащив
за  ноги  из-под  гастрономических  завалов,  увез  волоком  куда-то   в
подсобку. Посетители караван-сарая бурно поаплодировали этому номеру,  а
затем вдруг обнаружили, что в порыве страсти перекидали свои  заказы  на
сцену и теперь остались ни с чем.  Треть  посетителей  тут  же  обиженно
надула губы и вышла прочь, треть принялась тяжко  раздумывать,  заказать
ли еще что-нибудь или идти  домой,  а  представители  оставшейся  части,
видимо, самые ленивые, завалились спать  прямо  там  же,  где  до  этого
обедали.
   Ну  а  коротышка  праздничную  программу  заканчивать  не  собирался.
Видимо, в голове у него еще шевелились остатки мозгов, которые  он  пока
не подал посетителям в качестве деликатеса, и хозяин караван-сарая решил
доставить опасным гостям максимум наслаждения.  Просто  так,  на  всякий
случай. А то вдруг колдунам что-то не понравится, и они всю  забегаловку
по кирпичику разнесут! Выйдя на площадку  у  задрапированной  стены,  он
снова прокашлялся, а затем объявил:
   - А сейчас наш праздничный вечер, посвященный визиту северных имамов,
продолжит несравненная Фатима. Встречайте!..
   Та часть гостей, которая еще  раздумывала,  тут  же  отбросила  прочь
сомнения и засвистела, одновременно шлепая ладонями по  спящим  соседям.
Те подобную экзекуцию, естественно, терпеть не собирались, проснулись  и
поначалу попытались лезть в драку, так что Жомов  даже  обрадовано  руки
начал потирать, но затем, узнав, в чем дело, присоединились к  всеобщему
шуму. Орали они изрядно. По крайней мере, их воплей было достаточно  для
того, чтобы не только вернуть ушедшую треть обратно, но еще и заманить с
улицы новых посетителей.
   - Так чего, драться в общественном месте никто не будет? - спросил  у
Рабиновича раздосадованный омоновец.
   - Ваня, перед тем  как  в  Египет  попасть,  мы  в  маленький  отпуск
собирались, - вежливо напомнил другу Сеня, а затем рявкнул:
   - Мы еще до сих пор на отдыхе находимся. Поэтому брось  свои  замашки
новичка-пэпээсника и отдыхай!
   - А то ты не знаешь, какую форму отдыха  я  предпочитаю,  -  обиженно
буркнул Жомов.
   Кинолог хотел язвительно прокомментировать Ванины пристрастия, но ему
самым наглым  образом  помешали.  Наученный  горьким  опытом  зурнист  с
истинно восточным именем осторожно высунул нос из-за портьеры, посмотрел
по сторонам и попытался побренчать на  своем  инструменте,  но,  видимо,
получив  хорошего  пинка  под  зад,  пробкой  вылетел  почти   в   центр
караван-сарая  и  только  там  начал  исполнять  какую-то   замысловатую
мелодию.
   Гонитель талантов Ваня Жомов брезгливо поморщился и подумал о том, не
швырнуть ли в ресторанного лабуха еще чем-нибудь, но и этого сделать  не
успел.  Буквально  с  первых  аккордов  посетители  забегаловки   задули
масляные лампы у себя на столиках. Зал погрузился во мрак, и  освещенной
осталась лишь площадка у задрапированной стены. Вот туда и выплыла из-за
портьер объявленная коротышкой звезда программы. Ваня сначала  удивленно
открыл рот, затем протер глаза и лишь после того, как понял, что видение
не исчезнет, крамольно подумал о том, что рано женился.
   Впрочем, до мыслей об измене жене Жомов  так  и  не  дошел  (однолюб,
блин!), а грязные мыслишки, которые у него лишь на  миг  промелькнули  в
голове, разбежались по караван-сараю, и менее стойкие люди, чем служащие
российского ОМОНа, от этих дум начали пускать слюни. Ваня же,  преодолев
искушение, облегченно вздохнул и задумчиво  начал  выискивать  в  Фатиме
что-то такое, из-за чего мог бы сказать потом, что эта дамочка не в  его
вкусе.
   Сделать это было трудно. Не невозможно, поскольку для любого омоновца
ничего невозможного нет, но помучиться Ване пришлось.  А  вот  Рабинович
даже не напрягался. Внешне  невозмутимый,  как  и  положено  российскому
менту, кинолог слюни, конечно, не пустил изо рта, но  глядел  на  Фатиму
такими глазами, что если уж подобный взгляд не способен раздеть женщину,
то ее уже не разденет ничто!
   Как любит говорить сам Рабинович,  на  вкус  и  цвет  товарищей  нет.
Однако Фатима выглядела на самом деле очень впечатляюще. Все в ней  было
в меру, а в нужных местах даже чуть больше. Черноволосая  и  черноглазая
танцовщица кому-то показалась бы чуть полноватой, но  зато  двигалась  с
такой грацией и пластикой, какая не всякой кошке  даже  снилась.  И  все
время, пока Фатима исполняла свой номер, выделывая  на  радость  публике
животом самые невероятные пассы, в  караван-сарае  ни  один  посетитель,
кроме чмоканья губами, иных звуков не издавал. Первым заговорил омоновец
- ровно за мгновение до того, как Фатима снова скрылась за портьерой.
   - Нашел, блин! - радостно  провозгласил  он  на  всю  забегаловку.  -
Нашел, е-мое, мужики!
   -  Чего  ты  нашел,  Архимед  хренов?  -  рявкнул  Рабинович,  крайне
недовольный тем,  что  его  таким  бесцеремонным  образом  выдернули  из
сладких мечтаний.
   - Родинку у пупка! - Ваня выглядел так, словно был готов  от  радости
запрыгать на одной ноге. - Ненавижу родинки у пупка и не понимаю, как вы
можете даже смотреть на баб с такими дефектами. Извращенцы хреновы!
   Сеня от такого заявления не просто ошалел, а ошалел конкретно. Минуты
три, наверное, он мог лишь с тихим мычанием открывать и  закрывать  рот,
совершенно утратив способность к разговору. Потом, осознав, что выразить
Жомову свое мнение о  его  умственных  способностях  словами  так  и  не
сумеет, Сеня сначала покрутил пальцем у виска, а затем, когда и  это  не
подействовало, беспомощно махнул рукой  и  залпом  осушил  полную  пиалу
вина. Не чокаясь! Жомов хмыкнул.
   - Ну ты и алкаш,  -  восхитился  он  и  тут  же  последовал  Сениному
примеру. Правда, стараясь сохранить  пропорции  между  ростом,  весом  и
количеством поглощенного алкоголя, выпил не пиалу, а целый чайник.
   - Мог бы и мне глоточек оставить, -  буркнул  Анд-рюша,  тряся  перед
ухом медную винную емкость. -  Трактирщик,  чтоб  тебе  Аллах  обе  ноги
оторвал, вина сюда. Быстро!
   Трактирщик на зов не  явился,  зато  прислал  вместо  себя  достойную
замену - плавно виляя бедрами, чайник с  вином  ментам  вынесла  Фатима.
Увидев ее, все посетители караван-сарая тут же заулюлюкали и  попытались
если не ущипнуть девицу за мягкое место, то хотя бы по оному  пошлепать.
Однако Сеня обвел этих ценителей  женской  красоты  таким  выразительным
взглядом, что добрая половина поклонников танцовщицы выскочила прочь  из
забегаловки.  История  умалчивает  о  том,   что   именно   этим   людям
померещилось во взгляде кинолога и куда они после того, как  встретились
с Сеней глазами, подевались, но на следующее утро на  никейском  главном
минарете имени Последнего Неверного появился  длинный  список  пропавших
без  вести  людей  с  надписью:  "Их  разыскивают  жены.  Кто  увидит  -
передайте, пусть лучше не возвращаются!" Впрочем, это было утром. А  оно
пока не наступило. Зато наступила Фатима. Прямо на ногу омоновцу.
   - Здравствуй, красавчик, -  напевно  проговорила  она,  наклоняясь  к
Ване. - Как тебя зовут?
   Жомов, которому достался страшный удар декольте  по  стойкой  морали,
несколько секунд не  моргая  смотрел  в  вырез  топа,  затем  растерянно
оглянулся, пытаясь понять, к кому обращается девица. И лишь осознав, что
Фатима говорит именно с ним, начал заикаться.
   - Р-р-рабинович! - неожиданно рявкнул  он.  Сеня  от  такой  наглости
оторопел.
   - Так ты еврей? - удивилась девица.
   - Это я еврей! И я Рабинович, - завопил кинолог, тщетно пытаясь пнуть
Ивана ногой, на которой сидел.
   - Я и так вижу, что  ты  еврей,  -  фыркнула  танцовщица,  бросив  на
сохнущего на глазах Ромео лишь мимолетный взгляд и  сконцентрировав  все
внимание на омоновце. - Неужели и ты еврей, красавчик? Что-то не похож.
   - Похож! То есть, конечно, нет, - запутался Жомов. - Русский я.  -  И
зачем-то ткнул пальцем в Попова:
   - А он наполовину хохол.
   - Никогда не слышала о таких народах, но уже и то хорошо, что  вы  не
евреи. - Фатима сделала такой глубокий вдох, что  ее  декольте  едва  не
выбило из головы омоновца остатки моральных устоев. - Так  как  же  тебя
зовут, русенький?
   - Дурная башка его зовут! - встрял в разговор Сеня, взбешенный  двумя
обстоятельствами. Во-первых, тем, что Фатима нагло  липла  к  Жомову,  у
которого, как всем известно, в отличие от  некоторых,  собственная  жена
есть. А во-вторых, Рабиновича покоробила неприязнь  девки  к  евреям.  В
конце концов, все к сынам Израилевым, значит, нормально относятся, а эта
швабра что-то против имеет! Впрочем, Фатиму его  душевное  состояние  не
интересовало. Снова лишь стрельнув по Рабиновичу мимолетно-неприязненным
взглядом, девица спросила у омоновца:
   - Милая Дурная  Башка,  почему  ты  разрешаешь  каким-то  там  иудеям
находиться в своем обществе?
   - А вот это тебя не касается. - Жомов умел и за друзей обижаться. - И
вообще, бабонька, шла бы ты отсюда. У меня жена и трое детей  по  лавкам
титьку просят.
   - Одна жена? - деловито поинтересовалась танцовщица.
   Ваня, хоть и не собирался с  ней  больше  общаться,  невольно  кивнул
головой. Фатима рассмеялась:
   - Ну так я младшей женой буду. А дитятей твоих выкормим. Груди у меня
функциональные. Можешь потрогать. Только недолго, люди смотрят.
   Жомов невольно протянул обе руки к предполагаемым объектам  досмотра,
но, вовремя опомнившись, отдернул их так,  будто  по  пьянке  в  туалете
чужой  инструмент  для  справления  нужды  из  ширинки  вытащил.  Девица
удивленно посмотрела на него и еще на пару сантиметров выдвинула из топа
груди. Науке неизвестно, что в таких  случаях  может  натворить  женатый
омоновец.  Самые  лучшие  психоаналитики  и  психиатры  отдали  бы  свои
гипнотические маятники за возможность лишь одним  глазком  взглянуть  на
этот эксперимент, но, во-первых,  в  караван-сарай  их  никто  бы  и  не
пригласил. А во-вторых, Жомову не пришлось  дальше  испытывать  крепость
своих нервов, так как в забегаловку ввалилась  целая  толпа  вооруженных
сарацин.
   Зверского вида аборигены в белых одеяниях, красных чалмах  и  кушаках
такого же цвета вмиг выстроились вдоль главного прохода, оттесняя прочих
посетителей от  ментов.  Облегченно  вздохнув,  Ваня  вскочил  с  места,
отцепляя "демократизатор" от  пояса.  Злой  Рабинович  тут  же  оказался
рядом, да и криминалист не подвел - ровно через секунду  вырос  рядом  с
друзьями, с дубинкой в руках и бараньей ногой  между  крепких  челюстей.
Трое ментов приготовились к драке, но изувечить кого-нибудь в  этот  раз
им не  довелось.  Следом  за  стражей  в  караван-сарай  вальяжно  вошел
чернобородый мужик, одетый в шитый золотом халат. Подойдя к  ментам,  он
склонился в почтительном поклоне.
   - Великий Кылыч-Арслан,  да  благословит  Аллах  плодородием  полторы
тысячи его жен, просит уважаемых  чужестранцев  посетить  его  крохотный
дворец, да пошлет Аллах пылесос в каждую из полутора тысяч комнат, -  не
разгибаясь,  проговорил  бородач.  -  Несравненный  султан  сельджукский
завтра отбывает в Каппадокию и нижайше просит вас посетить скромный пир,
да не даст Аллах испортиться всем полутора тысячам перемен блюд, которые
приготовлены в честь этого события.
   - Мужик, вали отсюда, - фыркнул в ответ Жомов. - Мы уже и так пируем.
   - Не обращайте на него внимания, он в подворотне  воспитан,  -  ткнув
Ивана локтем в бок, улыбнулся Рабинович посланнику  султана.  -  Конечно
же, мы принимаем приглашение. Показывайте дорогу!
   Все время  пути  до  дворца  сельджукского  султана  Сеня  с  Жомовым
ругались. Рабиновичу никак не удавалось убедить омоновца, что к местному
пахану  они  пошли  не  из-за  Сениной  трусости,  а   из   политической
необходимости. Особенно усложняло задачу то, что кинолог и сам был готов
кое-кого покусать, словно его верный пес, за то,  что  Фатима  предпочла
омоновца изысканному еврею. Это до чего же грубым человеком нужно быть?!
   В общем, Сене пришлось очень  постараться,  чтобы  не  дать  омоновцу
перебить  сопровождающих  и  спокойно  дойти  до  дворца  Кылыч-Арслана.
Собственно говоря, и ежу было понятно, зачем отправился на  эту  встречу
Рабинович. Дураком кинолога назвать вряд ли кто решился бы.  Сеня  очень
быстро умел ориентироваться в обстановке и сейчас прекрасно понимал, что
основные силы крестоносцев еще далеко и все окрестные земли  подчиняются
сельджукскому султану. А что может способствовать  максимально  быстрому
путешествию в Палестину по земле сарацин, кроме сопроводительной  бумаги
от их Главного Начальника?.. Вот  Сеня  и  хотел  добиться  того,  чтобы
Кылыч-Арслан устранил все препятствия на их пути.
   Жомов успокоился и перестал называть Рабиновича "лохом" только тогда,
когда впереди показались ворота дворца сельджукского  правителя.  Как  и
все восточное, на взгляд нормального мента, они были  слишком  пестры  и
вызывающи, но  никто  со  своим  уставом  в  чужой  монастырь  лезть  не
собирался. Поэтому друзья ворота не обгадили, а просто  вошли  внутрь  и
проследовали за сопровождающим в пиршественные покои.
   Обеденный зал султанского дворца от убранства караван-сарая мало  чем
отличался. Разве что размерами да общей стоимостью ковров. А в остальном
атмосфера  пиршественного  зала  целиком  и  полностью   соответствовала
туземному колориту. Гостей у Кылыч-Арслана собралось немало,  не  меньше
батальона, по оценке Жомова, и  все  они  дружно  обернулись  в  сторону
вошедших в  зал  ментов.  Танцовщицы  в  центре  зала  тоже  замерли,  с
любопытством разглядывая чужестранцев. Сеня  не  оставил  их  взоры  без
внимания и тут же отметил для себя пышногрудую блондиночку, невесть  как
затесавшуюся в строй черноволосых девиц. Впрочем, рассмотреть ее получше
он не успел - из  глубины  зала  навстречу  друзьям  поднялся  худощавый
сарацин со стриженной под Ильича бородкой.
   - Здгавствуйте, товагищи!  Пгисаживайтесь,  -  картавя  произнес  он,
указывая ментам на ковер около своего стола. - Извините,  что  обходимся
без стульев, но их отменили, как пегежиток бугжуазной  Евгопы.  Так  что
пгиучайтесь  жить  пгосто,  по-нагодному.  Что  будете?  Водочки   нету,
матгосня выпила, зато винища навалом. Ггеческого или гимского? А  может,
"Букет Кубани" пгедпочитаете?
   - Ни хгена... - изумился Жомов,  невол