олучать всяческие нагоняи от жены, смутить было трудно
   - Девушка, вы перестаньте  тут  на  представителей  власти  орать,  -
категоричным тоном потребовал он. - А то сейчас  свяжем  вас  обратно  и
оставим тут валяться.
   - Давайте, вяжите! Творите несправедливость дальше, - завопила  между
тем девушка. - Вы ведь  только  и  можете  каждый  спор  в  свою  пользу
физической силой аргументировать. А вы  когда-нибудь  задумывались,  что
случится с миром, если каждый в нем будет жить по  собственным  законам,
не подчиняясь никакой высшей справедливости?
   - Эк загнула, - усмехнулся омоновец. - Нам справедливость ни к  чему.
Ни высшая, ни низшая. У нас есть  устав,  есть  закон.  И  как  по  нему
полагается, так мы и поступаем.
   - Вань, оставь  ее,  -  Андрюша  дернул  Жомова  за  рукав.  -  Пусть
бормочет, что хочет, а мы дальше своей дорогой пойдем.
   - Конечно, сейчас вы  пойдете,  потому,  что,  кроме  меня,  вас  тут
устыдить некому и призвать к  ответу  по  справедливости  вас  никто  не
может, - возмутилась девица. - Но  придет  время,  и  я  добьюсь,  чтобы
каждый ответил за подлые  и  бесчестные  дела.  И  вы  в  том  числе!  -
разгневанная фурия повернулась к нашим  грекам.  -  А  ты,  Геракл,  что
делаешь в обществе этих подлецов, садистов и насильников?  Стыдись,  ибо
позоришь ты имя отца своего.
   После этой фразы девица круто развернулась и пошла прочь от лагеря, в
ту сторону, куда убежали  остатки  разгромленной  банды  басмачей  Зены.
Несколько  секунд  в  безмолвной  тишине  мы  все  смотрели  ей   вслед,
совершенно не понимая, какая муха постоянно кусает эту девушку за разные
интимные места, а затем Рабинович спросил:
   - Геракл, а ты разве ее знаешь?
   - Угу, - буркнул  тот.  -  Это  Немертея,  дочь  Нерея.  Ее  предков,
титанов, мой папанька в тюрьму посадил, а она  думает,  что  ему  просто
сфабрикованные факты подсунули. Вот с  тех  пор,  вместо  того  чтобы  в
океане плавать да петь, ходит по свету, собирает  всякие  доказательства
для помилования, а между делом все время лезет  туда,  куда  не  просят.
Теперь папаньке на меня стуканет
   - Так он же пропал, - удивился Попов.
   - Ничего. Она его все равно отыщет, - обреченно махнул рукой полубог.
   - Тогда, может быть, нам с ней пойти? - почти без  надежды  в  голосе
предложил Андрюша.
   - Не надо! Сами не маленькие, - рявкнул на него Жомов. - Нам это дело
поручили, мы его и выполним. Причем без помощи всяких мымр нечесаных.
   - Ну, не такая уж  она  и  мымра,  -  начал  было  защищать  Немертею
Рабинович и, поймав на себе удивленно-ироничный взгляд друзей, смутился.
- По крайней мере, прическа у нее вполне нормальная.
   Услышав это, Попов с Жомовым разразились просто диким хохотом. Я тоже
поначалу фыркнул, но затем вдруг  осознал,  что  смеются  они  над  моим
хозяином, а тот, пожалуй, впервые на моем веку не находит, что ответить.
Пришлось мне за Рабиновича заступаться.  Рявкнул  я  на  двух  гогочущих
идиотов, но они и бровью не повели. Пришлось Попова  слегка  цапнуть  за
ляжку. Он ойкнул, обиделся,  но  ржать  перестал.  А  следом  выдохся  и
Ванюша. Несколько секунд над поляной вновь висела  гробовая  тишина,  но
длилось это удовольствие недолго...
   - Молодой человек, а вы не подскажете, это дом номер семь? - раздался
позади Жомова вкрадчивый голосок. Это Зена подкралась к нему со спины  и
положила свою кувалдоподобную ручку Ване на плечо.
   - Нет! - истерично рявкнул Жомов, подпрыгивая на месте. -  И  вообще,
шла бы ты отсюда подальше, пока я тебя в участок не отвел.
   - Ой-ой-ой! Напугал, начальник, - тоном бывалой уголовницы произнесла
мужеподобная девица. - Давай, веди. А то я, наверно, что-нибудь в  твоем
участке не видела. - Зена развернулась и вихляющей походкой пошла  прочь
от лагеря, распевая во все горло  местный  блатной  хит:  "А  на  черной
скамье, на скамье подсудимых..."
   Атаманша разбойников вернулась на поле битвы и принялась приводить  в
чувство своих контуженных ментами  подчиненных.  Выглядели  эти  остатки
разгромленного войска крайне убого, и мои спутники перестали обращать на
них внимание, принявшись  инспектировать  брошенный  лагерь.  Мой  Сеня,
естественно, искал среди трофеев  что-нибудь,  что  могло  заменить  ему
утрату алмазов, Попов бросился к костру спасать кабанчика, а Ваня просто
шатался по лагерю, проверяя на прочность все, что попадалось под руки. В
итоге переломано было все, за исключением небольшой бронзовой статуэтки,
которую Ваня просто расплющил о ближайший валун. Я  больше  наблюдал  за
друзьями, чем за остатками разбойничьей армии,  но,  когда  бандиты  под
предводительством Зены принялись собирать оружие, разбросанное  на  поле
боя, я предостерегающе зарычал. Сеня обернулся в сторону  разбойников  и
рявкнул:
   - А ну, хватит тут шастать! Марш все отсюда, чтобы я вас не видел и в
кошмарных снах.
   - А чего вы  кричите-то?  -  раздался  в  ответ  откуда-то  из  толпы
плаксивый голос. - Вещи наши отдайте.
   - Иди да забери, - добродушно усмехнулся Жомов, не обнаруживший среди
пожитков разбойников абсолютно ничего интересного для себя.
   Некоторое время в армии Зены было заметно нервное шевеление.  Кого-то
пихали локтями, кто-то толкался сам, а  некоторые  даже  пинка  получить
успели и, пулей вылетев из строя, бочком стали  приближаться  к  некогда
своему лагерю, отбитому нами у них  с  боем.  Мы  сидели  неподвижно,  с
одинаково кривыми улыбками наблюдая за приближением разбойников. Подойдя
ближе, бандиты горестно вздохнули, глядя на огромную кучу хлама  -  все,
что осталось от их имущества.
   - Эх вы, варвары. А еще менты  называетесь,  -  плаксиво  пробормотал
один из них.
   - Ты мне языком потрепи еще. Сейчас я тебе его мигом на шее завяжу, а
потом за этот  же  самый  твой  болтливый  язык  на  дерево  подвешу,  -
оскалился Жомов. - А ну-ка цыц все отсюда, пока у ваших чайников донышки
не повышибало.
   Ваня  начал  подниматься  с  места,  угрожающе  отстегивая  от  пояса
дубинку. Два делегата по сбору утиля сначала попятились от него, а затем
резко  развернулись  и  помчались  под  крылышко  своей   атаманши.   Та
испепеляюще посмотрела в нашу сторону и,  что-то  пробормотав  себе  под
нос, собрала остатки собственного воинства  в  строй  и  парадным  шагом
вывела их через служебную дверь... То есть  я  хотел  сказать,  по  едва
заметной в лесу тропинке.
   Только после этого мои спутники вспомнили о брошенных  без  присмотра
лошадях. Ну и, естественно, заставили меня за ними  гоняться,  поскольку
после поповской пародии на вой сирены бедные клячи разбежались кто куда.
Хоть я и не хотел бегать за кобылами, но делать  это  все  же  пришлось,
потому что после издевательств Андрюши  с  Ваней  над  моим  хозяином  я
просто не мог своим неподчинением нанести ему еще одну душевную  травму.
Во всей этой кутерьме радовало только одно - поповские клячи как застыли
посреди поляны, так никуда и не  двигались.  По  крайней  мере,  хоть  с
телегой мне возиться не придется.
   Пока я загонял лошадей, а мои спутники  их  ловили,  Андрюша,  ехидно
ухмыляясь и издеваясь над нашими мучениями, не спеша, вразвалочку шел  к
своей повозке. Краем глаза я видел, как он  пытается  повести  за  собой
коней, взяв их под  уздцы,  но  меланхоличные,  послушные  лошади  вдруг
превратились в упрямых ослов, и не только не желали сдвигаться с  места,
но и вовсе не замечали присутствия конененавистника Попова.  Как  Андрей
ни старался, сдвинуть свою колесницу хотя бы на  миллиметр  он  не  мог.
Наконец терпение криминалиста лопнуло.
   - Сеня, сделай же что-нибудь, - заорал он - Эти твари проклятые  меня
не слушаются!
   - А ты поцелуй их в лобик, - съехидничал  Рабинович.  -  Может  быть,
после твоих слюнявых губ  они  к  тебе  любовью  воспылают  и  шелковыми
сделаются.
   - Да пошел ты... в "аквариум" дежурным, - обиделся Андрей  -  У  меня
проблема, а этот гад еще прикалывается.
   - Ладно, не грусти. Сейчас помогу,  -  и  Сеня  с  ироничной  улыбкой
направился к колеснице.
   Однако, как он ни старался, лошадей сдвинуть с места  тоже  не  смог.
Более того, они вообще ни  на  что  не  реагировали.  Просто  стояли  не
шевелясь посреди поляны и тупо смотрели  перед  собой.  Рабинович  их  и
гладил, и шлепал, и за хвосты дергал, но все оказалось  бесполезным.  Не
помог сдвинуть лошадей с места ни экстренно созванный консилиум из  всех
членов нашей экспедиции, ни даже мои истеричные  прыжки  и  завывания  у
коней  под  брюхом.  Лошади  просто  окаменели.  А  когда  все   способы
воздействия на  них  были  испробованы,  на  поляне  наступила  гробовая
тишина. Вдруг  Рабинович  встрепенулся  и  посмотрел  на  Попова  дикими
глазами.
   - Эх, твою мать,  Андрюха!  -  истерично  заорал  он.  -  Что  же  мы
творим-то такое? Кони в коме, того и гляди сдохнут,  а  мы  тут  ерундой
страдаем. Марш быстро к телефону, реанимацию вызывай!..
   Перепуганный криминалист подскочил на месте.  Глаза  его  расширились
так, что можно было легко через них остатки мозгов в его голове увидеть.
Попов подскочил на месте, крутанулся  вокруг  собственной  оси,  пытаясь
высмотреть ближайший телефон, и вдруг  замер.  Дошло  наконец,  что  мой
хозяин за прикол отыгрался?!
   - Ах ты, гад! Приколол, значит? - выдохнул Андрюша  под  дикий  хохот
Сени и Ивана и вдруг истошно заорал, вызвав лавину в ближайших горах:
   - Убью за такие шутки, ментяра поганый!
   И не успел он закончить фразу, как лошади  встрепенулись,  заржали  и
понесли. Ох, не знаю, чем бы закончилось наше путешествие, окажись перед
взбесившимися конями не Ваня Жомов, а кто-нибудь другой. Ну а наш бравый
омоновец народ не подвел. Увидев несущихся на себя коней, Ваня подавился
смехом, а затем просто задрал вверх единственную  в  колеснице  оглоблю,
едва не заставив коней подавиться  удилами.  После  этой  ласки  лошадки
мгновенно успокоились. Ну все! Теперь можно ехать дальше...
 
Глава 6 
 
   Несмотря на то  что  приближался  вечер,  ночевать  в  бывшем  лагере
разбойников никто не хотел.  Во-первых,  слишком  уж  вокруг  намусорено
было. А во-вторых, даже Арес, которому поклонялись  грабители,  вряд  ли
знал, что у них на уме. Вдруг они снова где-нибудь  соберутся,  осмелеют
на ночь глядя и, решив, что одной порции тумаков им  маловато,  надумают
вернуться. Придется  тогда  перед  сном  часовых  выставлять,  а  людей,
которых на пост поставить можно, - раз, два да  обчелся.  Если  уж  быть
совсем точным, то это Жомов да Рабинович.
   На Попова из-за его лености и сонливости надежды было мало. У Геракла
хромала физическая  и-боевая  подготовка,  Гомер  со  своим  поэтическим
мировоззрением и вовсе в счет не шел. Мало ли чего?  Замечтается  ночью,
глядя на звезды и сочиняя  какую-нибудь  "Илиаду",  и  прощай,  свобода!
Даже, может быть, и с  головой  придется  раздружиться,  благодаря  мечу
какого-нибудь особо кровожадного разбойника. А такая перспектива  никого
не прельщала.
   Конечно, можно оставить в качестве часового Мурзика. Все-таки чутье у
него получше человеческого. Однако Рабинович быстро спустил с  небес  на
землю размечтавшихся о сторожевом псе путешественников, заявив, что  его
кобель, конечно, умница, но лесной житель и его провести  вокруг  пальца
сможет. На что пес  сразу  обиделся  и  повернулся  к  хозяину  хвостом.
Дескать, сторожи тогда сам, умник. Вот только  Сеня  ни  один,  ни  даже
вдвоем  с  Жомовым  дежурить  всю  ночь  не   собирался.   Поэтому   все
посовещались, и  Рабинович  решил  искать  на  ближайшем  горном  склоне
какую-нибудь пещеру, пробраться в которую незаметно будет крайне тяжело.
   Такое серьезное дело откладывать в долгий ящик  было  невозможно,  и,
быстро  собрав  недоеденный  ужин,  путешественники  двинулись  в  путь.
Естественно,  возвращаться  назад  никто  не  собирался.   Поэтому   вся
кавалькада невольно устремилась вслед за сбежавшей с поляны разгневанной
Немертеей. Сеня тешил себя надеждой догнать по дороге красивую поборницу
справедливости и объяснить девушке ее ошибку относительно  произошедшего
на поляне сражения с разбойниками. Именно поэтому  он  гнал  вперед  всю
кавалькаду, не останавливаясь даже для того, чтобы  осмотреть  горы,  до
тех пор, пока не начало смеркаться. Тут Рабинович вынужден был признать,
что Немертея как сквозь землю провалилась, разбив  все  его  надежды  на
мелкие осколочки.
   - Видно, не судьба, видно, не судьба, -  ерничая,  писклявым  голосом
пропел Попов, прекрасно понимавший, куда Сеня гонит лошадей. За что  тут
же едва не схлопотал по затылку. Рабинович буркнул себе под нос какое-то
непотребство и спешился, требуя от  друзей  немедленно  начинать  поиски
подходящей пещеры.
   Удобное место нашлось довольно быстро. Прямо над  границей  редеющего
леса пологий склон горы превращался в широкий скальный уступ, в  глубине
которого глазастый Гомер разглядел широкий вход в пещеру. Оставив Попова
с  Гераклом  сторожить   лошадей,   трое   остальных   путешественников,
естественно, в сопровождении Мурзика,  поднялись  на  уступ  по  широкой
скальной трещине в виде лестницы и остановились, чтобы перевести дух.  В
сгущающихся сумерках дорога внизу была почти не различима, хотя  силуэты
коней хоть с трудом, но еще угадывались.
   - Ладно, хватит прохлаждаться,  -  буркнул  Рабинович,  поднимаясь  с
валуна. - Скоро стемнеет, а нам еще наверх пожитки тащить, да и дров для
костра надо заготовить.  Пойдемте  посмотрим,  что  тут  нам  за  жилище
природа приготовила.
   В пещере было темно, словно в бездонном  сундуке  у  тети  Сони,  где
малолетний  Сеня  когда-то  давно  пытался  навести  ревизию   с   целью
экспроприации ценных  вещей.  Найти  ничего  он  там  так  и  не  успел,
поскольку провалился внутрь и был прихлопнут  крышкой.  Зато  тетя  Соня
нашла Рабиновича и вволю  предалась  воспитанию  племянника,  поочередно
таская его за уши,  лишая  супа  и  читая  нотации  на  идише.  Особенно
извращенным был  последний  вид  экзекуции,  и,  вспомнив  о  нем,  Сеня
невольно покрылся липким потом. Отвлек  его  от  тягостных  воспоминаний
Мурзик. Пес фыркнул, сдержанно зарычал и попятился из пещеры.
   - Чем тут так воняет? - скривился Жомов. - У нас в детдомовской кухне
приятней пахло, чем в этой дыре. И вы думаете, я тут ночевать останусь?
   - Я рядом, на уступе, еще одну пещеру заметил, - проговорил  в  ответ
Гомер. - Она поменьше этой. Может быть, там поуютнее будет?
   - Пошли посмотрим, - скомандовал Рабинович.
   Соседняя пещера действительно оказалась не такой большой, как первая.
А точнее сказать, была совсем мизерной,  поскольку  даже  в  сгущавшихся
сумерках можно было  рассмотреть  ее  заднюю  стену.  Впрочем,  если  не
рассчитывать на установку двуспальных кроватей, то пятеро человек  могли
в ней довольно сносно разместиться. К тому же в отличие от первой дыры в
скале, здесь абсолютно ничем не воняло.
   - Решено. Забираемся сюда, - вынес приговор Сеня. - Ваня, займитесь с
Гомером дровами, а мы спрячем где-нибудь лошадей и поднимем наверх вещи.
   Был бы  на  месте  Жомова  Андрюша  Попов,  он  бы  непременно  начал
брюзжать, выискивая себе занятие полегче. Но Ваня - парень детдомовский.
Работы в жизни, до того как  попал  в  милицию,  он  перепробовал  много
всякой-разной и не привык  отлынивать.  Молча  кивнув,  омоновец  слегка
подтолкнул вперед зазевавшегося греческого поэта и  отправился  вниз  по
склону в поисках сухого валежника. Рабинович поспешил  следом,  торопясь
побыстрее разгрузить колесницу и спрятать где-нибудь в  кустах  лошадей,
поскольку затащить  этих  кляч  на  горную  кручу,  да  еще  в  темноте,
совершенно не представлялось возможным.
   Попов, естественно, начал ворчать по поводу того, что нормальные люди
уже спят давно в теплых постелях и лишь он мотается бог  знает  где,  да
еще и вынужден по горам лазить с баулом на плече, будто  горный  вьючный
козел. Сеня терпел его стоны ровно до тех пор,  пока  Андрюша  не  начал
утробно-заунывным голосом акцентировать внимание пролетавших мимо сов  и
летучих мышей, указывая, кто именно вынуждает его  вести  столь  тяжелый
образ жизни.
   - Попов, ты не горный козел,  -  оборвал  стенания  друга  Рабинович.
Андрюша настороженно застыл с мешком в руках. - Запомни раз и  навсегда,
что  ты  эксперт-криминалист  нашего  родного  отдела  внутренних   дел,
временно откомандированный на спасение  вселенной.  А  это  значит...  -
Попов разомлел, а Сеня вдруг рявкнул:
   - А это значит, что ты хуже горного  козла!  Ты  хуже  даже  простого
деревенского козла, и будешь сейчас совсем плох, если не  заткнешь  свою
пасть и не займешься делом!
   - Сам ты психованый, - выдохнул Андрей и, взвалив себе на спину сразу
два мешка, потащил их в гору. - Тебя в гаишники переводить нужно.
   Для нормального мента такое предложение,  конечно,  было  неприкрытым
оскорблением, но Сеня благоразумно решил  сделать  вид,  что  ничего  не
слышал. Он посчитал, что пока Попов хоть что-то  делает,  его  лучше  не
тревожить, поскольку в противном случае  ворчливый  криминалист  мог  бы
просто объявить сидячую забастовку. Плюнув вслед довольно  ухмыляющемуся
Попову,  Рабинович  приказал  Гераклу  спрятать  где-нибудь  лошадей   и
покормить их, а сам, подхватив с земли мешок с припасами, пошел  наверх,
к пещере.
   Примерно через полчаса, когда над горами окончательно стемнело, перед
входом в пещеру полыхал маленький, но жаркий костерок, на котором  Попов
разогревал жаркое. Мешки  с  припасами  и  вином  были  свалены  в  углу
пещерки, а на ее полу практичный Жомов  соорудил  настил  из  веток,  на
котором  путешественникам  и  предстояло  провести  ночь.   Около   огня
собрались почти все члены героической экспедиции к вершинам  Олимпа.  Не
хватало только Мурзика, да и Геракл  еще  не  вернулся.  Гомер  сидел  в
сторонке, опасливо косясь на костерок.
   - Слушайте, а вам не кажется, что этот огонь покажет разбойникам, где
мы находимся, - кивнув в сторону леса, проговорил он.
   - Это было  бы  хорошо,  -  хрустнув  костяшками  пальцев,  счастливо
оскалился Жомов. -  Пусть  придут.  А  то  я  сегодня  что-то  слабовато
размялся.
   -  О,  удивись  же,  Эллада,  доблести   Вани-героя,   -   восхищенно
пробормотал себе под нос поэт.  -  В  битву  всегда  он  стремится,  сон
позабыв и усталость. Пусть же завидуют боги! Силой он равен титану...
   - Слушай ты, урод, - обидевшись, перебил его Жомов. - Если ты еще раз
меня с этим водонагревательным прибором сравнишь, я тебе ухо откушу!
   - Лучше глаз выдави, - меланхолично посоветовал Рабинович.
   Попов  хмыкнул,   а   Гомер,   опасливо   посмотрев   на   российских
милиционеров, отодвинулся от них подальше.  За  свою  недолгую  практику
общения с ними античный поэт уже успел понять, что с  ментами  лучше  не
связываться, и благоразумно предпочел заткнуться. А Жомов, тут же  забыв
о его существовании, посмотрел по сторонам.
   - И где мой курсант? - удивленно спросил он пустоту, а затем  рявкнул
во всю сержантскую глотку:
   - Геракл, строиться на вечернюю поверку!
   Попов прыснул  в  кулак,  представив,  как  простодушно  доверившийся
истязателю греческий полубог начинает рассчитываться  на  первый-второй.
Сеня, кивнув головой в сторону омоновца, покрутил пальцем  у  виска,  но
Иван ничего этого  не  заметил.  Он  подождал  пару  секунд,  напряженно
вглядываясь в темноту. А когда собрался воззвать  к  чувству  дисциплины
своего подопечного  еще  раз,  пригрозив  тремя  нарядами  вне  очереди,
запыхавшийся Геракл взобрался на скалу и вытянулся перед своим сэнсэем в
струнку.  Жомов   самодовольно   улыбнулся   и   приготовился   отчитать
подопечного за излишнюю медлительность, но в этот момент где-то внизу, у
леса, зашелся истошным лаем Мурзик.  Рабинович  вскочил,  отстегивая  от
пояса дубинку.
   - Что за ерунда? - удивленно поинтересовался он.
   - Сейчас проверим, - процедил сквозь зубы Жомов  и  также  при